***
Белое пламя дышало в лицо таким страшным жаром, что Асса его почти не чувствовала. Только краем сознания понимала – это горячее огня, горячее солнца. Всего на свете горячее. Руна болью вгрызлась в шею и истаяла. Ее хватило всего на пару строф написанной Немом Песни. Но, кажется, и этого было достаточно. Перед почти ослепшими глазами мелькнуло огромное крыло такого абсолютного и чистого цвета, что для него даже не было названия. Полыхнуло так ярко, что ее все-таки ослепило. Но все же, перед наступившей чернотой, такой же абсолютной, как до этого белизна, она успела разглядеть бесконечное золотистое полотно, сплетенное из тонких пульсирующих нитей. Было больно. Очень. Но совсем недолго. Потом стало спокойно.***
Кирилл, пошатываясь и отчаянно жмурясь, поднялся на ноги. В голове тупо и неотступно пульсировала боль, как после контузии. Хотя какая может быть контузия, если полыхнуло так, будто прямо здесь, на Невском пятачке, взорвалась атомная бомба. Потоком белоснежного пламени пронеслась ударная волна, каким-то причудливым образом минуя нефилимов. Зато от демонов не осталось даже пепла. Только темные тени на земле. Небо стремительно светлело. Кажется, наступало утро. Рассвет. Первый рассвет нового мира. Неужели прошла всего одна ночь? Кирилл со стоном прижал ладонь к виску. Соображать было больно. Урывками помнилось залитое мягким золотым светом, искаженное от ужаса лицо Ассы. Ее правая рука, вырвавшая из пальцев у Кира стило. Как Леденева умудрилась так быстро оказаться на ногах и куда бросилась, Кирилл понять не успел. От ее резкого движения лопнул купол блок-руны, и пришлось торопливо отмахиваться от налетевших гончих. А потом это пламя… В смутном предутреннем свете Кирилл разглядел сгорбившуюся фигуру Саши Рычкова с растрепавшимися волосами. Узнал и того, кто лежал на земле перед ним. Крепче прижал к виску ладонь и решительно двинулся к ним. Но не дошел, разглядев спускающегося с насыпи Мелисова. На руках Верховный Маг держал Женю, показавшегося вдруг бесконечно маленьким и хрупким. Кудрявая голова бессильно лежала у Мелисова на плече, упираясь лбом магу в шею. Была в этой позе та самая ужасная, просто безумная неправильность, которая отличала мертвых от живых. Кирилл с шумом втянул воздух, потянулся было ладонью к по-прежнему непокорным пышным волосам, но Мелисов едва уловимо отшагнул назад. Синие глаза полыхнули яростно и дико. −Позаботься о своих мертвых, Гордеев. И о своих живых. Верховный Маг крепче прижал к себе Женю, опуская голову и закрываясь волосами, и боком шагнул в раскрывшийся портал. Кирилл мгновение смотрел на его мерцающий, стремительно затягивающийся контур, борясь с желанием броситься следом. Страшным усилием воли заставил себя отвернуться и, как подкошенный, рухнул на колени перед Пармоновым. Перехватил ходившую ходуном руку Рычкова с зажатым в ней окровавленным стило. Заглянул Саше в покрасневшие глаза. −Стазис наложил? Рычков кивнул. Кирилл опустил ладонь Пармонову на лоб, прислушиваясь к ощущениям. Когти демона глубоко вспороли грудную клетку, повредив ребра. Осколками костей явно зацепило правое легкое. И все же сердце упрямо билось, накрепко связанное – Кирилл чувствовал это особенно остро – с другим, самым родным на свете. −Это вы хорошо придумали. – хрипло выговорил Кирилл, вычерчивая вторую стазис-руну и еще одну, муторную и сложную, но помогающую дышать. – Главное, очень вовремя. Пармонова срочно в лазарет. А ты… − Гордеев все же поднял глаза на Рычкова. – Обновляй ему руну-сердце. Рычков кивнул. Лицо у него окаменело. Резко и четко проступили две глубоких складки от углов бледного рта к подбородку.***
Глаза то и дело застилало какой-то дурацкой мутной пеленой. Вилена отчаянно и сердито ее смаргивала, но пелена все возвращалась. Мешала она просто адски, не давая четко разглядеть мелкое костяное крошево, в которое превратилась правая рука Ростика. Смотреть на его лицо, бледное, заострившееся, совсем чужое, было едва выносимо. А вот на раздробленную руку, как ни странно, легче. Это ведь всего лишь рука. Всего лишь кости, которые можно собрать заново. Если как следует сосредоточиться. Губы почему-то сами собой зашептали любимую Ромкину присказку про бегемота и обормота. Удивительно, но противная пелена отступила. Вилена глубоко вдохнула и продолжила бережно собирать тоненькие косточки кисти, как причудливую мозаику. Ростик спал под действием руны, и ему не было больно. А она как раз все успеет. Как раз все соберет. И когда он проснется, рука у него будет, как новенькая. Вилена выпрямилась ненадолго, разминая спину, и через прозрачное со стороны операционной окно окинула взглядом забитый до отказа лазарет. Разглядела хлопотавшую над Максом Веру. Закусила губу, сдерживая всхлип. Макс смотрел в стену пустыми страшными глазами и все время потирал руну под ключицей. Свят ведь… Свята больше не было. И Воскресенского. И Ярика с Сашей. И этой охотницы из страшной сказки с жутким сорванным голосом. И еще много тех, кого она знала, и тех, кого даже не видела. А главное… Жени больше не было. Вилена с остервенением тряхнула головой, когда горло сжало плотной судорогой подступающих рыданий. Потом. Она будет оплакивать мертвых потом. После того, как спасет всех, кого сможет. Она снова склонилась над рукой Ростика и тихо-тихо запела: − В этом мире смерти нет, Бесконечно льётся свет. У того, чей пройден путь, Забьётся сердце вновь, Если в нём жива любовь. Нефилимы ведь никогда не уходят бесследно. Значит, и они не ушли. Они все равно рядом. Всегда.***
Маленькая округлая руна у Ромы на шее побледнела почти до неразличимости, и Саша уже привычным движением вывел на ее месте новую. Та отозвалась мягким золотым сиянием, лишний раз подтверждая – Ромка жив. Жив, только почему-то все еще не здесь, не рядом. Вилена с подручными очень долго простояла в операционной – такая безумно маленькая тоненькая, но несгибаемая, как адамасовый прут. Сашу она к столу не подпустила, повелев сидеть в сторонке, и ему сквозь полуопущенные веки и накатывающее усталое беспамятство то и дело мерещились над руками Вилены чьи-то другие руки – проворные ловкие и белоснежные. В точности повторяющие каждое ее движение. Или… Саша даже глаза распахнул от этой догадки. Это не призрачные руки повторяли. Это Вилена повторяла за ними. Но прояснившимся взглядом он ничего больше не увидел. Свинцовая усталость накатила вновь, когда Вилена решительно выставила его вон, поклявшись именем Разиэля, что с Ромкой все будет в порядке. Саша тупо посмотрел на захлопнувшуюся у него перед носом дверь и побрел к себе. Постоял под душем, отрешенно отметив, что вода льется ледяная, но рука почему-то не поднималась повернуть кран и открыть горячую. Так же медленно и заторможено переоделся в чистое, встрепал мокрые волосы, связал их небрежно в узел. Постоял немного, глядя в окно. И снова побрел в лазарет. Ромку устроили на самой дальней кровати, за ширмой, и в первое мгновение он показался каким-то неживым. Саша опустился на стул у изголовья и с замиранием сердца всмотрелся в неподвижное лицо. Нет, он дышал. Ровно и размеренно. Грудь и живот обнимала тугая плотная повязка, от которой ощутимо тянуло Вилениной Песней. Но в себя Ромка не приходил. Саша вывел у него на шее руну-сердце. Руна любви, так она называлась в Серой Книге. Маленький знак, что нефилима есть, кому любить. Есть, кому ждать. Саша стиснул прохладные шершавые пальцы и тихонько, чтобы никого больше не потревожить, запел: − Знаю, сбудется наше свидание, Затянулось с тобой расставание. Синий месяц за городом прячется, Не тоскуется мне и не плачется. Колокольчик ли, дальнее эхо ли, Только мимо с тобой мы проехали, Напылили кругом, накопытили, Даже толком дороги не видели. Лицо Ромки так и осталось неподвижным. Саша глубоко судорожно вдохнул. Глаза пекло от подступающих слез, и голос начинал дрожать, позвякивать, как перетянутая струна. − Позови меня на закате дня, Позови меня, грусть-печаль моя, Позови меня… Плюнув на все, Саша подался вперед, ложась грудью на кровать. Прижался щекой к безвольной прохладной руке и прошептал: −Ром, ну пожалуйста… Пожалуйста. И тишина. Все еще проклятая тишина. Неужели теперь постоянно будет так тихо?***
Под ногами был неширокий настил из светлых плотно подогнанных друг к другу досок. А по обеим сторонам от него – тихая прозрачная вода. Над водой клубился белый туман, не давая разглядеть, что там – по бокам. Настил уходил вперед и терялся где-то на горизонте. Женя сделал по нему первый неуверенный шаг, смутно ожидая, что доски зашатаются. Но те держались крепко. −Женя. – негромко окликнули нефилима знакомым звонким голосом. Женя повернул голову и совсем не удивился, увидев Ассу, одетую все в ту же куртку с металлическими нашивками. Над плечом вздымалась рукоять меча. Только волосы больше не были белыми. Длинные, темно-русые, они сплошным гладким водопадом стекали по плечам. Шрам на загорелом лице исчез без следа. Асса улыбалась. −Здравствуй, мой хороший. −Здравствуй. – тихо поздоровался Женя и замолчал, не зная, что сказать. Спрашивать, что это за место – глупо. Спрашивать, настоящая ли она – еще глупее. Асса склонила голову к плечу, улыбнулась шире и вдруг принялась расстегивать на себе куртку. Железные крючки под ее пальцами гнулись и ломались. С треском лопнул пересекавший грудь ремень ножен. Леденева широко размахнулась и зашвырнула меч в воду. Послышался тихий плеск. Следом отправилась и куртка. Под ней у Ассы оказалась белая рубашка с расстегнутым воротником. Последними улетели в воду тяжеленные подкованные ботинки. −Кто бы знал, как я эту форму ненавидела. – с улыбкой в голосе поделилась Леденева. – Все время она. Каждый день она. Надоела хуже смерти. Асса встряхнулась, как мокрая собака, и повернулась к Жене. В распахнутом воротнике тот разглядел живые черные линии руны парабатай. −У нас все получилось? – спросил он. Асса заправила волосы за ухо и твердо поправила: −У тебя, Жень. У тебя все получилось. Твой Голос залатал ткань миров. Я всего лишь поставила на ней печать. – губы Ассы печально скривились. – Так уж получается, что за все на свете нужно чем-то заплатить. −Например, собой. – еле слышно выговорил Женя, глядя над плечом Ассы в туманную даль над водой. −Например, собой. – эхом отозвалась Леденева. – Теперь в новом поколении нефилимов не родится ни одного Голоса. Такие, как мы, больше не нужны миру. Недалек день, когда и сумеречные охотники станут всего лишь историей. Потому что демонов больше не будет. Прекрасно, правда? −Правда. – Женя все-таки перевел взгляд на ее лицо и улыбнулся. – Значит, все было не зря. Асса негромко засмеялась и пропела: −Не зря мы над смертью смеялись, Не зря наши слезы и ярость, не зря Наши песни… Женя рассмеялся тоже. Странно, но туман вовсе не глушил звуки. Напротив, их смех звенел и звенел, как россыпь монет. Асса замолчала и вытерла заслезившиеся глаза. −Я очень рада была тебя встретить. – проговорила она. – Ты даже представить себе не можешь, какое это счастье – хоть немного погреться в чужом свете, когда собственного уже не осталось. Петербург не сможет без тебя. −Но, кажется, ему все-таки придется. Асса покачала головой. −Ты еще можешь вернуться. Тебя там любят и ждут. Кое-что придется оставить здесь, но в остальном… Возвращайся домой, Жень. Еще не поздно. −А ты как же? Женя протянул руку, запоздало испугавшись, что Асса развеется туманом. Пальцы коснулись тонкого загорелого запястья. Спустились ниже, обхватывая ладонь без страшного рубца. −А меня любят и ждут здесь. – отозвалась Асса, коротко, но крепко сжимая его пальцы. – В конце концов, у любой запертой двери должен быть часовой. На всякий случай. А часового надежнее меня нефилимам не сыскать. Асса вдруг потянула Женю за руку, обхватила за плечи, заставив вжаться лицом себе в шею. Прижалась щекой к непослушным, ничем не схваченным кудрям. Тихо пробормотала Жене в волосы: −Возвращайся домой и не спеши сюда. Потому что настанет день, и ты вновь окажешься здесь. И пройдешь эту дорогу до конца. Может статься, что и не один. Женя обнял ее в ответ, чувствуя под ладонями сплошные тугие мышцы и твердые выступающие кости. Глаза защипало. −Не один? – шепотом переспросил он, сражаясь с тугим комком в горле. −Я почему-то ни секунды не сомневаюсь. Когда придет время, Мелисов последует за тобой. Ноги сами собой переступали по деревянному настилу, как в неумелом медленном танце. Женя оказался лицом к этой бесконечной дороге, уходившей за грань воображения. Глубоко вдохнул соленый морской воздух. И улыбнулся. −Ты ведь уже знаешь, что там? – спросил он. Асса усмехнулась, слегка покачиваясь из стороны в сторону, будто ребенка на руках баюкала. −Знаю. Но тебе не скажу. Когда-нибудь сам все увидишь. И только попробуй поспешить. Такого пинка получишь, что обратно пробкой вылетишь. Женя засмеялся ей в плечо. Асса коснулась поцелуем его волос и неожиданно сказала: −Всегда хотела сына. Такого, как ты. Но как-то не сложилось… Зато Настю, кажется, воспитать сумела. Передай ей, что я очень ее люблю. Хотя она и так это знает. −Передам. – твердо пообещал Женя и неожиданно для самого себя добавил. – Дети – это прекрасно. Жалко, у нас с Юрой своих быть не может. Леденева снова потерлась щекой о его волосы, как любила делать Агата. −Ну почему не может? Мелисов придумает что-нибудь. −Да что тут можно придумать? – искренне изумился Женя. Асса как-то странно дернулась в его руках, будто подавилась. Не размыкая объятий, слегка отстранилась, заглядывая Жене в лицо. −Ты больной или ударился? – округлив глаза, спросила она. – Или уроки в Институте прогуливал? Или никогда не думал, откуда у мага, который, как и все их племя, бесплоден, дочка? Да еще и так на него похожая? Женя вытаращил глаза, ощущая себя самой большой бестолочью на свете. Асса все еще слегка ошалело покачала головой и снова притянула его к себе, будто пыталась напоследок напитаться живым теплом. −Вот и я не знаю. Но уверена, что без магии точно не обошлось. Как раз и спросишь, не из снега ли он свою Алису слепил. Как Снегурочку. Женя хотел было поддержать шутку, но Асса опять беспокойно вскинулась и уже совсем другим тоном сказала кому-то у Жени за спиной: −А ты чего здесь потерял? А ну давай отсюда. Давай-давай, кругом и шагом марш. Я отсюда слышу, как тебя там зовут. −Я не слышу. – тускло выговорили позади, и Женя с ужасом узнал голос Ромки. Правда, испугаться совсем у него не получилось. В голосе Ассы прорезались угрожающие нотки: −Ну так уши почисть, не слышит он. Давай, шагай обратно. – и крикнула кому-то еще. – Товарищ, проводи этого потеряшку. А то заблудится. Мимо обнявшихся Жени с Ассой вихрем пронеслась девушка в кожанке. Повернула голову, улыбаясь, и Женя с замиранием сердца узнал Агату. Вавилова на ходу взлохматила ему волосы и рявкнула на Пармонова: −Ромка, ноги в руки и бегом! Столбом стоять на своей свадьбе будешь. −Да мы вообще-то... – сдавленно вякнул Рома, но договорить ему не дали. −Это была репетиция. А должно быть, как у нормальных нефилимов, с костюмами, речами, цветами и всем таким прочим. Давай-давай, я проверю. Шаги за спиной стихли. Асса с долгим выдохом отстранилась и сказала: −Тебе пора. Передай еще, пожалуйста, Киру, что мне очень жаль. И что я очень его люблю. Пусть он и тормоз трамвайный. Женя кивнул. Асса улыбнулась на прощание, отвернулась и вдруг бегом бросилась по светлому настилу вперед. Длинные волосы развевались, как флаг. Там, куда она бежала, Женя разглядел двоих. Немоляев с этой своей невозможной прической обнимал за плечи встрепанного русого парнишку. Федя улыбнулся и помахал Жене рукой. Женя улыбнулся ему в ответ и открыл глаза. В спальне было сумрачно, а лежать в одежде прямо поверх одеяла – ужасно странно. Как-то разом навалилась вдруг кошмарная слабость. Всю левую часть головы прострелило болью. Женя тихонько застонал, накрывая левую половину лица ладонью. −Жень? – раздалось совсем рядом голосом Юры. Женя вздрогнул, но руку от болевшего сильнее всего глаза так и не отнял. Повернул слегка голову, встречая взгляд Юриных синих глаз. Улыбнулся половиной рта и прошептал: −Юр… Мелисов подорвался с табурета, на котором сидел. Склонился над изголовьем, бережно отвел Женину руку от лица. Застыл на мгновение, разглядывая. А потом рухнул на колени рядом с кроватью и прижал Женину кисть к губам. Преодолевая слабость, Женя повернулся набок и все-таки дотянулся правой рукой до растрепанной темноволосой головы. Левый глаз потихоньку переставал болеть, вот только… Женя чувствовал, как веки там сперва опустились. Потом поднялись. Но темнота слева так и не рассеялась. Руку обожгло горячей влагой. −Ну чего ты, Юр? – повышать голос все еще было трудно. – Вот же я. Живой. −Живой. – эхом отозвался Юра, крепче сжимая Женину руку. Потом все-таки выпрямился, снова всмотрелся Жене в лицо. Провел пальцем от угла левого глаза по щеке вниз. Махнул свободной рукой, прямо в воздухе создавая зеркало. Женя без особенного интереса уставился на собственное лицо. Левый глаз перестал быть голубым и сделался странного золотистого оттенка – без белка, радужки и зрачка. По левой половине лица бежали тонкие белесые линии, изломанные, как крохотные молнии. Женя поднял руку и слегка толкнул зеркало, заставив его развеяться. −Пустяки. – уже чуть громче проговорил он. – Это все пустяки. Иди ко мне. И только привычно уткнувшись носом в теплую знакомо пахнущую шею, позволил себе зажмуриться и поверить. Он вернулся домой.***
Опустившаяся на голову тяжелая ладонь заставила Сашу вздрогнуть всем телом. Медленно и осторожно он изогнул шею, и рука тут же сползла. Зато теперь он видел темные усталые глаза на осунувшемся лице. Ромка больше не был бледным до серости. Только бесконечно уставшим. Губы дрогнули, но он так ничего и не сказал. Улыбнулся только глазами. Так, как умел только один он в целом свете. −Ром… − до конца не веря, шепотом позвал Саша. Рома чуть прикрыл глаза, словно соглашаясь, что да – это именно он. И улыбнулся уже уголком рта. От руны по всему телу разлилась волна мягкого тепла, и Саша вдруг почувствовал… Сокрушительную усталость, далекие отголоски боли, что-то еще, непонятное, но однозначно очень светлое. Не свое. Но и не чужое. Ромкино. −Поспи. – так же тихо сказал Саша, удобнее устраиваясь на стуле и не выпуская слабо сжавших его руку смуглых пальцев. – Я буду рядом. Рома согласно прикрыл глаза и, кажется, тут же и провалился в сон. Саша глубоко вдохнул, сдерживая радостный крик. Веревкой к себе это несчастье привязать и никуда больше не отпускать. Чтобы всегда на виду. Под присмотром. На расстоянии касания. Иначе и поседеть недолго. И обязательно найти способ связаться с Семой. Обязательно. Он никого больше не потеряет. Никогда.***
В небольшом зале без окон всегда было сумрачно. Свет здесь давали только свечи, которых теперь изрядно прибавилось. Свечи горели у подножия фигуры ангела с воздетым к небесам мечом. Лица у ангела не было, но Кириллу то и дело мерещились в безликом мраморе точеные и изящные черты последнего Голоса. Гордеев потряс головой и пальцами затушил длинную витую свечу, совершенно не почувствовав боли. Женя вернулся. Сотворил невозможное, шагнул за грань и вернулся. Совсем как тот, другой. Даже больше, чем тот. Ведь ткань миров… Неужели теперь она цела? Верилось с трудом. −Кирилл. – тихий голос эхом отразился от покрытых узорами рун белых стен. Гордеев повернул голову. Женя стоял совсем рядом, одетый по-человечески – в голубые джинсы и белый свитер. Распущенные волосы, золотисто-рыжие в этом свете, падали ему на лицо, слегка прикрывая неподвижный, явно теперь незрячий глаз. Женя улыбался уголками рта. −Рад видеть тебя. – негромко ответил Кирилл. Безумно хотелось протянуть руку, сжать Женино плечо, убедиться, что вот он – живой и настоящий. Но что-то останавливало. Что-то было теперь в самом Жене такое – как невидимый контур, который так просто не переступишь. −Я говорил с Ассой. – Женя произнес это так просто, словно они с Леденевой виделись буквально в соседнем коридоре. – Она просила сказать тебе, что ей очень жаль. И что она очень тебя любит. Кирилл с усилием кивнул. Бросил взгляд на статую Разиэля. На дрожащие лепестки пламени свечей. И вдруг совсем по-детски спросил: −Она ведь?.. Не исчезла? −Не исчезла. – твердо ответил Женя. – Никто из них не исчез. Потому что нефилимы не умирают. −Не умирают. – эхом отозвался Кирилл и все-таки протянул руку. Женя встретил его ладонь на полпути. Переплел свои теплые пальцы с ледяными пальцами Кирилла. Коротко, но крепко сжал. И отпустил. Отсветы пламени сверкнули в его глазах – голубом и золотом.