Альянс непримиримых

— Милочка, ну ей-богу, я нанес визит Абраксасу, потолковал о нравах с Корнисоном, а вы все чахнете над фигурами! Ходите уже слоном, иначе моя королева вас настигнет. Отрываю глаза от шахматной доски и недовольно смотрю на разряженного в старомодную мантию мужчину на портрете: — Не подсказывайте, — гордо бросаю я, но в конечном итоге делаю, как он сказал. Месье Жюстин Дювье (какой-то там предок Малфоев) раздраженно закатывает глаза, безапелляционно заключив для себя, что перед ним полная бездарность. А зря: я, разумеется, не гроссмейстер, но папу несколько раз выигрывала, а уж он-то известный мастер. И все же обижаться на чопорного месье я не стану — очередная шахматная партия меня, как и все предыдущие, не увлекла. К слову, книги, что Дафна таскает мне из местной библиотеки, тоже. Да и в разговорах с Пенни, месье Дювье или той же Дафной я лишь жадно ловлю каждое слово об Антонине или Ордене. И когда собеседник удовлетворяет — чаще нет — мое любопытство, то снова теряю ко всему интерес. В этой золотой клетке я нахожусь уже три полных дня и почти половину четвертого. За все это время мне так и не удалось услышать о судьбе орденцев ни слова, потому как гостья я здесь чисто номинально — выходить мне нельзя, да и общаться ни с кем тоже. Эдакий Азкабан по-малфоевски. Хотя посетители у меня все же бывают. Несмотря на то ужасное первое впечатление, что я произвела на Пенни, эльфийка все равно продолжает навещать меня, заверив Лестрейнджа-старшего — он у них здесь босс — что мне все еще необходимы оздоровительные процедуры. Дафне со мной видеться не разрешает муж, но она, как всякая порядочная жена, плевать хотела на его запреты, потому бегает ко мне каждый день, естественно, под дезиллюминационными чарами. Это она снабжает меня дрянными романами — вкус у Дафны нехарактерный, если можно так сказать. Вот и выходит, что чтение, как досуг, отпало сразу, да и к шахматам за эти дни я растеряла всякий интерес. Зато мне удалось завести весьма полезное знакомство: Жюстин Дювье — настоящая находка. Он, само собой, чванливый мужичок, одержимый чистотой крови и величием наследников, но как раз из-за своей скверной натуры — весьма одинокий. Потому разговоры со мной (я еще никогда не радовалась своей чистокровности настолько сильно) стали ему спасением, ровно как и мне. Есть у месье Дювье еще одно бесценное качество, которое очень характерно всем древним портретам: он сплетник и интриган. А посему охотно шпионит в поместье, перемещаясь по портретам, и докладывает необходимые мне сведения. Так что стратег я недурной, просто своеобразную шахматную партию веду не с Дювье вовсе, а с Лестрейнджем. Тем временем Жюстин, разозлившись на мою несобранность, уже покинул раму, направляясь, вероятно, к какому-нибудь другому потомку Малфоев, чтобы пожаловаться на нерадивую молодежь. Ну и дракклы с ним. Надув губы, я неохотно плетусь к кровати, пару раз наступив на подол непрактичного платья. За пару джинс я бы многое сейчас отдала, но у моих тюремщиков дресс-код: одевают меня так, что хоть под венец веди, хоть в гроб клади. Устроившись на заправленной постели, привычно подтягиваю колени к груди и в излюбленной позе погружаюсь в размышления. Ну или, вернее будет сказать, начинаю хандрить. Когда я горделиво представляю, что обыгрываю Лестрейнджа, рассылая по всем углам своих шпионов, то это, разумеется, раздутое преувеличение. На деле я лишь пытаюсь узнать, бывает ли Тони в поместье — вот и все. Дафна правдой меня не балует, уверяя, что «мистер Долохов все время выслеживает Долиша», но она лишь в очередной раз доказывает, что на Слизерин Шляпа отправляет не за чистоту крови. Жюстин, к счастью, меня так не щадит, потому честно сообщает, когда Антонин появляется в Мэноре. За почти четыре дня он был в поместье два раза, из которых ко мне заглянул…ноль раз. Звучит по-детски, но зато не так безнадежно, как «ни разу». Он злится, я не заслуживаю, мы разошлись и еще пятнадцать причин я могу назвать, почему его поведение вполне оправданно, однако, это совсем не помогает унять тоску, что растет во мне день ото дня. И если про Тони я еще могу что-то узнать, то, как оказалось, в Мэноре про Орден вообще не говорят. Не буду и скрывать — обидно: мы, вроде как, серьезные оппозиционеры. Если бы я только могла достать свою палочку или хотя бы ту, другую, украденную в бою, то сразу отправила Браун Патронуса. И трансфигурировала платье в джинсы, разумеется. Беспокойно переворачиваюсь на спину и упираюсь взглядом в белый балдахин, что представляется мне одним большим приведением. Ночами мне видится, будто это Невилл прилетел, чтобы мучить меня за то, что не смогла помочь и лишь наблюдала за его муками. Мерлин, эту войну надо остановить любыми способами, иначе не останется уже мага или волшебницы, по чьим жилам не будет течь расплавленное горе. — В столе, — с деловым видом рассматривая маникюр, говорит мне месье Дювье — и когда только вернулся? — Что в столе? — на выдохе спрашиваю я. — Палочка ваша, или вы совсем не соображаете, юная мисс? Моментально вскакиваю на ноги, отчего подол платья неприлично задирается, приводя Жюстина в откровенный ужас. Из какого он века, любопытно мне? — В каком столе? — не сводя глаз с портрета, нетерпеливо вопрошаю. — В Кабинете Малфоя, разумеется. Но этот наглый Лестрейндж занял место моего потомка, который вместо того, чтобы достойно управлять поместьем, сидит и оплакивает мертвую супругу. Мерлин и Моргана, — тараторит Жюстин. — Куда катится культурное общество? Время, отведенное на траур, давно истекло. Это даже неприлично — вот так открыто горевать. Неужели нельзя жениться заново и родить, наконец, толкового наследника? Мальчишка этот, Дракон — сущее недоразумение. О, знали бы вы, мисс Белл, какие фокусы он тут… — Месье Дювье, умоляю! — приходится прикрикнуть, чтобы остановить этот бессвязный монолог, давно уже перешедший в гундеж. Жюстин, конечно, презрительно поджимает губы, отчего его тонкие усики становятся одной прямой линией, будто чернилами подрисованы. — Где кабинет мистера Малфоя, — тепло, но не горячо: мужчина на портрете еще обижен, — который так нагло занял Лестрейндж, — близко, но Жюстин упрямо молчит, — этот проходимец? — Извольте напрячь девичьи мозги, что так редко используются вами по назначению, — портрет, наконец, оттаивает. — И запоминайте: по коридору прямо до портрета Сигнуса. Оттуда — налево. Спуститесь по боковой лестнице — ей редко кто пользуется — до самого низа. Дальше уйдете влево и через Бальный зал — он запущен, не бойтесь — прямо в кабинет. Коричневые массивные двери. Левый ящик стола. Не заперт. Все это он протараторил на свой обычный лад, отчего я отчаянно пытаюсь сохранить в памяти хоть какие-то ориентиры — лестница, портрет, стол. И все же просить его повторить у меня нет никакой возможности: во-первых, неудобно, во-вторых, он уже скрылся за рамой — все же обиделся. Ну и дементоры с ним. Месье Дювье чересчур требователен к тому, кого хорошенько потрепали авроры, а потом заперли в спальне, по виду напоминающей покои монарха. Не теряя ни минуты, я крадусь к двери и, приоткрыв ее, вглядываюсь в коридор — никого. Действовать самой, когда я даже дезиллюминационные чары наложить не могу, немного тревожно, но просить ту же Пенни совсем не хочется: прознай об этом Малфой или Лестрейндж — ее непременно накажут. Что же, удача мне все же сопутствует, пусть и в малых количествах: половицы в Малфой-Мэноре мало того не скрипят, еще и покрыты персидскими коврами, и потому я передвигаюсь беззвучно, словно кошка. Портреты на стенах тоже не спешат поднимать шум, лишь презрительно отворачиваются, когда я крадусь мимо, точно воришка. Если первые метров пять я еще учтиво склоняла голову и мямлила «здравствуйте», то позже, так и не услышав ответного приветствия, закрыла рот. Ну и контингентик, хуже голов эльфов на Гриммо! Портрет Сигнуса должен стать моим главным ориентиром, но, дракклы его разберут, кто из этих одинаковых мужиков Сигнус? Как идиотка, начинаю вглядываться в мелкие подписи под полотнами, отчего мужчины и женщины осуждающе перешептываются. О, да замолчите вы — так весь Мэнор сбежится на этот бубнеж! Наконец, искомый Сигнус находится — такой же неприятный, как его соседи — и, как нарекал месье Дювье, слева от него виднеется сокрытая лестница. Не теряя ни минуты, я спешу к ней, чтобы в полуприседе, как израненный гусь, неловко сбежать вниз. Портреты замолкают, провожая меня потрясенными взглядами — кажется, я все же очаровала их своей харизмой. Я почти у цели, но память, что всегда была нелогичной в своей избирательности, в очередной раз подводит меня: что там говорил Жюстин — направо или налево? Мерлин, я помню, как наколдовать чары чесотки, азкабанский номер, выбитый у Тони на шее, место, где Лаванда хранит свои ленты для волос, но никак не могу вспомнить, в какую сторону мне поворачивать. Жалобно всхлипываю, но тут же беру себя в руки. Нечего расклеиваться раньше времени — здесь всего две двери, так что выбрать нужную не так уж и затруднительно. Еще раз взглянув сначала влево, потом вправо, я начинаю действовать: Годрик, Мерлин и олень Потеряли свою тень, Энергично машу пальцем от двери к двери в такт беспроигрышной считалочке. Салазар ее украл, В подземелье заковал. Василиск ту стережет, Тень вот-вот сам сожрет. Гарри Поттер, приходи, Зад мерзавцу надери. Указательный палец безапелляционно указывает в сторону двери, что справа от меня. Кажется, теперь я припоминаю, что именно направо и говорил мне идти месье Дювье. Абсолютно уверенная в себе, спешно открываю массивные двери, чтобы тут же их захлопнуть. Идиотка. — Проходите, мисс Белл, — до меня доносится голос мистера Малфоя из-за закрытых дверей, потому я, разочарованно выдохнув, делаю как велено. Он сидит на черном кожаном кресле, которое являет собой единственный предмет мебели в помещении. Комната эта, впрочем, сама по себе очень странная: на стенах висят картины в позолоченных рамах, но никто на них не присутствует, будто нарисованные люди, все как один, покинули свои дома. А прямо перед Малфоем на полу, привалившись к стене, стоит внушительных размеров полотно, завешенное белоснежной шелковой накидкой. Несмотря на солнечную погоду, что дарит нам август, в помещении довольно мрачно — окна не зашторены, но заколдованы так, что ни один лучик солнца не может сюда проникнуть. Мрачная обстановка этого места, которое, как я уже успела заметить, оказалось никаким не Бальным залом, заставляет мороз пробежать по коже — этот Малфой явно не в себе! Переведя на него взгляд полный ужаса, наблюдаю за дальнейшими действиями хозяина Мэнора, хотя интуиция вопит о том, что мне конец. Мистер Малфой же, нехотя отведя глаза от полотна, левитирует одинокий подсвечник и преобразует его в скромный табурет, указывая мне на него кивком головы. Что же, не лучшая трансфигурация из тех, что я видела, но делать нечего: я попалась на месте преступления, поэтому благоразумно присаживаюсь и вымученно улыбаюсь. Почему-то мне кажется, что он намеренно предложил мне такой жесткий и неудобный стул, чтобы показать мое положение в его доме. Или, как вариант, он не так хорош в трансфигурации, как мой Тони. Я имею ввиду мой бывший Тони, конечно. В напряженной обстановке мы сидим довольно долго: Малфой просто молчит и продолжает буравить взглядом прикрытое полотно, а я — Малфоя. Выдержки во мне всегда было немного, потому, потряхиваемая от неопределенности, я решаюсь завести необременительный светский разговор — говорят, чистокровные душнилы такое любят: — Проблемы с портретами? — слегка наклонившись к нему, с примирительной улыбкой начинаю я. Малфой, кажется, и вовсе позабывший о моем присутствии, оборачивается ко мне, искажая лицо в брезгливой гримасе. Его вопросительно поднятая бровь определенно дает понять, что разговор этот мне придется тянуть на себе. — Если что, мистер Малфой — обращайтесь. Я неплохо разбираюсь в магии портретов, — как к старому знакомому обращаюсь я. Молчание затягивается, потому как ответа я так и не дожидаюсь. Городить еще какой бред даже у меня фантазии не хватает, тем более мой оппонент совсем не в настроении беседовать. Несмотря на угнетающую атмосферу, Малфой совсем не напоминает душевнобольного человека, как та же профессор Макгонагалл. Что же тогда с ним творится, раз он не занимается пожирательскими делами — не призывает Волдеморта, не пытает магглов, не ест грязнокровок на ужин? Не то чтобы я искренне переживала за этого не самого приятного человека, но он и правда сам на себя не похож: это явно не зазнавшийся Люциус Малфой, на которого мы засматривались, будучи глупыми девчонками, во время его посещений квиддичных матчей. — Пишете магическими красками? — не глядя на меня, вдруг заговаривает он. — Нет, — ухватившись за нить беседы, быстро отвечаю. — Зачаровываю. — И что же, у вас большой опыт? — Один пока, — он усмехается, но я спешу вступиться за себя и свое мастерство: — Вальбурга Блэк, сэр. — Мерлин милосердный, за что вы так не любите живых? — Люциус Малфой шутит, и значит, мои шансы выбраться отсюда не под конвоем Лестрейнджа-старшего заметно возрастают. — Да ладно, она изменилась, — нагло вру я. — Многое… переосмыслила. Хотите, сэр, я и ваш зачарую, — киваю на огромную картину, сокрытую от глаз белым шелком. — Благодарю, но нет нужды, — вымучив грустную улыбку, отвечает он. — Портрет Нарциссы зачаровывали лучшие мастера еще при… жизни. — Отчего же вы не повесите его на стену? Это, разумеется, неприлично даже для меня: вот так нагло переходить все грани дозволенного. Потому прекрасно отдаю себе отчет, что ступаю на запретную тему. Но, Мерлин, он страшится портрета собственной жены! Некстати вспоминаю, как на него жаловался месье Дювье. Лестрейндж занял место моего потомка, который вместо того, чтобы достойно управлять поместьем, сидит и оплакивает мертвую супругу. Тяжелый груз осознания опускается на мои плечи, будто я ото сна очнулась: погруженная лишь в свои проблемы, я перепутала сумасшествие с горем. Мистер Малфой не съехал с катушек, а просто скорбит по своей женщине. Отчего-то мне не думалось, что и на той — плохой — стороне есть погибшие, а значит, и отчаявшиеся от горя выжившие. — Тогда это будет значить, мисс беспардонность, что она действительно умерла. — Мне жаль, — мямлю, потому как более ничего в голову не приходит. Но сердце мое, вероятно, напитанное гриффиндорским сочувствием, никак не унимается — как же хочется приободрить человека, который потерял супругу. Да только что я могу ему сказать? Своего опыта у меня не так и много: бывший жених все еще не женат — вон, спас меня недавно, пусть и ведет себя как говнюк теперь; родители, хоть и не рядом, но живы и здоровы; подруги мертвы, разве что, да и Невилл еще. Внезапно, голову мою посещает мудрая мысль: пусть своего опыта у меня не имеется, зато у миссис Уизли на всех отчаявшихся хватит! Я знаю точно, что его любовь преодолеет все, даже смерть. — Вот что я скажу, мистер Малфой, — только когда заговариваю, вдруг понимаю, что мне стоило заткнуться уже очень давно, еще на первых словах о портретах. — Если это была настоящая любовь, то ваша жена будет с вами всегда. Лицо его вытягивается, а глаза, округлившиеся, как новенькие галлеоны, вот-вот вылезут из орбит — никогда его таким не представляла. Я, очевидно, не просто перешла грань, я перелетела ее на скоростном Нимбусе. Но назад пути нет. Он будет выбирать меня везде. — Она везде вас будет выбирать, — продолжаю мысль уже не так уверенно, страшась вида выступившей вены на виске Малфоя. В каждой вселенной. — В каждой вселенной, — бормочу и решаю на этом остановиться, не упоминая «каждый временной виток». — Сэр. Малфой, казалось бы, уже не может таращиться сильнее, и здесь, в полутьме, мне мерещится, что он весь покрывается бурыми пятнами. Резко отвернувшись от меня в сторону портрета жены, он с трудом возвращает себе былую пренебрежительную маску, и, боггарты-затейники, от его обычного холодного вида мне становится гораздо спокойнее — по крайней мере он не проклянет меня в припадке, ведь у меня ни палочки, ни, как оказалось, мозгов. — Надеюсь, мне не надо просвещать вас, мисс Белл, и вы сами прекрасно догадываетесь, что являетесь полной идиоткой! — выплевывает он слова. — Видит Мерлин, Долохов с вами еще намучается. Лучше бы я откусила себе язык и соглашалась со всем, но: — Не намучается. Мы пошли разными дорогами. Малфой все же поворачивается ко мне, потрясенно в меня вглядываясь: — Что с вами не так? Вы слабоумная? — с напускным любопытством интересуется он. Наверное, да. — Нет! — Антонин загубил свою репутацию и жизнь товарища, чтобы вытащить вас из лап Долиша. Думаете, почему вас держат в покоях, а не в ледяном подземелье? Уж поверьте, мисс Белл, Лестрейнджу нужен только повод. Поджав губы, чтобы не ляпнуть еще какой глупости, я делаю вид, что его слова меня никак не трогают. — Так что слушайте, юная мисс, внимательно: вы сейчас очень тихо и очень быстро доберетесь до своей комнаты, откуда и не подумаете более высовываться. А когда Долохов все же соизволит подпустить вас ближе, вы уймете свой пубертатный характер и в благодарность ему будете рядом при любых обстоятельствах, одаривая наследниками, как рождественскими подарками. От услышанного руки у меня так и чешутся схватиться за палочку и приложить его хорошим Ступефаем. Вот только хватать мне нечего, кроме своего уязвленного эго. Сексист неблагодарный! Не стоило и растрачивать на такого противного человека мудрые советы миссис Уизли. — Свободны, — даже не взглянув на меня, заканчивает он наш несветский разговор. Не дожидаясь дальнейших оскорблений, я срываюсь с места и вылетаю за двери, которые, как назло, не спешат захлопываться. Круто разворачиваюсь, чтобы толкнуть дерево ногой — пусть этот индюк прочувствует на себе мой пубертатный характер — но замираю, не в силах даже вздохнуть. Сквозь дверную щель я вижу, как он, уже сидя на корточках совсем не по-малфоевски, медленно стягивает шелковую материю с портрета. Двери аккуратно закрываются, а я так и остаюсь стоять с самой искренней улыбкой на лице. Вот тебе и сказка о рыбаке и рыбке! В себя меня приводит шум, который Мерлин его знает, откуда доносится — кажется, это поместье настолько большое, что вместило бы в себя и Хогвартс, и Дурмстранг, и половину Шармбатона. Как ото сна отошедшая, я возвращаю себе былую серьезность и сосредоточенность: от Малфоя я чудом ушла (не без помощи его почившей супруги), но это ни в коей мере не моя заслуга. Напротив, если отбросить удачу за рамки, то у меня совсем плохие шансы убраться из этого места и разыскать Орден. А значит, подчиниться хозяину дома и идти ждать Антонина с запросом на наследников (ну и фантазия у этого Малфоя) я себе позволить не могу. Итак, выходит, налево, дракклы раздери мою бесполезную память! Я уже без опасений крадусь в Бальный зал, что совсем не производит впечатления запущенного. Разумеется, я не ставлю под сомнения слова месье Дювье, но в этом поместье, скорее всего, сотни домовиков, иначе как еще объяснить идеальное состояние дома? Весь путь до массивных дверей кабинета проходит без приключений, а уж когда я оказываюсь в нужном месте — кабинете, который занял Лестрейндж-проходимец — то кидаюсь к столу с целью сейчас же выпотрошить нужный мне ящик. Казалось бы, палочка почти у меня в руках, но гулкие шаги, которые оповещают о приближающейся опасности, заставляют меня тотчас залезть под стол. Пространства явно не хватает ввиду моего роста, но менять положение уже поздно — двое мужчин, переговаривающихся на ходу, захлопывают за собой дверь. Пьяная Цирцея, что за тотальное невезение! — Руди, поговори с ним. Прямо после собрания. — О чем? Ты в своем уме, брат? Он рискнул всем из-за девчонки! Ты мог погибнуть! Двое мужчин проходят вглубь кабинета и останавливаются аккурат у письменного стола. Удивительно, что до них не доносится барабанная дробь, что выбивает мое сердце где-то в районе горла. — Кто же знал, что наш Долохов — романтик, — усмехается мужчина. — Брось, он Долиша по всей Британии ищет — это ли не признак преданности? — Но не из-за Макнейра точно! — Пфф, из-за Макнейра и я бы задницу из борделя не вынес. Как, кстати, она — хороша собой? Я пытаюсь делать два дела одновременно — и вслушиваться в их разговор, и не разрыдаться от напряжения, ведь еще полшага и они обнаружат меня, а я все еще без палочки. Выходит у меня плохо, потому как совершенно не улавливаю, о ком они говорят. Неужели обо мне? Или Дафне? Даже в таком неловком положении, мысль о том, что Гринграсс стала именно Роули греет меня, как долгожданное весеннее солнце после продолжительной зимы. — Кто? — Девчонка эта из Ордена. — Не знаю, — отвечает Руди, отмахиваясь. — Я особо не разглядывал. Ее рвало, как соплохвоста, прямо Малфою на ковер. Страх от моей незавидной участи и ноющую боль в пояснице от неудобного сидения сменяет неразбавленное возмущение: Пожиратели эти — невообразимые хамы! Что мистер Малфой, что этот мистер… Руди. — С характером, — рассмеявшись вторит ему брат. — Родольфус, пора. Он тоже будет на собрании, может, и на ужин останется. Надо разрешить конфликт, мы Азкабан вместе прошли! Он тебя от Темного Лорда прикрывал не раз. Идем. — Ладно, — выдыхает этот Руди, хватая что-то с поверхности стола. Они совершенно точно выходят, потому что двери издают характерный звук, а в помещении больше нет никаких признаков посторонних. Но мне будто мало этого: все еще превозмогая боль от затекших конечностей, я не покидаю своего убежища из страха быть пойманной. — Вы там долго еще будете прохлаждаться, мисс Белл? Недовольный голос месье Дювье, как гром среди ясного кабинета, выбивает у меня весь дух, отчего я хорошенько прикладываюсь о столешницу головой. Выползая на четвереньках, оглядываю стены — Жюстин, должно быть, появился на одном из полотен. Так и есть, раздраженный, он стоит под проливным дождем, прикрывая мантией лысеющую макушку. — Где вас дементоры носят? Я все поместье обскакал, чтобы вас разыскать. — Я заблудилась, — поднимаясь, расправляю многострадальное платье, что порядком измялось за этот вечер. — Хватайте палочку и бегом в комнату! Это я и без Дювье понимаю, потому не оттягивая более, выворачиваю содержимое стола и с разочарованием обнаруживаю, что палочка эта принадлежала аврору, которого я разоружила. — Не моя, — выдыхаю расстроенная. — Ваша, вероятно, у неангличанина, он ее повсюду таскает при себе. Неангличанином, уверена, Тони еще не называли. Вообще, Малфой-мэнор мне теперь представляется рассадником сексизма и национализма, потому скорее бы уже унести отсюда ноги и забыть их всех, как кошмар с Прюэттами. Все еще недовольная, засовываю в рукав узкого платья палочку аврора, и уже собираюсь покинуть кабинет, когда Жюстин обращается ко мне еще раз: — Скорее же, мисс! У них там собрание в Малом зале, но мало ли этот алкоголик Кэрроу захочет присосаться к бутылке — у него тут добрая заначка за полкой с книгами. — Месье Дювье, помогите мне покинуть Мэнор, — обнаглев, решаюсь я открыто просить о помощи. Он смотрит на меня так же, как и Малфой еще совсем недавно. — Вы что это удумали? Нет, и еще раз нет! — Месье… — Нет же! Во-первых, балда, из Малфой-мэнора волшебник без разрешения хозяина поместья выбраться не может. Во-вторых, вас в комнате ожидает мужчина. Ну и нравы, конечно. К незамужней девушке, это же просто позор рода! Вас повыжигают со всех гобеленов! Совершенно позабыв о его «во-первых», я вылетаю за двери. Тони, мерзавец, томил меня так долго, но стоило мне выйти на час, как он нарисовался! Как буду объяснять ему свое отсутствие, пока не знаю. Что скажу — тоже. Но обдумывать ход встречи я не намерена, потому как, Мерлин, я ждала его так долго! Истосковавшаяся, мчусь сквозь Бальный зал вверх по лестнице, не обращая внимание на осуждающие реплики портретов. Главное сейчас — добраться до Тони. Распахиваю настежь двери и встречаюсь взглядом с когда-то родными, но сейчас совершенно чужими глазами.

***

— Кэти, слава Основателям! Олли кидается ко мне и сжимает в объятиях, шумно выдыхая мне куда-то в область шеи: уже забыла, что мы с ним одного роста. Руками я неловко хлопаю его по спине, все еще не приходя в чувства — радоваться бы, что он выжил. Я-то думала, его убили авроры, иначе как бы они до нас добрались там, на Кингс-Кросс? — Оливер? Мне и вопросов задавать не надо: я знаю, что это он. А вот Вуд решает меня проверить — конспиратор: — Сколько квоффлов ты забила пуффендуйцам в день нашей последней игры? — Двенадцать. Такое мне не забыть, ведь это воспоминание долгое время было надежным спонсором моего Патронуса — славная выдалась игра. А мы с Алисией и вовсе были в ударе. — Кэти, я уже не надеялся! — отстранившись, бормочет Олли. Оглядываю его несколько раз: Оливер заметно возмужал. Фактурный, с щетиной, он уже мало напоминает моего молодого жениха из Хогвартса, скорее теперь это уверенный мужчина, готовый к действиям ради достижения своих целей. Да вот только что у него за цели? Моя легендарная интуиция, что здорово подвела меня в выборе нужной двери, в очередной раз поднимается обжигающими волнами — что-то не так. — Что ты здесь делаешь? — Тебя спасаю, конечно! — говоря это, Олли спешит к окну и, резким движением немного одернув портьеру, вглядывается в сумерки. — Я знаю, как выбраться из поместья. Пересечем границу Мэнора, потом уйдем на восток к кромке леса. Там нас будет ждать Кингсли. Это он меня прислал. Последнюю фразу он говорит, проникновенно смотря в мои глаза. Действительно, имя командира Ордена Феникса выступает гарантом надежности — за мистером Шеклболтом я пойду хоть в Азкабан. Уже готовая отправиться с Оливером, я вспоминаю, что где-то в поместье сейчас Антонин, который ценой своей репутации спас меня от кровавой расправы Долиша. И пусть еще каких-то пять минут назад я сама мечтала сбежать отсюда, чтобы найти Орден, но сейчас, стоя перед Оливером, я не решаюсь: могу ли в действительности сбежать вот так, не поговорив, не извинившись за историю с женитьбой? Не повиснув у Тони на шее хотя бы разок? — Я должна отправить Патронус одному человеку, — тянусь к палочке, но Вуд, мгновенно пересекая расстояние между нами, хватает меня за запястья и тянет мои руки к своей груди: чересчур интимный жест для бывших. — Милая, позже. Сейчас нам надо выбираться отсюда. Я и так жизнью рисковал, чтобы пробраться в Малфой-мэнор! И ведь действительно, он пробрался в Мэнор. Интересно только, как? — Как ты оказался здесь? — аккуратно отстраняю руки, и, стараясь не выдать свою тревогу, внимательнее осматриваю Олли. На виске его собираются бисеринки пота, а глаза, некогда добрые, сейчас колят своей жесткостью. Однако, передо мной совершенно точно Оливер: свою первую любовь и верного друга я в состоянии узнать. Ну, или я безнадежная тупица. — Подождал, пока никого не будет в округе, и в сумерках аппарировал ближе к кованым воротам. Потом просто перелез, даже руку ободрал, — демонстративно отвернув манжет, он показывает мне исцарапанную кисть руки. Из Малфой-мэнора волшебник без разрешения хозяина поместья выбраться не может. Слова Жюстина всплывают сами собой в голове. Сомневаться в Дювье у меня нет ни одной причины — только благодаря помощи портрета в моем узком рукаве укрывается палочка аврора. Но если из поместья без разрешения Малфоя не выбраться, то и войти сюда без его ведома, должно быть, невозможно. Что это вообще за глупость — перелез через забор в ставку Пожирателей Смерти. Таким образом Долиш и компания давно уже снесли бы ворота к чертовой бабушке. — Идем же, Кэти. Отпрыгиваю от его руки и — какова идиотка — вместо того, чтобы выковыривать палочку, что застряла в проклятом платье, зачем-то продолжаю вести с ним разговор: — Оливер, я не пойду. Не могу. Все происходит мгновенно, оттого шансов отбиться у меня — все еще безоружной — не остается. Вуд вместо уговоров и объяснений вскидывает палочку и твердым голосом проклинает меня: — Империо. Я даже не успеваю подумать, какой же он ублюдок, раз для меня приготовил именно это Непростительное, потому как покалывающая мелкими иголками лавина проклятия уже обрушивается, погребая мою волю под собой. Знакомые чувства отчаяния и панического страха упрямо берут верх над способностью мыслить адекватно. — Двигайся за мной, не отставай ни на шаг, — доминирующий сознание голос диктует мне новые правила моей жизни. — Прости, Кэти, прости, что вот так. Я всем естеством стремлюсь выполнять приказ моего судьбоносного господина. Да только вот незадача: по силе его Империус и рядом не валялся с мощью Непростительного Антонина Долохова. Потому, легко впустив в сознание чужую волю, я отпускаю тревогу. Отставить панику, Кэти. Оттого могу теперь сконцентрироваться на медленно ускользающей в бессознательное мысли — это и есть мой путь к спасению. Тебе нужно постепенно усиливать свою волю над охватившей манией. Делаю, как велит мне голос моего Непростительного учителя, при этом продолжаю двигаться за Оливером, магией ведомая. Когда мы добираемся до выхода из самого дома, отчего-то не повстречав никого на пути, я уже полностью скидываю его влияние на мои мысли: ему по-прежнему подчиняется тело, но не разум. Дальше восстанови власть над руками, потом ноги. Долохов в моей голове продолжает уверенно раздавать задачи, а я, как его храбрая девочка, все выполняю. Мы уже приближаемся к каким-то неприметным строениям, которые плохо вяжутся с архитектурой самого поместья, когда я, наконец, начинаю вызволять зацепившуюся за внутренний шов рукава палочку. На мою удачу Оливер и не думает оборачиваться, чтобы лично убедиться в моем послушании — вероятно, уверен в своем Империо, как в рефлексах на летящий бладжер. Поверить не могу, что Олли оказался таким прожженным сукиным сыном! — Ты не виновата, Кэти, — тем временем бормочет он, отворяя скрипучую дверь барака. — Но и я тоже, — всхлипывает он. — Я был вынужден, иначе Сюзи конец. А я не смогу без нее, ты знаешь. Сюзи, вспоминаю я — смешная девочка с хвостиками, сестра Олли. Сколько ей сейчас должно быть — семь-восемь? Девочка, к сожалению, оказалась сквибом, но семья Вуд в ней души не чает. Да и я ее обожала, ведь малышка эта — само очарование. Из мыслей о Сюзи меня вырывает выворачивающий наизнанку запах рвоты. От увиденного я готова обеими руками схватиться за голову и громко закричать: на полу, на кроватях, на столе — всюду лежат мертвенно бледные мужчины. Мертвенно бледные они, потому как на самом деле драккловы мертвецы! В этой, скорее всего, солдатской казарме повсюду снуют насекомые, облепляя тела со всех сторон. Благодарю Мерлина и Моргану, что сумела достать палочку до того, как мы вошли в это страшное место, потому что играть жертву Империуса становится фактически невозможно. — Стой на месте, — приказывает мне Вуд и продолжает бессвязно бормотать. — Они не должны были выжить, ведь иначе пошли бы на Министерство под руководством Долохова. Она бы этого не позволила, потому я должен был. Не обращая на меня никакого внимания, он ведет этот односторонний диалог скорее со своей совестью, нежели со мной. При этом не перестает копошиться у одной из кроватей, вероятно, пытаясь отыскать что-то. — Где, блядь, это портключ? — злится Оливер, и колдует Темпус. — Ладно, время еще есть. Кэти, тебе не обязательно умирать. Просто достанешь ей этот ебучий Меч и все. А дальше она наградит нас. Мне отдаст мою Сюзи, а ты — проси что хочешь. Я поверить не могу, что слышу это: он сдает гриффиндорцев, чтобы те вытащили Меч? Мерлин милосердный, он же просто ублюдок! — Парвати, это дрянь тупая, даже руку не смогла в Шляпу засунуть. Бесполезная, как эта дебильная подружка ее, Браун. Но ты, Кэти, ты точно сможешь. В тебе же столько отваги, да, моя девочка? Он оглядывается на меня, а я продолжаю стоять истуканом, изображая из себя беспрекословное подчинение. Придурок, он похитил Падму, даже не подозревая, что она нихрена не Парвати! Моргана, они заставляют когтевранку лезть в Шляпу! В горле стоит горький ком, а сердце пропускает удар. Тянуть больше нельзя. Палочка прыгает в руку, когда Олли отворачивается, продолжая поиски аврорского портключа, а потому — три-два-один: — Ступефай, — выкидываю палочку вперед и бью его в спину, но чертов Вуд натренировался за год: каким-то седьмым чувством он улавливает мое движение и выставляет Протего. — Петрификус Тоталус, — выкрикивает он, но я отбиваюсь и прыгаю за стол, на котором полулежит труп совсем молодого парня. — Как ты скинула Империус? — Ты убийца, — ору вместо ответа, все еще шокированная кошмарной картиной: мертвецов здесь не меньше пятнадцати! — Ступефай Максима. Мимо. Чертова палочка меня слушается очень и очень плохо: что там внутри — волос акромантула? Вуд же отскакивает в сторону и уходит корпусом за массивный комод, что теперь служит ему надежным щитом. — Экспеллиармус, — следующее заклинание так же не достигает цели — блядский комод! — Я должен! Она ставит эксперименты на сквибах! Следующая Сюзи! Я не хочу, но не могу иначе! — ревет Олли и следом шлет очередное проклятие: — Секо. — Протего, — эта бешеная пляска двух учеников Долохова, кажется, до добра не доведет, потому я пробую еще раз: — Олли, мы спасем Сюзи. Не делай того, о чем будешь жалеть! — Поздно! — он слегка высовывается из убежища, чтобы атаковать меня еще раз. — Бауббилиус, — шлю ему проклятие, которое он с трудом, но все же отбивает, и сама выхожу из-под защиты стола. — Круцио, — красный луч летит мне прямо в грудь, и я в последний момент выставляю свой сильнейший Протего. Проклятие разбивается на красные осколки, так и не достигнув цели, а я все равно чувствую боль — не физическую, но моральную: чтобы Непростительное сработало, насылающий действительно должен желать причинить вред жертве. Олли, некогда родной мне человек, только что собирался мучить меня Круциатусом. Не понимаю, что на меня находит — ярость, скорее всего, и страх, ведь Вуд уже вырисовывает палочкой схему очередного Круцио. Оттого я на автомате проклинаю его первым, что приходит мне в голову. Это личное изобретение профессора Снейпа. Увы, контрзаклятие известно только ему одному. — Сектусемпра. Олли не успевает выставить защиту, да и, судя по растерянному взгляду, заклинания, кажется, такого не знает. Он все еще смотрит на меня, когда десятки острых лезвий режут его тело, словно подушку — все как на наших тренировках. Только вместо перьев из него льется ручьями кровь. — Нет, — прихожу в себя и кидаюсь скорее к нему. — Нет! Нет! Глаза его уже стеклянные, но я по-прежнему верю, что все можно исправить. Отчаянно зажимаю горло двумя ладонями — одна на другой — это поможет. Даже пульсирующая кровь, что толкается в руку, не может убедить меня в обратном. Глаза застилает влага, но я не могу смахнуть слезы — отпущу Олли, и из него так вся кровь выйдет. Я все еще умоляю его заговорить со мной, когда в барак врываются какие-то люди. — Еб твою мать! — Девка жива, сюда! Топот ног и, наконец, знакомые руки, пытаются оторвать меня от Олли, но я лишь отталкиваю его плечами — Тони, не сейчас. — Кэти, — шепчет он. — Отпусти. Пойдем со мной. — Нет-нет! — кричу я, захлебываясь слезами. — Его нельзя отпускать, он умрет! — Матрешка. Упрямо качаю головой — я не отпущу Олли! Я не убийца! — Пацан мертвяк, — доносится откуда-то сбоку. С ненавистью вскидываю взгляд, пытаясь разглядеть мразь, которая говорит такое, но мгновенно застываю, углядев рядом с говорившим того, кто мне самим Мерлином сюда послан. — Профессор Снейп! — кидаюсь я к нему, наконец, оставив Оливера. — Сэр, контрзаклятие! Только вы знаете. Пожалуйста, сэр, прошу вас! Долохов уже скручивает меня, но я все равно из последних сил продолжаю кровавыми руками хвататься за мантию Снейпа — он спасет Оливера. — Да, мисс Белл, — заверяет он меня своим гипнотизирующим голосом. — Я все сделаю. Идите. В это время чувствую, как тело обмякает, лишенное всей энергии, а уверенные руки подхватывают меня, словно я вот-вот потеряю сознание. Ну конечно, чары Сна. — Профессор Снейп, — кое-как выговариваю я. — Профессор … И тьма поглощает меня.