Здравствуй, Виктор

Зябко. Сентябрь перевалил за свою половину и обрушился мерзкой промозглостью и липким влажным холодом, о которого не было спасения. Только изнутри грело раздражение. — Все очень медленно двигается, — Линда плеснула немного из фляги медовухи на могилу, и сама сделала несколько глотков. — Мы вроде бы уже и договорились, что будет активно продвигаться дальше, искать крысу, но совершенно не знаем за что зацепиться, — она вдохнула, присела на скамью и нырнула в пушистый шарф. Ворсинки щекотали нос. — От Шарпа пришло письмо с датой, временем и местом встречи с человеком из аврората. Завтра сама пойду в Хогвартс, чтобы обсудить детали, — Уорен усмехнулась. — Этан, конечно, не в восторге. *** Ни один из тайных ходов не изменился за три года и, кажется, даже спустя столетия, все так же останется на своих местах. Пробраться в Сладкое королевство под дезиллюминационными чарами было несложно. Больше неприятностей доставил сам путь в Хогсмид из-за повсюду развешанных объявлений с лицом Уорен и Себастьяна наравне с другими преступниками. Мракоборцы честно отрабатывали свои деньги и патрулировали деревню, и даже внимания, кажется, не обращали на шепотки, смех и влюбленные взгляды женской половины населения. Молоденькие девицы так и вздыхали в спины служителей правопорядка, заставляя Линду закатывать глаза и подавлять фырканье, чтобы не выдать своего присутствия в Хогсмиде. С другой стороны, подобные реакции у нее тоже присутствовали, а фантазия то и дело подкидывала образы молодого мужчины, связывающего по рукам и ногам какого-нибудь эфемерного темного волшебника. Уорен все-таки фыркнула и приоткрыла люк, ведущий в подвал. Коридор петлял: то сужался, то расширялся. Местами приходилось, пыхтя и ругаясь, ползком преодолевать определенные участки и проклинать того, кто вообще спланировал этот лаз. И задаваться вопросом, как вообще они с Себастьяном умудрялись без проблем пролезать через него на пятом курсе. Шальная мысль о том, что если Сэллоу с возрастом стал шире только в плечах, а вот Линда вполне могла поправиться, заставила замереть и, скрючившись, опустить взгляд на собственные бедра. Затянутые во вполне добротные и обтягивающие брюки из драконьей кожи, они вроде бы и не были слишком большими. Или все-таки стали чуть больше? Уорен чертыхнулась и поползла дальше, решив оставить этот вопрос. Стоило только выпрямиться и потянуться — впереди через щель Линда увидела свет. Она снова накинула на себя дезиллюминационные чары, прикоснулась палочкой к горбу полой статуи и тот раскрылся, выпуская нарушительницу спокойствия в широкий коридор Хогвартса. Шум тут же окутал своим уютом и неведомой меланхолией, закружил в своем хаосе жизни и бодрости. Холодный запах камня лавиной накрыл с головой, от него защекотало в носу и защипало глаза. Родные стены, настоящий дом, хоть и на непродолжительное время. Теперь все казалось тут меньше, но таким же душевным и теплым, как и раньше. Первые друзья, приключения, первая любовь. Линда тряхнула головой и аккуратно выглянула из-за угла. Никого, кроме суетливой, веселящейся молодежи она не увидела. Под сводчатым потолком пролетел Почти Безголовый Ник. Сэр Николас с привычным горделивым видом осматривал каждого проходящего, здоровался и напоминал гриффиндорцам о приближающихся проверочных и эссе. Мимо огромного окна пронеслись на метлах игроки в квиддич, чуть не разбив тонкое стекло от неудачного кульбита. Смех и возмущения слышались даже через прозрачную преграду и общий гвалт разговоров. Все стекались в одном направлении — к Большому залу. Близилось время ужина. От одной мысли о сочной курице и тыквенном соке под заколдованным потолком у Линды засосало под ложечкой. Она сглотнула скопившуюся слюну и улыбнулась. Заколдованные лестницы все так же услужливо меняли свое направление, как им заблагорассудится. Уорен, аккуратно лавируя между студентов, спускалась ближе к подземельям. Желание заглянуть в башню Гриффиндора разрывало изнутри, но пароля она, конечно же, не знала, а ждать, когда кто-нибудь закончит ужинать раньше положенного, слишком утомительно. Но соблазн оказался слишком велик. На пятом курсе Поппи показала, как попасть на кухню, какую грушу потереть на неприметном натюрморте, чтобы попасть в обитель домовых эльфов. Их просторные подземелья вели не только к месту приготовления еды для всего замка, но еще и в прачечные, где, естественно, скапливалась форма всех факультетов. И тут также ничего не изменилось. Даже два домовика, отплясывающих в огромном бочонке с какими-то темными ягодами, похожими на виноград, оказались на месте. Линда метнулась к противоположной стене, стоило проходу с грохотом раскрыться, собрав на себе все внимание эльфов. Они озирались по сторонам, бормотали что-то между собой, удивленно пищали и крутили своими маленькими головками, от чего огромные уши забавно дергались. Пока все искали причину срабатывания прохода, Уорен проскользнула за дверь в прачечную и чуть не задохнулась. Весь огромный зал, заваленный грудами белья по разным цветовым кучкам, утопал в пару. Духота и жар от бочонков с мыльной водой распространялись повсюду, и одному Мерлину известно, как не просачивались в кухню и остальные помещения замка. Слишком резкий запах щелочного мыла ударил в нос, и Линда наколдовала вокруг лица Воздушный пузырь. От жары это не спасло, но дышать стало легче, и она прошла сначала к веревке с рубашками, переместилась к юбкам, чулкам и завершила свое шествие у мантий. Ни одна струнка совести не зазвенела, лишь досада кольнула от того, что нашивка старосты на груди слишком привлекала внимание. Уизли в начале шестого курса хотела дать это почетное звание Линде, но Крессида Блюм ловко увела его лучшими показателями по учебе, чем у Уорен. Тогда было немножечко обидно, а Натти распалилась от негодования настолько, что чуть не дошло до драки за честь подруги. Воспоминания вызывали лишь улыбку. А ведь метла Онай так и стояла в кабинете шатра, напоминая о нелицеприятном поступке. Форма легла на плечи, тут же принимая нужный размер по фигуре владельца. Такое присутствовало только в Хогвартсе. В магловских магазинах Линда сходила с ума в ожидании, пока платья подгонят по размеру, а носить их приходилось на важные встречи или редких вылазках в Лондон на променад, совмещенный с разведкой. Беззаботная жизнь осталась в этих стенах огромного замка, где, как назло, не нашлось ни одного зеркала по пути в Большой зал. В маленьком закутке, уставившись в отполированный до блеска пол, Уорен взмахнула палочкой, сменив угольно-черный цвет волос на пепельный, стянула с рук перчатки и отправила их в карман к костюму, в котором сюда пришла. Ожог скрыла Протеевыми чарами, а с каменной скамейки подхватила чьи-то забытые очки, избавив их от ненужного эффекта увеличения. Две девушки-подружки с Когтеврана под ручку быстро поднимались по лестнице. У Линды бешено забилось сердце. Она крепче сжала палочку, готовая в любой момент оглушить обеих и наложить Обливейт. Но когтевранки даже внимания на нее не обратили, обсуждая огромное домашнее задание по зельеварению. Уорен выдохнула, усмехнулась и, выдержав дистанцию, пошла следом. Большой зал, все такой же огромный, необъятный взглядом, собрал внутри себя весь Хогвартс. Над каждым длинным столом в центре висели флаги и гербы факультетов. Их символы, зависшие на высоких колоннах, учтиво держали жаровни. В воздухе смешивались умопомрачительные запахи еды и масла. Копоть от факелов поднималась к потолку, обращаясь розоватой дымкой закатного алого неба с мазками бледных легких облаков. Свечи, парящие среди них, зажигались, будто звезды в расписной заре. Они сверкали, отбрасывали причудливые блики в огромном витраже за несколькими составленными вплотную друг к другу преподавательскими столами. Профессора пришли еще не все. Ближе к центру сидела Уизли, беседуя о чем-то с Чесноук. Они обе стали чуть старше. В движениях заместителя директора чувствовалась какая-то скованность, усталость, а преподаватель травологии уже получила от неумолимого времени мелкие морщинки вокруг глаз и у носа. У Когавы лицо приобрело совершенно обескураженный вид, когда мимо Линды прошла девушка с пышной копной кудрявых волос и круглых очках. Уорен замерла, стоило увидеть Крессиду, уверенно шедшую к преподавательскому столу. Она заняла место через кресло от тренера по полетам, поздоровалась с ней, а та подавилась тыквенным соком. Блюм при этом имела вид совершенно довольный. Никто из Гриффиндора даже не удостоил незнакомое лицо взглядом, что Линде показалось странным. Она уселась на свободное место поближе к подиуму профессоров, напротив второго курса. Дети, измотанные нагрузкой от домашних заданий, делились впечатлениями от проб в команду по квиддичу, обсуждали новые метлы. Мальчик рядом с ними утопал в книгах, иногда вскидывая голову, чтобы поделиться прочитанным хоть с кем-нибудь, но, не получив внимания, снова утыкался в учебник, а свободной рукой цеплял засахаренные лимонные дольки, размазывая сироп по впалым худым щекам. Линда наклонила голову. На обложке красовалась витиеватая надпись «Трансфигурация. Второй курс». — Вы сейчас проходите «Фера Верто»? — Уорен наклонилась ближе к мальчику и положила ему на тарелку сырную гренку, как бы намекая, что кушать тоже надо. Тот вскинула голову и с надеждой в глазах посмотрел на незнакомку. Линда вполне походила на студентку седьмого курса, от того могла смело разговаривать с теми, кто младше. Мальчуган быстро закивал. — Да, — бардак на голове из длинных светлых волос разметался во все стороны. — У меня брат учится на первом курсе и говорит, что они его уже сейчас изучают. Трансфигурация — это так увлекательно! Столько всего можно сделать и придумать! Он так тараторил, что Линда только положила голову на раскрытую ладонь, вспоминая, как сама впервые опробовала трансфигурацию, восторг и тысячи открывшихся возможностей. Умиление детским лепетом граничило с тупостью, но Уорен не могла перестать слушать. В конце небольшой тирады ребенка, она вытащила свою палочку, навела на горку очисток от яблок, превратив их в красных бабочек. Они порхали над столом, опирались на воздух полупрозрачными крылышками. Мальчик замер поначалу от такой демонстрации, а потом расхохотался от восторга и захлопал в ладоши. Преподаватели не заметили такой маленькой шалости, и Линда подробно попыталась объяснить, как надо держать палочку, специфику движения руки и написала на салфетке заклинание с подробными ударениями и интонациями. Мальчишка хотел было уже сам попробовать, но резко побледнел в тот момент, когда у Уорен похолодел затылок. Она медленно развернулась, уперевшись взглядом в ряд медных пуговиц на темном жилете. — Мисс, извольте объяснить, что здесь происходит? — Темные глаза метали молнии. Шарп в ярости завис над Линдой, и та непроизвольно сглотнула, вспомнив точно такой же взгляд, когда она украла для Гаррета Уизли перо фвупера из кабинета преподавателя. Профессор стоял перед Линдой натянутый, как струна, смотрел на нее сверху вниз, от чего тягучее чувство некого сладкого предвкушения заставило улыбнуться. Брови сдвинуты к переносице так, что острые черты стали резче, делая лицо Эзопа намного суровее, чем обычно. Он сжимал и разжимал кулак, опираясь на трость скорее номинально, нежели от болезненных ощущений в ноге. — Обмен знаниями с подрастающим поколением, — оцепенение спало, Линда прищурила глаза, почти оскалилась и оперлась спиной на край стола. Студенты стихли. Напряжение и шок зависли в воздухе. Профессор Шарп пугал всех до дрожи в коленях, сильнее чем директор, его заместитель и весь преподавательский состав вместе взятый. Даже Кровавый Барон не вызывал такой реакции, как зельевар. И теперь некто, кого, как оказалось, никто не мог вспомнить, так легко и нагло разговаривал с Ужасом подземелий, при этом улыбался, вместо того чтобы падать в ноги и умолять не снимать очки с факультета. Эзоп опешил не меньше, чем студенты. Белокурая девица, больше похожая на выходца благородной слизеринской аристократии, расплылась в сладкой улыбке. Она скрестила ноги, бледные коленки выглянули из-под форменной юбки — явно короче, чем следовало, — облизнула пухлые губы и, словно невзначай, закинула локти на стол, раскрыв мантию и обнажив рубашку с несколькими расстегнутыми пуговицами. Красно-золотой галстук с припущенным узлом безвольной веревкой висел на шее. Цифры отнятых баллов смешались в голове и никак не желали озвучиваться. Что-то определенно не так. Шарп снова осмотрел нахалку с головы до ног. Правая рука по неведомым причинам привлекла больше всего внимания. Словно замыленное пятно скрывало что-то от посторонних глаз. Он глянул на стол, где покоилась простая черная палочка с витой рукояткой. — В мой кабинет, — Эзоп крепче ухватился за трость в попытке скрыть резко накатившее волнение, панику и злость. Девушка не двигалась, лишь переменила ноги и по-птичьи склонила голову, внимательно всматриваясь в глаза профессора. — Живо. Весь стол Гриффиндора вздрогнул от такого глухого, хриплого приказа и каждый студент, будто уменьшился в размерах, желая превратиться в ничто. А их сокурсница прыснула от смеха, подняла руки, сдаваясь, и встала. Она поправила юбку и мантию, подмигнула мальчишке напротив и медленно, словно на прогулке, пошла за профессором, очень быстро удаляющимся из Большого зала. К общему удивлению, Шарп почти не хромал. От клокочущего внутри гнева даже нога не болела. Эзоп стремительно рассекал пространство коридоров, стараясь не выдать себя тем, что осматривается по сторонам в поисках посторонних лиц. За спиной в копошении послышалось мяуканье и звук похожий на треск паровой машины. Шарп остановился, медленно развернулся. На полу развалился чёрный кот с ободранным ухом и непропорционально длинным хвостом, а по пушистой макушке его чесала белокурая девица. Она поправила очки, взглянула на профессора и немного неловко улыбнулась, прежде чем подняться и подойти ближе. От вида полоски голой кожи между гетрами и краем юбки к горлу подкатил ком, резко стало жарко. Эзоп хмыкнул, развернулся на каблуках и направился к лестнице, попутно припустив узел галстука. Многого ожидал он от Уорен, но не подобной наглости, граничащей с безумием. И даже это вызывало какое-то подобие восхищения. Часть ее бывшего курса осталась в Хогвартсе на постах преподавателей, и обнаружить бывшую сокурсницу даже под слоем маскировки особого труда не составляло. Эзоп, конечно, и сам не сразу узнал Линду, но потребовалось для этого достаточно непродолжительное время. Ее с головой выдавала палочка, не свойственная обычно гриффиндорцам. Подземелья холодом и влагой пощекотали нос. Уорен не смогла сдержать облегченного вздоха, когда увидела в темной классной комнате ряды столов с котлами, шкафы с подписями курсов, где стояли маленькие флакончики с зельями на проверку. Полностью проигнорировав Эзопа, она прошлась между рядов, прикоснулась ладонью к деревянной поверхности высокого стула, на котором когда-то сидела сама. Прямо напротив преподавателя, чтобы тот мог контролировать процесс ее обучения. Линда усмехнулась, вспоминая, как тайком засматривалась на точеный профиль и знаменитый шрам, как смущенно отворачивалась, делая вид, что поглощена изучением корешков перед собой. Она подняла голову и посмотрела на Шарпа, в хмурой задумчивости замершего у двери. — Для отчитываний время немного прошло, — гулким эхом шаги таяли под потолком, когда Уорен прошлась чуть дальше, к личному рабочему пространству профессора. На нем в медном котле бурлило золотистое зелье, смутно напоминающее Феликс Фелицис. Линда заглянула внутрь и поморщилась от едкого запаха мочевины. Очень смешанные чувства одолевали душу, и никакое сравнение, кроме тоски, на ум не приходило. Воспоминания накатывали, как волны штормового моря у Клагамара. Там, недалеко от утеса, в маленькой вилле на отшибе уже давно был вскрыт этот ящик Пандоры. — Это опасно, — шаркающий звук даже успокаивал, звонкий стук трости вторил ударам сердца. Шарп остановился за ее спиной и взмахом палочки убавил огонь под зельем. Оно пару раз булькнуло и стало глубоко-фиолетовым, почти черным. — Линда, вам нужно было просто отправить сову. Появляться в Хогсмиде и, тем более, в Хогвартсе неблагоразумно. — Ничего не смогла с собой поделать, — Линда провела рукой по своим волосам и, повторяя движения пальцев, цвет волной сменился, обращаясь в черный птичий. Она сняла очки и кинула их в огонь под камином. С завидной жадностью пламя сожрало тонкую оправу, а стекло хрустнуло и рассыпалось пылью, зашипев. — Жаль, в гостиную не попасть. Эзоп вздохнул, подхватил тонкую руку Уорен и оставил на ладони невесомый поцелуй, развеяв чары. Кожа покрылась рубцами, заставив Линду досадливо поджать губы. Они стояли в тишине подземелий, совершенно забыв, зачем сюда спустились, зачем она пришла к Эзопу, и зачем Эзоп так откровенно отпустил всю ситуацию. Пространство съежилось до единственного прикосновения, до отголосков бурлящего зелья и ощущения чужого тепла на своем запястье. — Навевает воспоминания, — хриплый полушепот чуть не выдавил из легких приглушенный стон. Кажется, Эзоп улыбался. — Правда, волосы у вас были длиннее. — Отращивать не буду, — поддавшись порыву, Линда сделала маленький шажок назад и уперлась в широкую грудь спиной. Она запрокинула голову и улыбнулась, глядя в темные глаза. — Простите, профессор, но это дело принципа. — А кто сказал, что я этого хочу, мисс Уорен? — дыхание Эзопа пощекотало кончик носа, когда он в ответ наклонился к Линде и так же хитро улыбнулся. Ситуация становилась опасной, граничащей с потерей контроля. Уорен сглотнула и отстранилась, прошлась к преподавательскому столу, спрятав руки в карманах, чтобы не выдать мелкую дрожь от волнения. Шарп внимательно следил за ее действиями, полностью оперевшись на трость, и вздернул брови, когда Линда совершенно беззастенчиво опустилась в его кресло. Со времен школы она не особо изменилась внешне и, действительно, легло походила на семикурсницу. А в школьной форме, полностью оформившаяся, так близко, слишком сильно дразнила фантазию самим своим существованием в подобном образе. Эзопа никогда не тянуло на девушек в школьной форме, более того, он считал это пристрастие странным и диким. Даже когда они с Коллином обсуждали подобные темы во времена мракоборческих курсов, понять друга не удалось. Только увидев воочию короткую юбку, гетры, яркий галстук на белоснежном фоне блузки, Шарп уловил непонятные ему флюиды очарования такого вида. Мимолетная мысль о старом друге отрезвила. Эзоп нахмурился, вспоминая тему последнего письма Линды, написанного достаточно сухо и коротко, совершенно отличного от того сообщения, что Уорен прислала перед поездкой в Китай. Он ответил как можно более мягко, но до конца не был уверен, что все сомнения и страхи по поводу знакомства с Филлипсом дойдут до главы Пепламб в той мере, какую он пытался донести вместе с датой, временем и местом встречи. — Может, чаю? — предложил Эзоп и пошел в свою каморку. До него донесся утвердительный ответ и скрежет ножек стула по каменному полу, когда Линда встала, чтобы продолжить изучать вековые стены и углы. В конце концов, именно для этого она и пришла. Очень странным показалась в моменте идея обсуждения такой важной темы, как теневые переговоры с представителем Мракоборцев, по переписке. Да даже каминная сеть для подобного не годилась, а тоска по школе вспыхнула в груди шипящими искрами. Справедливости ради, мысль проникновения в Хогвартс пришлась по душе только Себастьяну, он даже попытался напроситься вместе с Уорен, но скандал с его арестом прямо из Большого зала похоронным набатом прозвучал так громко, что эхо до сих пор отзывалось в шепотках и сплетнях даже в темных закоулках магического Лондона. Встряла даже Анна, в пол уха слышавшая эту беседу, и под грозным взглядом сестры Сэллоу стушевался и отступил. Этану безумная идея возвращения к истокам вообще не понравилась, то ли от того, что Линда шла на встречу тет-а-тет с Шарпом, то ли от опасности данного мероприятия в принципе. Но тут уже в ход пошел уничижительный взгляд самой Уорен, способный заткнуть даже О’Хейли. На стол Эзопа опустились маленькие керамические кружки цвета мела, без рисунка, но выполненные так искусно, что Линда не удержалась и взглянула на дно одной из них. Клеймо достаточно известного мастера впечаталось в гладкую поверхность, вызывая удивление и даже восторг. Она оглянулась на настежь распахнутую дверь, откуда выплыл пыхтящий чайник того же цвета и похожей формы. Профессор еще в Китае дал понять, что совсем не бедствовал, однако Уорен никак не ожидала, что он мог себе позволить такую безделушку, как дорогой чайный сервиз. Видимо, выражение выдавало ее с головой, потому что, выйдя следом за сахарницей и молочником с зажатой в руке стопкой писем, Эзоп остановился, проследил за посудой и неловко улыбнулся. — Не могу отказать себе в удовольствии пользования красивыми вещами, — он пожал плечами и, пока ароматный Эрл Грей разливался по кружкам, опустился в свое кресло. Письма увесистым кирпичом упали на стол, звякнули приборы на тонких блюдцах. — Это наша переписка с Филлипсом, — Уорен уставилась на кипу бумаг так, словно Уизли снова вручила ей «Путеводитель по Хогвартсу». — По ним можно полностью составить о нем мнение. От новой порции документов, которые нужно разбирать, по рукам пробежался холодок. Линда вздохнула, расстраиваясь больше от того, что будет потрачено много бесценного времени, которое и без того утекло давно и надолго. — Я поверю и тому, что вы коротко расскажете, — стул от одной из парт мягко и тихо опустился за спиной. Уорен стянула с себя мантию и уселась, скрестив ноги и отметив, как Эзоп на мгновение застыл, глядя на ее коленки. Пришлось учтиво подождать, пока он сам поймет, что неприлично долго смотрит на девичьи ноги, прежде чем продолжить разговор. Галстук Шарпа пропал, видимо, где-то в его кладовке, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, обнажая смуглую кожу груди и острый уголок одного из многочисленных шрамов. Теперь уже застыла Линда, сглотнула, представляя, какой на ощупь этот давно затянувшийся рубец. Они отвернулись синхронно, не заметив взаимного смущения. Уорен мысленно кричала на саму себя. Таких глупых детских реакций в ней не ощущалось с шестого курса, Этан подобных эмоций не вызывал, а рядом с Эзопом вся выдержка и контроль с оглушительным скрежетом сминались и истончались, оставляя после себя лохмотья и бесполезные ошметки шелковых нитей. Подобные мысли рождались и в голове Шарпа, настойчиво разгоняющего из головы непристойные фантазии о Линде, распластанной на его столе поверх скучнейших эссе. — Ну, — голос осип, мысли путались и формулировать слова, оформлять их в предложения казалось непосильной задачей. — Как я и говорил раньше, Коллин — человек прямолинейный и целеустремленный. На полумеры никогда не согласится, если ему они не принесут выгоды, — Эзоп вздохнул и откинулся на спинку стула. Он уставился на собственные руки и усмехнулся, пока Уорен набиралась смелости взглянуть ему в лицо. — От этого он может показаться не особо… хорошим человеком, но на деле, весьма почетный и уважаемый член общества. Атмосфера как-то резко сменилась. Испытывавший до этого жар, Шарп похмурнел, одолеваемый переживаниями за предстоящую встречу. Он тяжело выдохнул и уставился на шкаф с ровно выставленными в нем учебными пособиями. Линда молчала, к его облегчению, лишь пристально рассматривая напряженное лицо. Она наклонила голову, как обычно это делала, в ожидании продолжения рассказа. Мистер Филлипс никак не мог сформироваться в фантазии. Отдельные кусочки из выцепленных слухов не создавали цельную картинку этого человека, но интуиция подсказывала, что тот, в любом случае, окажется не таким, каким Линда его придумала. — Вы с ним встречались. В порту, — тяжелый темный взгляд переместился на Уорен, и по спине пробежали мурашки. — Признаться честно, я удивлен, — Эзоп, наконец, взял свою кружку и сделал маленький глоток чая. — Не многие могут наравне сражаться с Филлипсом даже в полном здравии. Вы же держались изумительно даже после продолжительного боя с другими… оппонентами. От похвалы легче не стало. Первородный ужас смешался с восторгом и предвкушением. Линда прикусила губу. Улыбка рвалась на свободу. Душу разрывало от желания встретиться с этим человеком еще раз. Дикая черная ворона издавала громоподобные крики, билась о ребра изнутри, хлопала крыльями и ломала собственные перья, лишь бы вырваться и испить огненного, горячего пыла битвы. — Думаю, мы договоримся, — Линда спрятала улыбку за кружкой, но жгучий взгляд не ускользнул от внимания Шарпа. — Как я уже говорила, у меня есть, что ему предложить. Вся подноготная верхушек разных отделов Министерства так же, как и многое другое, лежала в Чайном доме Рулин. Кристофер не бездельничал и собрал достаточно документов из старого кабинета Линды, чтобы предоставить ей свободу действий и множество возможностей для разрешения проблемы с предателем в рядах банды. Конечно, как именно она собиралась использовать компромат, знал лишь О’Хейли и Себастьян. Вряд ли негодяй, возомнивший себя великим стратегом, догадался бы, что несгибаемая Дикая Ворона пошла за помощью к мракоборцам. Хотя это и помощью не называлось, скорее, попытка очистить свое имя и снять подозрения в привлечении к бизнесу маглов. Эзоп вскочил со своего места, обошел стол и остановился перед Уорен, неловко переминаясь с ноги на ногу. Она чуть не поперхнулась и посмотрела в почти несчастное, отчаявшееся лицо. — Линда, прошу вас. Каким бы хорошим человеком ни был Коллин, он опасен, — широкая ладонь снова подхватила ее руку и крепко сжала. — Для вас — в первую очередь. Передумайте. Найдите другой выход. — Эзоп, — Линда ласково улыбнулась и встала, глядя на мужчину теперь снизу вверх. — Мне не о чем переживать. Я не собираюсь делать глупости. — Но вам хочется, — она подошла так близко, что даже шепот Эзопа звучал так, будто он говорил в полный голос. — Не отрицаю, — Линда провела рукой по его колючей щеке. Шарп поймал ее запястье и прижался к нему губами. — То, что было в Китае — потеря контроля. Вопиющая и неправильная, которая с завидным постоянством посещает меня в пылу битвы, — хватка стала сильнее, а выражение лица более несчастным, чем до этого. — Мне нужен этот договор, — Уорен говорила как можно вкрадчивей и убедительней, чтобы не возникло ни малейшего сомнения в ее словах. — И через неделю я буду держать себя в руках ровно до тех пор, пока мистер Филлипс сам не решит меня убить. — Я ему не позволю, — выдохнул Эзоп, притянув Линду еще ближе к себе. — Вы не можете предугадать всего, — в нос ударил запах трав, чая и чернил. Голова закружилась от жара мужского тела, которое ощущалось даже через множество слоев ткани. Мысли снова стали запутанным клубком в лапах черного кота. — Клянусь Мерлином… — Заткнитесь, Эзоп, — Линда ловким движением освободилась, обхватила Шарпа за шею и резко притянула к себе, впившись губами в его рот, несущий сегодня до бешенства много слов. Секундный шок сменился треском рушащегося здравого смысла. Эзоп утонул в ощущениях, перехватил инициативу, раскрыл пухлые губы и углубил поцелуй. Уорен тихо простонала, снова теряя контроль от резкого чувства дежавю, под лавиной нахлынувшего томного возбуждения и липкого желания. Оно слишком долго вызревало, чтобы ждать еще неизвестно сколько времени. Слишком многое было упущено. Три года пролетели будто в тумане и привели именно к этой точке, вспыхнув не так давно заново появившимися чувствами и эмоциями. Линда прижалась к Шарпу всем телом, чувствуя, как он напряжен, как пытается держать себя в руках — совершенно глупо и бессмысленно в данной ситуации. Она скинула с него пиджак, скользнула по пуговицам жилета и холодными руками провела по удивительно плотному животу через ткань рубашки. Эзоп глухо прорычал, разорвал поцелуй и пьяным взглядом посмотрел на девушку перед собой. Та уверенно продолжала исследовать его грудь и шею. — Линда, я не смогу сдержаться, — прохрипел он куда-то ей в шею, уронив голову на худое плечо, из последних сил. Уорен заставила его посмотреть на себя и расстегнула несколько пуговиц на рубашке. Пальцы порхали по краю ткани, освободили от нее грудь и легко провели по чуть оголившимся плечам. Терпеть сил уже не было. Жар растекся по телу. Линде непреодолимо сильно хотелось прижиматься к Шарпу, слышать его дыхание, как он в исступлении произносит ее имя и в такой естественной похоти раскрывается только для нее. — Я тоже, — она приподнялась на носочках и слегка прикусила тонкую кожу на ключицах, ноготками царапая шею от нетерпения и практически болезненного возбуждения. — И не хочу, что бы вы поступали так глупо. Низкий стон прокатился по комнате. Эзоп махнул палочкой, и все, что лежало на его столе, с грохотом отлетело к противоположной стене. Он подхватил ее на руки и, снова глубоко целуя, усадил на деревянную столешницу. Под руками мягкие бедра ощущались шелком. Черная юбка не мешала, только сильнее подогревала и толкала к действиям. Вместо принятых длинных панталонов, под юбкой обнаружились лишь короткие, невесомые, почти не ощутимые под слоем нежного кружева. Шарп оторвался на мгновение и удивленно уставился на Уорен. Приятно и неожиданно было обнаружить такую очаровательную деталь. От Линды пахло цветами, пылью и сыростью, когда сухие губы припали к изгибу шеи, беспощадно кусая нежную кожу. Легкая боль выворачивала наизнанку, заставляла зажимать себе рот, чтобы звуки не слышались по ту сторону закрытой двери. Уорен не сомневалась, что та действительно закрыта, что сотни глушащих и защитных чар наложены на весь кабинет, но что-то в самосдерживании чувственной щекоткой отзывалось в голове, которая отключила все посторонние функции, обострив все нервы. Шарп навис сверху, и Линда стянула с него рубашку, оголив грудь с драными белесыми рубцами. Они оба застыли. Она посмотрела в глаза Эзопа, который, кажется, готов был оставить то, что происходило между ними и уйти совсем. Уорен расстегнула пуговицы на своей форме и полностью разделась. От шеи, по плечу к локтю и запястью, до самых кончиков пальцев правой руки, серая паутина размашисто покрыла все пространство, напоминая о бывшем здесь когда-то ожоге. Шарп задумчиво очертил весь шрам, подхватил женскую ладонь и медленно, начиная с самых кончиков ногтей, осыпал поцелуями всю руку. Дыхания в легких не хватало, когда Эзоп поднимал на Линду темный взгляд, не отрываясь от мелких поцелуев. Путь завершился новым страстным поцелуем, распаляющим внутренности сильнее. Каждый поцелуй, неразборчивый шепот, поглаживание только сильнее натягивали напряжение и вскоре оно обратилось в тугую струну. Эзоп умело играл на ней, перебирал, заставлял трястись и требовать большего, выгибаюсь навстречу горячему мужскому телу. Больших ласк не требовалось, стоило только остаться в одной лишь юбке, легко и медленно Шарп вошел и остановился, смакуя и осознавая, что эта прекрасная и утонченная нимфа цепляется за него, оглаживает его лицо и тянется за поцелуями. Все было не так, как во снах. Намного лучше, ярче, нежнее, будто великолепная песня сирены, звучало его имя. Эта девушка не представляла собой эталон правильности. Совсем наоборот, все в ее образе ушло очень далеко от благочестивой, но Эзоп все равно нестерпимо хотел ее. Не только в постели. Всю ее. Под удивленный взгляд от затянувшейся паузы, он лишь коварно улыбнулся и скользнул рукой между ног Линды. Так же застыв, он мазнул по скользкому узлу нервов, вновь выбивая воздух из легких Уорен с громким горячим стоном. Он подхватил его губами, доводя до раздирающего крика удовольствия. Будто разрываемая изнутри, она не могла пошевелиться, боялась спугнуть волнами распространяющееся наслаждение. И от этого оно всепоглощающим штормом накатывалось, заставляя до крови кусать губы, и с силой сжимать край стола. Развязка ускользала каждый раз, когда Эзоп тихо смеялся Линде в ухо, вызывая новые мурашки и сбивая собственный темп. Она даже злиться не успевала, потому что Шарп снова начинал быстро перебирать пальцами и тугой узел завязывался с новой силой, пуще прежнего. Яркие вспышки взорвались голубым фейверком такого сокрушительного и яркого оргазма. Уорен задрожала, свела ноги и только теперь Эзоп начал двигаться, доводя себя до тупого исступления и пустой головы. Медленно скользя и почти вбивая ее в стол, сменял скорость и глубину, но Линде было уже так все равно. Вся она в бесконечном экстазе забыла даже свое имя. Вселенная обратилась мелкой горошиной и перекатывалась на языке лишь одним именем. Оно доносилась до слуха откуда-то издалека, разрываемая лишь влажными шлепками и новой порцией блаженства. Боль в ноге отошла даже не на второй план, она напомнит о себе сильно позже. Сейчас перед его глазами была только Линда Уорен, раскинувшаяся на его рабочем столе, выгибающаяся навстречу и кричащая от удовольствия. Ее нежность, ее страсть, ее расслабленное пьяное лицо и шальной взгляд, выискивающий в полумраке подземелий только его. Внутри такая горячая и потрясающая, мягкая и гибкая. Он утопал в ней. В ее руках, в ее аромате, в таком нежном голосе. Шарп дернул ее на себя. Уорен даже говорить ничего не пришлось, она уперлась руками в стол за спиной, и сама инстинктивно начала двигаться, оставляя на столешнице тонкие царапины и шепча только: — Профессор… Эзоп… — это сводило с ума, выбивало опору, заставляло быстрее двигаться и отдаваться полностью, сгорать изнутри от неописуемого чувства, вышедшего за рамки простой похоти. Он прошептал ее имя, вновь глубоко поцеловал и с громким стоном кончил, крепко прижимая такое горячее податливое и мягкое тело. Линда шумно выдохнула, обхватила лицо Эзопа руками и прижалась губами к его лбу, пытаясь привести в норму сбитое дыхание. Себастьян однажды сказал, что все выйдет совершенно не так, как Уорен себе представляет. Что мягкие простыни, свечи и лепестки роз останутся в фантазиях, а на деле неловкое тыканье и быстрая развязка. Вот только и он оказался не совсем прав. Произошедшее «неловким тыканьем» назвать язык не поворачивался. Эзоп знал, что делал. Она знал, как довести до исступления в самом начале, а после — нажал на рычаг, чтобы отключить мозг до такой степени, что сознание перестало воспринимать окружающую реальность. Шарп приподнял голову. Волосы взъерошены, кадык перекатывался вдоль горла от каждого рваного вздоха, а в темных мутных глазах продолжала плескаться ненасытность, от которой между ног у Линды снова все начало сводить. Он поймал своими губами ее, снова подмял под себя с твердым намерением продолжить. Руки с силой рванули на себя юбку, и Уорен проскользила по столу, прижимаясь раздвинутыми ногами к его бедрам. Тихий стон вырвался из горла, когда шершавая ладонь легла на грудь. — Профессор Шарп, — ярость заклокотала в груди с такой силой, что треск электричества зашумел над ухом. Эзоп оторвался от Линды с большим трудом, разделяя ее настроение, но стук в дверь и настойчивый голос Уизли никак не мог угомониться. — Нам надо поговорить. Заместитель директора точно не собиралась сдаваться так просто. Она барабанила в дверь остервенело, попыталась открыть дверь, но ручка не поддавалась, да и заклинание никак не отреагировало на чары бывшего мракоборца. Матильда явно находилась не в лучшем расположении духа, а от формулировки ее претензии Линде стало смешно. Шарп только тяжело вздохнул и отошел от стола. Под действием коротких взмахов палочкой вещи возвращались на свои места на столе, вытесняя с него Уорен. Пиджак и жилет, уже совершенно чистые и гладкие легки на плечи профессора вместе с галстуком. Волосы Эзоп пригладил рукой и застыл у двери, пока Линда, накинув на себя рубашку и подхватив лишнюю кружку и блюдце не скрылась в кладовой. Тут совершенно ничего невозможно было услышать из беседы преподавателей, а обстановку она и так хорошо помнила еще со времен пятого курса, поэтому просто вывалила волох ткани в кресло Шарпа и начала разбирать свои вещи. Глупая улыбка никак не хотела убираться прочь. Вновь накатившее возбуждение ласкало нутро. Хотелось, если не прикосновений Эзопа, то хотя бы своих собственных. Рука скользнула по шее, где недавно оставляли поцелуи чужие губы, по груди, где касалась чужая ладонь, и тут же переместились к губам со вкусом Эрл Грея. Неизвестно, насколько далеко зашло бы подобное исследование собственного тела, если бы не резные часы на противоположной стене. Линда выругалась, понимая, что пропустила все условленные временные точки для отчета. В окно уже игриво подмигивала звездная пыль ночного неба. Уорен развернула на столе гриффиндорскую мантию, вытащила из кармана черный костюм и, скинув с себя школьную форму, быстро переоделась в привычную одежду. Сапоги цокнули по каменному полу, перчатки заковали руки в плотной коже. Маска ударилась о палочку на поясе. Ждать времени не было. Наскоро написав какие-то слова благодарности на старом чужом эссе, Линда распахнула узкое окно и застыла на откосе. Причина прихода и немые вопросы мельтешили в голове без ответа. Все это действительно можно было бы решить в переписке или назначить встречу в Чайном доме. Уорен обернулась, окинула взглядом кладовую и улыбнулась. Она просто соскучилась по Хогвартсу. А в особенности по подземельям и хмурому угрюмому профессору. Этан пребывал в бешенстве. Себастьян нервно ходил за ним по пятам, пытаясь успокоить или сгладить острые углы очень плохого настроения. Официант на портрете решил удалиться восвояси, чтобы не попасть под горячую руку. Стоило быстрым шагам донестись до комнаты глухим эхом, О’Хейли распахнул дверь и выдохнул с облегчением, когда встретился с удивленным черным взглядом Уорен. Растрепанная, грязная, будто наведывалась не в Хогвартс, а ходила окунуться в болото. Этан хотел было усмехнуться, но в знакомом любимом дубовом запахе слишком ярко почувствовал травы, воск и солоноватый аромат мускуса. Что-то внутри оборвалось, сдавило горло, заставив отступить в сторону. А Уорен осмотрела его с ног до головы и перевела внимание на Сэллоу, маячившего где-то на фоне. Себастьян разлился тирадой о вопиющем неуважении, которые Линда слушала вполуха, внимательно наблюдая за Этаном. Он всем своим видом выражал облегчение и обиду, но напрямую ничего не говорил, просто смотрел, как она стягивает с себя куртку, кидает ее на белоснежную скатерть, как присаживается на свое место напротив окна и сгорает от стыда перед ним. Этану не надо было что-то говорить, он и без того прекрасно чувствовал все тонкости ее настроения и делал выводы, сопоставимые с настоящим прорицанием и угадыванием судьбы. — Нам надо это обсуждать? — перебила поток слов Себастьяна Линда, в упор глядя в голубые глаза О’Хейли. Этан поджал губы и отвернулся. В нарочитой безэмоциональности чувствовалось слишком много боли. Слишком много крови от раны, которую нанесла ему именно Уорен. Он понимал, что между ними, кроме нескольких страстных порывов, ничего не было. Но сердце болело так сильно, будто мириады змей одновременно вонзили в него свои клыки и впрыснули яд. — Нет смысла, — он встал и вышел из комнаты, унося с собой нарастающий клубок абсолютного непонимания и запутанности возникшей ситуации. Возможно, она неправа. Возможно, поступала плохо. Возможно, тяжелый груз неоправданных ожиданий к самой себе давил слишком сильно на плечи и голову. В носу щипало, глаза будто опухли. Линда опустила голову на сцепленный замок рук под пристальный взгляд Себастьяна. Он обошел стол и сел рядом, прикоснувшись к плечу Уорен. — Что случилось? — она даже не подняла голову, молча уткнулась в белую скатерть в попытке заглушить грызущую изнутри совесть, которая, оказывается, все-таки присутствовала. — Ничего… не знаю… я запуталась, — Себастьян подошел к картине, постучал по раме и попросил у нарисованного официанта виски, посмотрел на Линду и уточнил, что нужно две бутылки. Она только усмехнулась и откинулась на стуле. Полночь обозначила себя боем часов Биг Бена, доносившегося даже через все слои Силенцио на комнате. Весь Лондон отошел ко сну, пока на скрытой в Ковент-Гарден улице веселье лилось рекой и даже еще не вошло в кульминацию феерии и безумия. Под ногами пили и веселились люди, пели песни и дрались, отстаивая чести своей страны, пришедшие расслабиться ирландцы. А в личном зале истинной владелицы паба в мертвой гнетущей тишине та глушила стакан за стаканом. Не проронив ни слова, безуспешно распутывала клубок чувств в компании Себастьяна Сэллоу, опрокинувшего только два бокала виски. Ближе к часу ночи Линда рассказала, что произошло, объяснила реакцию Этана, как он понял и вылила на Себастьяна весь сумбур, творившийся в душе. Ночь властвовала над всем, куда падал взгляд. Меж скал гулял ветер. Холодный, пронизывающий до костей. В графстве Клер никогда тепло не задерживалось, а с приближением зимы все становилось совсем плохо. На массивные скалы утеса Мохер черная бездонная Атлантика накатывалась с шипением, будто змея подкрадывалась к жертве. Волны душили и терзали ледяной камень, а шум надвигающегося шторма не позволял даже единой мысли проникнуть в голову. Блаженный шум природы заглушал эмоции, оставляя лишь ледяную пустоту. Этан старался не проявлять эмоций. Даже на похоронах отца многие удивлялись, почему четырнадцатилетний мальчик так спокоен и безучастен. На деле, он кричал внутри. В тот день такой же шторм надвигался на побережье. Так же наотмашь бил ветер, так же испуганно его старались перекричать чайки. Он прибежал сюда, когда мать удалось успокоить и уложить в постель, чтобы она хоть немного отдохнула, и кричал. Этан орал в океан, чтобы соленая вода смешалась с его болью и растворила ее в себе без остатка. Сейчас все было иначе. Глухота внутреннего состояния мерно отсчитывала удары того, что осталось от сердца. Удар за ударом оно рвалось из грудной клетки, отказываясь исполнять свою единственную функцию — гонять кровь по организму. Все естество хотело кричать, вопить, орать, но Этан просто стоял и смотрел на линию горизонта, где сгустились тяжелые тучи и, подобно океанским волнам, перекатывались по небу ближе к утесу. Крохотный лучик надежды задушили в зародыше, срезали фитиль у тонкой свечи и истерли в пыль. Огниво обратилось пеплом. Кремни растоптали и выкинули. Ворона насмешливо каркнула, пролетев над головой. Она обронила черное перо прямо к ногам и скрылась где-то в небе. Этан поднял его и долго разглядывал тонкий узор, переливающийся на поверхности, все грани и углубления, мягкие переходы и изгибы. Слишком похожи, слишком различны, слишком много параллелей. Что-то щелкнуло. Боль в носу отозвалась запахом соли. О’Хейли зажал в кулаке перо, ломая его от крепкой хватке и закричал. Так же, как тогда, тринадцать лет назад, согнувшись пополам от боли и невыносимой скорби. От того, что потерял. От того, что не смог заполучить. От осознания, что и не заполучил бы при любом раскладе. Этан перекрикивал ветер, чаек и проклятую ворону, насмешливо ускользнувшую от его взгляда. Шторм вторил этому крику раскатами грома. Первые ледяные капли упали на лицо, обожгли его, будто вонзившиеся в кожу иглы. Горло саднило. Воздуха в груди не осталось, и обессиленно О’Хейли рухнул на колени в сырую жухлую траву. Он безучастно смотрел в ту же точку на горизонте и просто существовал, даже не услышав хлопка аппарации за спиной. Дождь перестал заливать макушку. С кряхтением кто-то опустился рядом, что-то бормотал себе под нос, мелькая ужасным, слишком ярким синим пятном с боку. Этан вздохнул и все-таки посмотрел на незваного гостя. Обиженно надув губы, откинувшись назад, на него ворчливо бухтел Глен. От вида Ховарда он вздрогнул, вскочил на ноги и вытащил палочку, направив на носителя маски ястреба. — В каком году мы познакомились? — Глен закатил глаза, будто О’Хейли не в первый раз такое проворачивает, и сложившаяся ситуация порядком ему надоела. — В 1879, — на выдохе раздраженно высказался Ховард и полностью улегся на траву. — Ты тогда аврорам попался за воровство, пришлось тебя вытаскивать, а ты меня избил. Этан опустил палочку, но не убрал. Маленький шарик Люмоса вспыхнул, оторвался от кончика и завис перед старым другом, освещая ужасную синюю мантию с дурацкими звездочкам. О вкусах не спорят, но сжечь ее иногда очень хотелось. Тени падали на лицо Глена так, что острые высокие скулы делали его слишком вытянутым и похожим на морду келпи. Тонкие черные усики над верхней губой и аккуратная эспаньолка резко контрастировали с пышной рыжей бородой Этана и привлекали много внимания, когда Ховард выходил «в свет». Так же, как и чернявые густые длинные кудри. Образ обольстителя и разбивателя сердец закрепился за этим чертилой очень плотно. За свое обаяние и харизму Линда назначила его ответственным за поиск связей и перспектив развития в другие области бизнеса. Естественно, не удивительно, что Глен предпочитал работать через жен потенциальных клиентов. И пока не заработал ни одного фингала или перелома от ревнивых мужей. Лис и коварный обаятельный подлец. — А я тебе говорил не лезть к ней, — Этан уселся рядом, так же откинулся на ледяную землю и посмотрел серое небо, пока Ховард, хмурясь, рассматривал его профиль. — Вот теперь сидишь с разбитым сердцем у океана… даже слишком поэтично. — Заткнись, — прохрипел в ответ О’Хейли и закрыл глаза. Тот разговор засел в памяти ржавым гвоздем и в последние несколько месяцев слишком часто всплывал на поверхность. Линда с первого своего появления очаровала Глена одним своим внешним видом, манерами и поведением, но не подпускала того даже на расстояние вытянутой руки, и тот быстро сдался, отметив, что «занятое сердце уже не получится обольстить». После становления главой даже времени не было на дела амурные. Ни у кого, кроме Ховарда. Ему как-то удавалось совмещать все свои ипостаси и постоянно смотреть глубже того, что лежит на поверхности. Продолжительные взгляды в сторону своей начальницы именно Глен заметил первым и вызвал на разговор Этана в уже обновленной Кабаньей Голове. Это, пожалуй, был тот редкий случай, когда Ховард действительно был серьезен и настоятельно не рекомендовал влюбляться в девчонку. Но момент уже упустили и оставалось только глушить чувства, затаптывать и закапывать пробивающийся росток снова и снова. Глен скучал всегда. Он с энтузиазмом работал на Руквуда, пока все алгоритмы действия не приелись и не стали кристально понятны. Чуть дольше чувство насыщенности продержалось в Уорен, но все же, в итоге, тоже вогнало Ховарда в рутину и беспросветное однообразие. Даже дамочки, сами вешающиеся ему на шею, стали повседневностью, и Глен чаще оставался на арене, тестируя прибывший товар вместе с Аленом, который терпеть не мог заносчивого и улыбчивого коллегу. — Что ты тут делаешь? — Этан снова открыл глаза и посмотрел в небо, где под слоем густых туч скрывались звезды. — Гуляю, — отозвался Глен. — Ты против? — Подозрительно близко ко мне ты гуляешь, — Ховард расслабленно улыбался с закрытыми глазами. — Серьезно, Глен, — Этан приподнялся и, хмурясь, посмотрел на друга. — Что ты тут делаешь? И снова тяжелый раздраженный вздох сорвался с губ Ястреба. Он рывком сел и повернулся к О’Хейли. На той щеке, которой он не видел, красовался очень яркий и, наверное, весьма болезненный синяк, портивший практически идеальное смазливое личико. — Хотел вас увидеть. Пришел в паб, а там мне сказали, что ты в расстроенных чувствах сбежал хер знает куда, — он обвел рукой пространство вокруг. — Ну, я и подумал, куда бы ты мог сунуться, — Глен усмехнулся. — Угадал с первого раза. Внутреннее чутье подсказывало, что что-то не так. Утес являлся не только знаковым местом Этана. Отсюда слишком близко располагались маковые поля, такие желанные для многих конкурентов Пепламб. Точное нахождение плантации знал только Этан. Больше никто. Возможно, Уорен, если заглянула в папки, принесенные с арены. — Зачем ты хотел с нами увидеться? — палочка, все еще зажатая в руке, призывно завибрировала, отозвалась жаром в ладонь. Глен изогнул бровь посмотрел сначала на О’Хейли, потом на его руку и снова на Этана, всем видом показывая, что тот — идиот, который ведет себя максимально глупо. Вот только такое выражение не работало еще с малолетнего возраста, когда стало ясно, что врать Ховард умеет не только словами, но и выражением лица. — Ой, да брось ты, — он всплеснул руками и с хлопком опустил их на колени. — Если думаешь, что это я предатель… Ох, Мерлин! — Глен внимательно посмотрел на друга и рассмеялся. — Ты действительно думаешь, что я предатель? — Подозреваю, — сквозь зубы просипел Этан. — И у меня есть для этого все основания. — Какие, например? — задыхаясь от хохота, Ховард вытянул вперед руку, чтобы самому высказать мысль. — Потому что я оказался не в том месте? — Этан вздрогнул и понадеялся, что в полумраке Люмоса Глен этого не заметил. Но он и не мог заметить. Схватившись за живот, тот от души смеялся и почти сваливался в траву. Разговоры с ним всегда являлись делом практически бессмысленным. Ховард почти никогда не относился к каким-то вещам в достаточно серьезной мере, как О’Хейли, вызывая только головную боль своим поведением и размышлениями. Этан вздохнул, обхватил руками колени и немного расслабился. В конце концов, Глен вряд ли стал бы подставлять всю банду под удар лишь от скуки, несмотря на то, что некоторая неосведомленность вполне подходила под те крючки, за которые цеплялись попытки разобраться в сложившейся ситуации. Легче не становилось. Короткая передышка и смещенный фокус внимания стерлись, и тяжелые мысли снова накрывали с головой. Этан хмурился и чувствовал себя совершенно разбитым, пустым и сломанным. Щебет Глена рядом совершенно не отвлекал и становился, скорее, фоновым шумом, как завывание ветра или шелест волн далеко внизу. Размышления снова и снова приводили к одной конкретной точке, к черным шелковым волосам, темным глазам, а фантазия дорисовывала то, чего он видеть не хотел. — Я знал, что не будет так, как я хочу, — полушепотом, сдавленно сказал Этан, когда Глен соизволил заткнуться от недостатка внимания. Ховард повернул голову в сторону друга и в затянувшейся паузе потрепал того по плечу. О’Хейли вздохнул. — Но почему так больно? Он уронил голову на сложенные на коленях руки, пытаясь выгнать из головы образ Линды в руках Шарпа. Ее улыбку, адресованную профессору. Ее кожу под его ладонями. Ее лицо в экстазе от действий другого мужчины. Каждая мысль царапала внутреннюю поверхность черепа, ввинчивалась в мозг и совершенно не собиралась покидать голову. Даже Круцио не приносило столько боли, как эти фантазии. Глен ничего не ответил. Веселость сошла с него и поток каких-то несвязных историй остановился. Он задумчиво посмотрел во тьму, где за горизонтом, в океане мерцали молнии. — Это всегда больно.