***
Лежа в кровати, упрямо разглядываю в окно тусклое сияние одинокой звезды, упорно не замечая ненавистную луну, так нагло пробивающуюся сквозь немытые стекла. Здорово было бы, если звезда эта вдруг упала, тогда бы и желание — самое заветное — сбылось. Разумеется, такую ересь я услышала не от профессора Синистры, а от папы, который, в свою очередь, заимствует различные байки у магглов. Бред, конечно, но я уже мало чему способна искренне удивиться. Да и с чего этой звезде, собственно, падать? Ведь и не звезда это вовсе, а Венера - какое светило, кроме беспардонной луны, еще можно разглядеть в вечно хмуром лондонском небе? Если, вторя моим глупым мольбам, планета внезапно упадет, то желание уже можно будет не загадывать: такие перемены во Вселенной похуже политики Министерства будут. Дерганым движением натягиваю покрывало на голову, чтобы закрыться полностью — уж больно яркий лунный свет, даже на Венере не сконцентрироваться. Прибывающая — самая страшная фаза, она предшествует полнолунию. Тедди уже неспокоен, хнычет днем и с трудом засыпает ночью. Где-то в подвале-лаборатории Лав сейчас укачивает его, чтобы уже спящего перенести в комнату Молли. Не помогают ни дополнительная порция молока, ни объятия, ни чары сна. Обычно Снейп давал Тедди пол-ложки аконитового в прибывающую луну, чтобы его не так сильно ломало. А потом как-то дополнял зелье, чтобы оно сохраняло свои свойства и в период полнолуния. У профессора это отнимало чудовищное количество времени, и, если честно, особой благодарности Снейпу тоже не перепадало, потому как это я прозябала на паршивой работе, как проклятая, чтобы оплатить Тедди ингредиенты. Соответственно, между мной и Снейпом спасителем считалась скорее я, чем он. И то, судьей выступала Лаванда, так как судьбой мальчика больше, собственно, никто и не обеспокоился. Колючая реальность бьет посильнее Бомбарды — малыш-оборотень в доме-убежище никому не сдался. И дело вовсе не в людях. Эта война виновата в том, что мы сейчас представляем из себя: разрушены судьбы, отобраны силы, надежда, ресурсы. Беспомощные люди, мы просто выбрали себе совершенно разные приоритеты, которые не дают окончательно предаться унынию. Я, например, задалась целью вытащить Грейнджер с того света и не преминула рискнуть безопасностью друзей, с которыми делю кров. Лаванда, чудом пережившая нападение самого отбитого из оборотней, вынуждена ежемесячно таскаться в Лютный за ингредиентами для аконитового зелья, сгорая от страха наткнуться на героя своих кошмаров. И все потому, что ее луч света — это Тедди, и плевать она хотела, что там у него за диагнозы. Билл и Флер держатся из последних сил, чтобы не дать повода миссис Уизли совсем утонуть в отчаянии. Уверена, и беременность они спланировали, чтобы порадовать мать некогда большого семейства. Я могу продолжать бесконечно: у всех борьба, и никто не сдался, просто мотивация у каждого своя. Как переменчива судьба — еще пару дней назад Лав утешала меня, потому что, как казалось, у Грейнджер не оставалось шансов. А до полнолуния было еще сравнительно далеко. И вот теперь совершенно здоровая Гермиона перебралась к нам в спальню, а Тедди предстоит пройти через агонию. Буквально несколько дней назад у нас был зельевар и ингредиенты, а сегодня только беспомощность и сочувствие. Не представляю, как весь дом может спокойно спать, когда снизу доносится разрывающий сердце плач ребенка? Я чувствую себя особенно виноватой, ведь не только же Снейпа мы упустили, но и работа моя канула в Лету. А с ней и скудная оплата моих трудов. На вечернем собрании коллеги-орденцы единогласно приняли решение, что мне не стоит больше работать в пабе, ведь Долохов может вернуться. Само собой, меня такой расклад не устраивает совершенно: во-первых, деньги на содержание маленького Люпина больше брать неоткуда. Ну и во-вторых, Долохов может вернуться! Под покрывалом становится жарко, и мне ничего не остается, как выползти из своего убежища. Луна, конечно, никуда не делась. Лучи, отброшенные на покрывало, падают прямо в глаза, будто упрекая меня в распущенности и слабости. Ой, да угомонись, бесполезное светило, я ведь и так держусь из последних сил! Перед аппарацией Антонин попросил меня осведомить его о том, как все пройдет. Сколько раз я вытаскивала палочку в течение дня, чтобы послать ему Патронуса. Даже сообщение было детально продумано, чтобы казаться уверенной и немного безразличной. На деле же мне нестерпимо хочется напроситься еще на одну встречу, лишь бы увидеться снова. Нет уж, скорее Венера упадет, чем у нас с ним что-то получится. Отворачиваюсь к стене и крепко зажмуриваюсь, чтобы поскорее уснуть и, возможно, даже покувыркаться с незнакомцем из сна — может, хоть эфемерный мужик перекроет эту дикую тягу, которую я испытываю к совершенно не тому человеку. А Долохов — это как раз яркий представитель совершенно не того человека; самый настоящий губительный выбор. От таких отцы ограждают дочек, а мамы уговаривают одуматься. По-хорошему, мне стоит смириться и вернуться в прежнее русло, ведь лучше бы роль Долохова в моей судьбе на этом была отыграна — просто яркое приключение, спасибо за помощь. Будет что рассказать внучкам, сидя в плетеном кресле за бокалом вина. Патронуса стоило бы отправлять к Оливеру — «привет, меня несет, забирай». Но при мысли о бывшем женихе в желудке появляется тяжесть, а предательское сердце вообще никак не меняет своего ритма — что же ты не скачешь галопом? О Тони думать не стоит и вовсе, иначе бабочки изрежут мне живот изнутри. Зажмуриваюсь еще крепче. Засыпай, глупая Кэти, засыпай. Тедди срывает голос в подвале, не позволяя мне прыгнуть в спасительные объятия Морфея, а родителей и близко нет, чтобы остановить меня, так что стена моего хрупкого сопротивления разлетается пыльной крошкой. Как можно бесшумнее отбрасываю покрывало, не забыв прихватить палочку с тумбочки, и направляюсь к двери. Патил и Грейнджер тихонько посапывают в своей кровати, а значит, мой тихий побег не привлечет ничьего внимания. Я даже в Люмосе не нуждаюсь, потому что луна вдруг становится моей неожиданной союзницей и добросовестно освещает путь к выходу из комнаты, да и вообще, к выходу из моей более-менее спокойной жизни. Удивительно, но гордые Блэки кроме громкого имени больше ничем не располагали, по крайней мере финансами точно. Ни в одной комнате в доме нет санузла. Ванные расположены на каждом этаже в количестве одной штуки. Даже у самого рядового маггла в Штатах почти в каждой спальне есть и санузел, и гардеробная. Поэтому, пока я крадусь в ванную, молюсь Мерлину и Моргане, чтобы помещение было свободно: еще ведь только поздний вечер, мало ли кому приспичило. Мои мольбы в очередной раз были услышаны — что-то мне больно везет в последнее время. Надеюсь, за это не придется расплачиваться в будущем. Заперев дверь на засов, я не теряю времени и концентрируюсь на лучшем своем воспоминании. — Экспекто Патронум.***
POV Антонин. — Тебе башку снесут быстрее, чем ты успеешь обоссаться! — ору на очередного задохлика, который вообразил себя матерым Пожирателем, и швыряю за загривок обратно наземь. — Сэр, я… — Заткнись, ты уже мертвый! Сшибаю недоноска Петрификусом для пущего эффекта и еще раз оглядываюсь на поле мнимого боя: еб твою Моргану, если с этим составом идти на Министерство, то дальше главного зала мы не продвинемся. Двадцать абсолютно бесполезных бойцов докси на смех в сумерках сражаются, как слепые котята. У них нет ни смекалки, ни опыта в боевой магии, ни скорости. Бухой Кэрроу положил троих без усилий! Раздраженно тру глаза. Неохота вести в бой простое пушечное мясо. Жуткими картинками вспыхивает память о Битве за Хогвартс. Яйца Салазара, сколько школьников и рядовых учителей полегло впустую. Что бы там обо мне ни городили, я не бьюсь в экстазе от рек крови. Среди нас есть только один любитель рваного мяса — Макнейр, но он больной выродок, пусть и Пожиратель. Я же придерживаюсь мнения, что биться должны солдаты, а не все подряд. Потому что какой командир ведет войну гражданскими? Все это приводит к тому, с чем оказалась сейчас Маг Британия — волшебников вообще не осталось. Да и толку от этих дилетантов? Та же матрешка, ну что она там намашет своими тринадцатью дюймами. Сам себе усмехаюсь, вспоминая ее, возгордившуюся от того, что моя палочка оказалась короче. Балбеска, она со своей веткой пока провернется, ее покалечат десять раз. От этой мысли почему-то становится некомфортно. — Ты че ржешь? — интересуется Роули, явно раздраженный результатами проведенного боя. — Нам же пиздец с этими кадрами! — Ну вон тот ничего, — потягивая какую-то бадягу из фляжки, Кэрроу тычет на парня лет двадцати. — Как его, Гуд. — Вуд, — вспоминаю его смутно: мы, кажется, сталкивались в коридоре. — Вуд, сюда. Парень семенит к нам, слегка прихрамывая, но выглядит явно счастливым — что-то он давно вьется в главном замке, неужто так хочет метку? Так вроде и ставить ее больше некому. — Оливер Вуд, сэр, — представляется он, благоразумно предположив, что мы в душе не помним, кто он такой. — Ты откуда, брат? — Рабастан интересуется, как всегда, псевдодружелюбно. Азкабан оставил неизгладимый отпечаток на каждом из нас, а Басти изменился и вовсе кардинально. Как и прежде, он довольно часто весел и добродушен, но теперь в мгновение ока от нахлынувшего из ниоткуда раздражения может выколоть глаз собеседника любым подручным предметом — такие перепады настроения делают его невыносимым. После побега никто из нас не проверялся, потому как ходить по колдомедикам было некогда — война шпарила вовсю, и так уж вышло, что даже по прошествии четырнадцати лет кроме нас никто больше и не мог достойно дать отпор Дамблдору. — Из Шотландии, сэр. — Да похеру, хоть из Стамбула. Где учился? Что в войну делал? — Лестрейндж немного направляет юнца в нужное русло. — Гриффиндор, сэр. В войну ничего не предпринимал. — Ничего не предпринимал, — глухо повторяю его же слова. Потрясающий расклад: на Министерство идем Ближним Кругом с гриффиндорцем в придачу. Руди прав — только наемники. Но где их брать? — Свободен, — Торфинн отправляет Вуда зализывать раны в барак, чтобы позже обратиться только к нам: — Авроры и Отдел Тайн. Надо узнать у Яксли примерное количество, чтобы понимать, какие жертвы будут. Жертвы будут колоссальные. В Магической Британии останутся волки, калеки и сквибы. Война выкосила всю страну, так что по-хорошему сейчас самое время для дипломатии, а не проклятий. Но с этой жабой разве договориться? Сдохнет, но с Министерского кресла не слезет. — Это Снейп из гробницы выполз что ли? — Кэрроу уточняет, так как надравшись в стельку, может и ошибаться. Но Мерлин не милостив, и к нам действительно уверенной походкой довольно быстро приближается Северус. После своего судьбоносного заявления о крестраже он торчит в лаборатории сутками, выпаривая нужные зелья. А список мы выкатили ему приличный, потому как у нас из запасов разве что Бодроперцовое осталось. Грейбэк исключение мне не сделал: своему зельевару он принципиально торговать не дает — все для стаи. — Антонин, — растягивая мое имя на свой манер, намеренно игнорирует присутствующих, — уделишь мне две минуты? Сломать бы ему горбатый нос за пустое высокомерие, но знаю, что это не поможет. Что у нас с ним может быть за дело, понятия не имею, но в любом случае собираюсь отказать. До сих пор с трудом верю, что мы снова в одной лодке. Однако послать его к инферналам на прогулку мне не предоставляется никакой возможности, потому что пространство передо мной рассекает серебряный беркут, привлекая внимание абсолютно всех, кто меня окружает. Зараза мелкая, ну почему сейчас? Последняя надежда, что Патронус Кэти великодушно дождется, пока я останусь один, разбивается вдребезги, когда я слышу восторженное: — Гермиона жива! Все получилось, спасибо тебе! С первого раза и сразу идеально, я даже не запуталась в конце. Она даже не запуталась в конце, мать твою Ровену! Стараюсь сохранить всю возможную беспристрастность на лице, но внутри поднимается клокочущее возмущение: она совсем без тормозов раз решилась на такое. Какая же она еще юная, у нее будто напрочь отсутствует ощущение реальности — война же, дурочка. Тяжело мне с ней будет — чувствую, она меня так ненамеренно подставит не раз. Но матрешка того стоит, пусть Орден Феникса и слабенькая, хоть и чистокровная с натяжкой, родословная немного омрачают картину. — Пожалуй, в разговоре более нет никакого смысла, — хмыкает Снейп и удаляется обратно в замок. С этим-то что не так? — Эта Гермиона, часом, не грязнокровка, что шарилась в моем хранилище? — заводится Рабастан. Твою Моргану, какие же они там все проблемные в этом Ордене. Конец POV Антонин.***
— Ты как? — шепчу я, встречая обессиленную Лаванду со спящим Тедом на руках. Она лишь мотает головой из стороны в сторону и одними губами беззвучно молвит: «Подожди здесь». Мне два раза повторять не надо, ведь эту процедуру с Тедди мы проходили, еще когда Снейп был в коме, а из лечебного у нас были лишь вода и подорожник. Сначала Браун укачивает его в подвале, потом, уже спящего, несет в комнату Молли, где Тед проводит свои ночи. Чаще всего я дожидалась ее где-то поблизости от нашей спальни, чтобы убедиться — она в порядке. Это не сложно, ведь засыпать под детский плач у меня все равно не выходит. Я, наверное, слишком впечатлительная, потому что, глядя на все это, миллион раз давала сама себе мысленный Непреложный, что детей у меня не будет. Уложив, наконец, Тедди, Браун совсем неэстетично падает пятой точкой на ступеньку и обращается ко мне обреченным шепотом: — Кэти, так нельзя. — Знаю. Разумеется, так нельзя! Неделю из месяца парень просто изводится. Он, конечно, пока не обернулся, но, как сказал Снейп, это неизбежно. — Я не могу сидеть сложа руки, когда он так мучается. — Если бы знать, как ему помочь, Лав. Может, напишем Снейпу? Или Гермиону попросим. Я многозначительно смотрю на Браун, явно намекая на слова Патил: если — хотя я скорее представлю Дамблдора и Локхарта вместе — они и правда… ну спят, то Снейп вряд ли ей откажет. — Я думаю, Патил не в себе. Гермиона и Снейп — это же нонсенс. Ты можешь попросить сама? — Я? Снейпа? — Да нет же, Долохова. Снейп наверняка там где-то рядом должен ошиваться. Вот как. Мне становится очень зябко, как будто холодом обдает. Интересный у нас с ним тандем намечается: я буду попрошайкой, которая иногда дает гладить свою спину в качестве благодарности, а он — милостивым Пожирателем, играющим в добродетель, пока не надоест. Но логику Лаванды я понимаю: Тедди страдает, и это только начало. — Я попробую, — отвечаю нехотя, потому что ума не приложу, как я буду пробовать. — Но это совсем крайний случай. План Б. — А существует План А? — Я пока не готова рассказать. Он есть, но очень шаткий. И мне понадобятся деньги. — В банке Сириуса кое-что осталось. Банка Сириуса — это наш персональный Гринготтс, пополняемый женской спальней, насколько это возможно. Когда-то мальчишкой Сириус Блэк разводил жуков и еще каких-то магических насекомых, но, уходя из дома, оставил своих подопечных на Кричера. А тот намеренно про них забыл, совсем неблагородно дав жукам сдохнуть. Когда мы переворачивали дом вверх дном — нищета вынуждает и не такое творить — комната Сириуса оказалась самой щедрой на сокровища. Мне, например, удалось выудить кожаную куртку из глубин скрипучего платяного шкафа, в которой я чувствую себя рок-звездой семидесятых. Тогда-то мы и обнаружили потрясающей красоты стеклянную банку с невидимой крышкой и, рассудив, что такое чудо не может служить банальным кладбищем для насекомых, отмыли ее и превратили в банк. Так как я была единственным работающим вкладчиком, а остальные потчевали Хранилище Блэка чем могли, сколотить состояние у нас так и не получилось. Помимо маггловских денег и редких галлеонов, скорее даже кнатов, мы скидываем туда все, что может представлять хоть какую-нибудь ценность: посеребренные пуговицы, браслеты с волосом единорога, зуб Трехглавого Пса (не думаю, что Гермиона когда-нибудь объяснит, откуда он взялся). Брать же из сокровищницы мы до сих пор стараемся редко, так как финансовая помощь Ордену может понадобиться в любое время. — Там негусто, — угрюмо констатирует факт Браун. Ее печаль передается и мне. Я понятия не имею, что из себя представляет План А, но это и не важно: что бы она ни собиралась воплотить в жизнь, банка Сириуса Блэка вряд ли как-то поможет, разве что Лаванда планирует купить Тедди мороженое. Мысль приходит ко мне моментально, и я, не давая себе шанса все обдумать, тянусь к мочкам своих ушей: щелкаю замком на левой и тут же перехожу к правой. Эти серьги дарила мне мама, а ей — бабуля. Вообще, мама, как и большинство чистокровных британских волшебниц, немного чопорна и консервативна. Передавать вещи из поколения в поколение, наплевав на моду и пристрастия получателя, благодаря матушке, у нас считается обычным делом. Понятия не имею, что в ней нашел мой сумасбродный папа, но пара они очень экстравагантная, пусть и души друг в друге не чают. Серьги с мелкими сапфирами достались мне на четырнадцатый день рождения. Я, разумеется, мечтала о новеньком Нимбусе, но с родительницей лучше не спорить. И славно вышло, ведь теперь эта родовая традиция может принести хоть какую-то пользу. — Держи, — протягиваю ей украшения. — Кэти, это слишком… — Да брось, смотри какие они страшные, — перебиваю ее, чтобы не смутиться еще больше. — Ну, — хихикает Лав и внимательно рассматривает одну из серег, — немного старомодные, но не как парадная мантия Рона Уизли на Рождественском Балу. Смеяться над Роном, разумеется, низко, но мы делаем это не со зла: в эти отчаянные времена такое добродушное глумление — не самое темное пятно на совести. — Спасибо, — отсмеявшись, Браун обращается ко мне со всей серьезностью. — Перестань, ты мне вообще свою палочку отдала, — вспоминаю ее добрый жест и обнимаю подругу крепко-крепко. Ну да, наверное, уже можно сказать, что Лаванда стала мне подругой. Я лишь надеюсь, что Анджелина и Алисия поняли бы меня и даже не подтрунивали. — Тебе нужна помощь с Планом А? — Нет, только сапфиры.***
Лаванда, с которой мы делим кровать, уже уснула, видимо вымотанная Тедом и безысходностью, а я все продолжаю ворочаться. Мне бы поспать, иначе я так в обморок упаду: судя по тому, как тяжело мне дался Патронус, магическое истощение после исцеления Грейнджер еще имеет место быть. Отворачиваясь от Лаванды в сторону окна, я вдруг замечаю птицу, сидящую на подоконнике снаружи, и замираю, будто меня Петрификусом приложили. Сиськи Цирцеи, да это тот самый ворон Пожирателей! Первой мыслью, как ни странно, становится разбудить весь дом, но эта волна самодурства сходит так же быстро, как появляется: разумеется, это птица Тони, как бы еще он мне ответил на Патронус. Аккуратно, словно шпион, подкрадываюсь к окну и непродолжительное время наблюдаю за вороном через стекло: тот выглядит спокойно, ну или мне так кажется, потому как не издает никаких посторонних звуков и вообще не шевелится. Вижу, что к его лапке привязаны пергамент и какой-то мелкий предмет. Как можно бесшумнее открываю створку окна и тянусь к птице со всей осторожностью — его острый клюв и чересчур спокойное поведение не внушают мне доверия. Ворон же, дав забрать почту, взмывает вверх и исчезает из поля моего зрения быстрее, чем я успеваю оправдаться, почему ничем угостить его не могу. Ого! Вот так дрессура. Предмет в моей руке оказывается солонкой. Повертев ее немного, я перехожу к письму. Разумница, Ты, наверное, пустая? Поешь и спи. Завтра в семь вечера портключ доставит тебя в Уэльс. Поужинаем. Если захочешь, конечно. Буду на месте. А. Д. Пробегаю глазами по этому некрасивому убористому почерку, будто пытаясь отыскать что-то между строк. Видимо, это своеобразное приглашение на ужин в то самое маггловское место, про которое он мне говорил. Интересные у этого Долохова манеры, конечно. Но негоже придираться: человек он все-таки сидевший, хорошо хоть пишет без ошибок. То, что завтра я опять поставлю членство в Ордене Феникса под вопрос, меня толком даже не смущает. Антонин так смиренно принимает эту странную связь — если то, что происходит между нами, можно так назвать — потому и я начинаю спокойнее относиться к тому, как реагирую на присутствие Пожирателя Смерти в моей личной жизни. Это неправильно, порочно и безумно. Но, черт возьми, как же заводит!