* * *
Для Мартина Грейнджера процесс прошёл настолько гладко, насколько можно было на это надеяться. Его жена, напротив, плохо реагировала даже на самые мягкие ментальные воздействия, и её ввели в магическую кому, пока целители пытались склеить её воспоминания воедино… по крайней мере, именно так целитель Смиз описывал то, что они делали. — Как мы уже с вами говорили, — объяснял Смиз, — разум – это ужасно сложный механизм. Даже самые незначительные нарушения могут нанести ему непоправимый ущерб. В случае вашего отца чары забвения реагировали именно так, как должны были, поэтому его память было легче восстановить… За последние два года Гермиона прочитала абсолютно всё, что попалось ей на эту тему. Она кивнула, когда информация совпала с тем, что было ей известно. — …но у вашей матери уже были повреждения от заклинаний, полученные много лет назад. Гермиона нервно ёрзала в кресле всё время, пока целитель говорил, но тут она замерла. — Какие повреждения? — Много лет назад, когда ваша мать ещё была ребёнком, на неё неоднократно накладывались чары забвения. Для Гермионы было очевидным, что с этим заявлением что-то не так. — Но… моя мать – магл. Смиз заёрзал в своём кресле. — Так, ладно… Я думаю, правильнее будет, если ваш отец прольёт свет на этот конкретный вопрос. Состояние его мозга ещё не позволяет допрашивать его, но он в сознании. Он устал и всё ещё немного не в себе, но готов к кратковременному визиту, если вы… — Я бы хотела увидеть его. Целитель, похоже, понимал, что она чувствует, потому услужливо провёл её в спальню наверху, которую до недавнего времени делили Венделл и Моника Уилкинс. Дверь со щелчком открылась. Смиз просунул голову внутрь и спросил: — Кэм? Мы готовы к визиту? — Впустите её, — ответил голос, принадлежащий целительнице Нгуен. Гермиона неуверенно ступила внутрь. Нгуен сидела с её отцом и проверяла его рефлексы. Целительница тихо прошептала своему пациенту: — К вам пришла ваша дочь, Мартин. Мистер Грейнджер поднял голову и встретился с ней взглядом. Гермиона увидела его… своего отца, сидящего в постели, одетого в бело-зелёный полосатый больничный халат магической больницы Муррумбурра. Он тихо сказал: — Гермиона… — Мисс Грейнджер, помните: его разум всё ещё довольно уязвим, — предупредила Нгуен. Женщина поднялась, чтобы дать им возможность побыть наедине, но, проходя мимо, наклонилась к Гермионе и прошептала: — Мы ещё не сообщили ему о вашей матери. Большая часть команды всё ещё работает над её состоянием… было бы неразумно расстраивать отца, пока его разум полностью не восстановится. — Я поняла. Спасибо. Как только целительница ушла, Гермиона медленно прошла к огромной кровати и опустилась на её край. — Как ты, папа? — Чувствую себя так, словно меня сбил трёхэтажный автобус, — признался он, но при этом не переставал улыбаться. — Мне сказали, что меня заранее проинформировали о том, что мне предстоит операция на мозг, но я, вероятно, просто не помню этого, учитывая то, что я только что пережил… Это сбивает с толку. — Они сообщили об этом Венделлу Уилкинсу, это точно! — призналась Гермиона со звонким смешком и пересела чуть выше, желая находиться ближе к отцу. — Я так рада, что с тобой всё в порядке… На его лице появилась знакомая кривая ухмылка. — Я всегда буду закатывать глаза на жалобы пациентов о том, как они чувствуют себя после анестезии… может быть и хуже… Она улыбнулась, взяла его руку в свою и сжала – отец ответил тем же. Мгновение спустя он нахмурил брови. — А где твоя мама?* * *
Спустя несколько часов Жаннетт по-прежнему находилась в магической коме, и команда целителей официально решила дать её сознанию передышку и сделать перерыв. Её должны были перевезти в магическую больницу Муррумбурра, где ей, вероятно, пришлось бы некоторое время побыть под наблюдением, поскольку они не слишком оптимистично оценивали её состояние. На самом деле, Гермионе недвусмысленно заявили, что её мать, скорее всего, уже никогда не будет той Жаннет Грейнджер, которую знала её семья. Как только состояние Мартина стало достаточно стабильным, целитель Смиз сообщил ему эту новость. Когда Гермиона пришла в следующий раз навестить его, мистер Грейнджер сидел на кухне, опираясь локтями на стол перед собой и пряча лицо в ладонях. — Пап? Он молчал. — Пап… мне так жаль. Спустя долгое время его глаза медленно вернулись в фокус, и Мартин вернулся в реальность. Обращаясь к дочери, он хрипло спросил: — Почему? — Я должна была. Меня преследовал психопат, Гарри и Рона тоже. Я знала, что они придут за вами, если я не спрячу вас. Они бы убили вас обоих без колебаний… История лилась из неё, как вода из фонтана: окрепший Волдеморт, поиск и последующее уничтожение крестражей и окончательная гибель Тёмного Лорда. На полный рассказ в деталях ушло некоторое время. На протяжении всего рассказа взгляд Мартина был прикован к дочери. Когда она, наконец, закончила, он ещё несколько минут сидел молча. Гермиона не нарушала его покой, понимая, что всё это – слишком. Она стала заваривать чай, и только после того, как подала отцу его чашку с напитком – именно таким, как он любил, – он отозвался: — Итак, это случилось снова… Опустившись в кресло напротив него и взяв в руки свою чашку, она спросила: — Что именно? — Волдеморт. Он снова восстал. Гермиона побледнела: — Ты уже знал о нём? Откуда? Я специально ничего не говорила, потому что не хотела, чтобы вы с мамой испугались и попытались… не знаю… забрать меня из волшебного мира, или что-то в этом роде… — Ты родилась в разгар первой войны. Как я мог не знать? Может, я сам и не волшебник, но было очевидно, что происходит. Даже после разрыва связей с моей семьёй… Поражённая, Гермиона повторила только: — Что? Мартин нахмурился. — Мне трудно вспомнить, что действительно происходило, а что нет… что реально, а что нет… Глаза его дочери наполнились сочувствием. — Всё в порядке, папа. Целители говорят, что это нормально и так будет ещё несколько дней. Ты через многое прошёл. Но его хмурый взгляд только углубился, и он опустил свою чашку с чаем. — Ты волшебница. — Правильно, — согласилась она. — Но ты узнала об этом только в одиннадцать лет, это тоже правильно? — Да. Он кивнул, когда воспоминания начали совпадать с реальностью. — Мы с Жаннетт были поражены. Она напомнила, лукаво улыбнувшись: — Я помню. Никто из вас и слова не мог проронить в течение нескольких минут после того, как профессор Макгонагалл пришла и всё объяснила. — Почему Минерва должна была приходить и что-то объяснять? — Ну, это обычный протокол для оповещения семей маглорождённых волшебников и волшебниц. Разве ты не помнишь? Иначе мы бы, наверное, выбросили письмо из Хогвартса, наверняка приняв его за глупый розыгрыш… Мартин снова нахмурился. — Но ты не маглорождённая. Это не совсем так. Сердце забилось немного быстрее, и она спросила: — Что ты имеешь в виду? Бедный мужчина выглядел растерянным. — Гермиона… что Жаннетт рассказывала тебе о твоём происхождении? — Моём происхождении? — повторила она. — Я точно не помню. Никто из вас никогда не знакомил меня с другими членами семьи. Мама была единственным ребёнком, и её родители умерли до моего рождения, ещё до того, как она познакомилась с тобой. То же самое было и с тобой. Нас всегда было только трое. Он глубоко вздохнул. — Нам нужно о многом поговорить… «Может, о чарах забвения, наложенных на маму несколько раз много лет назад?» — подумала она, отставляя чашку с чаем. — Когда я впервые встретил твою маму, она была яркой, красивой молодой женщиной, готовившейся к поступлению на стоматологический факультет. В то время я планировал стать бухгалтером, но она была такой очаровательной, что, слушая, как она рассказывает о своей профессии, я полностью поменял своё мнение и внезапно тоже стал учиться на стоматолога… — на его лице появилась грустная улыбка. — Твоя мать всегда была очень убедительным человеком. В течение некоторого времени я ухаживал за ней, а после предложил выйти за меня замуж, и она сказала, что согласна, но есть одно «но». У неё был секрет: её семья, происхождение, в ней текла кровь… волшебников, хотя сама она ведьмой не являлась. Гермиона слушала с восторгом, её взгляд был прикован к отцу. — Но у меня также был секрет, — продолжил он. — Я тоже был из семьи волшебников. Однако я из тех, кого называют сквибом. — Но ты… ты и мама… вы оба были так потрясены, когда узнали, кто я! — Ну, дорогая, поскольку никто из нас не владеет магией, это и было для нас настоящим потрясением. — Но должно же было быть что-то, что могло вас натолкнуть на эту мысль, раз вы знали, с чем имеете дело, — резко возразила она. — Случайный выброс магии? — Ты не делала ничего такого, — признался Мартин, — а то, что делала, не было чем-то особенным. Мы не обращали на это внимания. Поражённая, она настаивала: — Вы же не могли решить, что магия просто испарится… — Удивительно, но человек способен убедить себя в чём-угодно, если постарается, — возразил он, осушив свою чашку, и потянулся за чайником, чтобы наполнить её снова. — Мы оба боялись, что ты можешь быть волшебницей… и беспокоились, что если кто-то из наших дальних родственников узнает о тебе, то они могут попытаться забрать тебя у нас. И вот спустя годы мы окончательно убедились, что ты была совершенно нормальной, ведь в течение многих лет у тебя не было никаких магических всплесков, с которыми мы были знакомы. Именно поэтому мы и решили, что все случайные выбросы магии, которые случались в твоём детстве, были порождены нашими страхами. Гермиона вспомнила многочисленные случаи, когда она отчаянно пыталась скрыть любые магические выплески по мере взросления, боясь, что не сможет их объяснить. — А когда пришла профессор Макгонагалл… что было дальше? — Мы сразу поняли, что Минерва понятия не имеет, кто мы такие. Мы успешно скрывались от магического мира, таковым было наше желание. Она поверила, что ты маглорождённая, и мы притворились, что это действительно так. — Но почему вы никогда не рассказывали мне? Зачем было продолжать эту игру? — прошептала она, ощутив внезапную тошноту, а чай так и остался нетронутым на столе перед ней. — Вы позволили мне сформировать всю себя, основываясь на предположении, сделанном в школьном реестре Хогвартса? — Мы сделали это по той же причине, по которой ты лишила нас памяти, — ответил он, имея благородство хотя бы выглядеть виноватым, — чтобы защитить тебя. Ошеломлённая, она повторила: — Защитить меня? От чего? — У твоей матери было трудное детство, — объяснил он. — Отчасти поэтому она так сильно хотела уберечь тебя. Её отец – Макмиллан, также являлся волшебником, но он никогда не интересовался ею. Не думаю, что он вообще знал о её существовании. Её мать – твоя бабушка – сама была сквибом… ребёнок от союза Олливандера и Гринграсс… Все три фамилии были знакомы Гермионе в той или иной степени. — Но это значит, что мама технически была чистокровной. — Была, — согласился Мартин, затем поправил, — и есть. «Как только я подумала, что услышала уже всё…» — язвительно подумала Гермиона, а вслух произнесла: — Целитель Смиз сказал, что в детстве на неё накладывали чары забвения несколько раз… и именно поэтому сейчас она испытывает трудности с восстановлением… — Я знаю это, — признался мистер Грейнджер. — Я виделся с твоей бабушкой всего один раз и могу уверенно сказать, что её нельзя назвать приятной женщиной. Она умерла несколько лет назад. Жаннетт всегда подозревала, что её мать ненавидела её, потому что надеялась, что дочь родится волшебницей. Жестокость, с которой эта женщина относилась к твоей матери, просто… неописуема. Гермиона подумала о Гарри и его детстве, проведённом с Дурслями. — Но почему? Она сама была сквибом, зачем наказывать маму за то, что она тоже им была? — Олливандеры – гордая семья, они связаны с магией уже более тысячелетия и очень бережно хранят свои секреты. Жаннет точно знала, что, когда выяснилось, что твоя бабушка является сквибом, они стёрли из её памяти всё, что было связано с семейными тайнами. Позже, узнав о существовании Жаннетт, они пытались забрать её, пока не выяснили, что она тоже не владеет магией. — Это ужасно. — Они были не очень приятными людьми, — согласился Мартин. — Жаннетт всегда задавалась вопросом, не провела ли она несколько лет с ними, поскольку три года из своей жизни помнит очень смутно. В любом случае, определив, что она не волшебница, как и её мать, бабушка и дедушка стёрли и её память. Они также заставили их обоих взять другую фамилию, так как не хотели, чтобы сквибы носили их фамилию среди маглов. «Снова эта мания величия чистокровных…» — Гермиона недовольно сморщила нос. — Ужасно. Но раз уж ты об этом заговорил, я вспомнила, что мама всегда говорила мне, что её девичья фамилия – Оливьер. — Вариант, с которым она чувствовала себя комфортно до того, как взяла фамилию Грейнджер. Гермиона обдумывала всю эту информацию в течение нескольких мгновений, прежде чем задала вопрос: — А ты? Ты сказал, что ты тоже сквиб? — Я из рода Прюэттов, — подтвердил отец. — Сменил фамилию, когда уехал из дома в мир маглов. Хотя моя прошлая жизнь не была такой кошмарной, как у твоей матери, моя семья совсем не расстроилась, когда я их покинул. — Значит ли это, что мы родственники миссис Уизли? — спросила Гермиона, вспомнив, что рыжеволосая женщина однажды называла ей свою девичью фамилию. — Да, Молли – моя кузина. — Твоя кузина? — задыхаясь, спросила она. — Но… никто из вас никогда ничего не говорил! Мы встречались с Уизли год за годом, перед началом каждого семестра… — Мы с Молли никогда не были близки в детстве, и я уехал в мир маглов в шестнадцать лет – практически целую жизнь назад. Она меня не узнала, и я не хотел этого менять. Но, признаюсь, я забеспокоился, когда ты начала общаться с одним из её сыновей… Внезапная вспышка воспоминаний пронеслась перед глазами Гермионы: Рон не особо нежно щупал её, а она поспешно расстёгивала пряжку его ремня, желая добраться до того, что обтягивала передняя часть его брюк… решив утолить давление, нарастающее внизу живота… Но то, что сейчас сказал ей отец, означало, что она и Рон на самом деле троюродные брат и сестра. Гермиона почувствовала, как к горлу начала подниматься желчь, и изо всех сил постаралась сдержать её, отчаянно пытаясь вытолкнуть из головы эти воспоминания. — Ещё кое-что, — продолжил Мартин. Казалось, он чувствовал её дискомфорт, но Гермиона была уверена, что он не может догадываться о его причине. — Из-за твоего происхождения и потому, что ты сама волшебница, – технически ты чистокровная. Чувствуя себя неловко, девушка попыталась скрыть своё смятение и постаралась произнести как можно спокойнее, чтобы уточнить: — Это не имеет никакого значения… «чистокровная», «грязнокровка»… это всё одно и то же. Он возразил: — Это совсем не одно и то же, Гермиона. На самом деле, тебе было бы полезно навестить Молли. Так как она член Священных Двадцати Восьми, то сможет объяснить всё гораздо лучше, чем я. — Священных Двадцати Восьми? — Существует двадцать восемь чистокровных семей из Англии, Ирландии, Шотландии и Уэльса. Различие действительно довольно значительное. Гермиона молчала, не в силах придумать, что сказать. Два года назад она лежала на полу гостиной поместья чистокровных волшебников, пока другой чистокровный волшебник пытал её ради информации и ради забавы. Какие бы отличия, по мнению её отца, не были связаны с чистокровностью, для Гермионы это не имело никакого значения. Возможно, таково её происхождение, но это не означало, что она хотела этого. — Я знаю, тебе нужно многое обдумать и принять, — произнёс мистер Грейнджер, — но теперь, когда все тайны раскрыты, я действительно считаю, что тебе стоит поговорить с Молли. Резкий поворот головы дал понять, что Гермиона не желает соглашаться с этой идеей. — Может быть, когда я вернусь в Англию. Завтра они собираются вывести маму из комы… посмотрим, как она будет себя чувствовать. Миссис Уизли может подождать, мама сейчас важнее. Хотя он выглядел скорее недовольным, чем обнадёженным, Мартин лишь согласился: — Как скажешь.