***
Из аппарации в обычно тихую подворотню на границе Косого и Лютного меня вырывает взрывная волна Бомбарды. Еще не сообразив толком, что произошло, тело отшвыривает во влажную от сырости и плесени стену. Несмотря на то, что я очевидно неплохо приложился головой, все же беру себя в руки и стараюсь скоординировать действия — палочка прыгает в руку, боевая стойка, Протего. Теперь, когда нападение уже точно не станет роковым, ищу глазами Торфинна и Рабастана, с которыми сюда аппарировал. Парни приходят в себя и, как сам я ранее, группируются, готовые сейчас же ввязаться в бой. Выяснить, кто нас так негостеприимно встретил, не составляет труда: пересекая условную границу Косого с Лютным, семеро авроров прут на двоих оборотней, которые, вероятно, охраняли это место. Как мне удается заметить, авроры осмелились наведаться к вервольфам не просто так — двое министерских шмаляют проклятиями, пытаясь выбить оборотней из строя, а пятеро с потными от напряжения лицами удерживают щитовую стену, отделяющую их от врага. Никогда такого не видел, а значит, это очередное изобретение невыразимцев. Судя по тому, как безуспешно волки пытаются пробить заклятиями мерцающий бордовый щит, авроры надежно закрыты от любых нападений. Мощнейшая защита, которую доверили идиотам. О мой собственный Протего разбивается Баубиллиус, не причинив особого вреда, а вот одному из вервольфов везет не так — его защитное пробивает Секо и он падает замертво с разорванной шеей, из которой фонтаном хлещет густая кровь. Вот же мрази! Тянуть больше некуда, да и первая пролитая кровь становится приглашением, от которого невозможно отказаться, поэтому тактику ведения предстоящей драки я жестами передаю Лестрейнджу и Роули и получаю от них кивки одобрения. В мгновение ока мы с Торфинном, глаза которого уже залило ненавистью, аппарируем за спины министерских, а Рабастан подскакивает к оставшемуся в живых волку на подмогу. Теперь-то схватка будет поинтереснее, ведь, пусть мы и уступаем числом, а напарник Басти уже выдохся, авроры окружены, и, самое главное, с нашей стороны нет бордового щита. Оставив Роули на забаву тех двоих уебков, что нападали на оборотней, я берусь за пятерых, которые упрямо продолжают держать щит. Сектумсемпра быстро выводит из строя первого, и защитный барьер падает. Вот теперь танцы начинаются по-настоящему, потому что оставшиеся шестеро, заметно паникуя, сыпят проклятиями уже по обеим сторонам. Рабастан, пошатнувшись, оседает на землю — Секо резануло руку с палочкой, но это не должно надолго вывести его из строя, да и волк надежно держит Протего, прикрывая и себя, и Басти — руковитый тип. — Авада Кедавра, — орет аврор с рябой рожей, и зеленый луч вот-вот вырвется у него из палочки. Отскочив как можно дальше влево, утягиваю за собой Роули в надежде, что и это смертельное обойдет меня стороной. Так и есть, косой аврор шмальнул куда-то в стену, и нас всего-навсего обсыпало мелкой крошкой — вот и весь ущерб. — Ебаный в рот, Тони, — выкрикивает ошарашенный Роули. — Ты как? Я же, зачем-то вспомнив матрешку, решаю пустить в ход Острую Смерть. Фиолетовый луч рассекает грудь того, что пытался нас прикончить, но в отличие от случая с грязнокровкой, его сердце мгновенно поражает проклятие и медленно разрывает орган на части. Оставив ублюдка заканчивать свой век, лежа в обоссаной подворотне, приступаю к следующей жертве. — Секо, — голова высокого аврора полностью откидывается назад: вот так, недоноски, надо резать глотки. Нас с Торфинном обдает волной теплой крови. — Круцио, — это уже Роули, потому как Рабастан никогда не использует Круциатус после случая с Лонгботтомами. — Авада Кедавра, — еще минус один. Вдалеке уже слышатся удары тяжелых ботинок о камень — это Грейбэк с подмогой несется на врага, моментально сшибая с ног хлипкого аврора, чтобы выгрызть тому гортань. С прытью оборотней и нашим разбушевавшимся настроением пляска с министерскими продолжается недолго: минуты через три все семь тел в неестественных позах заливают брусчатку переулка кровью и испражнениями. А я думаю, чем так несет? Все Роули со своим Круциатусом — ни ума, ни фантазии. — ЗдорОво, парни, — немного отдышавшись, Фенрир обращается к нам, весь залитый кровью и каменной пылью. — Весело у вас, — ему вдруг отвечает Торфинн, все еще ослепленный битвой, потому что Грейбэка он ненавидит и редко опускается до разговора с ним. — Фенрир, — кивком головы приветствую старого товарища по службе. Но тот уже мало реагирует на нашу компанию, полностью переключив свое внимание на оставшегося в живых оборотня. — Вы че так проебались? — рычит в ярости Грейбэк, схватив коренастого парня за горло. — Альфа, мы думали, отобьемся. Это ж просто сучки министерские, а у них эта хуйня оказалась непробиваемой, — сипит вервольф. — Долбак, думать — это не твоя, блядь, работа. Свободен, — отшвыривает его, уже заметно задыхающегося, на брусчатку к аврорам, и тут же обращается к другим оборотням: — Вы двое, встаете на дежурство. Дерьмо сжечь, и этого придурка подлатайте. Вервольфам повторять команду дважды не надо, потому, повинуясь командиру, они начинают методично обчищать карманы трупов, чтобы позже их сжечь. Я понимаю, что это мой шанс, и обращаюсь к Фенриру: — Отдай мне палку вот этого. — Нахера? — конечно, жадный Грейбэк не хочет делить нажитое честным путем в бою. — У министерских какое-то новое защитное. Хочу посмотреть и расшифровать. Тебе тоже пригодится для охраны границы. — У тебя есть ликвидатор? — какого-то дьявола интересуется Рабастан. Видимо, его приложило посильнее меня. — Ликвидаторша, — ржет Грейбэк, а я мгновенно напрягаюсь: палочка снова прыгает в руку. Но Фенрир, протягивая мне выпрошенный артефакт, примирительно продолжает: — Ладно, Тони, не кипятись. Погнали, подлатаем и вас. Девок там пригоним. — Мы по делу, Грейбэк. Отойдем? — отвечая оборотню, слышу вздох разочарования Рабастана, потому как потрахаться и выпить младший Лестрейндж любит не меньше, чем валить авроров Авадой. Отдалившись от основной компании, мы с Фенриром закуриваем и какое-то время стоим молча. Оба угрюмые, в крови и пыли, переводим дыхание, чтобы настроиться на разговор — даже профессиональным убийцам сложно вести беседы сразу после драки. — Ну че? — первым нарушает молчание Грейбэк. — Мы планируем нападение на Министерство. — Когда? — В скором времени. Я и сам не понимаю чего жду, ведь Грейбэк мне и словом, и делом много раз давал понять, что волки больше не участвуют в переделе власти. Его, разумеется, можно понять, потому как особой разницы для оборотней нет — что Феникс, что Пожиратели, что Амбридж. Не могу его судить. — Я пас, ты в курсе, — он меня, конечно, не удивил. — Дай людей. За плату. — Сколько надо? — деловой разговор все-таки заинтересовал его. — Пятнадцать. Он не то рычит, не то усмехается, отбрасывая окурок куда-то в сторону: — Десять, Тони, максимум. — И сколько ты за них хочешь? — Десяток волков — десять тыщ, че считать. Обнаглевший Грейбэк просит чересчур — мы оба это понимаем. Но я не лавочник, чтобы стоять тут с ним и торговаться, а чистокровный маг, который собирается выпотрошить Амбридж и поставить точку в истории с бессмертием Тома Риддла. — По рукам, — жму его когтистую лапу. — Ну че, может, все же полечимся и к бабам? — еще раз добродушно предлагает Грейбэк, вероятно, желая выразить благодарность за защиту Лютного. — В другой раз. У меня дела. — Че, прям так? — ухмыляется Фенрир, а я начинаю закипать от злости. Его подколы уже костью в горле стоят. — Угомонись, — резко меняю настроение нашей вполне дружелюбной беседы. — Ты не быкуй, — в тон мне отвечает оборотень. — Вписал меня в эту херню с пленными. Надо было кишки выдрать что Снейпу, что Шеклболту. Твоя девка чуть всех авроров не собрала у меня в лесу своими закидонами. — Ну обошлось же? — Обошлось, — нехотя соглашается он. — Фенрир, — примирительно обращаюсь к нему, потому как никто из нас не заинтересован в этом конфликте, — не копай под нее больше. — Вот мне делать нехер. Поржал разок и хватит, — соглашается он в своей обычной манере. — Тони, твоя сучка — твоя ответственность. Вероятно, это максимум, который я могу получить от Фенрира Грейбэка, поэтому, в очередной раз закрывая глаза на его беспардонность, крепко пожимаю руку. В принципе, переговоры закончились весьма неплохо: у меня есть аврорская палочка с интересным заклятием, десять наемников и слово, что оборотни не придушат Кэти, если вдруг она встретится им на пути. Он тотчас хлопает меня по плечу, и мы возвращаемся к месту схватки. Скорее бы уже забрать своих и аппарировать отсюда. — Ну а вы че, со мной или тоже дела? — Грейбэк, вероятно, окрыленный сделкой в десять тысяч галлеонов, покровительственно обращается к Роули и Лестрейнджу. — Да можно, — как бы между прочим отвечает Басти. — Без меня, парни. На сегодня уже есть планы. Никаких планов, разумеется, у Роули нет — максимум накачаться с Кэрроу огневиски и схлестнуться в карты. Но, судя по тому приватному разговору, что он затеял со мной в тренировочном зале, желание таскаться по борделям у него теперь атрофировано надолго. Оно и неплохо, потому как Роули и его корявый план — это наш единственный шанс получить наемников Грейбэка. Галлеоны ведь пойдут из хранилища Торфинна. Мы отходим на небольшое расстояние, чтобы аппарировать по одному из темного переулка. Роули исчезает, напоследок пожелав мне доброго вечера. А я устало выдыхаю, мирясь с раскалывающейся от удара головной болью. Мне бы успеть заскочить в Мэнор, чтобы сменить одежду и привести себя в подобающий вид. Колдую Темпус — на часах шесть минут восьмого. Блядь! Конец POV Антонин.***
Зря я все это затеяла, но что поделать — будто сама фортуна задувала удачный ветер в мои паруса. Сначала Флер многозначительно намекнула нам не дергать Билла вечером по пустякам — вероятно, задумались о еще одной попытке принести в мир новенького Уизли. Потом Кингсли забрал Джорджа, Дина и Невилла на какие-то мифические заработки. Мифические, потому что вот уже который раз они уходят «работать», но денег от их трудов на Гриммо больше не становится. Гермиона, пережив второе рождение, взялась за библиотеку Блэков с утроенной силой и теперь даже перекусывает там, не разлучаясь с книгами ни на минуту. Молли помогает Минерве пережить очередной кризис забытья — думаю, они закроются в своей в комнате надолго. Остается Лаванда, Падма и Тед. Малыш, вымотанный приближающимся полнолунием, проспит часов двенадцать благодаря зелью сна без сновидений, благородно украденным Мадам Помфри из Св. Мунго. Лаванду я повстречала в темном коридоре. Она оставалась единственной, кто легко мог бы вразумить меня, вырвать из рук портключ и, пристыдив связью с Пожирателем, Волдемортом, да хоть Гриндевальдом, загнать меня обратно в спальню. Но Браун, словно не замечая моих трансфигурированных джинсов, ставших вдруг из драных темно синих — белыми и нарядными, поздоровалась и сообщила, что сегодня пойдет прогуляться. — В смысле, прогуляться? — неверяще уточнила я. Вроде как это мне стоит быть такой загадочной. Кто собрался на криминал — я или Браун? — Да так, проветриться, — Лаванда многозначительно посмотрела на меня и для пущей уверенности потрясла уменьшенной банкой Сириуса Блэка. — Если что, я свяжусь с тобой. План А, стало быть. Ну что же, мой путь в пучину безумия чист и не обременен никакими препятствиями. — Не спи с ним, Кэти, — вдруг послышалось за моей спиной, когда я уже собиралась на чердак, чтобы активировать портключ. — Отличные джинсы, кстати. И вот она я, уличенная Лавандой и все-таки пристыженная, стою на пыльном чердаке с солонкой в руке и ожидаю перемещения неизвестно куда. Я пусть и не посещала уроки Трелони - потому что такая это дурость, честное слово - но в судьбу верю. Дом полон людей, но ни один сегодня не стал препятствием. Даже Падма! Она молчит, как Гриндилоу, так что от нее можно вообще не скрываться. Разве что года через пол выдаст: «Кэти спит с Долоховым». От этой мысли мои щеки заливает жгучий румянец, а по коже проходит легкий озноб. Что-то подобное я чувствовала, когда Олли собирался меня поцеловать, а я с приятным вожделением оттягивала этот момент. Что-то подобное, но не такое яркое по ощущениям. О том, почему мысли о Долохове заводят меня в такие пошлые дебри, я задумываюсь не впервые. Терпеть не могу девиц из бульварных романов, с невинными глазами заливающих о непонимании природы своего возбужденного состояния. Я и сейчас не готова уподобляться им, и по этой причине от себя скрывать не стану — я хочу Антонина. Легко ли это признать? Да, иначе почему я гоняю воспоминания о его губах на своем виске почти все свободное время? Почему думаю о нем ночами, представляя себя опять в этой убогой комнате №7, в его объятиях? Почему не вышвырнула эту чертову солонку из окна и не посмеялась над его неловкой попыткой пригласить меня в Уэльс? Нет, я достаточно гриффиндорка, чтобы смело взглянуть в глаза судьбе и честно ответить хотя бы себе — это химия. Да-да, Кэти, ты впечаталась в мужика по самые жабросли. Но это совершенно не значит, что мне стоит оставаться гриффиндоркой во всем и прыгать в этот темный омут, разбивая свою сумасбродную голову. Итак, я знаю, что хочу его, и знаю, что мне нельзя предпринимать никаких действий. Причин не позволять этой связи начаться у меня масса. А вот сил, чтобы противостоять ей, не наберется и двух граммов. Боязно невероятно, но не из-за того, куда меня несет, нет — по какой-то совершенно невразумительной причине я доверяю Долохову безоговорочно. Страшно мне оттого, что я стану всеми не понятой, нигде не принятой, словно прокаженной. Интересно, как себя чувствовал Снейп все эти годы? Только сейчас я частично начинаю понимать всю трагедию его личности: мы же натурально ненавидим его в Ордене, пусть он и прикрывал наши задницы годами. Но вот принимают ли его там, в другом лагере? Аргумент с задницами ведь работает в обе стороны: он выручал нас много раз. Не проклинают ли его за это? На часах ровно семь. Пора.***
Чертов портключ, вероятно, был сделан на скорую руку, потому что я чуть не расщепляюсь от давления и приземляюсь как-то по-армейски: меня выплевывает из воздуха, и я падаю лицом вниз, благоразумно выставив обе руки перед собой. Борясь с тошнотой, головокружением и тупой болью в ноге — я задела какой-то массивный предмет при падении — остаюсь лежать на полу, прижав колени к груди. В позе эмбриона мне всегда легче удается перенести физические тяготы. Слава Мерлину, у меня большой опыт падения с метел, поэтому рефлексы позволили мне бессознательно сгруппироваться и не переломать себе все кости. Долохов, этот мужлан, скорее всего не сильно задумывался о том, как обычно перемещаются дамы. Либо я для него кто угодно, но только не дама. Поскуливая скорее уже от обиды, нежели от боли (хотя синяк украсит бедро однозначно), наконец, поднимаюсь, чтобы осмотреться — я в комнате, которая на первый взгляд напоминает обычную гостиную. Настроение значительно падает, приближаясь по отметке к дементорскому: какого дьявола, Тони? Это мало похоже на ужин в Уэльсе. Да и где вообще этот Тони? — Гоменум Ревелио, — шепчу я, вырисовывая палочкой нужную схему. Никого. В помещении я совершенно одна. Мне это не нравится, ой как не нравится! Думай головой, Кэти, а не тем, что пониже. Правильным было бы убраться отсюда, а позже Антонин сам свяжется со мной и объяснит, какого драккла притащил меня в какую-то квартиру (дом?). План достойный, да только аппарировать у меня не выходит ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза. Можно, конечно, попробовать еще с десяток, но ведь это ни к чему: и третьекурснику понятно — на помещение наложен антиаппарационный купол. Удрученно поглядываю на разбитую солонку, закатившуюся под стол (это об него я так приложилась бедром) — домой ты меня уже не перенесешь, подруга. Как я там рассуждала сама себе еще каких-то три минуты назад, Долохову доверяю безоговорочно? Уверенности немного поубавилось, что и скрывать. Вдох-выдох. Единственным адекватным решением мне кажется хорошенько осмотреться, потому как я до сих пор плохо представляю, где нахожусь. Комната, куда меня притащил портключ-солонка, оказывается небольшой, но уютной гостиной — мебели по минимуму, так что это моя невероятная удача впечататься в стол. Обхожу диван и кресло, чтобы выглянуть в окно, которое растянулось фактически во всю стену — вид на оживленную маггловскую улицу. Это вполне себе может быть Уэльс. Как и любое другое место на Земле, но я хочу верить в Уэльс. Меня разбирает приступ кашля: кажется, плотные портьеры, добротно пропитанные пылью, уже давно никто не стирал. Все еще плохо соображая, что можно ожидать от этого места, которое выглядит вполне безобидным, но почему-то странным, я оглядываю гостиную еще раз — так, журнальный столик, кресло, диван, пушистый ковер, книжный шкаф. А это уже интересно. Моя внутренняя Грейнджер тянет меня к книгам, будто это может помочь разгадать загадку этого места. Полки плотно заставлены макулатурой, что впрочем никак не предоставляет желанных разгадок. Мое внимание привлекает увесистый том, и я, совершенно не задумываясь о возможных проклятиях, пытаюсь его вытащить из тисков соседних книг. Вот только томик этот плотно застрял, а тонкая книжонка, приваленная сверху, с шелестом падает на пол. Я быстро наклоняюсь, чтобы поднять ее — в опале или нет, все равно не хочется наводить беспорядок. Внимательно оглядываю обложку, но слова совсем не английские, так что применяю Чары Перевода: «А. С. Пушкин. Сказка о рыбаке и рыбке». Сказки я люблю, на них меня подсадил еще отец. Пробегаю глазами по книжонке и вдруг понимаю, что не так с этим местом! Картинки в книге не двигаются, камина в гостиной нет, ни одной живой фотографии, а на столике стоит какая-то техника, судя по проводам и кнопкам. Это место мало напоминает логово чистокровного волшебника. Я совершенно точно нахожусь в квартире маггла. Из моих рассуждений меня вырывает щелчок открывающегося замка. Опять же, никакой тебе Алохоморы. Ком, подступающий к горлу, интуитивно оповещает меня об опасности, и я уже с древком наготове аккуратно крадусь к выходу. Готовая почти ко всему, я все равно не могу скрыть своего шока от увиденного, наверное, поэтому бессознательно вскидываю руку с палочкой. Все случается молниеносно: окровавленный Долохов, который вот только что был безоружен, выхватывает палочку и разоружает меня, а я, пораженная эффектом неожиданности, подаюсь назад, припадая к стене. Вот значит, что это такое — связаться с Пожирателем Смерти.