***
— Благодарю, — с улыбкой отзываюсь услужливому официанту, который ловко хватает тарелку с остатками моей пасты. Еще раз оглядываю это невероятное место — Мерлин, как давно я не была на побережье! Суонси — город, где скрывается Антонин от магов всех мастей — находится в южной части Уэльса, что делает его волшебным даже без магии: легкий бриз и шум прибоя гарантированно никого не оставят равнодушными. — Потрясающее место, — повторяю вслух свои мысли. — Да? А по мне так ресторан слабенький. Неплох, конечно, и от дома недалеко, но паста как паста — ничего особенного. — Я про город, — хихикаю над его приземленностью. — Обожаю причалы, да и залив сказочный. Здесь, наверное, фантастические закаты. Конечно, закаты и Долохов — вещи мало совместимые, потому как, представляется мне, он только перекантоваться сюда забегает, или отлежаться после какой-нибудь особенно кровавой схватки. Никогда не слышала, чтобы мадам Помфри упоминала, что в Св. Мунго заглядывали Пожиратели на обследование. Будто в подтверждение своей теории, интересуюсь: — А ты все время здесь живешь? — Нет, набегами. Уложив упрямый подбородок на скрещенные руки, Тони с хитрой полуулыбкой смотрит на меня, от чего сетка морщин расползается от уголков его глаз. Я уже успела понять, что означает такой взгляд: сейчас назовет меня или матрешкой, что бы это ни значило, или заразой, как бы предупреждая, что мы вступаем в опасную зону запретных тем. — Это сложно, — выдыхаю я, растянув губы в обреченной улыбке. — Казалось бы, безобидные жизненные вещи, а мы вынуждены петлять вокруг, чтобы не угодить в капкан. Судя по всему, прямолинейность Антонина передалась и мне. — Красиво сказала, — отмечает он, накидывая на наш столик очередную порцию согревающих чар. — Но не могу согласиться: по-моему, мы неплохо ладим. Это чистейшая правда. Наш ужин действительно не был омрачен недомолвками или тягостным молчанием. Совершенно не рассчитывая на эту, как мне кажется, незаслуженную легкость (мы же Пожиратель и Член Ордена Феникса, в конце концов), я поначалу держалась немного отстраненно, стараясь координировать разговор, вечер, да и себя, черт возьми, в нужное русло. Но вскоре и этого не понадобилось: мы много смеялись и болтали о детстве, хобби, веселых и не очень историях, создании чар. Попроси меня, я на него теперь могу составить досье лучше всяких детективов министерских. — Десерт? — Антонин интересуется, надеюсь, скорее из вежливости. Я так плотно уже давно не ужинала, так что джинсы мне просто не позволят такое сумасбродство. — Нет, что ты. Сегодня точно без десерта. — Жаль, — ухмыляется он и лукаво поглядывает в мою сторону, вряд ли подразумевая под этим еду. Я лишь надеюсь, что совсем немного краснею, а не покрываюсь бурыми пятнами, как гриндилоу на суше. Каждый раз, когда он флиртует, я готова сквозь землю провалиться. Дело, скорее всего, в его возрасте, ведь он значительно меня старше. Этот факт очень смущает. И заводит, что уж греха таить. — И ключ ты мне дал, чтобы… — выхожу в контрнаступление, чтобы продолжить тему десертов уже на моих условиях, но он меня бессовестно перебивает. — Чтобы ты могла приходить и расшифровывать новое заклятие, когда тебе удобно. Ключ — это гарант того, что ты не перебьешь мою мебель. — Я хорошо аппарирую, — возмущаюсь я, хотя мой внутренний ликвидатор проклятий кричит мне: «Захлопнись!» — Я догадываюсь, матрешка, но эта берлога мне очень дорога, — его голос делается мягким, примирительным. — Не хотелось бы, чтобы тебя отследили. Так что аппарируй ближе к ресторану. А отсюда — две минуты, и ты на месте. Повинуясь чувству ответственности за проявленное доверие, я просто соглашаюсь с ним. Мне не надо несколько раз объяснять, что такое свой угол в этом жутком кошмаре, который является нашей повседневностью. Я и сама мечтаю, что настанет время, когда я тоже, как и Тони, смогу прийти в свой дом и буду уверена, что никто не ворвется сюда, чтобы заработать две тысячи паскудных галлеонов. — Ну что, придешь? — Да.***
Прокравшись в дом, словно Флетчер за наживой, я прямиком направляюсь на чердак. С таким стихийным наплывом эмоций мне не справиться без сигареты, да и сразу в спальню девочек мне тоже лучше не идти — это внутреннее счастье хочется прожить одной, купаясь в своих воспоминаниях. Я, конечно, влюбилась. И с этого поезда, мне уже не спрыгнуть: скорость развилась такая, что я расшибусь, кажется, в любом случае. Мне хочется и плакать, и смеяться одновременно, потому что так нелепо встретить того самого в Пожирателе Смерти — ну это надо постараться. Был же Олли, была помолвка, была тихая гавань. Может, и стоило покинуть Орден с ним? Чем мы здесь занимаемся? Разве что выживанием. Но оставь я тогда дорогих сердцу людей, нуждающихся в любой помощи — та же Помфри одна не тянула больничное крыло — Гермиона была бы, скорее всего, мертва. Тедди бы и вовсе не знал тех крох благополучия, которыми мы с Лав его окружили: содержать такого затратного малыша никто не стал бы. Нет, все идет своим чередом, и это чувство, заполняющее меня, как обезболивающее, дает позабыть хоть ненадолго о том, что жизнь моя в любой день может оборваться, а мир настолько прогнил, что уже не суть важно — жить или умирать. Ухмыляюсь сама себе: раз уж я так откровенна в своих намерениях относительно Долохова, то какого драккла уклонялась от него, будто меня в любой момент может Филч поцеловать. Дура. Итак, я влюблена, и я трусиха. Выкурив такую долгожданную сигарету, делаю, как было велено: вызываю Патронуса, чтобы подтвердить Антонину — я дома. Эйфория все еще захватывает меня, а воспоминания о вечере вспыхивают в голове одно за другим. До спальни я добираюсь незамеченной: весь дом погружен в царство Морфея. Я даже подумываю рассказать обо всем Лаванде, если она по какой-то причине еще не спит, но, взглянув на постель, я трезвею от любви в одночасье: Браун не спит, потому что ее и вовсе здесь нет. Я моментально холодею. План А изначально казался мне бредовым, но Лаванда так избегала вопросов о нем, что и сама от меня отвязалась с расспросами, точнее вовсе отдалилась. А я, как последняя дура, и рада была, что мои махинации с Долоховым не привлекают внимания. Теперь же, когда в — колдую Темпус — почти одиннадцать часов вечера она так и не вернулась домой, я по-настоящему начинаю предаваться панике. Сделав несколько тихих вдохов-выдохов, дабы успокоить разбушевавшуюся фантазию, я покидаю спальню, чтобы своей бесполезной возней не привлечь внимание девочек — Падма и Гермиона спят, не подозревая, что, скорее всего, над Гриммо 12 сгущаются тучи. Уже в коридоре, даже не дожидаясь, пока дойду до кухни и переведу дыхание, выпив стакан воды, я в очередной раз вызываю Патронуса. Он уже выходит блеклым — видимо, сказывается частота вызова и состояние страха. Надо взять себя в руки, иначе не видать мне больше ширококрылого беркута. — Где ты? — передаю с Патронусом и направляюсь вниз по лестнице, чтобы переждать эти страшные мгновения в ожидании ответа. Так я сижу примерно полчаса, выпив столько воды, что на утро точно отеку, как шар. Но что мне еще остается делать? Виски — не мой вариант, да у нас и нет его. Почему она не отвечает? Самые страшные мысли лезут в мою больную голову: убили, сломали палочку, надругались. Внезапно первая здравая идея за весь вечер все же приходит мне на ум. Не долго думая, я зову того, кто мне сейчас поможет: — Кричер! С характерным хлопком и недовольным лицом эльф оказывается на кухонном столе, возвышаясь надо мной зловеще. — Что угодно в этот неприлично поздний час подстилке благородного Пожирателя Смерти? Я изумленно смотрю на него: Моргану за ногу, он что, следит за мной? Эльфы и правда могут шпионить? Годриковы кальсоны, дела мои обстоят хуже, чем я думала. А впрочем, в бездну! Мне плевать, что какой-то грязный эльф знает о моих шашнях с Долоховым — вот уж перед кем я точно не намерена оправдываться. Лаванда пропала — только это сейчас имеет значение. Да я на табуретке перед всем Орденом готова сознаться, что стала — как там Кричер сказал — подстилкой благородного Пожирателя, лишь бы с Лав все было в порядке. — Ну, раз у тебя так потрясающе получается разнюхивать, найди мне Браун, — он не реагирует на мои слова, только злобно скалится. — Живо, Кричер, иначе я прямо сейчас разбужу Грейнджер и заставлю ее всучить тебе гребаный лифчик и выкинуть из Благородного Дома к дракклам на кулички! У нее предо мной Долг Жизни, ты знаешь. Моя гневная тирада производит на него впечатление, потому что эльф, испуганный до чертиков, поджав уши, моментально испаряется, обронив на прощание: «Сию минуту». Ну, с «минутой» он явно погорячился, потому что Темпус показывает почти полночь, когда домовик снова появляется. — Любительница грязнокровок и предателей крови в Лютном у Фенрира Грейбэка, где самое место для такой падали, — с ненавистью выплевывает Кричер, но я уже не заинтересована в выяснении отношений и манипуляциях. Это конец. Я вскакиваю со стула, чтобы пройти несколько кругов вокруг стола и снова присесть — без физической опоры мне сейчас никак. Подавляя подступающие слезы, а также, насколько это возможно, игнорируя каменную тяжесть в груди, я пытаюсь сообразить мало-мальски годный план, чтобы вытащить ее оттуда. Орден будить бесполезно: когда Кингсли попался в Лютном, мы никак не отреагировали, рассудив, что у нас нет шансов. И это мистер Шеклболт — лидер и легенда Ордена Феникса, третий после Дамблдора и Хмури! За Лавандой никто не пойдет. Никто, кроме меня. То, что вы сейчас выкинули под носом у Грейбэка, он вам не простит, так что следующую встречу с оборотнями вы если и переживете, то только в качестве шлюхи при их борделе. Слова Тони больным потоком отдаются в памяти. Блядь. Оборотни разорвут меня после злосчастного выступления в лесу. С другой стороны, может и нет — вдруг я родилась под счастливой звездой, и они меня забыли? Мало ли у них своих забот. Меня также посещает трусливая мысль попросить Антонина о помощи, но это, конечно, нечестно: он поддержал мою выходку при обмене пленными и, скорее всего, тоже на плохом счету у волков. Я просто не имею права подвергать его смертельной опасности. Вариантов больше не остается, поэтому действовать я снова буду по обстоятельствам. Не представляю, насколько провальным был гребаный План А, но мой собственный выглядит еще ущербнее. Вытерев глаза тыльной стороной ладони, я поднимаюсь со стула, чтобы спуститься в Ад. Благо, дорогу в Лютный я знаю.***
Аппарировала я без приключений, но не уверена, что удача и дальше будет на моей стороне. Тем более попасть в Лютный — это не проблема, выйти отсюда живой — вот это уже задачка не для новичков. В нос бьет запах застарелой крови и испражнений, чего даже в Лютном я не встречала. Это место аппарации всегда было убогим, но чистеньким закоулком на границе с Косой Аллеей, поэтому такие зловещие перемены не вселяют в меня уверенности. Поплотнее закутавшись в мантию, спешно пересекаю темную часть улицы, не решаясь воспользоваться Люмосом — вдруг моя палочка привлечет внимание, и ее вышибут Экспериамусом? Стараясь слиться с серой стеной, я шаг за шагом двигаюсь вперед к более оживленной части переулка, хотя понятия не имею, как тут дела обстоят ночью. Фактически сразу замечаю этих двоих, будто из преисподней вылезших, которые быстро направляются ко мне. Может, если я прибавляю ходу, они отвяжутся? — Э-э-э, мадумазель, стоять, — рычит оборотень, и я, как вкопанная, замираю на месте. Небрежно толкая меня к стене, он откидывает капюшон мантии и, не заботясь о моем комфорте, светит в лицо. — Куда собралась? — Это уже второй вервольф приблизился ко мне на совершенно недопустимое расстояние, потому что вонь из его пасти заставляет мои глаза слезиться. — Я… — мне бы закрыть рот, ведь то, что я скажу — чистейшей воды самоубийство: — Я к Фенриру Грейбэку. — Да ты че! — ржут они, как деграданты. — И с каким делом ты, краля, намылилась к Альфе? — Да ясно с каким, — ухмыляется тот, что подошел позже. — Только вот Грейбэку не до случек нынче, ты не обессудь. — И че, так отпустим? На мордашку смотри какая милаха. — Гонишь? — рычит тот, что крепко вжал меня в стену. — Сами оприходуем, не зря ж тащилась. — Не смейте, — кричу я срывающимся голосом, но это уже мало их волнует. Не мешкая, ублюдки круто разворачивают меня лицом к стене, впечатывая щекой в холодную кладку, попутно задирая мантию, чтобы встретиться с джинсовой преградой. Один из них фиксирует меня свинцовой хваткой за шею, пока его напарник возится с моим ремнем. — Блядь, на кой черт бабы штаны таскают! — возмущается тот, что удерживает меня у холодного камня. Воспользовавшись их замешательством, я тянусь к палочке, чтобы отбросить эти мерзкие тела подальше от себя. Однако реакция вервольфов оказывается быстрее, и с болезненным хрустом выкрученное запястье выпускает палочку, которая тут же гулко бьется о брусчатку. Панический ужас волнами захлестывает меня, когда я понимаю, что от двух оборотней абсолютно безоружной мне не отбиться, и единственное, что мне остается — это продолжать умолять их оставить меня в покое. Но все мои мольбы из криков переходят в хриплые угрозы, потому как голос я уже сорвала: — Отпустите, нет! Нет! Кое-как мерзавцу удается спустить мои узкие джинсы с бельем до середины бедра, и, вероятно, утомив его своими брыканиями и криками, я получаю обжигающий болью удар по пояснице. Вынужденная неосознанно прогнуться, я моментально ощущаю когтистые лапы на бедрах, призванные удерживать меня мертвой хваткой. Скорее всего, так думает и тот, что держит меня за шею все это время: понадеявшись на хватку напарника, он отпускает меня, чтобы, расправившись с поясом штанов, заняться распаковкой своего мерзкого члена. А оборотень, что пристроился сзади, наклоняется и шепчет мне в самое ухо: — Блядь министерская, Амбридж тебя по частям получит. Вместо того чтобы броситься уверять эту тварь, что к Министерству я не имею никакого отношения, меня посещает другая, более жизнеспособная идея. Не успел этот ублюдок закончить свои угрозы, как я со всей отчаянной силой откидываю голову назад и, как было задумано, наношу ему удар затылком по носу. Судя по тому, как заскулил вервольф, отскочив на приличное расстояние, и по тому, как заплясали в моих глазах черные точки, нос я ублюдку сломала. — Какого дементора, Реджи? Во всей этой суматохе я совершенно не услышала, как к нам приблизился еще один оборотень. Если до этого момента я упрямо сдерживала слезы, то сейчас мне уже себя не остановить: с тремя мужиками, да еще и ликантропами, мне точно не справиться. — Сука, ты мне нос перебила! — взревел мой насильник, игнорируя появление еще одного ублюдка. — Это министерская, Арис. Швабра типа к Грейбэку просилась, — тот, что оказался Реджи, заправив свой отросток обратно в штаны, отвечает коренастому оборотню. Коренастый оборотень. Я начинаю вспоминать, откуда мне знаком его образ: это же тот самый провожатый из леса. Мерлин, дела мои куда хуже, чем я подозревала. Пока эти трое ведут свои разборки, в которые я предпочитаю не вникать, как можно скорее натягиваю джинсы здоровой рукой и хватаю палочку с брусчатки. Вот только воспользоваться я ей не успеваю: тот, что зовется Арисом, хватает меня за шею, которая к этому времени уже адски болит, и светит Люмосом в лицо. А далее, не произнеся ни слова, шумно втягивает воздух широкими ноздрями в районе моих растрепанных волос. — Ты с чего, долбоеб, взял, что она министерская? — наконец, зло рычит он, все еще удерживая меня. — Так они уже были сегодня наверняка решили зайти еще раз, только через суку эту течную. — Она из Ордена, придурки, — обращает свой взор на меня. — Помнишь меня, дурочка? Я зачем-то киваю ему, видимо, в состоянии аффекта. — Теперь могут быть проблемы, Редж. — Да какие проблемы? Она Крису клюв сломала! — Тут не все так просто, — задумчиво проговаривает он, а потом и вовсе обращается ко мне: — За мной пойдешь. И только попробуй палкой махать, сука, кишки твои по стенам Орден оттирать будет. На этом он отпускает мою многострадальную шею, и я с болезненным хрипом втягиваю в себя воздух. Не оборачиваясь на тех двух мразей, что чуть не совершили непоправимое, стараюсь не отставать от Ариса, но он и не думает сбавлять хода. Сердце мое еще гулко стучит в груди, а запястье и спину простреливает острая боль. — Ты не вовремя, дурочка. Нахуй вообще сюда на ночь притащилась? — вдруг нарушает молчание Арис. Рассудив, что этот вопрос явно философского характера, а еще припомнив, что со мной случилось, когда я озвучила свой ответ тем двоим, я не предпринимаю попыток поддержать диалог. Но волка это явно не устраивает, потому что, в очередной раз прижав меня к ближайшей стене, хриплым басом он повторяет свой вопрос: — Ты нахрена здесь? — Я пришла за Лавандой Браун. Она в Лютном, — не своим голосом шепчу сквозь саднящее горло. — Лаванда Браун, — будто сплевывает ее имя с губ. — Блондинка что ль? На это я лишь киваю головой, умоляя Мерлина, Моргану и всех основателей, чтобы Лав была еще жива. — Значит, слушай-ка сюда, дурочка. Тебе на диво повезло, и эту ночь ты, скорее всего, переживешь нераспечатанная, — Арис рычит мне в лицо, слегка наклонив мою голову вниз. — Но не списывай все на фортуну, не будь блаженной. Помни, что это я тебя снял с конца. Поняла? Этого психа я больше не собираюсь заставлять ждать, поэтому тотчас утвердительно киваю. — Вот и правильно. Я даже подсоблю тебе с Лавандой Браун в силу своей широкой души. Но и ты не подкачай: придет время — пацанов не губи. Мы и так брата сегодня потеряли, усекла? Мне претит такое омерзительное развитие событий, потому как никаких «пацанов» я щадить не намерена. И если мне представится возможность — лично отрежу детородные органы. Но речь о Лаванде, да и я не в том положении, чтобы торговаться с озверевшим оборотнем. Поэтому, запихнув обиженную совесть куда подальше, я в очередной раз утвердительно киваю. Арис же, удовлетворившись результатами этого странного разговора, отпускает меня, чтобы продолжить путь по шумным улицам Лютного, который, как оказалось, ночью не спит. Петляя между серыми постройками, мы входим в какой-то дом, смутно напоминающий барак — настолько простое это строение. Оборотень даже не оборачивается, чтобы удостовериться, поспеваю ли я за ним. Да и ни к чему это — слух у него животный. — Пропусти ее, — дает отмашку вервольфу, что сидит перед входом в дом и точит какой-то деревянный предмет огромным тесаком. — К ней никого не пускать. Сам тоже сиди, не дергайся. — Так точно, Бета, — удивительно тонким голосом для такой массивной фигуры отвечает охранник. Вот оно что: этот Арис — второй после Грейбэка. Мысль эта дает мне кратковременное облегчение, потому что обычный оборотень Лаванду отсюда не вытащит, а вот у Беты есть все шансы. Особенно меня утешил приказ не пускать никого в помещение. Клянусь, если ко мне прикоснется еще хоть один волчара, я отправлю его в преисподнюю, даже если мне самой придется последовать за ним. Арис заводит меня в узкий коридор, и мы проходим бесконечное количество дверей. Наконец он останавливается около одной из них и, отперев, пропускает меня в комнату без окон с единственным матрасом на полу и зачарованной лампочкой на потолке. — Сортир там, — указывает он куда-то в глубь комнаты. — Ты это, марафет наведи. Потоварней чтоб была, ясно? Я смотрю на него в ужасе, но Бета, верно рассудив, что своими словами окончательно меня запугал, решительно добавляет: — Никто тебя не поимеет, поняла? Просто надо, чтобы ты выглядела чуть краше растрепанного воробья. Ты обещала, дурочка. Парни не должны пострадать. Тогда Лаванда Браун тоже проскочит. На этом он решает покончить с разговорами и запирает дверь с другой стороны. Вряд ли по-маггловски закрытая дверь меня остановит — одна Алохомора и дело в шляпе — но в схватке с оборотнями я сегодня уже уступила. Да и Арис, этот паршивый манипулятор — мой единственный шанс. Я даже не обхожу убогую комнату, а просто, облокотившись о стену, стекаю на пол. Запястье распухло, так что я, разумеется, погорячилась, когда упоминала Алохомору: с такой рукой я и Люмоса не наколдую. Голова нещадно гудит от удара, но оно того стоило: надеюсь, нос этого ублюдка заживет еще не скоро. Крепко зажмурившись, я наконец позволяю пролиться горьким слезам. Как же я ненавижу войну с ее подлыми методами! Особенно в своем теле. Маги сражаются друг с другом столетиями, гордо именуя себя воинами. Но разве те два упыря, что чуть не растлили меня в вонючей подворотне, воины? О, Моргана, больше, чем войну, я ненавижу быть ведьмой на войне! Магглы или маги — не суть важно, это по-прежнему мир мужчин, потому помимо Авады каждый третий благородный солдат мечтает пристроить ко мне свой хер, сломать меня, доминировать надо мной, унизить меня. А я, заведомо рожденная физически слабее, должна гореть в этом огне, прилагая бесполезные попытки отбиться. Сколько их, забитых и изнасилованных, наберется за две магические и правление Амбридж? Я отчаянно захожусь в рыданиях, наплевав на головную боль и поясницу — это ничтожно малая часть той агонии, в которой я пребываю. Видит Мерлин, сегодня я желала Авады, только бы не этих двух ощущать на себе. Я ни в чем не виновата — повторяю себе, как заводная. Я ни в чем не виновата. Как успокоилась, я уже не помню. Да и который час тоже не смогу предположить: Темпус вызовет только боль в руке, а по ощущениям и не соображу — может, не прошло и пяти минут, а может, пролетело несколько часов. Я уже собираюсь с силами, чтобы подняться и найти место, где можно было бы умыться, но внезапно в коридоре раздается эхо шагов. Хватаясь за угол здоровой рукой, подтягиваюсь вверх, чтобы успеть встать на ноги и, насколько мне позволяет запястье, выставить палочку вперед. Ключ в замке со скрипом проворачивается, и в дверном проеме возникает он. Обезумевший и всклоченный. — Видал? Нормальная, нетронутая, — за Антонином в комнату влетает Арис и, глядя, что я все еще как воробей, прости Годрик, продолжает: — Ты не форси, Долохов. Я за Фенриром и обратно, там решите. Тони даже не удостаивает оборотня вниманием, весь сосредоточившись на мне. Его глаза хаотично, как мне кажется, бегают по моему телу, будто осматривая на повреждения. Арис же, повинуясь чувству самосохранения, быстро удаляется, но дверь на ключ больше не запирает. Я не мигая смотрю на Антонина, не в силах поверить своему счастью: он здесь, все закончилось. Тони на мгновение зажмуривается, нервно потирая переносицу, а потом пересекает расстояние между нами так быстро, что стоило бы испугаться. Надо бы, после касаний тех отморозков, но его руки на моих плечах ощущаются так правильно, что я даю себе волю и впервые сама падаю к нему в объятия. Чувствую, что мое тело будто свинцом наливается, а весь мир настойчиво темнеет. Где-то на задворках сознания я понимаю, что отключаюсь, поэтому спешу сделать что-нибудь фееричное напоследок. Зачем мне это надо? Да черт его знает. Просто в голове пульсирует мысль, что все закончилось и он, дракклов Пожиратель моей мечты, здесь. Так что спешу, пока силы окончательно не покинули меня, и, превозмогая гул в ушах, впиваюсь пальцами в его скулы, чтобы подтянуть к себе ближе и слиться, наконец, воедино. Однако не уверена, что романтический порыв закончился сказочным поцелуем, потому что вместо жестких губ Тони я ощущаю тошноту и, заваливаясь набок, проваливаюсь в бездонную темноту.