Надежда на её любовь.

Флореа не могла уснуть половину ночи и постоянно ворочалась. Ночь всегда была, есть и будет, чем-то необычном, в том плане, что именно в это время появляются глубокие мысли, некая раскрепощённость в том плане, что Констанца вновь вернулась к мыслям о Себастиане, когда он увидел её в одном лишь полотенце. С утра она встала с непонятными ощущениями: волнения за то, что сегодня вечером ей идти на собеседование, ощущение чего-то неправильного из-за того, что она вновь допустила мысли о Стэне. По тишине в доме было понятно, что мама уже ушла на роспись здания. Флореа вышла на кухню, начиная готовить себе поздний завтрак. Себастиан проснулся достаточно поздно — около десяти часов утра, и несколько минут просто потягивался во все стороны, едва не мурлыча от удовольствия. Раздался негромкий, деликатный стук в дверь и голос Джорджеты: — Себастиан, сынок, просыпайся. — Я уже встаю, — отозвался Себастиан, и правда поднимаясь с постели. — Я сейчас приду, мам. Натянув спортивные штаны и футболку, он прошёл в ванную, умылся и взглянул на себя в зеркало. «Побриться бы», — подумал он. «Да ну, потом». Джорджета сидела за накрытым к завтраку столом и что-то читала в телефоне. — Доброе утро… Чего пишут? — спросил мужчина. — Да всё про то же… Про выборы, про Молдову, про твой фильм, — ответила Джорджета, откладывая телефон. — Давай тарелку, яичницы положу. Сыром посыпать? — Спасибо, мам, — ответил он, улыбаясь ей. — Да, это тебе не американская сухомятка, — заметила Джорджета, и Себастиан рассмеялся. — Ничего смешного, — сказала Джорджета, строго взглянув на сына, и тут же улыбнулась сама. Посмеиваясь, Себастиан взял в руку вилку и потянулся за кусочком хлеба. — Приятного аппетита, кушай, — женщина протянула ему тарелку. — Сегодня опять в гараже пропадёшь? И когда вы только повзрослеете оба. У Раду и жена есть, а всё как подросток с железками. — А что такого? Это его хобби. Не может же он всё время около Лянки сидеть, — проговорил Себастиан, пожимая плечами. — Не женился бы тогда, раз такой непоседа, — проворчала мать, глянув на сына. — У тебя вся одежда бензином пропахла. — Ну и что? — он с улыбкой взглянул на мать. — У меня сегодня другие планы. — Можно узнать, какие? — с любопытством спросила женщина. — Подарить цветы, — без зазрения совести ответил мужчина. — Как думаешь, получится? Все волнения были зря, потому что Констанцу приняли на работу, и из-за стресса и волнения девчонка очень проголодалась, что спешила в сторону дома со всех ног, где встретилась с Марко. Она и забыла, что они должны были вечером сходить в парк. Флореа пригласила парня к себе на кофе с пирогом. Она рассказала ему как всё прошло, и он порадовался за девушку. Констанца теперь была того мнения, что устроилась на работу не только из-за того, что постоянно сидеть дома скучно, но ещё и из-за одной причины, которая слишком часто вечерами посещала её голову. Это был Себастиан. Таким способом она посчитала, что сможет перестать думать о нём из-за дел. Идея преподнести Констанце цветы возникла в голове Себастиана внезапно, когда он почти уже спал. Перед сном он снова и снова прокручивал в мыслях разговор с Ритой и радовался, что в этот раз они не поссорились. Себастиан очень не любил ссориться с кем бы то ни было — и тем более с теми, кто ему был дорог. А Рита порой хотела драмы. То ли она так настраивалась на роль, входя в образ, то ли ей просто становилось с ним скучно. Но периодически она начинала скандалить буквально на пустом месте. Раньше, желая поскорее замять ссору, Себастиан старался её успокоить и задобрить каким-либо подарком, а подарки она принимала только дорогие. Цветы — исключительно белые тюльпаны, независимо от сезона и того места, где она и Себастиан в данный момент находились. Откровенно говоря, почти все знакомые девушки Себастиана были неравнодушны к цветам, и если при виде букета не прощали, то хотя бы давали возможность поговорить, соглашаясь выслушать. Не желая светиться в цветочном магазине, Себастиан заказал цветы к себе на дом, с намерением попозже отправиться с ним на улицу Ионеску в дом из розового туфа, и самолично отдать их Конти. Букет привезли через двадцать минут после того, как Себастиан подтвердил и оплатил заказ, и он был прекрасен. Голубые прохладные ранункулюсы, нежная гипсофила и нежная, словно дымка, зелень аспарагуса, перехваченные белой кружевной лентой. Себастиан надеялся, что Конти понравится. — Мам, я ушёл! — крикнул он в сторону материнской спальни. Она что-то ответила или спросила. Но Себастиан этого уже не слышал. Ноги сами принесли его к нужному дому. Он долетел, как на крыльях, и его сердце колотилось как бешеное. Первой из подъезда вышла Констанца, а за ней Марко, который смеялся во весь голос от приключения девушки, которое она рассказала ему из своей жизни. Они вместе стояли возле подъезда, а фонари ещё были выключены, поэтому их освещал только красивый закат оранжевого цвета. Магнитный замок запиликал. Себастиан услышал пронзительный писк прежде, чем вышел из-за угла. Тяжёлая металлическая дверь открылась и на улицу выпорхнула Конти: маленькая, тоненькая, лёгкая, словно птичка. Яркое пламя заката подсветило её волосы, сделав их из каштановых — ярко-медными, вызолотив кожу. Себастиан увидел это, даже не успев подойти к ней. А потом из подъезда вышел тот парень — её жених. Себастиан тут же остановился, прижавшись спиной к гладкой, нагретой дневным солнцем стене. Сказались всё-таки привычки, приобретённые во время съёмок. Так он и стоял, незримый для них, а они отчего-то очень весело смеялись, особенно парень. Стэн сжал кулаки, но тут же опомнился, услышав хруст цветочных стеблей в своей левой руке. Ему так захотелось быть на месте этого кудрявого, что даже перехватило дыхание. Он не слышал, о чём они говорили. Да и какая разница? Жених мог говорить с Конти, улыбаться ей, смотреть на неё, а она улыбалась ему. — Тогда сходим в парк завтра, — проговорил Марко. — Ничего страшного. Спасибо за кофе с пирогом. — Да не за что, — ответила Констанца, улыбаясь парню. — Да нет, так бы мы пошли в парк, просто из-за собеседования, которое было позже положенного срока… Всё так по времени сбилось. — Ничего страшного, — он повторил это ещё раз, расставив обе руки в стороны, приглашая девушку в свои объятия. Флореа сделала шаг к Марко, обнимая его на прощание. — Я всё равно побуду здесь ещё пару дней. — Хорошо, — отстранившись, ответила девчонка. — Увидимся тогда, — она смотрела на удаляющий силуэт друга. Они обнялись, и у Себастиана зашумело в ушах от забурлившей от ревности крови. В бессилии он смотрел, как чужие руки обнимают Констанцу, как прикасаются к ней. А что они, эти руки, делают с ней ещё? Раздевают, ласкают — и имеют на это полное право. Румын вдруг так явственно представил Констанцу в объятиях этого парня, что ощутил настоящую боль. Он судорожно вздохнул, и им овладело дикое, неуправляемое желание превратить жениха в желе. Он вцепился в голубые цветы обеими руками, разрывая их в клочья, представляя на их месте этого смазливого юнца, и в бессильной, беззвучной ярости отшвырнул их прочь. Развернувшись в противоположную сторону, он поспешил прочь, пытаясь сделать вздох, пытаясь не подавиться своим собственным сердцем, пытаясь избавиться от облика Конти в объятиях другого. Констанца продолжила стоять на месте, думая о том, как ей поступить. Посмотрев на время, она двинулась в сторону Марко, говоря: — Подожди. Я всё-таки хочу прогуляться перед сном. Заворачивая за угол, Себастиан не выдержал и оглянулся. Но ни Конти, ни её жениха возле дома уже не было.

***

Несмотря на то, что Констанца поздно пришла домой после прогулки с Марко, она на удивление выспалась и не проспала, а встала даже раньше будильника на пару минут, которые провела в душе, приводя себя в порядок, отпуская сонное состояние. Просыпаться в доме без матери — не то. Но Флореа надеялась, что они скоро справятся с росписью, и она будет в это время ещё дома. Констанца быстро сварила себе кофе, выпив только его с двумя конфетками, а затем она надела лёгкое голубое платье чуть ниже колен, обула босоножки, взяла сумочку, в которую положила документы и телефон, и вышла из квартиры, закрыв её. Спустившись вниз и выходя на улицу, Флореа вдохнула свежий воздух полной грудью. Солнце приятно согревало открытые участки женского тела. Идя в сторону новой работы по тротуару, Констанца заметила голубые листья и небольшие зелёные кусочки, будто веточки. Посмотрев немного в сторону, она увидела растрёпанный букет. Хотя, это уже было сложно назвать букетом. Кому-то не понравились цветы или кто-то передул дарить их. А букет был на самом деле симпатичный, вернее то, что от него осталось. Флореа продолжила идти в сторону кафе. Себастиан не спал до рассвета. Стоило ему закрыть глаза, как он видел Констанцу и её жениха, обнимающихся и счастливых. Вот что такого особенного есть в этом парне, а в нём нет? А может быть, Констанца так резко всё обрубила как раз из-за того, что приняла предложение, и для неё теперь невозможно любое общение с каким-либо мужчиной, кроме жениха? Это было абсолютной дикостью, но Себастиан видел в своей жизни и такое. А ещё он умирал от какого-то странного, болезненного чувства, удивительно похожего на ревность. Ворочаясь с боку на бок, Себастиан пытался списать это на то, что они были вроде как дружны в детстве, и теперь ему хочется защищать её. Братские чувства. Взрослый брат и маленькая сестрёнка. Себастиан сел в постели и протяжно вздохнул. Да кого он хочет обмануть? Это было очень похоже на ревность. На которую он не имел ни прав, ни оснований. Он уснул, когда солнечные лучи уже начали золотить небо на востоке, и проснулся почти в полдень. В квартире было тихо — не слышно было ни музыки, ни переливчатого говора матери, ни шума вытяжки на кухне. Себастиан встал с постели, поплелся в ванную, избавился от пижамы и, открыв до отказа холодную воду, встал под душ. Стиснув зубы, покрывшись мурашками и дрожа, он стоял под колючими струями и отчаянно пытался вызвать в памяти образ Риты — получалось плохо. Вообще не получалось. Себастиан заканчивал свой поздний завтрак, когда Джорджета вернулась домой, вся увешанная пакетами. Он вскочил на ноги, бросаясь к ней навстречу, говоря: — Мам, ну что делаешь? Почему не позвонил? Я бы встретил. — Да ничего… — отозвалась Джорджета, тем не менее с облегчением отдав сыну пакеты. — Я заглядывала к тебе, ты так сладко спал, совсем как в детстве. Я и ходила то недалеко. — Камней купила, что ли? — проворчал Себастиан, ставя сумки на кухонный стол. — Да нормально я дошла, нормально, — улыбнулась Джорджета, погладив Себастиана по плечу. — Да, кстати, я видела Раду. Он сказал, что завтра будет ждать тебя в гараже, а сегодня они с Лянкой едут к её родителям. Он тебе звонил, но ты трубку не взял. — Тогда я пойду посплю, всю ночь глаз не сомкнул, — сказал Себастиан, доедая омлет с грибами. — Всенепременно. Только сначала оцифруй фото, как собирался. Лилита мне ещё целый альбом передала — откуда только нашла столько — их тоже надо обработать, — сказала женщина, ставя на плиту чайник. — О не-е-ет… — страдальчески простонал Себастиан, закатив глаза. Обработать — ладно, но вот выслушивать биографию каждого человека на снимках ему не хотелось совершенно. — Не филонь, — не терпящим возражений тоном строго сказала Джорджета, посмотрев на жалобное лицо сына. — Чем раньше начнёшь, тем раньше закончишь. Себастиан просидел за компьютером почти целый день. Кого-то на снимках он знал, кого-то вспоминал после объяснений матери; пару раз он видел на фото Раду — тощего и взъерошенного. Да он и сейчас был такой. На снимке, завернутым в файл, была Констанца совсем маленькая — лет четырёх, не больше, в голубом платьице, белых носочках и сандалях, с ворохом кудряшек, перехваченными голубой лентой. У неё был носик кнопочкой, родинки на щеке и над губой, и большие, в половину лица, серо-голубые глаза. Она сидела в плетёном креслице, а он, Себастиан, стоял позади, положив руку ей на плечо — немного растрепанный, в белой рубашке, и с улыбкой до ушей. Конти тоже улыбается, но немного смущённо, и держится за его руку. Он рассматривал фото с каким-то непонятным чувством — умилением и растерянностью одновременно. Мать принесла ему обед — плацинды с мясом и картошкой и чай прямо к компьютеру. Вопреки собственным ожиданиям, рассказы матери увлекли его, и он искренне изумился, когда увидел, что фотографии закончились, а часы показывают почти восемь часов. — Вот как хорошо, — довольно сказала Джорджета, складывая оригиналы снимков в альбом, обтянутый светло-серым плюшем. — Сейчас я всё это упакую, а ты, сынок, отнеси обратно Лилите, пожалуйста. — Ладно, — отозвался Себастиан, снова бросив взгляд на их с Конти фотографию. Констанцу ввели в небольшое обучение, которое было не сложным от слова совсем. Мило улыбаться, здороваться с гостями, записывать то, что они хотят заказать и относить этот список на кухню, где уже повара готовили блюда, а после их приготовления — относить заказ к нужным гостям. Действительно ничего сложного. Так и прошёл первый рабочий день у девушки. Она даже, если честно, потерялась во времени, которое слишком быстро пролетело. А всё из-за того, что у неё было чем заняться. Как и предполагалась — Констанца не думала о Себастиане. Но вот под конец смены эта мысль проскочила. Вечер был тёплым и фиолетовым, пах мятой и дождем, хотя в небе не было ни облачка. Себастиан не спеша вышагивал по улице, время от времени замечая на себе изумленные взгляды прохожих — всё-таки его узнавали даже здесь в Констанце. Вот он, розовый дом. На глаза Себастиану попался вчерашний ранункулюс и он, нахмурившись, покраснел. Погода была хорошая, и девушка не хотела оказаться так рано и быстро дома. Она медленно шла по улицам города, иногда посматривая на людей, которые были заняты своими делами. Но оказаться дома было неизбежно, и Флореа уже видела свой дом, к которому подходила. Себастиан поднимался на этаж Конти и весь дрожал от волнения. А вдруг она дома? А вдруг откроет? Он так и видел, как она открывает дверь, сразу отступит на шаг назад, мгновенно замкнувшись, а за её плечом будет торчать этот жених. Подойдя к двери, Себастиан глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду, и нажал на кнопку звонка. За дверью раздались быстрые и лёгкие шаги, и он весь даже подобрался, сам отступив на шаг назад. Но дверь открыла Лилита. — О, здравствуй, Себастиан, — она улыбнулась, и он почувствовал что-то вроде разочарования. — Здравствуйте… — проговорил он. — Я снимки назад принёс, спасибо, — мужчина протянул Лилите свёрток, и она, взяв его, как-то странно на него посмотрела. — Не зайдешь? Может, чаю? — спросила женщина. — У меня пирог в духовке. — Спасибо, не могу, — Себастиан улыбнулся и покачал головой. — Меня ждёт друг. До свидания. — До свидания, — ответила Лилита, кивнув мужчине, а после закрыла дверь. Себастиан побежал вниз по гулкой лестнице, прыгая сразу через две ступени, стремясь поскорее выйти на улицу, перевести дыхание. Толкнув тяжёлую металлическую дверь, он буквально вывалился из подъезда и нос к носу столкнулся с Констанцей. Несколько мгновений Стэн растерянно смотрел на неё, а потом сказал: — Привет, Констанца. — Привет, — она застыла от неожиданности увидеть мужчину, выходящего из своего подъезда. — А ты… — Флореа от неожиданности, кажется, забыла всё на свете. — А ты что тут делаешь? Что-то случилось? На мгновение девушке показалось, что он следит за ней, ходит по пятам. Но она сразу же откинула эти мысли, ведь основной была та, что у него есть девушка, а последующей, что мир не крутится вокруг неё. Вопросы Конти — да вообще сам факт того, что она с ним разговаривает, а не растворилась в воздухе — были такими неожиданными, что Себастиан удивлённо вскинул брови. — Что? А, н-нет, ничего не случилось. Я приходил вернуть фотографии твоей маме… М-мм… — его взгляд скользил по её лицу, находя его просто прелестным. Ничуть не кривя душой, он мог сказать, что она одна из самых привлекательных девушек, которых он знает. — Что у тебя нового? Давно хотел спросить, но никак у нас не получалось поговорить. — Да особо ничего, — ответила Констанца, смотря на мужчину, пытаясь понять: к чему вообще эти вопросы? Ради приличия или интерес? — Кроме того, что я решила на время каникул устроиться в кафе, чтобы не сидеть в четырёх стенах. А у тебя? — она специально спросила и его об этом, пользуясь моментом. Ей было интересно, что он ответит ей: соврёт или скажет правду. — Да тоже ничего особенного, — пожал плечами Себастиан, чувствуя себя немного неловко, но никак не мог понять, почему. — Новый проект на работе, но это… так, просто предложение. А, ну с другом ещё мотоцикл собираем. У него гараж недалеко, — он указал налево. — Ты когда-нибудь каталась на Харлее? — Нет, — честно ответила девчонка, отрицательно покачав головой. — Мне некогда. Да и времени на такие штучки нет, — она не могла понять: соврал ли Стэн сейчас или нет. — Что за предложение? — Уехать далеко и надолго. Там холодно и полгода темно. Не очень туда хочется, если честно, — усмехнулся Себастиан, с удовольствием глядя на Конти. Отчасти это так и было — следующий фильм хотели снимать не где-нибудь, а на севере Канады. — А ты хотела бы прокатиться? Или твой… м-мм… друг будет против? — Нет, я не хочу, спасибо, — ответила девушка. — Такие развлечения явно не по мне. Мне куда лучше не отрывать ног от земли. — Negative experience? — понимающе кивнул Себастиан, не сразу заметив, что произнёс эти слова на английском. — Ой. Я хотел сказать… Я бы больше не дал тебе упасть. Помнишь, в детстве мы с велосипеда упали… Я тогда руку сломал. А с тобой всё было хорошо. А где твой друг? Почему ты одна? — Да, помню, — ответив, Констанца улыбнулась ему, но только ради приличия. — Ну, я после первого рабочего дня, поэтому одна. — Ты правда помнишь? — Себастиан изумленно округлил глаза. — Невероятно. Мне почему-то очень приятно осознавать, что мы с тобой… ну, давно знакомы. А почему он тебя не встретил? Я бы не допустил, чтобы ты… чтобы моя любимая девушка ходила вечером одна. — А какая это вообще разница? — спросила Флореа, нахмурив брови, отступив на шаг назад. — Я не нуждаюсь в том, чтобы меня провожали. Мне пора, — она понимала, что разговор уже начинает тяжелеть, а с тем учётом, что Себастиан снова упомянул девушку, у неё внутри всё разлетелось в разные стороны. — Спасибо, что вернул фотографии. Пока, — она развернулась и потянулась рукой к ручке железной двери. Это было похоже на кадры замедленной съёмки: Констанца разворачивается, тянется рукой к двери — сейчас уйдёт. Себастиан не успел даже понять, что он делает. Мужчина протянул руку вперёд, обхватывая пальцами хрупкое девичье запястье, разворачивая Констанцу к себе лицом. Её голубое платье закрутилось вокруг неё, словно цветок. Он притянул её к себе. Держать Конти в объятиях было так восхитительно. Себастиан готов был поклясться, что никогда ещё не испытывал ничего подобного. Он провёл кончиками пальцев по её плечу вверх, по нежной щеке, где родинка, склоняясь к её лицу. Вот чего он так хотел всё это время — прикоснуться к Констанце, посмотреть в её серо-голубые глаза. Румын приподнял лицо Конти повыше, обхватывая его ладонями, и прильнул губами к её губам. Женские губы были такими нежными и такими сладкими. Девчонка даже не успела ничего сообразить, как произошло то, чего она вообще не ожидала. Вначале, всего лишь на долю секунды она обомлела, но тут же опомнилась, когда он зажал её нижнюю губу между своими. Её руки упёрлись в его сильную грудь, начиная отталкивать его от себя, наклоняя голову то в сторону, то назад, лишь бы разорвать этот поцелуй. Сквозь закрытые веки глаза начало щипать из-за подступающих слёз. Она сейчас чувствовала себя плодом для утех, не более. Приложив не малые усилия, ударяя Себастиана в грудь, чтобы разорвать этот поцелуй, Констанца отступила на несколько шагов назад, едва ли не падая на асфальт. Флореа смотрела на него с горечью и обидой в глазах. Её одолела обида за себя, что он, будучи в отношениях, имеет право на то, чтобы прикасаться к ней, и вообще вести такой образ жизни. Не выдержав, девушка подошла ближе к мужчине, замахиваясь правой рукой, отвешивая ему пощёчину, а из её глаз потекли горькие слёзы. — Да как ты смеешь?! — начала она, ощущая жжение на своей ладони. — Как ты смеешься вообще прикасаться ко мне? Господи… — Констанца едва ли не схватилась за голову двумя руками. — Я… я только всё забыла, а ты появляешься в моей жизни снова. Неужели твоя девушка приветствует свободные отношения? Зачем было врать, Себастиан? Или вас, актёров, обучают этому перед съёмками? Пользуйся расположением других, но не моим. Просто уходи. Пощёчина Конти была такой сильной, что у Себастиана мгновенно онемела левая щека, и он даже покачнулся; его голова мотнулась в сторону, и непослушные тёмные волосы упали ему на лицо. Он изумленно взглянул на Конти. Впечатление было такое, словно его внезапно ужалила бабочка. Эти слова, сказанные девушкой, были сродни второй пощёчине, и подействовали на него, как ледяной душ. — Между прочим, это больно, — протянул он, поднимая руку к горящей огнём щеке. — Прости, что солгал. Но в силу известных причин мне приходится быть немного инкогнито. Зато так сразу ясно, интересен ли человеку именно я, просто Себастиан… Мне казалось, что между нами возникло что-то вроде… дружеской симпатии, и я не понимаю, Конти, почему ты резко всё оборвала. Неужели из-за того, что у меня есть девушка? Так ведь я и не имел ввиду ничего такого из ряда вон. Мне нравилось с тобой разговаривать. — Больно? — переспросила она, нервно усмехаясь. — Извини, что сделала тебе больно, — девушка шмыгнула носом, глубоко вздыхая. Последующие его слова едва ли не вызвали у неё истерический смех, насчёт девушки и того, что он не имел ничего серьёзного. Констанца уже просто не желала разговаривать с ним. Ей было плевать на его ответы. Если он считает, что может брать то, что захочет, то он глубоко ошибается. Девушка вновь ухватилась за ручку двери, открывая её, вбегая в свой подъезд, поднимаясь на нужный этаж, только и успевая смахивать слёзы с лица. Себастиан не пошёл к Раду в гараж. Но и домой он тоже не пошёл. Несколько бесконечно долгих мгновений он смотрел на за хлопнувшуюся дверь, за которой скрылась Конти, и был готов поклясться, что слышал, как она плачет. Левая щека горела огнём, но ещё сильнее горели губы, помнящие вкус нежных девичьих губ. «Господи, это было потрясающе», — пронеслось у него в голове. Себастиан и забыл, когда целовал именно девушку в губы, а не в помаду. Он всё ещё чувствовал их вкус, их мягкость, трепет её дыхания на своём лице. Вздохнув, Себастиан снова потёр щёку и ноги сами понесли его прочь в сторону городского парка. Гневная тирада Конти словно открыла ему глаза, и он, кажется, начал примерно понимать, что произошло. Конти упомянула Риту, и из этого Себастиан сделал вывод, что она нашла его профиль в социальной сети. Внезапно его словно окатило кипятком. Она слышала его разговор с Ритой в предпоследний день занятий. Именно тогда он, отвечая на звонок, назвал Риту «любимой». Новая догадка заставила его вздрогнуть: он что, нравился ей тогда? И поэтому она так резко всё обрубила и поэтому стала избегать его, поэтому сказала, что хочет забыть всё? «Господи, что — всё?», — он мысленно спросил это у себя. Слух Себастиана уловил шум фонтана где-то впереди, и он мгновенно вспомнил, как схватил Констанцу в охапку и прижал к себе, укрывая от поливальной машины. Тогда она не оттолкнула его, а он ничего не понял. Хотя видел её сияющие глаза, немного смущённо трепещущие тяжёлые ресницы. А теперь Констанца собралась замуж за более чуткого и понятливого юнца. И это его не касается, ведь у него есть Рита, о которой он снова не вспоминал весь день. Себастиан сел на скамейку и со вздохом уткнулся лицом в ладони. Не было смысла отрицать очевидное — Рита окончательно исчезла из его мыслей. Зато в каждой сейчас была Конти. Ему хотелось быть к ней ближе, получше узнать её, хотелось, чтобы она снова улыбнулась ему, чтобы снова посмотрела на него без неприязни. Себастиан вспомнил, с каким удовольствием она ела клубничный рожок, и улыбнулся своим мыслям, ощущая внутри невероятное тепло, и в тот же момент понял, что влюблён. — Господи, — Лилита вздрогнула от сильно хлопка двери, выходя из кухни, где она готовила ужин для дочери. — Что случилось? — начала она, смотря на Констанцу, которая слишком резко снимала обувь, едва ли не кидая её во все стороны. Как только она услышала, что дочь шмыгнула носом, то сердце Лилиты едва ли не облилось кровью. — Господи, Констанца… почему ты плачешь? Что случилось? — она осторожно подошла ближе к девушке, обнимая её. — Он поцеловал меня, — ответила Флореа, обнимая мать за шею, утыкаясь в её плечо мокрым от слёз лицом. — Марко? — спросила женщина, успокаивающе поглаживая дочь по спине. — Он что-то не то сказал? Ты плачешь из-за поцелуя? — Нет, — дала ответ Констанца, шмыгнув носом. — Себастиан. — А что он сделал такого, что ты после поцелуя плачешь? — осторожно поинтересовалась Лилита. — Он тебя принудил к этому? — Что он сделал? — Флореа задала встречный вопрос, отстраняясь от матери, вытирая слёзы тыльной стороной руки. — Он влюбил меня в себя, а ещё поцеловал, когда у него есть девушка… Ты понимаешь? — Конечно я понимаю, милая моя, — Лилита поглаживала хрупкие плечи Констанцы. — Я понимаю, как тебе сейчас больно. — А я ведь только начала забывать о нём, как он сразу появляется в моей жизни, — из её светлых глаз вновь хлынули слёзы. — Так он ещё и преподносит мне новую боль. Для него это игра, что ли? Ему нравится вот так иметь возле себя много девушек? Почему я? Я уже жалею, что решилась записаться за эти дурацкие занятия… — Тише… — успокаивающе сказала женщина, вновь обнимая девушку. — Всё пройдёт и боль тоже. — Себастиан, что, чёрт возьми, происходит? Ты пропал на сутки, а сейчас у тебя такой голос, словно роль Баки отдали кому-то другому, — голос Риты был сухим и недовольным, и у Себастиана от его звука засаднило в горле. Он хотел начать извиняться и объяснять, но при упоминании Баки в нём почему-то поднялась волна раздражения, и он не очень вежливо прервал Риту на полуслове: — Господи, да сколько можно-то? То я недостаточно грустный, то чересчур. Рита, я просто устал. У меня был очень тяжёлый день. Рита мгновенно обиделась и разозлилась, а поскольку она не отличалась ни терпением, ни тактом, то выпалила: — Интересно, от чего ты устал там, у мамочки под крылышком?! — Рита… — предостерегающе начал он. Себастиан стиснул зубы — он не выносил, когда кто-то задевал Джорджету. Но она сама, испугавшись, торопливо сказала: — Себастиан, я не хотела. Я… мне просто обидно, что ты обо мне забыл, возишься с этим драндулетом, а ведь я твоя девушка… — её голос заметно погрустнел. На миг Себастиан почувствовал вину — она ведь была права. Но вот назвать её своей девушкой Себастиан не мог сейчас даже в мыслях. Вздохнув, он мрачно ответил: — Говорю же — устал. Я думал, ты занята или отсыпаешься, — он сидел на подоконнике в своей спальне, и сна не было ни в одном глазу. Щека до сих пор немного горела, но воспоминаниям о поцелуе это совершенно не мешало. — Себастиан, ты злишься? — заискивающе спросила Рита, и Себастиан, не сдержавшись, закатил глаза, отвечая: — Нет. — Нет, ты злишься, — всхлипнула Рита, и он поморщился. — Рита, перестань, пожалуйста, — спокойно попросил мужчина. — Не злюсь. Смысла нет. — Ну и пожалуйста! — совершенно непоследовательно крикнула Рита и бросила трубку. Себастиан положил телефон на подоконник и вздохнул. Как превратна судьба. Констанца была рядом — а он не видел. А теперь Стэн не может перестать думать о ней — и не нужен ей. Себастиан положил ладонь на свою щеку и сжал пальцы, словно взял Констанцу за руку. Он должен с ней объясниться. Пусть она только согласится выслушать, а там пусть хоть убьёт потом. Лилита почти всю ночь слушала, как за стеной плачет Констанца. И она просто ничем не могла помочь ей. А чем она поможет? Лезть туда она точно не станет. Конечно, всё надо пройти самой — такого мнения была женщина. Но слёзы собственного ребёнка больно резали по сердцу. Теперь Лилита винила и себя отчасти в том, что не отговорила дочь записаться на уроки пианино. Да и никто не знал, что всё будет так. Флореа, кажется, ни разу за все свои года не плакала так горько и так много, что из подушки можно было выжимать воду, как сейчас. Внутри всё сжималось от поступка Себастиана. А от воспоминаний его слов о том, что он не имел ничего такого из ряда вон, Констанца уткнулась лицом в мокрую подушку, стараясь заглушить неконтролируемую боль, которая выливалась в неразборчивые мычания, хлюпанья и протяжные стоны отчаяния и боли. Она не понимала лишь одного: зачем он поцеловал её? Скольких он ещё так целовал? Из-за такой ситуации ей хотелось уехать обратно, чтобы учёба уже началась.