***
Почему-то не было страшно. Совсем. Рома сам поразился своему неожиданному спокойствию. Более того, кажется, половина Института была так же спокойна, как и он. В оружейной деловито позвякивали мечами, затягивали ремни усиленных рунами и зачарованным железом курток, обвешивались запасными клинками. Вторая половина явно брала пример с Саши, бледного, как смерть, и хмурого. Глубокие складки расчертили лоб. Протянулись скорбными линиями от углов рта к подбородку. Роме безумно хотелось сжать его руку, притянуть к себе, поклясться, что все будет хорошо. Но он молчал. Давать заведомо обреченную клятву на пороге ада не хотелось. Саша вдруг бросил на стол ножны с кинжалом, схватил Рому за рукав так и не застегнутой куртки и молча потащил за собой темными, наполненными сосредоточенной военной суетой коридорами. Втолкнул в пустую сейчас малую гостиную. Рома припомнил невольно, как в вечер своего ухода из Института заглядывал сюда в дверную щель. И безмятежное лицо Саши, окруженного Котятами, с книгой на коленях, тоже вспомнил очень отчетливо. Этот же Саша, совершенно сейчас на себя не похожий, так же молча толкнул Пармонова к стене, сгреб за отвороты куртки и поцеловал. Долго, яростно, почти до боли. Рома осторожно опустил ладони ему на щеки, сдерживая и не отвечая такой же грубостью отчаяния. Мало-помалу Саша затих. Слегка отстранился, дыша тяжело и прерывисто. Прошептал, почти касаясь губами Роминых саднящих губ: −Прости. Мне просто невыносимо думать, что я могу потерять и тебя тоже. Рома обнял его за укрытые кожанкой плечи, прижал к себе так крепко, как только мог. Уткнулся лицом в гладко причесанные волосы. Так же тихо ответил: −Как и мне. −Может, тогда?.. Саша вывернулся из его объятий, судорожно дернул молнию куртки, торопливо, путаясь в пуговицах, расстегнул рубашку, открывая грудь. Накрыл ладонью мертвую руну парабатай. В ставших отчего-то совсем прозрачными глазах блестели слезы. Рома закусил губу, изо всех сил сражаясь с пережавшим горло комом. −Это должно было быть не так. – все-таки сумел прошептать он. Сашины губы дрогнули в слабом подобии улыбки. −Да когда у нас хоть что-то было так? Медленно, как во сне, Рома вытащил из-за пояса стило. Переплел пальцы свободной руки с тонкими ледяными пальцами Саши. Вгляделся в блестящие, самые родные на свете глаза. −Когда пойду долиной смертной тени, − тихо-тихо начал Рома, выводя на бледной Сашиной коже, совсем рядом с руной парабатай, другую, свою собственную. – не убоюсь я зла. Изящные черные линии легли прихотливой вязью, вспыхнули золотом, отразившись искрами в голубых глазах. Саша с улыбкой провел ладонью Роме по животу и груди, вытаскивая из-под ремня бадлон и медленно поднимая тонкую ткань. Белый камень стило коснулся смуглой кожи под левой ключицей. −Не убоюсь я зла. – эхом повторил Саша, вычерчивая свою руну. – Если ты со мной. Руна отозвалась золотой вспышкой. И от нее разом стало так тепло, словно пробилось сквозь тревожную ночь ласковое летнее солнце. Поцелуй вышел точно таким же. Легким и невесомым, как прикосновение солнечного луча. Задранная кофта упала вниз. Зато распахнутая рубашка и не подумала скрыть ярких черных линий и изгибов руны брака.***
Женя вздрогнул всем телом, когда на плечо ему легла чужая рука. Заполошно обернулся и увидел бледного хмурого Макса. Раковский уже успел переодеться в усиленную экипировку и напоминал теперь собранного, готового к драке кота. −Бегом в переговорную. – отрывисто проговорил Максим. – К тебе Мелисов. И широкими шагами двинулся в дальний угол оружейной, к затягивающему ремни ножен Святу. Темный хвост волос задиристо мотался из стороны в сторону. Женя бросил обратно на стойку клинок и вихрем понесся в переговорную – небольшую пристройку, стоявшую вне освященной земли Института. Только туда могли без опаски заходить те, кто принадлежал к Нижнему миру. В том числе и маги. Сердце билось не в горле даже, а где-то в ушах, когда Женя распахнул тяжелую дверь и почти влетел в Юрины объятья. К волосам привычно прижалась щека. Окутало знакомым горьковатым запахом. Жене все казалось, что именно так пахнет магия. −Женя. – вроде бы тихо, но так страстно выговорил Юра, что на мгновение даже стало страшно. – Ох, Женя, как бы я хотел запереть тебя в доме и никуда не пускать. Со мной ты был бы в безопасности. Женя крепче прижался к широкой груди, коснулся губами напряженной шеи и так же тихо ответил: −Спасибо, Юр. И спасибо, что не поступил так со мной. Мое место здесь. −А мое – рядом с тобой. Юра отстранился, но рук с Жениных плеч так и не убрал. Жадно вгляделся в лицо, словно запоминая. Задержался взглядом на губах. Почти насильно заставил себя выпрямиться, выпустить Женины плечи и достать из кармана плаща согнутый пополам листок. Протянул его Жене, держа бережно, как самую большую на свете драгоценность. Нефилим торопливо развернул бумагу, вчитываясь в беглые, но красивые, прихотливо выгнутые буквы, складывающиеся в Песню. И улыбнулся. −Какая она… − нужное слово даже не сразу подобралось. – Звонкая. −Тебе под стать. – улыбка у Юры вышла перекошенной, глаза коротко влажно блеснули. – Кроме того, у нефилимов ведь принято встречать любую напасть с улыбкой. Женя негромко засмеялся и что было сил обнял Юру за шею, безнадежно комкая в кулаке листок. Бумажка больше не имела никакой ценности. Настоящая Песнь всегда запоминалась с первого раза. −Дальше не будет дороги другой. – тихонько пропел Женя почти на ухо Верховному Магу. И тот эхом отозвался: −Если ты в пекло, я за тобой.***
Правая рука подвела как раз, когда Асса торопливо перешнуровывала голенище ботинка, поставив ногу на табурет. Пальцы свело судорогой, заставив зашипеть и выпустить шнурок. Боль быстрой змеей скользнула к запястью, отозвалась в каждой некогда поломанной косточке. Вечная память о «Крестах» и ржавом железнодорожном костыле, пробившем ладонь. Асса тихо, чтобы не услышал никто из вооружающихся нефилимов, выругалась. Стоявший чуть поодаль Гордеев обернулся. Окинул Ассу долгим внимательным взглядом. А потом шагнул ближе, присел на корточки и быстро затянул непокорную шнуровку. Асса опустила ногу на пол и запрокинула голову, заглядывая Кириллу в лицо. −Еще не разучился биться в паре, наставник? – улыбнулась она. По губам Гордеева скользнула бледная тень прошлой улыбки. −Я не настолько стар, чтобы страдать склерозом. −Тогда… − улыбка Ассы стала шире, Леденева вытянула вперед некогда покалеченную руку. – Я щит, что не будет пробит. Гордеев крепко сжал ее запястье. Он тоже теперь улыбался. −Я меч, что не будет сломлен. Асса негромко засмеялась, убрала руку и обернулась. На нее смотрели. Пристально, тревожно, с опаской. По-всякому. Но неизменно внимательно. Леденева с улыбкой склонила голову к плечу. −А что, нефилимы Петербурга еще верят в лимит на чудеса? Наверно, их пугал ее голос. Даже протиснувшегося в двери Женю. Но все-таки по рядам затянутых в черную кожу совсем юных ребят пробежал одобрительный гул. Асса кивнула. −Что ж. В таком случае, у нас он еще не выбран.***
Женя настороженно вскинулся, когда Леденева решительно протолкалась к нему и кивком головы позвала за собой в соседнюю комнату, где хранились «доспехи». Собственно, «доспехами» в Институте обзывали ненавистную Жене усиленную экипировку – тяжелую и не очень удобную. Такую, в какой щеголяла сейчас Асса и увязавшийся за ними Гордеев. Женя искренне не представлял, как в этом можно нормально двигаться. Асса закрыла за собой дверь, кивнула Гордееву и вытащила из петли на ремне стило. −Сними, пожалуйста, кофту. – попросила Леденева. Женя с опаской покосился на остановившегося почти в дверях Главу Института. Асса поймала его взгляд и усмехнулась. −Да не пугайся ты так. Сообразим тебе сейчас последнюю линию обороны. Все еще подозрительно косясь на обоих старших нефилимов, Женя потянул через голову облегающую черную кофту, какие надевали под «доспехи». Гордеев одним скользящим шагом перетек Жене за спину, заставив настороженно покоситься через плечо. Асса шикнула – то ли на Гордеева, то ли на самого Женю – и медленно коснулась стило обнаженной кожи – там, где стучало сердце. Женя вздрогнул, почувствовав прикосновение в том же месте, но только на спине. Руна была незнакомой и очень сложной. А еще очень тяжелой. Боли от нее не было, но впечатление создавалось такое, словно его обрядили разом в две усиленные куртки. Асса вывела финальный росчерк на груди, Гордеев одновременно сделал то же самое на спине и наконец-то вернулся в поле зрения, убирая стило. Женя неуютно повел плечами. Неприятное давящее ощущение никуда не делось. −Это твой последний рубеж. – тихо и очень серьезно проговорила Асса. – Пять прямых ударов руна точно выдержит. Может быть, и больше, но никто не проверял. В любом случае времени закончить Песнь тебе хватит. −Личный щит… − пораженно прошептал Женя. – А почему всем такие нельзя? Попробовал поднять руку и убедился окончательно. Руна и правда притормаживала движения. Асса мрачно кивнула, догадавшись, о чем он подумал. −Надеюсь, до этого не дойдет. – коротко улыбнулась она. – Мы будем рядом. Гордеев молча кивнул, складывая на груди руки. Женя глубоко вдохнул и принялся натягивать кофту. Отвернулся к стойкам с куртками, выбирая какую-нибудь поменьше. За спиной тихонько стукнула дверь. Гордеев с Леденевой ушли. Женя наугад схватил вроде небольшую, но отвратительно тяжелую кожанку. Натянул на себя, застегнулся под горло, вытащил из-под воротника узел волос. Старая записная книжка, бегло пролистанная всего разок, так и осталась лежать в кармане обычной куртки.***
Саша впервые в жизни видел, как активируется панорамный портал, и, честно говоря, отдал бы многое, чтобы не видеть этого никогда. Большой, прямоугольный, занимающий всю дальнюю стену Зала Порталов, он в первые минуты был похож на исполинский телеэкран. По которому крутили какое-нибудь человеческое кино про конец света. Саша сперва даже не понял, что именно он видит. Потом разглядел пологий берег и чуть дальше от него золотисто-алую воронку огромного разрыва в ткани бытия. Воронка вращалась, а из нее как раз выбиралась невидная тварь, похожая на огромную вооруженную тяжелыми и толстыми жвалами сороконожку. Кто-то за спиной задушено ахнул. Тварь была далеко не единственной. Берег кишел ее сородичами и другими демонами – совершенно незнакомыми. Хотя вон у самой кромки воды промелькнул сутулый силуэт гончей. Мерзкие твари. −Первой группе приготовиться. – скомандовала Вера. Десяток нефилимов под командованием Воскресенского одним слитным движением обнажили мечи и по команде Веры шагнули в портал. Саша, не глядя, коротко сжал Ромину руку, почувствовал ответное движение и улыбнулся. Рядом. Разиэль побери, они рядом. А если понадобится, рядом и умрут. Группы двигались быстро, и сквозь поверхность портала Саша отлично видел, как они с ходу вступают в бой на этой неширокой полосе берега. Только сейчас он сообразил – прореха открылась на левом берегу, значит, дорогу на Петербург тварям преграждает Нева. И горстка сумеречных охотников. −Шестой группе приготовиться. – зазвенел где-то будто вдалеке Верин голос. С шелестом выскользнула из ножен Ромина катана. Саша коснулся ладонью рукояти меча и тихо произнес: −Агата. Клинок, принадлежавший парабатаю, потеплел и почти вылетел из ножен. Зазвенел коротко и задорно, словно где-то далеко-далеко засмеялась над чем-то Агата. Пусть ее сейчас нет рядом. Пусть. Зато ее меч теперь далеко не простое оружие. Маленький кусочек ее души. −Вперед. Они шагнули разом, словно в ледяную воду нырнули. И очутились за порогом ада.***
Женя возмущенно оглянулся на Гордеева, когда портал раскрылся где-то сильно южнее. Прореху в ткани бытия отсюда было видно, а вот демонов поблизости не было. Под ногами оказалась какая-то куча земли. То ли собирались что-то строить, то ли вывезли с какой-то стройки. −Мы в тылу собрались сидеть, что ли? – процедил Женя, переводя взгляд с Гордеева на Леденеву. Оба старших нефилима казались сейчас почти на одно лицо – каменно-холодное и невозмутимое. −Именно так. – отчеканил Гордеев. – Моя бы воля, я бы тебя из Института не выпустил. Но, к сожалению, Голосу надо видеть, что он зашивает. Так что постоим пока здесь. −Не переживай, сюда тоже доползут. – сорванный голос Ассы стал еще неприятнее, ладонь лежала на рукояти кинжала. – Но пока тут безопасно. −Впервые не могу не согласиться. – негромко проговорили из-за спины голосом Юры. Верховный Маг небрежно закрыл за собой портал, глянул куда-то мимо Гордеева, кивнул Ассе и взмахнул рукой, накрывая их пригорок голубоватым куполом. Вернее, так Жене показалось сперва. Потом заклинание дрогнуло и сузилось, укрыв только его одного. Юра и Асса с Кириллом остались снаружи. Женя раздраженно выдохнул через нос. Торчать тут, пока остальные, рискуя жизнью, сражаются там, было отвратительно. Еще отвратительнее признавать чужую правоту и собственную ценность. Женя набрал побольше воздуха в грудь и снова продолжительно выдохнул, в этот раз медленнее, очищая сознание от посторонних мыслей, как учил Петя. Песня-Песня… Одной тут явно маловато будет. Значит, стоит начать с какой-нибудь… Какой-нибудь старой доброй и проверенной. Женя закрыл глаза, сосредотачиваясь. Слова привычно пришли сами. −В далеком тревожном военном году, Под гром батарей у страны на виду Стояли со взрослыми рядом Мальчишки у стен Ленинграда. Под закрытыми веками полыхнуло алым, и Женя увидел темное небо, расчерченное светлыми всполохами. Сначала показалось, что молний, но потом он догадался. Лучами зенитных прожекторов. Мелькнула справа оскаленная морда какой-то твари. По ушам ударил полный боли вой, когда поперек этой морды хлестнули светлым лезвием клинка серафима. Привиделся Гордеев со страшным осунувшимся лицом. Глаза на этом лице казались двумя темными провалами. Он торопливо прятал в ножны меч и поднимал на руки тоненькую, какую-то почти прозрачную, девочку. Издалека донесся хриплый голос Кирилла: −Все позади… Позади… Как тебя зовут? Девочка прижалась к его груди и еле слышно ответила: −Таня. −Где твои родные, Таня? −Нету. – так же тихо и невыразимо спокойно ответила девочка. – Умерли. – и почти шепотом добавила, словно гвоздь вбила. – Умерли все. Песня сплеталась сама собой, неслась стремительным невским потоком, а Женя видел пустую улицу, по которой так же стремительно несло ветром колючие крупинки снега. Снег заметал неохотно рассыпающийся пеплом труп цокотухи и тянувшуюся прочь цепочку небольших ярко-красных пятен. В конце улицы Женя разглядел хорошо знакомую фигуру Воскресенского, тяжело опиравшегося о меч, точно о костыль. Улицу затопило темнотой, и эта темнота уже не была улицей. По сплошной снежной целине тянулась широкая колея. По ней медленно шли цепочкой грузовики. Вдоль колеи с обеих сторон ровно горели хорошо знакомые голубые искры. Ведьмины огни, укрепленные на каких-то деревяшках. Откуда-то сверху вдруг донеслось гудение, и огни разом погасли. Только машины все продолжали ехать. Головная вдруг странно дернулась и накренилась. Раздался страшный хруст, и полуторка рухнула в какую-то темную яму. Остальные принялись ее объезжать. Гудение над головой стихло, и ведьмины огни зажглись снова. В их свете Женя разглядел огромную полынью, в которой плескалась темная, как мазут, вода, без следа проглотившая грузовик вместе с шофером. А машины все шли. И Песня все росла и ширилась.***
−Затягивается. – сквозь зубы процедила Асса, и Кирилл не сразу понял, что она имеет в виду. Прореха и правда начинала потихоньку затягиваться, но и бой затягивался тоже. Кирилл бросил взгляд себе за плечо. Женя стоял неподвижно, как статуя, вытянув вперед руки. Пальцы у него мелко подрагивали. Губы шевелились, но слов Песни Кирилл не слышал. Зато отлично видел странное неестественное выражение на красивом точеном лице. Застывшее, как посмертная маска. Разиэль, Женя, что же ты там такое видишь? Мелисов стоял у самой границы купола и не сводил с Жени горящих чародейской синевой глаз. Кирилл спешно отвернулся к Леденевой. Асса вытащила из кармана сложенный вчетверо листок, бегло просмотрела, сморщилась, как от боли, и убрала его обратно. Гордеев перевел взгляд вдаль. Круговорот прорехи и правда стал меньше, но даже отсюда было видно, как прорываются сквозь него мелкие, с собаку, твари. Отсюда, да еще и в смутном свете белой ночи, казалось, что берег превратился в какой-то чудовищный муравейник, полыхающий то голубым, то алым. Ветер донес жуткий надрывный крик. Над головой захлопали крылья. Асса метнула на звук нож, и одновременно вскинул руку Мелисов. Перед Кириллом грохнулся на землю похожий на птеродактиля демон. Из глаза у него торчал ушедший по рукоять нож. Вокруг рассыпающегося пеплом тела истаивала голубоватая дымка. Где-то недалеко хрипло завыли. С другой стороны отозвались. −Нас заметили. – проговорила Асса, вынимая из ножен меч, и тихо произнесла. – Кирилл. Гордеев вздрогнул, оборачиваясь на свое имя, но разглядел скованный под мужскую руку клинок Леденевой, сжал губы и промолчал. Ладони Мелисова окутались синими всполохами. Он все еще ни на шаг не отходил от купола. И не отойдет, это Кирилл знал твердо. Никто из них не отойдет.***
Саша перекатом ушел от хлестнувшего совсем рядом шипастого хвоста. Вскочил на ноги, широко размахнулся и все-таки отсек твари этот проклятый хвост, которым демон пользовался, как хлыстом. Веером хлынул ихор, но Саши на том месте уже не было. Одним прыжком он перелетел через припавшего к земле и завывающего от боли четырехлапого демона и с размаху вонзил меч тому в основание вытянутого, как у крокодила, черепа. Глухо хрупнуло, и тварь затихла навсегда. Уже которая по счету. Он сбился еще где-то три демона назад. Или три с половиной, если считать ту нечисть, пытавшуюся откусить голову Роме. Загребущую лапу этой неведомой мерзости отрубил Саша, но прикончил все-таки Ромка. Улыбнулся благодарно, отбросил со лба прилипшие волосы и плавно развернулся, становясь спина к спине. Драться так было гораздо легче. Даже думать не надо было. Только чувствовать. Рома здесь, рядом, и его тело ощущалось почти так же ясно, как и свое собственное. Такого полного единения в бою не было даже с Агатой, хотя парабатаи практически делили одно сознание на двоих. Саша вскрикнул радостно, когда золотисто-алая прореха закрылась, но крик замер у него на губах. Рядом с ней открылась еще одна. Женя, где бы он ни был, будто пытался зашивать гнилую ткань. Рядом со швом появлялись новые дыры. А из них все пребывали твари. Нога поехала в луже ихора. Саша взмахнул рукой, теряя равновесие, но упасть не успел. Обернувшийся на мгновение Рома поймал его за локоть, ставя прямо. И тут же наискось взмахнул узким лезвием катаны, надвое разрубая высунувшегося из толчеи попрыгунчика. Небо потемнело. Сумерки белой ночи стали неестественно-черными, едва проницаемыми даже со зрением нефилимов. Справа промелькнуло бледное перекошенное лицо Воскресенского. С утробным рыком на него набросилась похожая на кошку-переростка тварь. Саша метнулся было на помощь, но едва не налетел на какой-то роговой отрост нового демона. В последний момент сумел увернуться и встретить мечом оскаленную пасть. Над плечом с шорохом пронеслось что-то длинное и живое. Ударило демона сперва в один глаз. Потом во второй. Ослепшая тварь с воплем метнулась прочь, но ей вслед прилетел сгусток зеленого огня, разом обратив в кучу пепла. Саша коротко оглянулся и столкнулся взглядами с Дашей. Чародейка парила невысоко в воздухе. Змеи у нее на голове стояли дыбом. В руках полыхало зеленое пламя. Времени благодарить не было. Одновременно накрыло леденящим душу осознанием. В этом безумном круговороте оскаленных челюстей, кривых когтей, мечей, крови и ихора куда-то делся Рома. Руна на груди запульсировала. Саша, стиснув зубы, принялся прорубаться туда, где видел Пармонова последний раз. Руну жгло.***
Женя с трудом поднялся с колен, вытирая тыльной стороной руки рот. На коже осталась кровь. Видимо, падая от неожиданно накатившей слабости, все-таки прикусил губу. Песнь сумела затянуть прореху, но он всей кожей чувствовал, рядом уже образовалась вторая. Их вообще бесполезно латать по одной. Надо разом. Только как?.. Леденева не ошиблась. Их позицию и правда заметили, и у подножия пригорка уже кипел бой. Пару раз какие-то летучие твари врезались в купол и тут же осыпались пеплом. В сгустившейся темноте Женя видел синие вспышки Юриной магии, и это ненадолго успокаивало. Юра жив. Он рядом. Юра… Женя закрыл глаза, невольно улыбаясь. Губы, потревоженные жестким материалом куртки, горели, как от настойчивого поцелуя, на какие Верховный Маг никогда не скупился. Особенно, если опять подглядывал за охотой. Юрин голос в голове низко и тягуче выговорил: «Соловушка…». При мысли об этом голосе в груди знакомо и приятно защекотало. Женя выпрямился, улыбаясь. Сами собой припомнились слова из книжки Немоляева. −Он острой бритвой в мягких тканях тишины Увязнет, распадаясь дрожью. Ему ни клавиши, ни струны не нужны. Он – крик и стон. Он – смех и скорбный вой. В Песнь вдруг вплелся другой голос, низкий, но определенно женский. Подхватил, оттеняя и поддерживая, а Женя вдруг увидел ту, что пела. Не здесь, не рядом. Безумно далеко, у босых ног исполинской женской фигуры с занесенным мечом. Отблеск далекого пламени упал на лицо Голоса. Приемыш Леденевой действительно была похожа на Ассу только упрямым решительным выражением лица. Крупные резкие черты у нее были от отца. Анастасия Немоляева раскинула руки, будто хотела обнять весь свой затопленный чернотой и расцвеченный тысячами золотистых прорех город, и пела: −Голос, как вулкан в груди. Голос ранит и щадит. Голос - водопады слёз, Солнце после чёрных гроз. Женя больше не чувствовал себя единственным воином в этом бесконечном темном поле. Он слышал их всех. Различил пронзительный голос Пети. Мягкую почти вкрадчивую вязь Песни Круглова, выплетаемую чистым и пронзительным голосом Ирины. И тысячи других Голосов. В груди вдруг что-то лопнуло. Словно туго натянутый поводок разорвался. И его собственный Голос рванулся выше, перекрывая их все, сплетая в единый узор. И Голоса потянулись за ним. −Он не застынет тишиной гранитных плит, И, убеждая в невозможном, Он вознесёт до неба и испепелит. Пока ты есть на свете – он живой. Что-то дрогнуло в пространстве. И беспросветная тьма под опущенными веками, кажется, слегка посветлела.***
Макс видел, как упал Воскресенский и вместе с ним кто-то из незнакомых охотников, наверно, из Ленинградской области. Видел, но ничем помочь не смог. Дорогу перегородила здоровенная многоножка. Клацнула угрожающе жвалами и метнулась прямо на Макса. Раковский заорал на нее любимыми эпитетами Свята и высоко подпрыгнул, пропуская атакующую тварь под собой. Приземлился аккурат на жесткий неудобный загривок. Ухватился за какой-то вырост, развернулся и вогнал меч в основание длинной шеи, туда, где у ее более мелких и хорошо знакомых сородичей должен быть нервный узел. Видимо, это все-таки был другой вид демонов. Потому что тварь и не подумала сдохнуть. Более того, она неожиданно ловко изогнулась всем суставчатым телом и скинула Макса с себя. Приземлился тот на ноги, отшатнулся, ощетинившись мечом, но в сумерках, расцвеченных только вспышками ведьминых огней и зеленоватой магией Бурлюкало, споткнулся обо что-то и рухнул. Тварь радостно застрекотала и метнулась прямо к нему. Макс попробовал откатиться, но на щиколотке вдруг сомкнулась пасть гончей, раненной, а оттого еще более злющей. Хруст собственных костей Раковский не услышал даже, а почувствовал не болью, но отвратительной вибрацией по всему телу. А многоножка уже нависала над ним всем своим мерзким туловищем с шевелящимися ногами. Между Максом и тварью несокрушимой скалой вырос Свят. Взмахнул тяжелым, специально для него выкованным, мечом и одним ударом снес атакующей многоножке голову. Обезглавленное тело забилось в конвульсиях и рухнуло набок. Свят убрал меч, присел на корточки и руками разжал челюсти намертво вцепившейся в Макса гончей. Тварь заверещала и тут же захлебнулась. Захрустели суставы. Свят, не напрягаясь, разорвал демону пасть. Одной рукой поставил Макса на руки. Второй почти не глядя вычертил рамку портала. −Свят… − выдохнул Максим, сам не зная, что хочет этим сказать. Беседин улыбнулся так широко и радостно, будто вокруг не кипело сражение. −Иди, Макс. Мы справимся. И одним толчком отправил Макса в золотистый контур портала. Максим улыбнулся на прощание, и контур начал затягиваться. В узкую щель Раковский увидел вдруг что-то темное, летящее с дикой скоростью. −Свят! – еще успел закричать он. Обернуться Беседин не успел. Черная костяная игла вышла у него из горла. Максим закричал, но контур портала уже схлопнулся. Только взорвалась болью руна под ключицей.***
Странное тянущее ощущение Саша почувствовал не сразу. Почти не запомнил, как прикончил парочку мелких демонов. Споткнулся несколько раз о тела в черной экипировке. С замиранием сердца вглядывался в окровавленные лица. Их он не знал. В Институт подтянули много охотников, разбросанных по области. Ромки нигде не было видно. Под ключицей начало дергать сильнее. Не болью, но чем-то незнакомым. Будто под кожу засадили рыболовный крючок и теперь настойчиво тянут за леску. Саша прижал ладонь к груди, накрывая беспокойную свежую руну, и вдруг все понял. Да ведь она же его вела. Меч Агаты, начинавший казаться слишком тяжелым для уставшей руки, взлетел снова, прорубая нефилиму дорогу. Далеко же, прах побери, Ромку унесло. В сторону не очень высокой земляной насыпи, окруженной голубоватым сиянием чародейского купола. Песнь Жени Саша чувствовал и отсюда. Но пока проще не становилось. Он почти добрался до этого пригорка, когда споткнулся снова. Не глядя, рассек на две половины метнувшегося под ноги шакала. Опустил голову, мельком глянув на то, обо что запнулся. И рухнул на колени, выпустив из разом ослабевших пальцев меч.***
Песнь рассыпалась, как пошедшая трещинами и расколотая ваза. Ее силы не хватило, но Женя почти не обратил на это внимания. Он всем собой чувствовал дрожь ткани миров. Она затягивалась. Не очень быстро, но затягивалась. Голоса вплетались в нее тоненькими золотистыми прожилками. И все-таки им тоже не хватало сил. Свой Голос Женя тоже видел. Он был похож на такую же золотистую нить, только толще и плотнее. Голос пуповиной тянулся от груди, теряясь в хитросплетении других нитей. Дрожал, пульсировал, как сердце. Жил. Женя открыл глаза. Ему все-таки не показалось. Юриного купола над головой больше не было. Вместо него было что-то другое. Бледно-золотистое, дрожащее, как свеча на ветру. Его собственное. Значит, пришло время для Юриной Песни. Женя улыбнулся. Юра тогда подорвался записывать ее черновик, даже не одевшись. И пока сам Женя пытался отдышаться и отойти от еще бегающих по телу отголосков только что пережитого сокрушительного удовольствия, Верховный Маг, наклонившись над столом, торопливо водил старомодной перьевой ручкой по бумаге. Чувствуя, как все существо до краев затапливает нежность, Женя запел. И Голос звоном меча взрезал какофонию разверзшегося у него под ногами ада. −Ждет нас долгий путь, Страшно? Не обессудь. Трудно? Упорным будь, Чтобы стать сильнее! Отчего-то стало намного светлее. Померещилось, что прямо перед лицом открывается не то новая прореха, не то портал, не то еще что-то. Женя почти не обратил внимания. Песня звенела и щекоталась внутри. −Долго - считаем дни, Ярко горят огни, Контур горы возник, Ну а что за нею? Тело стало вдруг легким-легким, почти невесомым. Нить Голоса запульсировала ярче, и сияние перед лицом сложилось во что-то незнакомое. Мерцающее, как пронизанный солнцем водопад. Все существо потянулось к этому свету, да так сильно, что Женя едва устоял на ногах, но Песнь не прервал. −Вековой лес стеной, А за ним рождаются рассветы. Даль чиста, цель проста, В Замок Льда Нас приведет моя Звезда! К этому свету тянуло нестерпимо. Женя вскинул руки к темным небесам, пытаясь устоять. Вспышкой пронеслось в голове воспоминание о давнем-давнем сне. По телу пробежала крупная дрожь, передаваясь и небесам, и земле, и самой ткани бытия. Женя повернул голову и вдруг увидел Юру. Верховный Маг был перепачкан в ихоре, по лицу тянулась длинная рваная царапина, волосы растрепались. Но глаза… Разиэль, какие у него были глаза. Женя улыбнулся виновато. Пожал плечами. И, сам того не ожидая, сорвался на такую ноту, что ткань бытия задрожала сильнее. А свет перед ним вспыхнул ярче тысячи звезд.***
Вновь сражаться плечом к плечу с Киром было… Асса усмехнулась, с разворота снося голову непонятной помеси таракана с муравьедом. Пожалуй, именно так ощущается возвращение домой после долгого отсутствия. Это не было единением сознаний, как с Немом. После гибели парабатая так никогда больше не будет. Это было иное. Выстраданное в долгих изнурительных тренировках чувство локтя. Учитель и ученица. Меч и щит. Снова чувствовать это было упоительно. От Голоса Жени ткань миров дрожала так, что Асса это чувствовала. В груди пойманной птицей бился собственный Голос, не способный сейчас ничем помочь, навечно стиснутый прутьями искалеченного горла. От нее сейчас была одна польза – меч Нема в левой руке. Асса как раз с усилием выдирала застрявшее в хитиновом панцире очередной мерзости лезвие, когда сбоку налетела какая-то дрянь с длинными крокодильими челюстями. Медвежьим капканом вцепилась в левую руку и рванула. Асса от неожиданности потянула руку на себя, выпуская меч. Взорвалось болью запястье. Следом раздался хруст, и челюсти разжались. Правая нога сама собой подкосилась, и Асса неловко завалилась на спину, не успев толком понять, что произошло. Кто-то дернул ее за плечи, приподнимая и усаживая. Вспыхнула почти перед глазами блок-руна, укрывая невысоким защитным куполом. Асса с трудом проморгалась и сплюнула вязкую окрашенную кровью слюну. Перед ней стоял на коленях Гордеев, торопливо и бережно ощупывая ее левую руку. Взгляд Ассы медленно заскользил от локтя к кисти. Разум, затуманенный адреналином и отголосками боли, отказывался понимать, почему мечевая рука не сжимается в кулак. Взгляд дополз, наконец, до запястья. Куртка выдержала испытание с честью. Только рукав, видимо, задрался, когда Асса попыталась вырвать руку. Левая кисть держалась на тонком клочке то ли сухожилия, то ли и вовсе кожи. Гордеев задрал рукав еще выше, спешно выводя обезболивающую руну. Асса остервенело потрясла головой, выгоняя из нее мутный туман. И обреченно выругалась. −Выходи из боя. – глухо сказал Гордеев, не поднимая глаз. – Возвращайся в Институт. От тебя здесь не будет толку. −Глупости. – рыкнула Асса, усаживаясь ровнее и с ненавистью глядя на покалеченную руку. – Меч возьму в правую. Примотаем ремнем, и будет нормально. −Руку еще можно спасти! – снаружи купола кто-то пронзительно заорал, и Кирилл повысил голос, перекрикивая. – Уходи отсюда! −Не уйду! Режь. −Асса! Асса не стала его слушать. Рванула из ножен кинжал и, размахнувшись, перерубила нитку сухожилия. Сморщилась от донесшейся даже сквозь руну боли. Кровь лилась, как из крана. Гордеев вычертил у самого среза одну за другой сразу три кровеостанавливающих руны. Вывел иратце. Исцеляющая руна моргнула неисправной лампочкой, не сразу поняв, чего от нее хотят. Наконец, принялась постепенно стягивать края среза, закрывая новой кожей мясо и розовый обрубок кости. Асса не отводила от него глаз, беззвучно умоляя руну действовать быстрее. Где-то совсем рядом полыхнуло, да так отчаянно, что Леденева все-таки вскинула голову. И застыла с широко распахнутыми, остановившимися от ужаса глазами. Гордеев, стремительно бледнея, тоже повернулся на вспышку. И замер точно так же, неподвижными глазами глядя наверх. −Идиотка. – одними губами прошептала Асса. – Бездарная бестолковая идиотка… И глухо взвыла сквозь зубы. Разиэль, какой же она была непроходимой дурой. Слишком быстро позабыла страшные годы бродяжничества. Слишком радостно выкинула из головы самый главный закон жизни. За все на свете нужно платить. В том числе и за то, чтобы спасти этот глупый, застывший на тонкой грани, мир.***
−Ромка… Рома услышал и даже поднял голову на Сашин голос, но встать больше не имел силы. Куртка на груди превратилась в лохмотья. От левого плеча наискось через всю грудь тянулись три глубоких раны от чьих-то когтей. Рядом валялась залитая ихором катана. Ромкины глаза показались вдруг двумя бездонными колодцами на сером от боли лице. Саша торопливо накинул купол блок-руны. Стиснул зубы, чтобы не заорать от ужаса, и старательно вывел стазис-руну. Спасла же она, черт побери, жизнь Женьке. Поможет протянуть и Роме. На запястье сомкнулись прохладные липкие пальцы. Рома улыбнулся окровавленными губами и крепче сжал Сашину руку. −Даже не думай. – твердо заявил ему Саша, вычерчивая на всякий случай почти бесполезную иратце. – Даже не думай умирать. Руна под ключицей пульсировала в такт сумасшедшему биению сердца. Рома улыбался и не выпускал его руку. Держал так же крепко, как в тот снежный день, в их первую встречу. Разиэль, кто бы мог тогда подумать… Неожиданно и как-то очень быстро посветлело, словно солнце все-таки решило встать. Саша поднял голову. Это не было солнцем. На недалекой насыпи он разглядел тонкую Женькину фигуру, всю окутанную разгорающимся золотистым сиянием. Расслышал, наконец, его звонкий, отдающийся вибрацией внутри, голос. Недоуменно нахмурился, разглядев еще кое-что странное. Женя словно растворялся в этом свете… Нет, не так. Он сам постепенно становился светом. Ромкины пальцы разжались, бессильно соскользнув с Сашиного запястья.