***
— Какого дьявола? — шиплю, как охрипший гиппогриф, на непоколебимую Падму, которая, к слову, никак не реагирует на мои угрозы. — Возвращайся наверх, Падма, — умоляюще шепчет Джордж. Вот уж кого точно не рассчитываешь застать у запасного выхода для домовиков, так это Патил, застегнутую на все пуговицы летней дорожной мантии. Когда я обнаруживаю их, Джордж и Невилл уже пытаются ее прогнать любыми способами, но она стоит тут, будто к земле приросла — даже шага назад не ступила. На фоне темной кладовой при кухне и мрачных голов эльфов, что висят на стене, она выглядит дико: слишком умиротворенная для этого места, да и для нас — дерганых и переругивающихся. — Падма, послушай, — разворачиваю ее к себе, ухватив за руку, но в ужасе отпускаю, отпрянув, как от крестража: на меня смотрят ее неестественные глаза с золотой радужкой, что заметна даже в сгущающихся сумерках. Таким безумным прожигающим взглядом она смотрела, когда говорила: «Делай по-своему». — Времени уже не остается, — паникует Невилл. — Хочет идти — пусть идет. Мы туда и обратно. Ничего не случится, верно? Моргаю несколько раз и снова ищу ее взгляд, но золота в глазах как ни бывало — я что же, с ума схожу? Очень плохое начало операции, и план уже кажется мне по-детски нелепым. Паническое мышление дает о себе знать: почему бы Олли не написать прямиком Кингсли? Он же знает, кто у нас командир — вот бы и разбирались. Но эти ядовитые мысли, разумеется, некстати. К Мерлину за пояс, потом разберемся. Все это безумие в любом случае не хуже, чем легендарный План А авторства Лаванды Браун. Джордж недоверчиво косится сначала на Невилла, потом на Патил, но, заслышав шум шагов на втором этаже, принимает скорое решение: — Ладно, прогуляйся с нами, сестренка. Пусть изначально все шло совсем не своим чередом — упаднический настрой девочек и как у Мерлина из-за пазухи вылезшая Падма — однако, до точки аппарации мы доходим без приключений, хотя час еще не поздний, и в этой подворотне иногда ошиваются не самые благополучные магглы с иглами в руках. Это ли не знак? Я довольно успешно успокаиваю свое чересчур разыгравшееся третье око, что так не вовремя открылось — ну что может пойти не так? Когда я спасала Гермиону, то поступала в разы сумасброднее, а уж про спасительную миссию в Лютном, из которого меня саму приходилось вытаскивать, как побитого лунного теленка, я вообще молчу. Измотанная своими же думами, уже прихожу к тому, что к черту все проверки — вижу Олли, хватаю его и переношусь на Гриммо. Даже если это сама Амбридж под обороткой, Кингсли и Билл быстро выбьют из нее весь дух. О том, что Оливер может работать на Пожирателей и думать не хочу: это будет самое сокрушительное фиаско моей жизни. В пору задуматься об автобиографии «Белл. Путеводитель по Пожирателям». Мерлин, только не это. Мое появление близ вокзала Кингс-Кросс уже ожидают Уизли и Патил, которые представляют собой забавную картину: Джордж не сводит обвиняющего взгляда с Падмы, а та, словно он пустое место, излучает беспечное спокойствие. Зарядиться бы мне энергией двинутой Падмы. Однако, хлопок, раздавшийся справа выбивает весь дух из меня, и я с ужасом осознаю, какая на самом деле трусиха. К счастью, бояться нечего — это всего лишь шумный Невилл присоединился к нам. Кивнув друг другу в качестве напутствия, мы организованно выдвигаемся — Джордж, Падма, я и замыкающий цепочку Невилл — чтобы найти маггловский заброшенный отдел по розыску багажа. — Волнуешься? — шепчет мне идущий сзади Лонгботтом. — Немного. — И я. Но знаю, что мы поступаем правильно, — зачем-то убеждает меня. — Тебя я бы тоже вернул. Действительно, оставь я Гриммо тогда, чтобы последовать за Олли, сама бы сейчас написывала друзьям, умоляя забрать меня обратно. Невилл прав, нельзя оставлять его на произвол жестокой судьбы: может, Оливер и ошибся, но на то мы и люди, чтобы искупать свои же промахи и двигаться дальше. От очередного порыва ветра еще сильнее кутаюсь в куцую мантию, что так великодушно одолжила мне Грейнджер. Для этих мест погода стоит промозглая, тем более для июля. Наступающие сумерки усугубляет густой туман, дымкой покрывающий железнодорожные рельсы — создается впечатление, что поезда будто в облаках парят. По-своему притягательно, но пробирает до костей. В соседнем квартале слышится собачий вой. Трелони сказала бы — Гримм, но скорее всего редкий бродячий пес ищет пристанище у возможных хозяев. Любимое некогда место школьных дней Кингс-Кросс сегодня кажется мне безжизненным кладбищем. Когда мы подходим ближе к нужному зданию, скорее напоминающему сарай с выцвевшей вывеской, то обнаруживаем амбарный замок, грузно висящий на двери. — Получается, Олли еще нет. — Мы вышли раньше минут на двадцать, — пожимаю плечами, хотя у самой сердце, словно марафон бежит, вот-вот вырвется из груди. — Аллохомора. Джордж убирает палочку и, медленно отворив скрипучую дверь, первым входит в помещение. За ним следует Падма, зацепившись мантией за торчащую половицу, я и Невилл с палочкой наготове. Оглядевшись, я позволяю себе сделать глубокий вдох и крепко закрыть глаза, уносясь в воспоминания о прекрасном прошлом. С Алисией и Анджелиной мы частенько прятались здесь перед тем, как идти на платформу 9 и ¾, чтобы поделиться всеми секретами, которые нам не терпелось вытрепать друг другу все лето. С Оливером, будучи старшекурсниками, мы тоже уединялись здесь, на этих отсыревших лавочках, чтобы целоваться до головокружения, а потом хихикать, когда какой-нибудь заблудившийся маггл забредет сюда и увидит нас такими. Кстати, моя первая дуэль — скорее драка — тоже состоялась тут, когда мы сцепились на перроне с Паркинсон. Пусть я отбила все ее жалкие проклятия, но драться мне не понравилось. Могла ли я представить, что держать палочку в боевой позиции скоро станет моим обычным состоянием? — Присядем? — предлагает Лонгботтом, опускаясь на лавки, которые по возрасту — ровесники Дамблдора. Джордж и Падма садятся по обе стороны от него, а я, слегка улыбнувшись ребятам, начинаю осматриваться. Когда-то на одной из таких лавок мы нацарапали несмываемыми чернилами наши инициалы. Интересно, сумею ли я их отыскать? Однако, внимание мое совершенно необъяснимым образом переключается на осиновый лист, который сквозняком несет по полу, то и дело сталкивая с могучей преградой в виде ножек скамеек. Он пролетает над потемневшими досками, но, упершись в невидимый барьер, замирает в воздухе. Зацепился… — Гоменум… Закончить заклинание я не успеваю — из разных концов комнаты по нам начинают бить проклятиями. — Бомбарда. Секо. Петрификус Тоталус, — слышится тут и там. Меня отбрасывает взрывной волной в угол, и, прикрыв голову, я падаю навзничь, больно задевая кованую ручку скамейки плечом. На каком-то интуитивном уровне чувствую приближающиеся шаги и мгновенно выставляю Протего. И не зря: щит отражает агрессивный Ступефай, направленный с близкого расстояния. Кажется, с нами не церемонятся. — Фините Инкантатем, — направляю палочку наугад, и мне везет: дезиллюминационные чары противника слетают, и перед собой я вижу худощавого парня в аврорской мантии, который по виду, должно быть, мой ровесник. — Секо, — кричит аврор. Усиливаю свой Протего и кидаю в него Ступефай Трио — нечего беречь силы, их тут неизвестно сколько, да и судьба друзей меня сейчас волнует больше, чем благосостояние нападающего. Его отбрасывает метров на пять, не меньше, и я уже собираюсь кинуться на помощь к ребятам, когда в голове всплывает напутствие Антонина. Всегда обезоруживай, даже если кажется, что противник повержен. Дьявол этот Долохов! — Экспеллиармус, — кричу я, все еще неуверенная, что с такого расстояния получится завладеть палочкой, но, Мерлин, вот она летит ко мне в руку сквозь оседающую от борьбы пыль. Ухватив древко, только и успеваю, что засунуть его за пояс джинс, а дальше все как в худшем из кошмаров: в меня летит Бомбарда, которую ни один Протего не выдержит, поэтому на голом инстинкте отпрыгиваю в сторону, больно ушибив колени. Прямо так, не обращая внимания на осколки стекла, что впиваются в ладони, ползу вперед как можно скорее, а за мной в щепки разлетаются скамейки. Кажется, где-то здесь сидели ребята, но теперь их не видно. Пытаюсь слегка приподняться, чтобы хоть немного разглядеть место боя, но искры от проклятий — синие, огненно-красные и, о Моргана, зеленые — рассекают воздух над головой. Среди множества голосов — сколько же их здесь? — слышу, как какой-то недоносок выпускает Инсендио, и моментально старые контейнеры, накрытые балдахином, вспыхивают ярким пламенем. Надо аппарировать, пока есть возможность — мы либо сгорим заживо, либо авроры закончат накладывать аниаппарационный купол и перебьют нас, как скот. Понимаю, что надо поступить разумно, ведь попасть в Министерство нельзя ни при каких обстоятельствах, но, Моргана, душу просто рвет на части — я без них не уйду! По-детски всхлипнув, кидаюсь прямиком к огню в надежде, что все стороны конфликта сконцентрируются на тушении, однако, моя наивность сравнима с глупостью: авроры и не думают колдовать над пламенем. Кажется, они и сами паникуют. — Смитт, отставить купол, какой придурок устроил, блядь, поджог? Этот высокий голос мне отдаленно знаком — Джон Долиш, гроза аврората и верный последователь Амбридж. Мне бы его атаковать, но пламя расползается слишком быстро, поэтому колдую Замерзающее, чем привлекаю его внимание. — Маленькая гриффиндорка, — кричит он мне с мерзкой улыбкой на морде. — Ты-то мне и нужна. Долиш атакует быстро, хлестко, детально точно, чем несомненно пугает меня, но назад дороги нет. Мне хоть и удается сдержать его проклятия своим лучшим Протего, но, черт возьми, ублюдок со мной не церемонится. Сил, чтобы удерживать щит, не остается, а мои Ступефаи разбиваются о его защиту, будто волны о скалы. — Секо, — внезапный голос Невилла выводит из ступора не только меня: кажется, Долиш тоже не ожидает нападения и дергает плечом — удар настиг его. — Ступефай Максима. — Опуньо, — напрваляю осколки разбитого окна в ненавистного аврора. Мы атакуем его так исступленно, что у Долиша не остается шансов нам противостоять. Казалось бы, все шансы одержать победу над этой мразью имеются, но, облезлый Салазар, пламя, которое я частично потушила, снова привлекает внимание, распространяясь с необычайной силой — как же не к месту! — Агуаменти Максима, — кричу я, повернувшись к Долишу спиной буквально на пару мгновений, но этого оказывается достаточно, чтобы фактически одновременно произошли несколько событий — хлопки, свист, крики. Хлопки аппарации разносятся тут и там — их не менее трех, хотя в этом хаосе слух может меня подвести. Так или иначе, чье бы это ни было появление, оно заставляет авроров материться — хороший знак. Вот только лично убедиться в том, что нам и правда пришли на помощь, я не успеваю, потому как магический хлыст, со свистом рассекающий воздух, обрушивается на мою спину адской болью, распарывая мантию, футболку и, клянусь, мою кожу. О, мой вой должен быть слышен во всей Британии, но он тонет в другом, более жутком крике — это Лонгботтом срывает связки в муках от Круциатуса. Я же лежу плашмя на полу, усыпанном крошкой из стекла и пыли, находясь на грани забвения, но к сожалению, полыхающая рана не дает мне потерять сознание. С трудом заставляю себя поднять голову и сквозь черные точки, пляшущие в глазах, вижу Падму, которая пытается отбиться от аврора, но тот, влепив ей звонкую пощечину, хватает за предплечье и аппарирует. Прикладываю последние крупицы силы, оставшиеся у меня, чтобы хотя бы ползти по направлению к ним, да только все напрасно — аврор уже затягивает ее в воронку. Но внезапно, словно из ниоткуда, на них кидается окровавленный Джордж. Его усилия оказываются не напрасны, и он исчезает в пространстве вместе с Патил и похитителем. Хорошо, Уизли ее отобьет. Сама же я пытаюсь скорее прийти в строй, ведь есть еще за что бороться — здесь где-то тонет в муках Непростительного Невилл. Болезненные спазмы охватывают тело, а спину лижут самые настоящие языки пламени: уже не различаю — это огонь перекинулся с тряпок на меня или ожог от хлыста? На периферии сознания понимаю, что где-то совсем рядом идет битва: кричит Лонгботтом, проклятия сыпятся, как цветной дождь, какой-то окровавленный мужик в маске Пожирателя валится рядом. Наличие здесь приспешников Волдеморта меня уже не сильно удивляет — меня вообще сейчас сложно удивить — но я какого-то хрена протягиваю к нему руку и трясущимися пальцами сдираю с него маску, а заодно и свои ногти. Уродливый мужчина с мясистым носом и шрамом под остекленевшим глазом дарит мне искру сиюминутного счастья — это не Долохов лежит тут мертвый, а незнакомый мне человек. Но вся радость сходит моментально, когда я слышу, как Долиш колдует хлыст в очередной раз, и уже знакомый мне звук рассекаемого воздуха заставляет сжаться в комок. Этот удар я точно не переживу. Но его не случается. До меня доносятся лишь звуки отчаянной дуэли, завязавшейся так вовремя. Прямо надо мной свистят проклятия, заставляя воздух электризоваться от раскатов темной магии. Пламя пожирает пространство вокруг, подобравшись чересчур близко, но эти двое — Долиш и его оппонент — будто ничего не замечая, атакуют друг друга яростно и сосредоточено. В какой-то момент каблук тяжелого ботинка опускается мне на мизинец правой руки и, придавив посильнее, заставляет вскрикнуть. Сразу после этого драка стихает, а один из дуэлянтов позорно исчезает. Я почти теряю сознание, когда чувствую, как уверенные руки переворачивают меня на бок, не позволяя спине коснуться пола. Он склоняется ко мне — Пожиратель — и мне не нужно сдирать с него маску: я и так знаю, что это Он. Даже если это мираж — плевать, ведь главное — это присутствие Тони, которое способно успокоить меня даже в кромешном аду. С ним и умирать не так страшно. Антонин, не теряя времени на меланхолию — чего не скажешь обо мне — зачаровывает рану стандартными Обезболивающими чарами, благодаря чему я немного обретаю себя: до меня снова доносится крик Невилла, планомерно переходящий в скулеж. Пытаюсь привалиться к Тони, чтобы приподнять немного корпус тела, ведь мне надо увидеть друга, чтобы хоть как-то — пусть взглядом, жестом, мимикой — помочь ему. Картина разворачивается жуткая, но когда надежды уже не остается, внезапно аврора от Невилла откидывает высокий Пожиратель, который без раздумий шлет в мучителя Аваду. Аврор падает навзничь, а Пожиратель левитирует трясущееся тело Невилла в угол, подальше от пожара. Я не хочу упускать друга из вида, но меня отвлекает хриплый крик, прямо надо мной: — Тони, блядь, они сами себя не перебьют. Скорее, Долиш уходит. Антонин замирает лишь на короткое мгновение, а потом, не церемонясь, перекидывает меня через плечо, от чего рана снова открывается, и я не могу сдержать болезненных стонов. — Я вернусь с подмогой. — Обалдел? Брось ее к пацану, Басти сейчас снесут к Слизериновым хуям! Но к пацану меня Долохов не бросает, потому что в этот самый момент прямо на моих глазах шальная Бомбарда влетает в стену, рядом с которой, облокотившись спиной, сидит не приходящий в сознание Лонгботтом. Бетонные блоки разбиваются вдребезги, погребая под собой тело моего друга. Вся стена и увесистые деревянные балки, некогда служившие опорой крыши, заваливают его в считанные мгновения. Еще секунды назад измученный Невилл тяжело дышал, а сейчас на его месте лежит лишь груда камней в облаках клубящейся пыли. Срывающийся дикий визг сотрясает поле боя, и только когда горло прожигает изнутри языками пламени, догадываюсь — это ведь я кричала. Несмотря на все мои попытки вырваться, Долохов крепкой хваткой фиксирует мое тело, а потом бескомпромиссно затягивает нас в вихрь аппарации. — Нет! — продолжаю срывать голос, но Антонин никак не откликается. Мы приземляемся в каком-то лесу, и вместо того, чтобы отпустить меня, Антонин вовлекает нас в очередную аппарацию. А потом в еще одну. На третий или четвертый раз — подступающая тошнота сбивает меня с толку — он, наконец, опускает меня на ворсистый ковер. — Тони, какого, — строгий мужской голос раздается надо мной, но я не могу сосредоточиться на говорящем, потому как меня рвет в удушающих спазмах. — Где Рабастан? Это, блядь, кто? — За мной, Кингс-Кросс, маггловский Отдел по розыску багажа. Макнейр мертв. Мужчины, кажется, начинают переругиваться, но я словно в туннеле — все звуки смешиваются в гулкое эхо, неприятно раздражая слух. Концентрируюсь на том, чтобы не стонать особо громко, ведь интуиция, проснувшаяся так не к месту, говорит мне не привлекать к себе излишнего внимания. Надо все обдумать, но сгорающая в пламени темной магии спина и воспоминание о Невилле вызывают неконтролируемый пронизывающий всхлип, который заставляет этих двоих отвлечься. — Идем, но ты ебнулся! Орден Феникса в Мэноре! — Это не тебе решать, мой дорогой все еще гость. Находясь на грани потери сознания, я слышу чопорный голос человека еще незнакомого мне лично. Проваливаясь, наконец, в спасительную бездну, слух улавливает знакомый баритон Антонина: — Люциус.***
POV Люциус Искусственная темнота комнаты благородно воссоединяется с моей лилейной скорбью. Портьеры задернуты настолько плотно — спасибо Пенни — что ни один ненавистный мной луч света не проникает в эту кромешную тьму, чтобы осквернить ее спальню беспечной радостью. Мне хорошо в этой черни. Она дает мне спасительную иллюзию полноты, целостности, позволяя не ощущать себя отколовшейся частью чего-то важного. Нынче в поместье много говорят о крестражах, что доступны лишь темнейшим из магов, но знают ли они, каково это по-настоящему отдать кусок души? Ума не приложу, как могла она располагать большей частью меня, если ритуалов никаких, кроме брачных клятв, мы не проводили. Лучшей частью. А может, и не было у такого ублюдка, как я, никакой души? Лишь вышколенная годами пустая честь. Вот и уцепился клешнями в нее, светлую и великодушную. Моя Нарцисса, снова мысли убегают к тебе, мой ангел. Улыбка, слегка ощутимая, расцветает на окаменелых губах. Сидя здесь, в безмолвии, я готовлюсь в очередной раз забыться живительными воспоминаниями о женщине моей судьбы, однако, неприятная волна, проходящая по позвоночнику вверх-вниз, отвлекает меня от единственно важного действа. Кто посмел? В поместье проникнул посторонний, которого, к слову, я не ожидал. Хотя, та, которую я ожидаю каждую минуту своей уже бесцельной жизни, все равно не явится. Говорят, она ушла навсегда. Но это не значит, что я в силах прекратить ждать. Что же, отсидеться в объятиях тьмы мне не суждено, ибо положение хозяина Мэнора по-прежнему обязывает. Трусливый щенок Драко был бы очень кстати: стал бы себе главой рода и позволил мне, наконец, истлеть вволю в своей скорби. Но сын оказался проворнее родителя — позволил себе жить счастливо, гаденыш. По-своему. Призвав трость и оправив костюм-тройку, что безупречной броней отделяет меня от мира еще живых людей, размеренно следую в гостиную — судя по ощущениям новичок сейчас именно там. Спешки нет, ведь гость кем-то желанный, намерено приглашенный — попытайся кто проникнуть своевольно, остался бы висеть расщепленным на кованых воротах Мэнора. Родовая магия непобедима — сам Мерлин бы не прошел. Удрученно оглядываю холодные перила некогда чарующей лестницы. Как же Цисси устраивала уют одними лишь своими глупыми цветами? Такого уровня не достичь и самым руковитым домовикам. Все не то. Что же, выходит, и лестница умерла. Сокрушаясь на Драко, я, разумеется, лукавлю: он не единственный Малфой, который идет вразрез воли отца. Теперь уже и немые губы с удовольствием растягиваются — я усмехаюсь. Абраксас, конечно, был в ступоре: вечно правильный годный сын Люци позволяет себе неслыханную дерзость — отрекается от уготованной невесты. Андромеду я помнил со школы и всегда очень ответственно подходил к нашей помолвке: пусть мы не были добрыми друзьями, не посещали поместья друг друга и не перекинулись и десятком слов за время совместной учебы, я ни словом, ни делом не дал усомниться в серьезности намерений. Она, казалось, тоже. Про нас не ходили пошлые слухи, ни в одной интрижке замешаны мы не были. Отцу не о чем было беспокоиться, ведь правильный сын шел проложенной родителем дорогой — все как полагается представителю элиты. Оттого для Абраксаса день объявления помолвки и вручения родового кольца поистине стал ударом в спину. Будучи самым ярым представителем Слизерина, все же предположу, что на подлость члену семьи я не способен — не в моем характере. Малфои поддерживают Малфоев, истины древние, как свитки Мерлина. Поэтому причинить родителю урон я точно не задавался целью. Но она, в тот вечер допущенная впервые до танцев — сколько ей тогда было, пятнадцать, кажется? — вся воздушная, легкая, неправильная для этого сюра, впорхнула в зал и с ангельской улыбкой завладела моей душой отныне и навсегда. Прохожу мимо портрета отца — он, разумеется, кривится. — Здравствуй, папа. — Сын. Гордо вскидывает голову непоколебимый Абраксас. Мерлин, как он тогда орал за закрытыми дверями кабинета. Но я стоял на своем — ни Круциатус, ни родовые проклятия, ничего не могло изменить моего единственного самостоятельного решения. Этот брак дался мне очень дорого, и, возможно, этим своим эгоистическим порывом я погубил Нарциссу. Но могло ли быть иначе? Она уже с рождения была обещана Дому Лестрейндж. Когда мой отец уразумел, что меня ему только разве что убить остается, смирился, наконец, и отправился к Сигнусу Блэку договариваться о возможной рокировке невест. Не знаю, сколько конкретно он отдал за этот брак — одно место в Визенгамоте и поместье в Португалии точно — но Нарциссу обещали мне, а Родольфусу — Меду. Андромеда потом выкинула фокус, но это уже не являлось проблемой Малфоев. Ровно в семнадцатый день рождения юная леди Блэк рассталась со своим родом и вошла в Дом Малфой, привнеся глоток свежего воздуха в тот смрад, которым я ранее жил. Была бы Цисси еще жива, если бы мужем ей стал Родольфус? При мысли о Руди у меня брезгливо кривится лицо — ничего не могу с собой поделать. Я его терпеть не могу уже лишь за то, что он был выбран ей нареченным. Нарцисса была мне всем, ему же была бы просто женой, или даже пустым местом. Мерлин, да сам Салазар согласится, Родольфус — тот ещё эгоистичный ублюдок. Распахнув двери гостиной, сразу натыкаюсь на него — вспомни драккла в погожий день. Однако, в поместье явно произошло что-то из ряда вон выходящее, ибо Руди, обычно хладнокровный, будто инфернал, орет что есть мочи на Долохова. Антонин же весь в крови (хотя меня это, право слово, не смущает — это же Долохов) сыпет бранью, но в глаза Лестрейнджу не смотрит. Интересно. — Там мой брат! — Мы вернемся! Что за? Ах, вот же прелесть: по центру гостиной на полу, захлебываясь рвотой, лежит прекрасное создание с разодранной — волшебный кнут? — спиной и заливает белоснежный ковер моей несравненной жены своей кровью. Моргана, надеюсь она хотя бы чистая, эта кровь. — Идем, но ты ебнулся! Орден Феникса в Мэноре! Орден Феникса? Ну нихуя себе Антонин! И не думаю морщится от сквернословных мыслей, тут бы удержать маску безразличия. Кажется, бездушный солдафон Долохов оказался все же с сюрпризом — оттого они и разыграли этот спектакль с Торфинном накануне. Придурки. Однако, Руди в бешенстве, а это мое особое удовольствие, потому и плевать: я поддержу Тони забавы ради. — Это не тебе решать, мой дорогой все еще гость, — вклиниваюсь в их брань. — Люциус. — Поспешите, — отправляю их в кромешный ад, судя по внешнему виду Долохова. — Антонин, о юной мисс позаботятся. Пенни. Появившейся с тихим хлопком домовой я кивком указываю на девчонку — пусть развлекается. Если интимная жизнь Долохова поперек горла Лестрейнджу, то я, совершенно точно, в игре. Конец POV Люциус