Джекилл и Хайд: Lathyrus odoratus

Как это обычно и происходило, я уделял время вечерней прогулке. Пускай не всегда удавалось найти приятную компанию, например, моего дорогого кузена мистера Аттерсона, пропускать сие мероприятие было нельзя. Вечером я чувствовал себя значительно лучше, чем днём, к тому же, в это время почти не встречалось людей. Днём нигде нельзя было протолкнуться, и мне становилось плохо в толпе малознакомых лиц, а вечером все расходились. Этим воскресным вечером Глухой переулок значительно пустовал, что приходилось мне на руку. Я свободно дышал, прогуливаясь по знакомой улочке, и рассматривал ни капли не приевшиеся пейзажи и архитектуру. Глухой переулок явно неспроста называли «глухим»: он чаще прочих был тих и спокоен, здесь редко происходили преступления или громкие случаи. Оттого я любил это место именно по вечерам. Ничего не предвещало беды, пока мне не довелось завернуть за угол и застать ужасную картину: неприятного вида мужчина со всей силы оттолкнул от себя маленькую девочку и, будто этого было мало, до громкого хруста, что даже с такого расстояния я смог его услышать, наступил бедняге на ногу, глухо рыча и скалясь, словно дикое, потревоженное чужаками животное. И в тот же момент на всю улицу раздался детский крик боли и страха. Пока те немногие прохожие, что были здесь, оборачивались, чтобы выяснить, в чём дело, я немедленно выскочил прямо перед готовым к побегу мужчиной. Сначала в недоумении, а потом в тихой ненависти он вгрызся в меня своим диким взглядом охровых глаз. Мужчина понял, что так просто ему не уйти. — Что вы только что натворили? — как можно спокойнее, насколько позволяла ситуация, вопрошал я, рассматривая незнакомца лучше. — Кто дал вам право так жестоко обойтись с ребёнком? Мне удалось привлечь внимание всех возможных людей, и скоро возле нас столпилась вся улица. К девочке бросился, скорее всего, её отец, который пытался успокоить дочь, но та плакала и кричала, держась за ногу. Из толпы показался пожилой мужчина, оказавшийся врачом. О девочке можно было не переживать. — Что произошло? — поинтересовался кто-то. Мужчина передо мной метнул взгляд в сторону, после чего посмотрел на меня сверху вниз. Кажется, в его глазах промелькнула насмешка. — Этот джентльмен толкнул девочку и наступил ей на ногу! — громко произнёс я, чтобы каждый услышал. Толпа загудела и стала проклинать странного человека, которого такая реакция осадила: он скрестил руки и слегка сгорбился, кривя губы. Слёз ребёнка уже не было слышно, но легче от этого не становилось. — Похоже, вам нужна компенсация, — даже на спросил, а утвердил мужчина, снова выпрямившись. — Сколько? Я не успел и рта раскрыть, как толпа снова обрушилась на незнакомца. — За кого ты нас принимаешь?! — Такому чудовищу, как ты, стоит гореть в Аду! — Не думай, что купишь наше молчание! Голова начала гудеть от шума, и я хмуро посмотрел притихшему мужчине в глаза. Он уже успел пожалеть о своём поступке. — Тихо! — одним своим криком мне, на удивление, удалось заставить всех помолчать. Так стало лучше. — Сто фунтов должно хватить, так ведь? — я обратился к отцу пострадавшей. Мужчина спешно закивал, беря ребёнка на руки. — Сто фунтов, — повторил уже для незнакомца. — Не многовато ли, а? — прищурившись, он зашипел и нагнулся прямо ко мне. Вблизи его лицо показалось мне пугающе бледным и неестественно диким. Я широко распахнул глаза, на мгновение потеряв дар речи, что позабавило мужчину. — Вы же понимаете, что совершили серьёзный проступок, и по-хорошему я должен отвести вас в полицейский участок? — едва найдя в себе силы, я ответил размеренно и негромко, чтобы не напрягать связки почём зря. — Не доводите и меня до греха, Бога ради. Это успокоило мужчину, и он фыркнул, выпрямляясь. Оглядев затихшую толпу, незнакомец сунул руки в карманы дорогих брюк, и только сейчас я заметил, что несмотря на своё поведение и вид, одежда на этом господине была высшего качества. И это меня смутило. — Хорошо, — голос мужчины прервал повисшую в воздухе тишину, — я дам вам сто фунтов. Но, знаете ли, не имею привычки таскать с собой такие суммы, поэтому извольте пойти со мной, если боитесь, что я сбегу, и тогда получите обещанные деньги. Особенно был бы рад, если бы со мной отправился господин… Он окинул меня хищным взглядом, не предвещающим ничего хорошего, но я стойко вынес его. Мужчина фыркнул. — Энфилд. Ричард Энфилд, — представился я. — Как я могу обращаться к вам? — Мистер Хайд, — усмехнулся мужчина. — Эдвард Хайд. Как вам угодно, дорогой господин Энфилд. В его обращении прозвучала неприкрытая насмешка, и мне пришлось её проигнорировать. Пустая провокация. — Чего же мы стоим на месте, уважаемый мистер Хайд, ведите нас, — я криво улыбнулся, желая поскорее разобраться в этой неприятной ситуации. Никак не ответив, Эдвард направился в скрытую часть улицы. Я и несколько человек двинулись за ним, в то время как остальные смотрели нам в след. Хайд остановился у старой двери, ведущей в какой-то подвал. Сначала подумалось, что это глупая издёвка, но когда в худых пальцах появился ключ точно от этой двери, стало не до шуток. Что-то мне не нравится это… Прежде чем войти, Эдвард окинул нас раздражённым взглядом, задерживая его на мне. По коже прошлись мурашки. — Ждите, — бросил он и скрылся за дверью, хлопая ею. Напряжение наконец-то спало. Я расслабился, но не сказал ни слова, пока отец девочки и пара крупных мужчин, похожих на охранников или грузчиков, переговаривались между собой. Хоть с ними было и безопасней, но этот мистер Хайд ужасал и напрягал своим присутствием. Что он вообще такое? Минута, две, три… Нервы были на пределе, мы стали думать, что Эдвард вероломно обманул нас, но он всё же вышел, в ещё более дурном настроении, чем до этого. Казалось, мужчина с кем-то серьёзно повздорил. Его взгляд снова остановился именно на мне. Он подошёл, грубо схватил мою руку и вложил в неё монеты и какую-то бумажку. Я не успел прийти в себя, как Хайд хлопнул меня по плечу, да так, что плечевой сустав чуть не вылетел. — Десять фунтов золотом и чек, — отмахнувшись, словно от мухи, произнёс Эдвард. — Надеюсь, мы закончили на этом. Я глянул на чек и пришёл в ужас: на нём было чужое имя! Перехватив руку Хайда, я передал деньги и чек одному из верзил. — Откуда вы взяли этот чек? Вы его подделали? Эдвард пришёл в замешательство, но за мгновение переменился в лице и дыхнул на меня злостью. — Тебе что, так не терпится поиграть в благородного джентльмена?! — прорычал Хайд. К нам было ринулся другой верзила, но я жестом попросил не вмешиваться. — Будьте спокойны, мистер Хайд, — я продолжал крепко сжимать его запястье. — Вы должны понимать последствия ваших деяний. Чек настоящий? Кажется, мужчина метался в поисках верного решения, но всё же отступил и вырвал руку из моей хватки, потирая запястье. — Если вам угодно, я дождусь с вами открытия банка и лично обналичу чек, — гораздо спокойнее сказал Эдвард и хрустнул шеей. — Идёт, господин Энфилд? — Хорошая идея, — я вздохнул. — Спасибо. Кажется, моя искренняя благодарность сбила Хайда с толку. Он фыркнул и скрестил руки. — Тогда встретимся завтра утром у банка, господа. На этом разговор был окончен. Эдвард снова скрылся за дверью, оставив нас наедине со смешанными впечатлениями. Кто он такой, этот мистер Хайд?

***

Габриэль был настоящим затворником, и знал я об этом не понаслышке. Пятнадцать лет назад, когда сгорел мой дом вместе с моими родителями, меня забрали дядя и тётя. В то время я получил сильные ожоги, которые остались со мной и по сей день, но они не приносили такой боли, как изредка снившиеся кошмары о том самом дне, когда пожар унёс жизни моих родителей. Мне было десять, а Габриэлю уже двадцать семь. Несмотря на нашу колоссальную разницу в возрасте, мы быстро нашли общий язык и стали очень близки. До сих пор оставались таковы. Вот только Аттерсон, мой уважаемый кузен, всё равно оставался не самым общительным и эмоциональным человеком. Иногда казалось, что он наполнялся красками и эмоциями только в общении со мной, в то время как по отношению к другим был холоден и сух. Даже к собственным родителям, которых не так уж давно не стало в живых, Габриэль проявлял выдержанное уважение и некую отстранённость. Со мной он общался неформально и тепло, что я крайне ценил. Наверное, исключением были только старые друзья Габриэля: доктор Джекилл и доктор Лэньон. Но они не общались уже около года, будто вовсе забыли о существовании друг друга, а я изредка вспоминал Генри Джекилла, который всегда относился ко мне с добротой и заботой. В целом, как и ко всем. Казалось, что доктор желал помочь всему миру, очень много делая на благо общества. Это в своё время повлияло на маленького меня, и я тоже стал стараться для улучшения качества человеческой жизни. Неделю назад я спрашивал брата о Джекилле, но тогда он странно помрачнел и отмахнулся, переведя тему. До сего дня разговор о товарищах Аттерсона больше не заходил, но, вспоминая вчерашний случай, слова сами сорвались с моего языка. Во время моего рассказала за прогулкой в Глухом переулке Габриэль постоянно хмурился, бледнел и широко распахивал глаза. Мне это показалось примечательным. — Что тебя так расстроило? — я беспокоился о здоровье кузена, ведь под конец разговора он совсем сделался плохим: застыл на месте, смотря в сторону жуткой двери, белый, как полотно, и мрачный. Габриэль ответил не сразу, словно не расслышал вопроса. — Ты ничего не упустил, Ричард? — голос адвоката сквозил недоверием, что немного задело меня. — Неужели ты думаешь, что я был так невнимателен? Заметив мою обиду, Габриэль снисходительно улыбнулся, пускай и далось ему это с большим трудом, и потрепал меня за щёку, на что я скривил губы. — Ни в коем случае, Ричард, но если это действительно так, то у одного человека могут быть неприятности, и думаю, ты вполне понимаешь, о ком идёт речь, — Аттерсон вздохнул, поправляя пальто. — И с каких пор доктор Джекилл стал тем «чьё-имя-нельзя-упоминать»? — я усмехнулся, вспоминая какую-то пресловутую книжку, где был подобный персонаж, чьего имени старательно избегали. — Мистер Энфилд, воздержитесь от ваших шуточек, — устало произнёс Габриэль и протёр монокль. — Мне бы следовало разобраться в этой ситуации лучше и узнать, кто этот мистер Хайд такой. Я издал звук, похожий на крайнюю степень удивления, и подсознательно вцепился в рукав Аттерсона пальцами, не позволяя ему просто так уйти. — Только не говори, что собираешься… нет, это же насколько нужно соскучиться по жизни, чтобы начать расследовать это, — у меня не находилось слов, я счёл безрассудным то, что хотел сделать мой уважаемый брат. — Габриэль, извини, что лезу со своим мнением, но тебе не кажется, что доктор и сам способен разобраться в своей жизни, без нашего вмешательства? Обычно Габриэль прислушивался к моим словам или спокойно трепал меня по волосам, как будто я всё ещё оставался мальчишкой, но на сей раз его взгляд потяжелел, что заставило отпустить рукав. Было чувство, будто мне отвесили пощёчину, и я встал полубоком, не желая показывать ему своей глубокой обиды. На моё плечо легла его рука. — Пожалуйста, прости, но я правда очень беспокоюсь за Генри, — я не реагировал. — Ричард, пожалуйста, посмотри на меня. Я повернул голову в сторону адвоката, и он сделал то, чего никогда не делал на людях, — спрятал меня в своих объятиях, скрывая от всего мира своим пальто. Что-то во мне пробудило давнии воспоминания о том, как часто Габриэль утешал меня во время кошмарных ночей, если ночевал у родителей, или прятал меня от надоедливых гостей. Рядом с ним я всегда чувствовал себя защищённым, пускай со временем мы стали видеться не так часто. Да и постоять за себя я мог уже сам, без чужой помощи. — Я тоже волнуюсь, потому что у тебя опасная работа, и ты вечно рискуешь своей жизнью, — пробубнил я куда-то в шею Габриэля, сжимая чужую одежду. Адквотам часто приходидось непросто, особенно, если они были кому-то неудобны. А хорошие адквоты, коим и являлся мой дорогой кузен, пуще прочих имели высокий риск пострадать от злых помыслов недоброжелателей. — Я обещаю, что буду предельно аккуратен, — заверил Габриэль, но я всё равно был настроен скептически. Зная его дотошность, аккуратен он точно не будет. — И мне всё равно придётся связаться с Генри, чтобы напрямую выяснить, в чём всё же дело. — Только попробуй пострадать после этих слов. Выбравшись из тёплых объятий Аттерсона, я поправил одежду, и мы решили разойтись. Некоторые недомолвки повисли в воздухе, как и моё немое знание, что Габриэль втянул себя в опасную игру. А вместе с ним втянусь и я, так как не смогу бросить брата одного. Если этот чёртов Хайд попробует навредить ему, то в тот же момент пожалеет об этом. Пусть теперь ходит и оглядывается.