Здравствуй, Виктор

Время пролетело быстро, и вот небо уже окрасили красноватые всполохи рассвета, которые тот же сожрала очередная туча. Густой туман стелился по земле побережья Клагамар, а соленый ледяной ветер нес с океана только шум надвигающегося шторма. — Мистер Сэллоу, — шарканье за спиной отвлекло от пустого любования линией горизонта, размытой и нечеткой, такой же серой, как и последние несколько часов. Себастьян развернулся от калитки и посмотрел на бывшего преподавателя. Тот расплывался перед глазами и пришлось несколько раз моргнуть, чтобы сфокусироваться хотя бы на бледной стреле шрама на половине серого уставшего лица. В руках Шарп держал небольшой саквояж, внутри которого от каждого неровного шага звенели бутылочки с зельями. — Спасибо, профессор, — Сэллоу забрал поклажу и тяжело вздохнул. Он устал, но старался держаться, чтобы способность здраво мыслить после произошедшего не пропала. — Как она? — До этого момента профессор сдерживался. Когда Себастьян ввалился чуть ли в его кровать, взмыленный, грязный, пропахший дымом и мертвечиной, спрашивать было как-то неловко, но Сэллоу сам вывалил все, задыхаясь и сбиваясь от шока. Первое, что поразило и лишило дара речи, новость о смерти мистера О’Хейли. Что-то внутри оборвалось, сломалось, треснуло с таким громким звуком, что причины гибели Эзоп не услышал. В голове не укладывалось, что такого сильного, молодого и талантливого человека нет. Он существовал, Шарп помнил, как сам почти восхищался Этаном в Китае, стоило того приодеть. А тот восторг и укол зависти, стоило увидеть молодого мужчину в бою, ни с чем не спутать. И вот так просто… Едва ли Эзоп мог похвастаться плохой памятью. Обо всех погребальных церемониях, в которых участвовал работая мракоборцем, он мог рассказать в мельчайших деталях, и, казалось бы, привык к новостям о смерти. Но эта просто сшибала с ног, которые и без того ужасно болели в последнее время. — Я только успел сообщить в Чайный дом о том, что произошло и сразу аппарировал к вам, — вздохнул Себастьян. Он шмыгнул носом не то от холода, не то от накатывающих тяжелых чувств и отвернулся в сторону утеса. — Она без сознания была все это время. — Понятно, — Эзоп проследил за его взглядом и поджал губы. — Сообщите мне, как придет в себя, — на удивленный вид Сэллоу он только усмехнулся. — Вряд ли Мадам Дай Минг будет рада видеть в своем заведении хоть и бывшего, но мракоборца… — Откуда вы… — Себастьян снова повернулся к профессору, услышав настоящее имя Рулин и тут же закрыл рот, осознав. — То анонимное письмо? Эзоп кивнул, но объяснять ничего не стал. Во всей позе профессора сквозила тяжелая, непреодолимая боль. Он улыбался, но в глазах залегла темная томная тоска и печаль. Казалось бы, его соперник больше таковым не являлся, но Шарп не выражал ни малейшей радости, ни единого намека на нее, лишь так же скорбел, как и Себастьян, как Рулин, как все Птицы и Тени. Как Линда. Может, меньше, но смерть Этана не принесла ему ничего, кроме боли. На макушку приземлилась первая тяжелая капля. За ней еще одна. И еще. Ледяная стена дождя обрушилась на Клагамар, залила мерзлую дорогу тут же обратив ее в глинистое месиво, по которому, хлюпая и крича, бежали деревенские к своим домам. Двое мужчин не двигались с места. Над головами раскинулись два прозрачных волшебных зонта. Они вдыхали озонистый аромат и просто стояли, глядя на далекое неспокойное море. Не прощаясь, один из них двинулся в сторону утеса, пока другой так же молча смотрел в удаляющуюся спину. Едва заметный туман взметнулся в воздух. Грохот дождя заглушал остальные звуки. И шум моря, и неспокойных чаек, которые не успели скрыться от внезапной стихии. Себастьян не понимал, почему просто не аппарировал, знал только, что не хочет прямо сейчас возвращаться в Чайный дом, видеть Этана, бледного, без единой эмоции. Да и признавать, что О’Хейли больше нет и не будет, не находилось сил. Слишком… больно. Залитая тропка пересекла путь. Сэллоу уставился на нее, как на диковинку, застыл на месте и представил, как эта вытоптанная земля скользит, извивается, подобно змее, отводит взгляд. Себастьян нахмурился и усилием воли посмотрел в другую сторону, где за бурым полем возвышался лес. Скользил по всему пространству, не понимая, что именно пытается найти, пока не наткнулся на серый камень в нескольких шагах от себя. Аккуратное надгробие без имени и дат, украшенное хризантемами и лилиями, нетленными даже глубокой осенью. Лишь маленький цилиндр в центре. — Ну, здравствуй, Виктор, — поздоровался Себастьян и тяжело вздохнул. *** Голова гудела, лицо онемело, а тело свело, словно от судороги. Глаза заволокло красной дымкой, а стоило их немного приоткрыть, резь зацарапала под веками, будто от песка. Глен с трудом пошевелился и застонал, зажмурился, но стало только хуже. — Лежи, — тяжелая рука аккуратно придавила обратно к подушке, а голос звучал так глухо, что Ховард даже не понял, кому он принадлежит. Звон склянок постепенно возвращал сознание, но сфокусироваться на размытой фигуре не получалось. Воспоминания о причинах такого состояния тоже ускользали, просачивались сквозь пальцы и терялись где-то глубоко в голове. Последнее, что Глен мог вспомнить: битва — славная, веселая, — потом, как они с Аленом держали Харлоу, вспышка и море боли, заползающей ртутью под ребра. — Вот это выпей, — голос прозвучал ближе, стал отчетливей. Подняться сил не находилось, и те же самые руки приподняли голову, приложили холодное стекло к губам и почти разом влили горько-соленое зелье в рот. Тепло от глотки спустилось к груди и животу, разлилось по телу, притупляя боль и помогая различить, наконец, того, кто решился поставить Ховарда на ноги. Себастьян утратил всю свою веселость, был сосредоточен. Под глазами залегли темные круги, сам бледный, а губы фиолетовые. Скулы четко выделялись на щеках, а руки подрагивали. — Мерлиновы панталоны, тебя, случайно, не инферналы драли, что ты так отвратительно выглядишь, — пошутил Глен, но тут же наткнулся на сердитый, колючий взгляд. Себастьян фыркнул, убрал руку из-под его головы, от чего та упала на прежнее место и острой болью отозвалась в ушах. Сэллоу раздраженно сгреб все склянки в небольшой саквояж и, громко хлопнув дверью, вышел из комнаты, а Ховард только удивленно вскинул брови, не понимая такой реакции. На соседней кровати, отвернувшись к стене, лежал Ален. Он не спал, дышал слишком отрывисто и периодически дергался. И дрожь эта очень сильно напоминала судороги самого Глена. Вспышкой в голове мелькнуло то, чего вспоминать не хотелось. То, от чего краска схлынула с лица и осознание никак не вязалось с принятием ситуации. Ховард дернулся, чтобы встать, но тут же рухнул на пол. Ноги не держали вовсе, а на звук обернулся Ален. Глаза красные, на обычно строгом лице застыла гримасса не физической боли, и от этого вида сердце сжалось, а из горла вырвался истеричный смешок. Неверие, страх, отчаяние такой сильной волной захлестнули все естество, что тело парализовало. — Нам еще несколько часов восстанавливаться, — тихо прохрипел Моррис и с трудом сел на край кровати. Он не смотрел на Глена. Не мог заставить себя смотреть на проявление тех чувств, которые заполнили его самого до краев. — Скажи мне, что это неправда, — шепот разносился по комнате, отражался от стен, и Ален отвернулся к окну, где громыхал ливень. В носу щипало, глаза болели, а грудь выворачивало наизнанку. Хрупкое спокойствие уже дало трещину, вырывало из сердца с трудом заглушаемый крик. С грохотом опрокинулась тумба. Глен выругался, рывком поставил ее на место и встал, шатаясь, подошел к Моррису и вцепился в его плечи. Ужас в глазах, дрожь в голосе и слабость в руках. — Почему ты такой спокойный? — Ховард зло и горько усмехнулся. — Тебе всегда на всех было плевать, поэтому ты такой? От того, как резко подскочил Ален, пол пошатнулся. Он восстановился чуть больше, чем Глен, а потому смог устоять и схватить этого засранца за грудки и слабо встряхнуть. — МНЕ НЕ ПЛЕВАТЬ! — закричал Моррис, впервые теряя над собой контроль. Глен двумя круглыми колодцами уставился на друга. Друг был в ярости. Показал все, что на душе впервые за все их знакомство. И тут же эта злость сменилась всепоглощающей тоской, а из груди вырвался первый всхлип. — Мне никогда не плевать… Мерлин… я не могу… Он разрыдался, уткнувшись в грудь Глена. Ховард похлопал его по спине и сам почувствовал, как щеки становятся мокрыми. Весь чайный дом не понимал, как ему реагировать. Тяжелым одеялом его накрыла боль и полнейшее смятение. Даже собранная Рулин, которая пришла в сознание одной из первых, очень долго смотрела на безжизненное тело в холле своего заведения и не верила в произошедшее. Казалось, Этан просто уснул, прикрыл глаза и отдыхает, но широкая грудь не вздымалась, а сам он бледным и холодным лежал на полу и не подавал никаких других признаков жизни. И принять это было сложно. Намного сложнее, чем крепкая дружба с британской Дикой Вороной, короткое сотрудничество с Авроратом и близкое завершение всей этой безумной истории. Ворота к Чайному дому закрыли, повесили на них тяжелый замок и выставили охрану, чтобы ни одна мышь не пробежала внутрь. Двое крупных мужчин отвечали на вопросы желающих посетить Дом отказом и разворачивали туда, откуда ушли, не особо церемонясь. Первым распоряжение Рулин стало обустройство места, куда могли перенести тело. Личная купальня Мадам сразу же облачилась в черные тона. Большой бассейн исчез, а на его месте на широком ковре теперь стояла высокая площадка со ступеньками, украшенная цветами. Дымили благовония, а дракон, став серебряным даже не фыркал озлобленно и возмущенно, а тихо и непонимающе осматривал новое убранство своей обители. Постепенно все приходили в чувства и, сраженные новостями, рвались убедиться в их правдивости. Наплевав на раны и увечья, отгоняя от себя Себастьяна и лекарей, каждый из Теней летел в темную холодную комнату, освещенную лишь подрагивающими свечами. И каждый заходился в рыданиях, стоило увидеть рыжую копну волос, сложенные на груди руки и такое умиротворенное лицо. От этих стенаний даже прислуга, не особо вникающая в происходящее, роняла слезы, отворачивалась и старалась дышать глубоко, чтобы успокоиться. Та самая рыжая, которая связала Себастьяна еще до того, как все началось, ворвалась в поминальную, когда сам Сэллоу зажигал тонкую свечу рядом с телом Этана. Застыла на пороге, побледнела сильнее чем до этого и медленно осела в руки служанки, подоспевшей как раз вовремя. Она всхлипнула и уткнулась в собственные ладони. Слезы смешивались с засохшей кровью на щеках и в уголках глаз, пачкали худые щеки розоватой грязью. Себастьян не умел утешать, особенно девушек, поэтому просто принял ослабевшую девушку из рук служки и почти насильно влил в нее стакан воды с успокоительным, заранее подготовленным на столике у входа. Слова смешивались со всхлипами и становились неразборчивым лепетом, наполненный воплем осиротевшего сердца. — Хочешь подойти ближе? — Когда зелье подействовало, Сэллоу перехватил тонкую ручку и чуть потянул в сторону Этана. Девушка кивнула, шмыгнула носом и поджала губы. Все ее тело напряглось, стало почти деревянным и, опираясь на Себастьяна, сделало первый несмелый шаг. Через три ступеньки у самого стола, рыжая улыбнулась сквозь слезы и несмело прикоснулась к ледяной руке О’Хейли. Она стояла так долго, вцепившись в Орлана, внимательно изучая его лицо и позу. Расколотая маска хищной птицы лежала под ладонями, потеряв цвета на кончике клюва и избавившись от мраморных разводов. — Он нас всех подобрал с улицы, — наконец тихо сказала рыжая, посмотрела на Себастьяна и отвернулась к пока немногочисленным свечам. — Я вообще пыталась его обокрасть. Думала, большой, так и не заметит, — усмешка мазнула по губам. Она быстро вытерла влажные щеки и дрожащими руками вцепилась в свечку, попыталась ее поджечь, но не получалось попасть в пламя уже зажженных огоньков. Себастьян аккуратно помог. — Заметил, но не отвел никуда. В пабе каком-то накормил, а потом предложил работу. — И ты согласилась работать на незнакомого мужика? — А что еще сиротке остается? Либо воровство, либо бордель. Он хотя бы кормить обещал, теплый кров, да грамоте обучить. А там оказалось, что нас тринадцать человек всех возрастов, — она вздохнула и снова повернулась к Этану. — Поначалу было тяжело. Гонял нас по лесам, как горных коз, но, как окрепли, стало полегче. А там все по накатанной. — А Линда… то есть… мисс Уорен, — Сэллоу непривычно было произносить имя Линды по фамилии, и это не ускользнуло от внимания девушки. — Она прекрасная девушка, настоящий пример для подражания. Тут даже неудивительно, что мистеру О’Хейли в душу запала, — неожиданно рыжая рассмеялась. — Мы даже ставки делали, будут они вместе или нет, — в уголках зеленых глаз появились мелкие веселые морщинки. — Только ей этого не рассказывай. Она ничего не сделает, но злиться будет точно. И замолчала. Тишина продолжила преследовать это место, прерывалась только треском фитилей и шелестом драконьей чешуи, когда могучий зверь рассматривал пришедших. Уже позже Себастьян узнал, что девушку звали Элла. Она являлась самой младшей из Теней, но самой юркой и незаметной. Этан очень ценил ее и даже, вроде бы, начал готовить себе на замену, углубляясь в обучение девчонки политике и экономике. Линда тоже иногда навещала их, проверяла умения, хвалила или говорила, на что обратить внимание. Сэллоу поймал себя на мысли, что эти двое прекрасно попадали под классическую роль родителей и едва не рассмеялся, представив Линду, лупящую Этана полотенцем, как Анна Оминиса. — Как вы? — Сэллоу протянул Рулин новый флакон с бодрящим зельем, когда та устало присела на пуф в столовой. Пухлые губы растянулись в невеселой усмешке. Мадам залпом выпила острый напиток, и на щеках уже начал проступать румянец, она умылась и привела себя в порядок. Под закрытым черным платьем неразличимой стала точеная фигура, и кожа казалась бледнее на фоне мрачной ткани. — Бывало лучше, бывало хуже, — она вздохнула и посмотрела на Себастьяна. Он же выглядел хуже всех остальных, переживших инцидент. Но вызвано такое состояние было вовсе не воздействием неведомой силы Линды Уорен, а простой усталостью. — А вот тебе надо отдохнуть, милый мальчик. Сэллоу вздрогнул от обращения, но тут же взял себя в руки и продолжил перебирать зелья Шарпа в саквояже, отвернувшись. Себастьян не понимал, откуда в нем такое спокойствие, почему не может плакать и горевать, как все остальные. Даже Ален скорбел в полную силу, хоть и пытался сдерживаться, Рулин, прекрасная в своей печали, уронила пару слез. Но не он. Собранность, ледяное сознание, четко знающее, что делать, пугали, как и хладнокровие, совершенно не свойственное всем Сэллоу. — Позже отдохну, надо еще… — Иди поешь, — бледная Анна с опухшими красными глазами появилась в дверях кухни, вытирая руки. — Еще не хватало, чтобы ты тут в обморок свалился. — Но… — Себастьян не договорил, когда сестра пригрозила ему и указала на кухню, где уже стояла горячая похлебка. Сэллоу вздохнул, понимая, что спорить с ней бесполезно и поплелся в сторону еды, совершенно не ощущая ее запаха. Рулин кивнула Анне в знак благодарности, и та поджала губы, вот-вот собираясь расплакаться. Оминис не вернулся вместе со всеми. Он просто исчез. Мадам отправила на его поиски своих людей, но ни тела, ни следов Мракса никто не нашел. Испарился, будто и не было никогда. Все бумаги и старые тексты, переведенные им для Рулин лежали в комнате с запиской, что больше Оминис никого не потревожит, с извинениями для Анны и Себастьяна, благодарностями для Линды и несколькими размытыми кляксами. В Доме не досчитались еще одного человека, который никак не мог пропасть по своей воле. Кристофер. Прислуга сообщила об этом Рулин, сразу после того, как были отданы распоряжения о подготовке комнаты прощания. А вот Харлоу, связанного, отправили в подземелья, отпоили всеми зельями, чтоб не умер и оставался в сознании во время грядущего разговора. По спине пробежали мурашки. Холод ощутили абсолютно все в доме и его окрестностях. Теней будто прибили к полу — от иррационального ужаса они не могли пошевелиться. Невидимая, но осязаемая, ледяная хватка сдавила горло, утянула на дно темного неведомого страха, что даже горе под весом этого нового чувства забилось в самый дальний угол. Рулин вцепилась в деревянную колонну, чтобы устоять на ногах. Анна свалилась на колени на кухне и уперлась руками в пол. Себастьян чувствовал все то же самое, но мог двигаться. Он помог сестре сесть на табуретку, а сам выбежал в холл, где перед коридором в купальни застыла Линда. Мраморное изваяние выглядело эмоциональнее, чем Уорен. Вытянутая, непроницаемая, на вид безразличная, она не видела, как слуги дрожали, как пытались отползти подальше, но не смели даже дернуться рядом с ней. Как затаили дыхание охранники, также подкошенные этой невозможной силой. А Линда просто стояла и смотрела в узкий проем, заканчивающийся одной единственной дверью. — Он там? — тихо, ровно спросила она и повернулась к Себастьяну, как к единственному человеку, способному стоять рядом с ней. Но ближе подходить он боялся. Это небольшое расстояние даже для его странной выдержки стало пределом. — Да, — кивнул Сэллоу и проглотил ком в горле. — Рулин распорядилась. — А Харлоу? — Голос ее звучал безэмоционально, равнодушно, и былой ненавистью не горели глаза. — В подвале, — его вновь обдало льдом, когда Линда прошла мимо, минула кухню и столовую и повернула за угол, к каморке с люком под дом. Взмах палочки, и тяжелая крышка откинулась, чуть не слетев с петель, и Себастьян понял, насколько сильно Уорен сдерживается. Какими усилиями оборачивается контроль, чтобы не повторить того, что произошло ночью, чтобы все просто остались живы. Кубарем по лестнице свалились едва удерживающиеся на ногах Глен и Ален. Оба заплаканные и сбитые с толку собственным состоянием. Они уставились на Сэллоу, будто впервые его увидели. Слабое мерцание из проема в полу утихало, становилось блеклым, но не пропадало совсем. В самом и без того холодном подземелье теперь изо рта вырывались облачка пара, побирало до самых костей, а Линда шла, наотмашь открывая камеру за камерой, не обращая внимания на гнилостный запах забытого тут Джеймса. Мертвая тишина накрыла с головой. Себастьян, Глен и Ален не смели подходить ближе, пока Уорен не остановилась у одной из решеток. Она склонила по птичьи голову, вдохнула, медленно выдохнула, и все почувствовали облегчение, будто ужас развеялся. Заскрежетал металл, с грохотом на пол рухнула дверь и из камеры послышался грубый басистый смех. — Птичка прилетела, — прохрипел Харлоу, но тут же умолк, стиснув зубы от пронзившей боли. — По твою душу, — палочка была опущена в пол, а из всего тела Линда двинула только носком сапога, указав им на Теофила. И этого оказалось достаточно, чтобы того скрутило от судорог. — Сам расскажешь или доставишь мне удовольствие? — Моя б воля, я бы доставил тебе другое удовольствие… — Круцио, — крик пронзил голову. За спиной Уорен на Харлоу подняли палочки Ален и Глен с таким презрением и ненавистью на лицах, что Себастьян решил, будто они хотели запустить в того вовсе не пыточное заклятие. Он завалился на бок, кричал и срывал ногти на пальцах, царапая ими каменные плиты пола. Тело выкручивало во все возможные положения, пока два красных луча не оборвались по мановению руки хозяйки. Она прошла вперед, толкнула Харлоу, перевернув на спину, и, наступив ногой на грудь, наклонилась ближе. — Ты был слишком слаб, чтобы выползти самостоятельно из той помойки, — это являлось лишь констатацией факта, но не вопросом, на что Теофил расхохотался и прикрыл блаженно глаза. — Себастьян, — Уорен выпрямилась и обернулась к Сэллоу, он вздрогнул. — За стеной лежит тело моего брата. Подними его. Ален вытащи последние воспоминания из его головы и принеси мне. — Линда, я… — Себастьян, — какая-то странная эмоция мелькнула в ее глазах, от чего Себастьян не смог отказаться. Он поджал губы и кивнул. Глен остался с Уорен, которая снова обернулась к Харлоу. А он улыбался, продолжал смеяться над ней, чувствуя иллюзию собственного превосходства. На огромной руке красовалась тату с тремя желтыми яйцами пепламбы. Теофил попытался обхватить ладонью тонкую икру Линды, но тут же передумал, стоило только заметить зеленоватое свечение на кончике палочки. В тишине за стеной отчетливо слышали слова заклятия, смрад мертвечины заползал в нос, до тошноты сдавливал глотку и вызывал желание убраться подальше. Глену стало невыносимо находиться так близко к смерти, так близко к тьме. Та магия, которая сочилась из соседней камеры, в корне отличалась от непростительных и всех остальных темных заклятий, которые он знал и использовал. Это было тем самым дном, ниже которого уже никто не смог бы упасть. И непонятная смесь чувств заставила обернуться в ту сторону, на Себастьяна, который не заходил в комнату с трупом, а стоял в дверях. Глаза горели красным светом, улыбку он пытался сдерживать, но она проскальзывала на его лице, пробиваясь через маску наигранного отвращения. И сейчас Ховард видел настоящего темного мага, а не того веселого мальчишку, с которым познакомился летом. Возможно, именно из-за этого Себастьян легче переносил магию Уорен. Только лишь от этого смог вытащить их всех и обрел способность хладнокровия в критической ситуации. — Не могу не признать, что твоя глупость сыграла тебе на руку, — Глен посмотрел на Линду, наконец-то заговорившую. Харлоу на полу улыбнулся еще шире. — Вот только тебе не стоило прекращать на меня охоту. — Я думал, ты давно сдохла, — он закинул руки за голову и скрестил ноги, развалившись на полу, будто не в камере лежал, будто не его собирались сейчас пытать, и от такой наглости Глен только сильнее сжал челюсти. Линда впервые усмехнулась и присела перед ним на корточки. — Я, конечно, не доучилась в Хогвартсе, — она подперла руку собственной ладонью и палочкой игриво ударила Теофила по носу. — Но даже мне известно, что оборотное зелье с трупами не работает. — О, — мужчина искренне удивился и задумчиво посмотрел в потолок. — Теперь буду знать. — Недолго, — на кончике палочки Алена серебром сияли воспоминания. Линда перехватила их своей, и вот теперь Харлоу напряженно дернулся. Моррис и Глен связали его и обездвижили, когда Линда, приложила чужую память к его виску и тонкая искрящаяся нить проникла в голову. Теофил дернулся, взгляд его остекленел, и первую минуту все было тихо, но после… Крик такой силы, такой отчаянный и болезненный почти сразу вырвался из его рта, отразился от стен и удовольствием разлился по телу Уорен. Она с наслаждением смотрела, как мужчина забился в конвульсиях, как женские панталоны намокли, как распахивались и снова закрывались безумные глаза, как утихал и снова скулил от чужой боли мужчина, а ей и делать ничего не пришлось. Хрипы смешивались с кровавыми слюнями — он чуть не прокусил себе язык, прежде чем Ален просунул Харлоу между зубов металлический прут. Он должен был говорить после этого, обязан, а для этого необходим язык. Слезы катились из глаз, сопли размазались по лицу, и стойкий запах испражнений воспринимался радостно и спокойно, как должное и естественное. После кивка, Моррис приложил палочку к виску Харлоу и вытянул серебряную нить из его головы. Теофил тяжело дышал, уронив голову на грудь. Металлические прут из его рта выпал и звонко ударился об пол вместе с несколькими раскрошенными зубами. — Сука бешеная, — он злобно посмотрел на Линду, а та лишь усмехнулась. — Воспоминания не отражают всю боль, которую испытал мой брат, — она скрестила руки на груди. — Но он быстро понял, что был неправ. После сороконожки? Или после крыс? — После зажимов, — уточнил Себастьян и скривился. — Там даже мне не по себе стало. — Ненормальная, — пожалуй с этим высказываем готовы были согласиться и Глен с Аленом, не присутствующие на этом празднике пыток, но прервавшие его. Им во всех красках описал произошедшее Себастьян, когда те пришли в себя. — Факт, — согласилась Уорен и снова наклонила голову. — Так что? Мне продолжить или скажешь все-таки, кто тебя вытащил? — Я все равно умру, смысл мне упрощать тебе задачу? — он усмехнулся, повел плечами, разминая их и посмотрел на Линду смеясь. — Ох, милый Теофил, — она словно опять растеряла все эмоции. — Ты выбираешь только вариант своей смерти. А то, что я хочу знать, я получу в любом случае, — Ален вытащил из кармана маленький пузырек. — У Мадам изумительные сыворотки правды. Да и разум ты свой закрывать не умеешь, а легилиментов тут хватает. О, и все, как один, тебя ненавидят. Он осмотрел оставшихся Птиц за спиной Вороны, ее саму и лужу мочи под собой. Падать больше некуда. — Ну, я хотя бы попытался, — пробормотал он, снова вскинул голову и улыбнулся зло, победно. — Хочешь знать, как я выбрался? — Глаза блеснули недобро, совершенно дико, что Глен непроизвольно вышел вперед и заслонил Линду собой, а Себастьян и Ален сильнее перехватили свои палочки. — Спроси подробности у своего Совенка. Лишь на мгновение на лице Линды появилось удивление, пока остальные чуть ли не смеялись от такого дерзкого предположения. Сама мысль, что Кристофер стал настоящим предателем была абсурдна до безобразия. Мальчишка, который почти с самого начала находился под опекой Уорен и Этана, который смотрел на обоих с таким восхищением, которое граничило с помешательством, который устроил драку из-за простого разговора младшего состава о красоте новой главы банды. Немыслимо и дико! Вот только пазл складывался в голове Уорен слишком быстро. Кристофер стоял ближе к ней и Этану, чем другие Птицы. Они оба научили его всему, что знали и даже самому простому правилу «не усложняй», которое работало всегда. И он не усложнял. Выпустил Теофила, дал ему в руки все карты и не вмешивался, пока Харлоу рушил все своей тупостью и неумением вести дела. — Зачем? — только спросила Линда, не глядя на пленника. — Власть и деньги, зачем же еще, — он пожал плечами, будто это было слишком очевидно. — Меня в детали плана не посвящали, примерно догадываться я начал, когда деньги стали кончаться, а ошибки обернулись финансовыми дырами, — Теофил усмехнулся. — Честно, я тебя зауважал даже. Такой механизм поддерживать… уф… даже у Виктора не получилось бы ТАК все организовать, — это, наверное, стало бы комплиментом, если бы не обстоятельства. — Вообще, я после бала хотел сбежать, потому что этот пацан просто исчез. Знал бы, что ты жива и у узкоглазой прячешься, пришел бы сам. — Так ты нас избил, мы и сбежали, — подал голос Глен. — Империо. Я даже не помню, что делал, — от серьезного и возмущенного вида Птиц, от их неверия Харлоу только хмыкнул. — Я ж не совсем идиот так подставляться. — Зачем он вернулся? — под нос сама себе задала вопрос Линда. Теофил ее не услышал, а Уорен развернулась и пошла по коридору, оставив его наедине с разъяренными приближенными. Вспышка была яркой, ослепляющей, обратившееся белым сжигающим заревом из трех палочек одновременно. Ненависти в сторону этого человека хватало у всех с лихвой, чтобы не растягивать казнь и пытки, не распыляться на лишнюю суету. Все трое хотели, чтобы Теофил Харлоу умер. И он умер. Быстро, к сожалению, с улыбкой на губах, будто наконец-то освободился. Через час четыре совы вылетели из дальних комнат Чайного дома в разные концы Лондона. Одна приземлилась на пороге скрытого от маглов дома в трущобах на окраине. Его хозяин внимательно прочел каждое слово, расхохотался и, на ходу надевая малиновый пиджак, дал нужные указания дворецкому. Через четверть часа улицы вокруг дома опустели, люди попрятались, как крысы кто куда, предчувствуя неладное, на их место пришли пышущие нетерпением рослые и крепкие бойцы. Лица скрывали пестрые платки и котелки, слышались крики и возгласы. Другая птица скользнула меж зданий, прорвалась через невидимые барьеры и ухнула под черно-зеленым потолком, облетела бронзовую фигуру именитого волшебника и уселась на тонкую жердь лифта. Тот дернулся и поднялся на шестой уровень. Сова вылетела и под удивленными взглядами копошащихся людей, пролетела весь огромный зал, прямо к кабинету главы Аврората, рядом с которым стоял высокий мужчина с угольными волосами и светлыми острыми глазами. Временно занимающий пост Главы, он приложил палочку к своему горлу и громко оповестил о начале охоты. Мракоборцы похватали свои мантии, бумажные самолетики взметнулись в воздух и разлетелись в разные концы Министерства и всего магического Лондона. Третья сова прилетела в Ковен-Гарден. На нее удивленно уставились все выпивохи и ранние посетители, а стоило управляющему взять из ее лап письмо, их сразу же погнали прочь, а сотня мышей по темным переулкам скользнули в часовни, аптечные лавки и к мальчишкам, что зарабатывали чисткой обуви на проспектах. Посетителей выставляли за дверь, даже не удосужившись принять плату за покупки, а многие джентльмены остались только с одним начищенным ботинком. Четвертая сова улетела намного дальше. Через весь Лондон, с огромной скоростью, подхватывая ветер, за его пределы в сторону Шотландии, к утесу Клагамара. Птица закружила над серым надгробием и метнулась к небольшому дому на самой окраине деревни. Через окно послание забрал мужчина и, стоило ему прочесть написанное, он выскочил на улицу к дому старосты поселения. Люди исчезли с улочек, а мерцающий купол накрыл все дома. С хлопком мужчина испарился, чтобы появиться в другой деревне и так же обговорить со старшим уже в ней. За час все близлежащие селения находились под куполами. А еще одна сова улетела в Хогвартс, как и сам мужчина, как только сообщил о надвигающемся «шторме» в Хогсмид. Она уже шла к воротам, в черной маске, ледяная и безразличная ко всему. Студенты отшатывались от неизвестной женщины, в ужасе убегали, чувствуя смертельную угрозу. За ней следовали три тени так же скрывающие лицо под масками. — Линда, — девушка остановилась и развернулась, дала сигнал своим людям опустить палочки. — Не надо этого делать. Уорен смерила Эзопа равнодушным взглядом, развернулась и продолжила свой путь через северную часть прилегающей к школе территории, обогнула фонтан, когда тяжелые двери распахнулись и на крыльце с палочкой наперевес появилась рыжая женщина в очках-половинках. — Кем бы ты ни была, остановись, — в воздухе искрила магия от колдовства Уизли, из-за ее спины вышли Когава и Ронен. — Профессор Уизли, пожалуйста, — перед Уорен встал Шарп. Он вытянул одну руку в сторону профессоров и повернулся к Линде: — не надо. — Не делайте вид, будто знаете, что я собираюсь сделать, — каркнула она из-под маски. — Забрать силу репозитория, — темные глаза опасно сверкнули. — Элеазар мне все рассказал еще четыре года назад. Послушайте, это не выход. — Выход, — громче, чем планировала возразила Линда. — Вы читали письмо и знаете, что будет. Не мешайте. — Не вынуждайте меня, мисс Уорен, — Эзоп полностью обернулся к ней, одним движением перехватил трость и выхватил палочку из внутреннего кармана пиджака. — Хоть кто-то должен сказать вам, насколько это плохая идея. Из рукава ей в руку скользнуло горячее древко, а с пояса Линда схватила кинжал. Простой, не гоблинский. И оба застыли друг напротив друга. Уорен была в полной своей неконтролируемой силе. Эзоп измотан аппарациями и щитовыми чарами для поселений. На его стороне опыт, на ее — злость. Остолбеней раскрошилось о невидимый щит, не Протего. Мгновение, и Уорен исчезла. Волосы на затылке шевельнулись, и кинжал уперся в дерево трости. От толчка Линда отлетела, уперлась ногами, оттолкнулась и тут же метнулась под ноги Шарпа. Он скользнул в сторону, черная тень пролетела мимо, застыла, уперевшись руками в землю, поднялась во весь рост и снова исчезла. Сверху от Протего со звоном отскочил кинжал, а лицо под маской исказила гримаса ярости. Эзоп отступил на два шага, перехватил палочку, сдернул набалдашник с трости, оголяя голубоватую сталь шпаги. Не хотел этого, но от такого желания крови просто магией он не спасся бы. Линда застыла и широко хищно улыбнулась, откинула полы мантии за спину и развела руки в стороны. Шарп резко преодолел все расстояние между ними, разлетелись искры и растворились в воздухе. Палочки направлены друг другу в лица. Разворот, одновременно два заклятия пролетели вскользь и взорвали землю за спинами. Розоватая вспышка ударилась о щит Алена. Профессор Гекат с балкона башни посылала новые заклятия в Уорен, но те вновь и вновь разбивались о Протего Морриса и Глена. — НЕ УБИВАТЬ! — рявкнула Линда, не сводя глаз с Шарпа. — Обездвижить, обезоружить. Не калечить. — ДА! — хором отозвались Птицы и ринулись в бой. Себастьян скользнул в сторону, заметив две длинные косы за фонтаном и у самого начала пути сжег три кочана плотоядной капусты. Глен, играючи, в свойственной ему манере выбрал в противники Ронена и Когаву. Профессору заклинаний определенно нравилась дуэльная манера, а вот Чие лупила по Ховарду всем, что знала. Ален принял на себя удар от опытной Геккат и Уизли. — Линда, это бессмысленно, — взмолился Эзоп, когда они снова сошлись лицом к лицу. — Вот именно, профессор, — от такого обращения, Шарпу хотелось завыть, в груди болезненно все сжалось. От имени к должности. Он не хотел этого, не желал возвращаться к тому, что осталось в стенах Хогвартса. — Просто пустите меня внутрь и никто не пострадает. — Это безумие, — он оттолкнулся сам, чуть развернулся, подставил ногу под шаг Линды и уронил ее на сырую землю. — Это ничего не решит. Она рычала, злилась, придавленная его весом, извивалась, как змея, но выбраться не получалось. Клинок шпаги похолодил подбородок, лезвие пощекотало нежную кожу шеи. В карих глазах, в иной ситуации, Уорен прочитала бы ворох боли и отступила бы, но сейчас этот взгляд вызывал только кипящий гнев. Но Линда улыбнулась, двинула запястьем, и кончик кинжала уперся профессору в бок. Стойкое чувство дежа-вю рассмешило. Эзоп горько усмехнулся в ответ, вздохнул, поднырнул под длинный клюв черепа и прижался своими губами к губам Уорен. Та пискнула от неожиданности, лишь на мгновение потеряла рассудок, но тут же собралась, дернула коленом между его ног, и Шарп, от боли сложившись пополам, перекатился на бок. Сама же Линда подскочила и рванула в замок в белом, видимом только ей мареве. Пространство окутало ее будто вакуумом. Сюда не проникали звуки с улицы, в полумраке каменных стен начинался другой спокойный мир, безопасный, наполненный уютом и теплом. Законы магии внутри Хогвартса не действовали, и Уорен бежала по знакомым коридорам и лестницами к подземельям, мимо кабинета зельеварения, мимо гостиной, где когда-то жили Себастьян и Оминис, мимо портеров и лат. Она видела этот путь. Голубую тропку, ведущую к самому крупному репозиторию, где поток силы такой мощный, что его хватило бы для всего мира. Звездный пол отзывался на каждый шаг вибрацией и растекался от стука каблуков. Портреты на стене пустовали, Линда даже не удивилась и скользнула по лестнице вниз, под замок. Голубых и красных искр становилось все больше. Каменный мост был усыпан ими, и они тянулись за Уорен, как хвост кометы, звенели, ударяясь друг о друга, рассыпались и собирались снова, обращались силой и липли к рукам. С каждым пройденным метром тепло в груди смешивалось с ледяным дыханьем силы. Родник охлаждал жар потока лавы, а та в пар обращала воду. Туман заполнил голову, дышать становилось тяжело. И вот она — серебрянная сфера, парящая над пропастью, нерушимая, невесомая, но неимоверно тяжелая, почти неподъемная. Что станет с ней, когда сила исчезнет? Разобьется ли, подобно хрустальному бокалу? Растворится ли? Голубизна ее поражала. Чистая, прекрасная, невыносимая, манящая и до безумия опасная. Но не для Линды. Оставалось только надеяться, что собственная палочка выдержит подобную мощь и не рассыпется прахом под ноги. Уорен протянула руку к сфере, потянула поток на себя, почувствовала его прикосновение, как и крепкую хватку на запястье. Бешенство заклокотало, вздыбилось и волной выплеснулось в неосознанный уверенный удар. Кинжал вошел в плечо Шарпа, как в масло. Теплая кровь затекла под рукав, профессор охнул и отпустил, зажал рану и отступил, круглыми от удивления глазами глядя на девушку. — Я предупреждала, — Ворона скривилась и снова вытянула обе руки к желанной магии. Эзоп дернулся. — Стойте на месте. У меня есть еще один, и, если помешаете, больше не пожалею. — Так это жалость? — усмехнулся Шарп и осел на каменный уступ в скале. На него не обратили внимания. И сила потекла по рукам, заполнила внутренности, залила грудь и сердце раскаленным огнем. Забурлила кровь в венах, застыло время, болезненное удовольствие свело мышцы и лишь один вдох затуманил разум. Это была чистая первородная мощь, равных которой не нашлось до сих пор. Благоговение — вот, что испытал Эзоп, когда красные глаза посмотрели на него. Он сам силы не видел, но чувствовал изменения, липким страхом, смешанным с вожделением, желанием обладать ею самому. Она звала его, манила в свои объятия и, вместе с тем, Шарпу хотелось убежать, как можно дальше, скрыться от нее, от Уорен, от Вороны, от главы Пепламб, от самого Хогвартса. Линда склонила голову и, поддев маску двумя пальцами, стянула ониксовый череп с лица. Она сначала долго смотрела на профессора, будто видела впервые, а после медленно подошла, ухватилась за рукоятку кинжала, дернула его на себя, забирая обратно оружие. Кровь полилась единым мощным потоком, и Уорен, стянув перчатку, зажала рану. Эзоп закричал от боли, перед глазами вспыхнули яркие круги. Казалось, ее пальцы проникли в горячую плоть, растягивая разрез. Сознание поплыло, освобождая от мучений, но так же внезапно боль прекратилась. Рана пропала, осталась только маленькая полоска, едва заметная на смуглой коже. Подняв голову, Эзоп увидел, как Линда задумчиво рассматривала собственные пальцы, и задохнулся, когда розовый язык скользнул по ладони, слизывая кровь. И снова красные глаза осмотрели Шарпа с ног до головы, обескураженного, потерявшего все возможные мысли, приличные и неприличные. Вообще все. Он видел перед собой только эту черную как ночь девушку с красными глазами и маленьким алым следом на губах. Как же ему хотелось впиться в эти губы, до боли оттянуть ее волосы, припасть к тонкой бледной шее. Завладеть этой невозможной молодой женщиной прямо здесь. Весь мир рушился бы, но она была бы в его руках, извивалась в них, исступленно выстанывала его имя. Только его и ничье больше. К Салазару пусть катится все. К нему. Разум, сердце, Хогвартс, Министерство — все туда, в огонь, в пепел! Но Линда испарилась. Вот так просто. Не аппарировала, не трансгрессировала — просто исчезла. Эзоп вскочил, сделал два огромных шага к выходу и застыл. Нога не болела. Стоило Себастьяну заметить ее в дверях, преподаватели все рухнули. Ален и Глен заозирались по сторонам, не понимая, что произошло. Они посмотрели на Сэллоу, который открывал и закрывал рот, не в силах выговорить ни единого слова. Моррис чуть не выронил палочку, Ховард неосознанно отшатнулся. От Уорен расползалась такая мощь, что это почти сбивало с ног. Если то, что было накануне, могло убить, то это убило бы наверняка, стоило только Линде того пожелать. Она медленно прошла мимо, и Птицы двинулись следом, предпочитая держаться дальше, чем когда они пришли к Хогвартсу. — Начинаем, — коротко приказала Ворона и аппарировала. Глен с хлопком исчез. Ален растворился с порт-ключом. А Себастьян трансгрессировал в пустой Лондон. У Тауэра смешались черные мантии мракоборцев, браконьеры и одетые в полностью закрытые костюмы китайцы. Напряжение чувствовалось у всех. Никому не нравилось подобное сотрудничество и только главы каждого из отрядов спокойно стояли рядом друг с другом, тихо разговаривали, обсуждая произошедшее. Рулин курила, опустив маску и скинув капюшон. Стоун хмуро слушал объяснения Филлипса. Тот пытался скоординировать действия всех, но план уже предоставили Пепламбы и вносить в них изменения никто не желал. Колин умолк, стоило Мадам натянуть ткань на лицо, завидев Сэллоу. Он кивнул всем троим и грохот аппарации сотряс площадь у Биг Бена. — Это какое-то безумие, — прохрипел Коллин и развернулся к Мракоборцам, раздавая указания. Стервятник стоял за его спиной. Ястреб улыбался Рулин у размашистых лесов Ираландии. Сокол зорко следил за Стоуном в Шотландии. Птицы начали охоту.