Альянс непримиримых

Балдахин я все-таки содрала — белое полотно уже не Невиллом оборачивается, и даже не Пруэттами, что теперь не кажутся мне такими страшными. Сектумсемпра. Снейп его, разумеется, не спас, иначе они бы мне все сообщили. Да и не настолько я поехала крышей, чтобы не сложить два и два: с такими ранениями и Волдеморт бы не выжил. Вдох-выдох. Итак, я убила Оливера Вуда. С этим осознанием я существую уже которые сутки — утро сменяется днем, затем вечер, что плавно перетекает в ночь, а я словно зависла в пространстве. Меняется погода за окном, настроение окружающих, вещи на прикроватном столике, но, попав в этот вынужденный стазис, с ужасом осознаю — у меня уже ничего не изменится. Потому что каждую минуту моей отравленной жизни в пульсе бьется знание: вдох-выдох, я убила Оливера Вуда. Дафна, которая каждое утро навещает меня, кажется, уже на абсолютно легальных условиях, говорит, что Олли предал и Пожирателей, и Орден, а потому заслужил свою кару. Еще она говорит, будто у меня были все шансы закончить, как те парни, которых он отравил Напитком Живой Смерти. Возможно. Да только что это меняет? В конечном итоге — вдох-выдох — именно я убила Оливера Вуда. Один раз заходил мистер Малфой. Я бы удивилась, да у меня просто времени не остается на размышления о логике его поступков — тут бы со своими разобраться. Он появился в дверях ранним утром, в совершенно неприличный час, когда даже Дафна еще не пробудилась — эта ранняя птаха лично таскает мне подносы с завтраком: и не жаль ей переводить продукты? В других обстоятельствах визит Малфоя определенно точно меня бы смутил, но только не теперь, когда я, словно в дьявольских силках, тону в последствиях своих собственных поступков. Мой гость же притащился столь рано неспроста: скорее всего, выжидал, когда я останусь одна. Бьюсь об заклад, его Жюстин предупредил. — Мисс Белл, — заговорил он тихо, но твердо. — От того, что вы лежите бревном которые сутки, ничего не изменится. Разве что пролежни появятся. Глядя в потолок, я не спешила переводить на него взгляд, да и не нужен ему был мой отклик вовсе. Само собой, он приходил не из-за меня. Но начало, откровенно говоря, не сильно располагало к разговору. — Мой дом должен был стать вам надежной обителью — я обещал Антонину, — а вот и причины. — Прошу извинить меня, что именно здесь вам пришлось пройти через этот кошмар. Говорят, одно время в Малфой-Мэноре обитал сам Темный Лорд, а он — тут уж и я слухам верю — тот еще психопат. Не возьмусь утверждать, но, сдается мне, в этом месте не в первый раз происходит кровавая заварушка. Малфой, выразив словами все, что ему необходимо было донести до меня, уже собирался выйти, оттого я благоговейно выдохнула — негоже отбирать у меня минуты, отведенные на самоедство. Иначе как мне еще наказывать себя? Ведь я — вдох-выдох — в конце концов, убила Оливера Вуда. Однако, внезапно он остановился у самых дверей, и, не поднимая глаз, тихо заговорил: — Вы, помнится, что-то бредили о других вселенных. Так вот, его жалкое существование было кончено еще до того, как он напал на вас. Шансов не было уже ни жить достойно, ни умереть. Если вы отправили этого недоноска в другую вселенную, то, надеюсь, он оценит эту возможность и начнет все заново. Вы же, мисс Белл, пока балуете нас своим присутствием в этой, — он сделал упор на последнее слово, — вселенной. Так что соберитесь уже, наконец, потому что ничего еще не закончилось. На этих словах он спешно покинул мою спальню, и я совершенно не успела возразить ему, что сам он ничем не лучше. Мне, ровно как и ему, элементарно не хватает смелости сказать это вслух, отпустить слова на волю, чтобы весь мир был свидетелем этой жестокой правды. Потому я, как волшебный патефон, все эти дни кручу одну-единственную пластинку, что никак не разольется музыкой. Я убила его. Убила. — Милочка, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Не знаю, сколько времени прошло с визита мистера Малфоя — теперь оно ощущается по-иному. Из тяжких дум на поверхность мира меня вытягивает недовольный и даже чуточку обеспокоенный голос Жюстина. Это ведь он растолкал все картины Малого зала и добрался-таки до Пожирателей, чтобы оповестить их о том, как меня под Империо выволок из комнаты Олли. Кажется, предок древнего рода проникся моей персоной. — На не расправленной постели! Уже второй день подряд в одном и том же наряде! Если вы и дальше будете так убиваться, Кэти, — впервые Дювье называет меня по имени, — я буду вынужден обратиться к специалистам из Мунго! Да-да, дорогуша, у меня и там связи имеются. Прямо сейчас попрошу домовика миссис Роули отправиться за помощью. Уж колдомедики вас быстро поднимут на ноги, малахольная девчонка! — угрожает Жюстин и уходит прочь. Наплевать, мистер Дювье, как же мне наплевать! Если только у колдомедиков завалялся без надобности маховик времени, да только всем в Маг Британии известно — Поттер и компания все перебили. Но как бы то ни было, полностью игнорировать замечания дотошного Жюстина я не смею, хотя сами по себе угрозы мне не страшны. Есть все же одна причина, по которой я третье утро подряд тащусь в ванную комнату, вваливаюсь в душевую, игнорируя роскошную ванную на позолоченных львиных лапах, стою под струями ледяной воды и позже, мокрая как гриндилоу, плетусь обратно в постель, где, свернувшись в позу эмбриона, тягостно ожидаю прихода этой самой причины. Все такая же ничтожная, зато телом чистая. Антонин не заставляет себя долго ждать — он вообще теперь стережет меня, словно пес трехглавый: ночует со мной, а днем, если и уходит по делам, то шлет сюда или Дафну, или месье Дювье, дабы еще какой бывший жених не пришел ко мне с Непростительным за пазухой. Общество его меня не тяготит, напротив — Мерлин, как я его ждала! Казалось бы, я совершила непоправимое — лишила жизни человека — и это преступление должно занимать все мои мысли. Но когда он, Тони, рядом, я злюсь, стыжусь, обижаюсь, раскаиваюсь, и как и прежде, словно не было никакого разрыва, тянусь к нему, как кусты петунии к солнцу. Стоит ему лишь появиться в поле зрения, я чувствую себя чем-то большим, нежели просто бессовестной убийцей. Может, потому что за ним числится больше мертвяков? Вот и сейчас мне даже видеть его не обязательно: я всем существом ощущаю его приближающиеся шаги. Наверняка, волочет обед или что там — ужин? Завтрак? Они с Дафной, должно быть, отчаялись в своих попытках накормить меня, но я, словно вампир, голода не чувствую. Сама на себя раздражаюсь за такое сравнение: еще бы, напиталась кровью Олли! И снова — вдох-выдох, я убила Оливера Вуда. Замкнутый круг. По-хорошему, мне бы поблагодарить Антонина за то, что не сдается, как бы сложно со мной вот такой ни было. На столике прикроватном дожидаются долгожданные джинсы и футболка цвета хаки, а еще моя тринадцатидюймовая палочка — это он принес, пусть все эти некогда важные вещи мне теперь без надобности. Удивительное дело, еще недавно он меня всего этого лишил, а вот теперь решает все вернуть — поразительное непостоянство. Сказать бы ему об этом, но я не могу и слова вымолвить, хотя лист благодарностей вперемешку с претензиями у меня бесконечный: спасибо, что спас, но где же ты был? Спасибо, что не женился, но почему не рассказал? Спасибо, что не дал сдохнуть там, в бараке, но почему ты молчишь? А впрочем, пусть молчит, так даже легче: осудить я и сама себя могу. За последние двое суток он не произнес ни слова. Ходит, кряхтит, что-то переставляет, смотрит в окно, ночью ложится рядом, но не трогает. И неизменно молчит. Очень по-долоховски, между прочим. Слышу, как тяжелой поступью он подходит к столу, что расположен недалеко от кровати, шурша на ходу бумагой. Любопытство гложет меня, потому как на слух только плотная бумага может издавать такой надрывный шелест, не пергамент. Но это же Малфой-Мэнор — оплот волшебства и чистокровных традиций — откуда здесь бумага? Через мгновение я все же поворачиваюсь на кровати, да так резко, что чуть шею себе не сворачиваю: эти ароматы, дразнящие вкусовые рецепторы, я никогда не забуду, даже если мне всю память истребить Обливиэйтом. Хот-доги! Прямо в поместье мистера Малфоя, присев на край кровати, Тони раскладывает на покрывало рядом со мной дешевые салфетки из забегаловки в Суонси, чтобы уложить на них два восхитительных хот-дога. Бумажный пакет летит на пол, а через мгновение исчезает, нетерпеливо уничтоженный беспалочковым Эванеско. Либо у меня лихорадка, либо он и правда принес мне фастфуд. Все еще не верю, что являюсь свидетельницей этой дикой, но поистине самой яркой сцены всей жизни: Тони брезгливо берет булку с сосиской подушечками пальцев и, абсолютно безэмоциональный, начинает неловко кусать этот шедевр кулинарного искусства. Проглотив первый кусок, будто камень, он кивком указывает мне на мою порцию. И я, все еще не сводя с него неверящего взгляда, медленно тянусь к еде, впервые за почти трое суток. Банально, глупо, даже смешно — расскажи я той же Браун, что Антонин меня фастфудом кормил, она пожмет плечами: мол, ну и что тут такого. Но, сиськи Цирцеи, это же Долохов! Мне проще представить Салазара Слизерина, который чистит картофель Мечом Гриффиндора. Этот старче и есть то богатство, которое старуха не смогла разглядеть. Наконец, слова миссис Уизли обретают для меня конкретный смысл. Вот он, давящийся «маггловской отравой» старче, что видит меня насквозь — юную, вздорную, вспыльчивую, торопливую, порой ядовитую — принимая всю как есть, целиком. Его не понимают Лестрейндж и Малфой, и, уверена, прочие Пожиратели, но ему все нипочем. Даже после того, как я кричала ему в лицо, что он жестокий убийца, место которого в Азкабане, а потом сама порешала своего бывшего темномагическим проклятием, он все равно сидит и молча поглощает ненавистный им же хот-дог, глядя мне в глаза. Антонин и есть тот самый единственный старик. Мой нареченный. Моя душа. Проходит довольно много времени, прежде чем он, наконец, произносит первые за эти тяжелые дни слова: — Keti Bell…Mne blyad’ srazu nado bylo ponayt’, chto ty stanesh mne v zhope zanozoj! Морщу нос от незнакомой режущей ухо речи. Честно говоря, это не совсем то, что я ожидала услышать после хот-догов. О, Мерлин, да я вообще ни слова не понимаю — что он несет? На слух воспринимается, будто Тони зол и ругает меня на чем свет стоит. Неприятно. Но, скорее всего, заслуженно. Антонин же, оторвавшись от разглядывания салфеток, хватает меня за руку и, испытующе вглядываясь в лицо, продолжает свой неразборчивый бранный монолог: — Takaya sumasbrodnaya — da kakoj tam — ebanutaya, bezmozglaya i, Merlin svidetel’, takaya lubimaya! Obozhaemaya. Edinstvennaya, — втолковывает мне, будто ребенку. — Zaraza moya malen’kaya, yagoza bestolkovaya. Он обхватывает мое лицо своими ладонями, а глаза его прожигают, будто Инсендио, выпущенный прямо в сердце. Неплохую выволочку он мне тут устроил — язык его звучит грубо, и пусть я ничерта не поняла, но интуитивно хочется пообещать, что больше я так не буду. Однако, даже ругающий, будто своего подчиненного, Тони отныне ничем не сможет отвернуть меня от себя. Уже нет. Ни Пруэттами, ни идиотскими политическими планами, ни ксенофобскими выражениями. Кажется, я только сейчас осознала, что полюбила его по-настоящему, искренне и без встречных ожиданий. Оттого решаюсь прервать свой обет молчания и выразить Антонину свои чувства самым прямым образом. Его языком. — Zhil starik so svoeu staruhoj. Глаза его расширяются, словно он призрака увидел, а рот приоткрывается — я его таким навсегда запомню. — U samogo sinego morya. Тони даже не дышит, кажется. Да и я, впрочем, тоже. Голос после продолжительного молчания охрип, потому мое трепетное признание звучит, будто это я четырнадцать лет в Азкабане отсидела. — Oni zhili v vethoj zemlyanke rovno… Нервно облизываю губы. Вшивые докси, с числительными у предков Тони, конечно, совсем беда. Как это вообще произносится? Да ну и черт с ним, смысл и так понятен: — Тридцать лет i три goda. Прикрываю глаза, смущенная до безобразия, не в силах и взглянуть на Тони. Не знаю, получилось ли донести ему о своей любви, но ошарашить я смогла Антонина совершенно точно. А то — Гриффиндор и не на такое способен. Возвращаюсь мысленно в тот месяц тоски и стенаний на Гриммо, что провела в разлуке с ним. Я перечитывала этого Пушкина с помощью чар перевода все свое свободное время — только так и получалось хоть немного успокоить разбитое сердце. Однажды, чары перевода в очередной раз слетели, и я пошла дальше: стала выписывать кириллицу и подбирать к ней верное звучание. Так я стала учить его язык. Не больно-то у меня и получилось, ведь из той околесицы, что он тут городил, я уловила лишь Кэти Белл и Мерлин (вряд ли он сравнивал меня с величайшим магом всех времен, хотя чем черт не шутит), но, несмотря на провальные попытки, я смогла запомнить пару четверостиший этой судьбоносной сказки. — Матрешка, — приподнимает аккуратно мой подбородок и целует в лоб со всей нежностью, что никак не вяжется с его суровым обликом. — Моя храбрая девочка. Не в силах больше сдерживаться — ведь долгожданная «матрешка» становится мне сигналом — я кидаюсь к нему в объятия, и мы валимся на мягкую кровать, чтобы обнимать друг друга настолько крепко, насколько хватит сил. Я даже ноги на него закидываю, обнаглев от счастья, пусть и знаю, что он не очень жалует мои ледяные конечности. Но раз уж Антонин Долохов по-свойски обругал меня и давился хот-догом, может, и эту вольность мне сегодня спустит. Переплетение ног, одно дыхание на двоих, синхронное сердцебиение — от абсолютной близости двух людей стазис, что держал меня в железных тисках, наконец, не выдерживает и рассеивается, словно морок, выпуская из пут одиночества. Так я и засыпаю в кольце его рук, ощущая легкие прикосновения пальцев к моим изголодавшимся по вниманию волосам. В любом временном витке.

***

POV Антонин Сумерки едва сгущаются над Уилтширом, когда я просыпаюсь от неприятных покалываний в руке. Не скинув дремоту до конца, даже решаю, что это Темный Лорд вызывает меня, используя метку по назначению, но тут же приятно балую себя мыслью, что он в очередной раз отлеживается в могиле. Точно так же, как и наши планы по захвату Министерства теперь. Своей очаровательной головкой Кэти намертво перекрыла подачу крови в руку, отчего неприятные ощущения вынуждают меня скинуть ее поскорее, дабы спасти конечность. Но я, как мазохист, какого-то драккла медлю. Просто любуюсь спящей матрешкой в закатных лучах этого дня, наплевав на пытку, через которую прохожу сейчас. Да и что такое трудности кровообращения в сравнении с тем, что мне довелось пережить за последние месяцы. Сначала эта безумная почти сорвала свадьбу Роули, хотя истинная виновница, разумеется, мамаша Гринграсс. Еще и обвинила меня в убийстве братьев Пруэттов, ненормальная. Однако, теперь я воочию наблюдаю ту пропасть восприятия, что разделяет нас: Кэти считает меня убийцей, ровно как и себя отныне, ведь в бою забрала чью-то жизнь. Я же, как человек военного дела, с ней в корне не согласен — в схватке нет убийц, есть победители. А в схватке с этими псами Пруэттами я увалил что одного, что второго — слава об этих недоносках была явно преувеличена. Мерлинов болт, обвинить меня в убийстве именно этих рыжих отморозков? Знала бы Кэти, у скольких я действительно отнял невинную жизнь — и все мне снятся. Но моя девочка, конечно, идеалистка. Вот уж кому единорогов доить. Как разбудить ее теперь, когда она — живая, раскрасневшаяся, похрапывающая — разлилась по мне второй кожей? Мерлин свидетель, до встречи с этой заразой я никогда и не мыслил, что такое страх. Пытки Лорда, кровавые схватки с аврорами и Орденом, изнуряющие годы Азкабана, дети, что прыгают под проклятия — всему находилось успокоение. Но эта… ненормальная, она меня крепко держит за яйца своими выкрутасами, вынужден это признать. Я ведь ее даже на порчу проверил — мало ли к ней просто липнет вся дурь, но нет: неприятности Кэти находит сама. Как Кингсли — идиот — выпустил их из штаб-квартиры, зная наверняка, что Долиш рыщет для Амбридж гриффиндорцев? К Кэти вопросов у меня нет — отпали все еще после той истории с Лютным. Да и буду честен, встретились мы тоже при определенных обстоятельствах. Девочка моя храбрая, но отмороженная. Я почти уверен теперь, что раз ни порчи, ни сглаза на ней нет, то, скорее всего, родители Кэти просто не имели эльфов в услужении и ухаживали за младенцем сами, вот и уронили по неопытности. Иначе как можно объяснить ее идиотское решение загнать палочку в узкий рукав платья? Я не знаю ни одну леди, которая даже в мирное время носила палочку таким образом. Дракклы, если бы этот уебок Вуд ее покалечил, или — даже от мысли такой холодею — убил, я бы сам уже не существовал. По какой-то причине я просто не представляю жизни без этой занозы. Хотя причина эта ясна — влюбился на старости лет. И женился бы не думая, да мерзавка оскорбила родовое кольцо. Этого я ей просто так не спущу. Кэти бы рот с мылом помыть, да задницу надрать по-хорошему, но глядя на нее, разомлевшую во сне, хочется просто драть. Самозабвенно и с чувством. Из последних сил терплю физическую боль, что причиняет мне матрешка, парализуя своим очарованием, но, кажется, сама судьба приходит мне на помощь: в окно настойчиво бьется птица, а потому шансы прервать бесценный сон моей Кэти-Катерины как никогда высоки — она проснется в любом случае. Напрасно я трачу силы, чтобы аккуратно передвинуть ее на заготовленные заранее подушки: Кэти дрыхнет не хуже Амикуса после пьянки, то есть беспробудно. Соскочив с кровати, не могу себе отказать в удовольствии потянуть отмершую руку, чтобы оценить масштабы бедствия, и только потом спешу придушить птицу, что решилась потревожить сон моей заразы. Отворив створку вычурного окна, впускаю кривую сипуху и мгновенно напрягаюсь: уродливое создание в перьях принадлежит Фенриру. А значит, тянуть некуда, и разговор, что должен был состояться еще несколько дней назад, маячит на горизонте тяжелым грузом. Как только Вуда просрали? Раздраженно растираю лицо — я знатно облажался, ведь вместо того, чтобы заниматься организацией нападения на Министерство, я носился за ублюдочным Долишем по всем графствам. Но тварь, вероятно, учуяла мой интерес к Кэти, не иначе. Потому, зная мою принципиальную мстительность, он затаился неизвестно где, стирая все следы. И пока я гонял главу аврората по всей стране, мелкая министерская крыса пробралась в дом, где была моя женщина. О том, как так получилось, что она еще и его бывшая женщина, даже думать не хочу. Снейп говорит, они были помолвлены с подросткового возраста. Бессовестная Кэти, она мне всю душу вынула из-за этой короткой псевдопомолвки с Дафной. А у самой… впрочем, Моргана с ней: хорошо, что живая. Отвязываю письмо от кривой лапки и выкидываю птицу прочь: единственное, чем я в состоянии угостить ее сейчас — Круциатус. Разворачивая письмо, еще раз кидаю взгляд на Кэти: спит, как ангел. Вздыхаю, словно нашкодивший мальчишка. Пьяные Основатели, я нашел женщину и проебал войну — то ли радоваться теперь, то ли проклинать судьбу. Пока иду в ванную, чтобы умыться наспех, продолжаю рассуждать. Итак, у нас больше нет несчастных солдат, что в купе с людьми Фенрира должны были пойти брать Министерство штурмом. Оттого шансы, что мы своими жалкими силами теперь, даже с десятью — ах, нет, с восьмерыми, ведь моя Кэти-Катерина и здесь наследила — волками подавим сопротивление авроров, с живым, блядь, Долишем не просто малы. Их вообще нет, этих шансов. Плеснув в лицо ледяной водой, удивленно отмечаю, что убранство покоев Кэти ни в какое сравнение не идет с нашими ничем не примечательными комнатами — неужели и Малфоя очаровала? Впрочем, не стоит ревновать: единственного бывшего Кэти отправила к праотцам сама. Нехотя, все еще не до конца осознавая, что наши планы на Министерство Магии канули в лету, открываю письмо Грейбэка. Что же, он хочет «перетереть». Я уже планирую сам отправиться к нему в Лютный, чтобы уладить вопрос со сделкой — в идеале попросить еще волков, в худшем случае отменить — но останавливаюсь в этом порыве. Какого черта! Он нужен нам в союзниках, потому надо договариваться. Не может быть, чтобы Фенриру ничего не было нужно от Пожирателей, иначе это его «перетереть» в виде клочка бумаги не лежало бы на подоконнике в моей спальне. Ну, технически в спальне матрешки. Последний раз взглянув на мерно посапывающую Кэти, быстро покидаю комнату, пока этот прилипала Жюстин не обратил на меня внимание. Уже в коридоре, более свободный в действиях, я вызываю Пенни. Когда она появляется, готовая служить, пусть и нехотя, я раздумываю — как коротким посланием дать Фенриру понять, что мы заинтересованы в серьезном сотрудничестве, а не только в горстке оборотней. И готовы ли мы? Уверен, парни будут давать заднюю, но какие у нас еще варианты? Ближний Круг искусен, спору нет, но, блядь, против всего аврората? Еще не известно, кто там глава Отдела Тайн: повезет, если рядовой ученый. А что если вояка? Нет, вариантов, увы, немного — либо мы объединяемся с волками, либо сидим в Мэноре до пришествия Мерлина. Руди, пусть еще и злится немного, все же должен меня услышать. Он заметно приуныл, после истории с Вудом, поэтому самое время, пока в нем еще преобладает реализм, сделать этот шаг, наконец. Что же касается Грейбэка, то, несмотря на его заверения относительно невозможности совместных дел с Пожирателями, он все-таки просит о разговоре, пусть и в своей своеобразной манере. И если Фенриру что-то надо, то, дай Мерлин, это что-то будет достаточно весомым. Пенни во все глаза смотрит на меня, по-прежнему ожидая указаний. Ладно, пан или пропал. — Пенни, найди Фенрира Грейбэка, и передай ему сообщение лично и наедине, желательно слово в слово, — ушастая домовуха энергично кивает. — Фенрир, — обращаюсь к нему через Пенни. — Пенни перенесет тебя в Мэнор. Есть разговор. Самое время, Пожиратели в заднице. Неприятный осадок полоснул горло. Скорее всего, уязвленное самолюбие дало о себе знать.

***

— Ты шутишь? — не унимается Торфинн, одолевая то меня, то Руди. — Нет, парни, вы не всерьез! Мы, блядь, будем стелиться перед оборотнями? Отворачиваюсь от него с сигарой в сторону окна, изображая активное любование природой — в это время года выжженный сад Малфоя выглядит особенно… горелым. — Тони, я серьезно! Делаю глубокий вдох — не стоит сейчас ругаться с Роули, но и терпение мое на пределе: мне трепала нервы матрешка, Долиш, мамаша Гринграсс и Руди — не дохера ли активистов на одного Долохова? Боюсь, я просто выбью из Торфинна все дерьмо, а он, вроде как, мне друг. Неудобно выйдет. Уже не прикрываясь любованием природой, порывисто поворачиваюсь к Лестрейнджу-старшему, что устало потирает переносицу — ты у нас за главного, сам и объясняйся. — Торфинн, выпей, — измотанный голос Руди неприятно режет слух: он сдал, кажется, лет на пять из-за этого солдатского побоища, что устроил Вуд. Амикус, прихватив бутылку с журнального столика, где спокойно, будто не все планы идут гиппогрифу под яйца, распивал огденский со Снейпом, направляется к Роули. Кстати, Снейп отчего-то тоже сидит и тянет свой бокал, буравя взглядом Торфинна, которому все неймется. — Что думаешь, Северус? — неожиданно для всех присутствующих обращаюсь к нему: Снейп скользкий тип, но мозговитый, так что его мнение будет более, чем уместно. — Я думаю, что мистеру Роули просто необходимо выпить. Выпить и успокоиться, насколько это возможно с его подростковым темпераментом, — где-то в кулак прыснул Рабастан, отчаянно пытаясь сдержать смешок. — Просто если вы, мистер Роули, запамятовали, я всколыхну ваши воспоминания: у Амбридж авроры, крестраж с куском души Волдеморта, еще Шляпа и Меч Гриффиндора. У нас — огневиски. Если в ближайшее время мы не возьмем Министерство, — он оглядывает нас всех, оторвавшись, наконец, от стакана. — То можно уже сейчас идти и украшать Большой Зал этого поместья трупами магглов, ибо Темный Лорд не заставит себя долго ждать! Так что пейте, Финн, потому как нам действительно придется удовлетворить нужды оборотней. — Тем более, — внезапно голос подает Люциус, что впервые за все эти месяцы присутствует на собрании. — Влияние оборотней разрослось повсеместно среди волшебников. Не думаю, что Грейбэк, — он все же морщится, произнося имя вервольфа, — позволит своему виду находиться на тех же скотских позициях, что и до начала второй магической. Не теперь, когда вервольфы дорвались до мнимой свободы. Прохожу по кабинету, осматривая товарищей и приятно отмечаю — они оказались не такими идиотами, коими представлялись на первый взгляд. Ну, если не брать в расчет Роули, разумеется. — Ты прав, Люци, — примирительно заключает Родольфус, отчего Малфой ухмыляется. — Даже если бы мы взяли Министерство без волков, позже они бы доставили нам массу хлопот. Этот штурм — последняя битва, которую Маг Британия может себе позволить. Мы выродимся окончательно, и ста лет не пройдет. Едва Лестрейндж успевает закончить мысль, в кабинете раздается оглушительный хлопок, и прямо на роскошный ковер Малфоя, который эльфы кое-как привели в порядок после Кэти, уверенно ступает в грязных сапогах с металлическими вставками Фенрир Грейбэк. А за ним и Арис, тоже грязный, как пес — не люблю этого ублюдка. Пенни, не дожидаясь еще каких указаний, быстро аппарирует прочь, а Фенрир, абсолютно не смущенный разительным с нами различием, будто всегда тут сигары раскуривал, размеренной походкой проходится по комнате, небрежно подхватывая яблоко из вазы. Фрукты эти, разумеется, выкладываются эльфами скорее для декора, но Грейбэк всегда глубоко клал на этикет, потому, небрежно надкусывая яблоко, сплевывает черенок прямо на ковер. На Люциуса сейчас лучше не смотреть. — ЗдорОво, парни. Конец POV Антонина

***

Я просыпаюсь одна на широкой кровати и впервые не испытываю по этому поводу никакой радости. Отчего-то теперь мне бы хотелось пробуждаться вместе с Тони, в его объятиях, а не заваленной грудой подушек. Однако, вспоминая наш, с позволения сказать, разговор — я ничерта не поняла и прочитала ему стишок — теплое счастье медом разливается в груди. Пусть с коммуникацией у нас по-прежнему не все гладко, но совместное поедание хот-догов — это ни что иное, как восстановленные отношения. Потянувшись в постели, словно ленивая кошка, я все же вынуждена вернуться в бренный мир с его проблемами и катастрофами. А из катастроф на мне, как и прежде, разлука с Орденом, почти проигранная гражданская война и смерть Олли. И снова, вдох-выдох. Я… Стоп, довольно! Вскакиваю с кровати и, поскользнувшись на чрезмерно лакированном полу, бегу скорее в ванную, по пути призывая палочку, джинсы и футболку. К дракклам печаль и самобичевание, правительство Амбридж, которое одерживает победу за победой — вот то, на чем по-настоящему стоит концентрироваться. Соберитесь уже, наконец, потому что ничего еще не закончилось. Малфой, конечно, прав — все только начинается. Невилл и Олли — мертвы, Падма и Джордж — под вопросом, но ведь остались еще и другие члены Ордена Феникса, которых, скорее всего, прямо сейчас пытается уберечь от неминуемой гибели уставший, но несломленный Кингсли. Могу ли я отречься от него сейчас, проваливаясь в трясину своей личной печали? Влетаю в ванную и на ходу скидываю с себя неудачного кроя платье — ну и рукава, Моргана и прислужницы, в этом невозможно ходить. Оголенная, намереваюсь впрыгнуть в душ, чтобы поскорее смыть с себя остатки хандры, пусть и вряд ли когда оправлюсь от того, что сделала, и непременно вернусь к своей депрессии позже. Однако, так и не ступив под струи воды, останавливаюсь, все же рассудив, что драгоценное время терять сейчас неразумно, а потому, наспех обернувшись в полотенце, выбегаю обратно в комнату. — Месье Дювье, позовите ко мне Дафну, прошу, это срочно! Жюстин от такого выпада теряет речь, подергивая нижней челюстью, будто он не умер давным-давно и у него все еще остались нервные клетки: — Каков срам! Сначала лечь с мужчиной в одну постель! А теперь рассекать в неглиже, будто легкого поведения девица. Ну знаете ли… Его бубнеж исчезает вместе с ним самим, оставляя полотно совершенно пустым. Жюстин пусть и возмущен моими манерами, все равно продолжает помогать при первой же необходимости. Заскочив обратно в клубящуюся дымом ванную комнату, я с удовольствием встаю под душ, и пока губкой остервенело сдираю с себя события всех предыдущих дней, пытаюсь разработать хоть сколько-нибудь рабочий план. Итак, что мы имеем: Орден разбит и не в состоянии дать отпор Министерству. Оборотни тоже в этом уравнении, пусть и независимая единица, ведь со стороной они так и не определились. Грейбэк, кажется, сотрудничает с Пожирателями Смерти. Но с другой стороны помогал же он Лаванде, а значит, имел какие-то виды и на Орден. Однако, в логике оборотней черт ногу сломит, так что их пока можно оставить на потом. А вот с Пожирателями все более менее ясно: они мечтают поквитаться с Амбридж, а иначе давно примкнули бы к ней, чтобы возродить Лорда. И раз их цели совпадают с нашими, то они определенно могут пригодиться Ордену. Они не должны были выжить, ведь иначе пошли бы на Министерство под руководством Долохова. Рваные слова Оливера отдаются в памяти яркими вспышками. Да он, сам того не подозревая, выдал планы Пожирателей, будто под Веритасерумом: Пожиратели собирались штурмовать Министерство Магии, и, судя по всему, в ближайшее время — иначе, зачем ему травить всех солдат разом? Так и не убедившись до конца в правильности своих размышлений, я вынуждена в очередной раз уповать на свою своенравную интуицию. Приятно греет душу лишь Лаванда и ее План А, ведь хуже этого придумать ничего уже нельзя. Хотя Джордж — идиот — готов составить ей достойную конкуренцию. Закончив с душем, торопливо облачаюсь, наконец, в любимую и, главное, практичную одежду, чтобы поспешить на встречу с Дафной, что наверняка уже дожидается меня, сидя на краешке выдвинутого стула. Этикет когда-нибудь сыграет злую шутку с обитателями этого странного дома, как пить дать. Уже на выходе, схватившись за дверную ручку, я вынуждено останавливаю себя, потому что совершать ряд рискованных и судьбоносных поступков непременно следует с холодной головой, а я, увы, такой похвастаться не могу. Потому, чтобы не тянуть более время в пустых ожиданиях, я разворачиваюсь к широкому зеркалу и по-маггловски стираю рукавом влагу, что осела на поверхности. Взглядом ловлю свое отражение, которое словно искусственными слезами плачет — испарения от очень горячего душа. Прикусываю губу, все еще стараясь держать рот закрытым, но надолго ли меня хватит? Вдох-выдох. — Я… — начинаю шепотом, но так, разумеется, не пойдет. Олли и его семья заслужили более достойного признания. — Я убила Оливера Вуда, — уже уверенным голосом проговариваю я — четко и с расстановкой. Отчеканила каждое слово. Прикрыв глаза, делаю болезненный, но такой правильный выдох. Ну вот и все. Отныне я, как и многие другие — плохие и хорошие, светлые и темные, добрые и злые — несу на себе бремя войны. Ответственность, что долгие годы будет лежать ощутимым грузом на плечах. Прощу ли я себя когда-нибудь за то, что отняла жизнь некогда близкого мне человека, невзирая на его поступки? Не знаю. Но кое-что я знаю наверняка — войне должен настать конец, потому что другие юные девочки и мальчики, которые еще не испачкали руки в крови, во что бы то ни стало должны избежать этой паскудной участи. Итак, пора. — Кэти, ты в порядке? — завидев меня, Дафна вскакивает со стула. Как вообще возможно сидеть на самом краешке и не сваливаться задницей на пол? — В полном, спасибо тебе и Тони, — уверяю ее и добавляю быстро, пока Жюстин не отрекся от меня навек: — И месье Дювье: он мой ангел-хранитель. — Я так рада, — хватает меня Роули за руки, но я прерываю ее, чтобы скорее перейти к делу. — Дафна, мне нужна помощь. Серьезная помощь, — она мгновенно напускает на себя деловой вид и смотрит холодно и расчетливо — Слизерин! — У тебя есть личный домовик с доступом к поместью? — Есть, — просто отвечает она. Ни «конечно, есть, Кэти», ни «о чем речь — он к твоим услугам, дорогая» — ничего этого я так и не услышала, а пауза, между прочим, уже довольно неприлично затянулась. Что же, я определенно подзабыла, каково это — иметь дело с факультетом хитрожопых змей! — Можешь мне его одолжить? — продолжаю я нехотя. — Да, — отвечает все такая же деловая Дафна, но тут же добавляет: — В обмен на услугу. Вопросительно приподнимаю бровь: ну, давай сюда свою просьбу. Хотя ума не приложу, что ей от меня может понадобиться. — Нет-нет, — ухмыляется Роули. — Сейчас мне ничего не требуется, но, возможно, в обозримом будущем ты мне понадобишься. Ну что, по рукам? Кто с кем заключает сделку? Да она дьявол в узком платье! А впрочем, дементоры с ней, просить мне больше все равно не у кого: тот же Антонин мне голову открутит, расскажи я ему свой гениальный план. И снова джинсы отберет, что хуже. — Идет, — протягиваю ей руку, но она лишь скептически смотрит на мою открытую ладонь. — Робби, — вызывает она домовика и как бы между делом кидает: — Леди не жмут руки, Кэти. Нервно цокаю языком — достали со своим этикетом. Кажется, у меня начинается аллергия на Малфой-Мэнор! Тем временем в пространстве появляется молодой домовик, который с ходу начинает отвешивать Дафне поклоны. — Робби, на ближайший час ты служишь мисс Белл, — говорит она будто пустому месту и, не дожидаясь ответной реакции испуганного Робби, выходит из комнаты, кинув напоследок мне: — Будь осторожна. Мерлин, хорошо, что Гермиона этого не видит: даже мне стало не по себе от такого холодного обращения с живым существом. — Не бойся, Робби, — доброжелательно обращаюсь к нему, отчего на его лице расцветает теплая улыбка: наконец, хоть кто-то из домовиков проникся ко мне. — Сможешь перенести меня к Кингсли Шеклболту? Маленький эльф споро обхватывает мой указательный палец своей крохотной ручкой и со всей душой отвечает перед самой аппарацией: — Робби сможет, предательница крови и бельмо на глазу чистокровного общества. Ну, разумеется.

***

Мое сердце, кажется, стучит отбойной дробью, оповещая весь Мэнор, что я крадусь к дверям зловещего кабинета. Мерлин, как же страшно! Замираю у дубовых дверей, что являются моим пунктом назначения — ох, я бы еще погуляла. Рука опасливо тянется к вычурной ручке, чтобы провернуть ее и ворваться к собравшимся там мужчинам, словно торнадо, с новостями: у меня есть план, Пожиратели! Но я вовремя себя останавливаю, ведь мало того трясусь, как лунный теленок в Запретном лесу, так еще и вздрагиваю от бранной речи, доносящейся из-за дверей. Кажется, беседа у них весьма оживленная и без моего блистательного появления, судя по доносящимся обрывкам спора, в котором задействовано сразу несколько человек. — В смысле «сделка отменяется», Грейбэк? Слышу звук отъехавшего кресла: почему-то становится неприятно за мистера Малфоя, ведь судя по скрежету, они ему там паркет раздирают. — Да не мороси, Роули, — этот низкий грудной голос я определяю точно — чертов Грейбэк! Что он там делает? — Я ж не сворачиваю всех кобыл, а так, меняю условия. — Человек, между прочим, женился, чтобы тебе заплатить! — уже не стесняясь, прикладываю ухо к двери. Грейбэк ржет, и сквозь его хриплый лай, кажется, улавливаю еле слышное «олень». Я вся холодею, пытаясь сообразить, как же теперь следует поступать: у них там сходка с оборотнями, уместно ли сейчас мое появление? С другой стороны, иных вариантов и не остается вовсе. Тем более Малфой в любом случае расколет меня, это лишь вопрос времени. Блядские оборотни! Откуда только взялись? — Я женился по сердцу, Рабастан! — Не кипятись, Роули. Давай, Фенрир, твои условия? — Хер с ним, я дам тридцатку волков вместо тех восьмерых, но вы тоже не проебитесь в этот раз, — в помещении ни звука лишнего, да и сама я тоже стараюсь не дышать. — Суку скинете, ты, Руди, на кресло не прыгай сразу — власть попилим. Нам нужны права, — в комнате начинается возня, видимо муж Дафны опять желает возразить, но Грейбэк громко, с надрывным рычанием продолжает. — Завались пока, Финн. Это не все. Там по-любому будет под ногами мяться Орден, куда без них. Я не против — косите их всех к херам Салазара, но кое-кого надо сохранить и передать мне, — он делает паузу. — Браун. Теперь мое сердце точно бьется в горле. Они собираются разбить Орден? Не то чтобы я не догадывалась, что с оборотнями у нас отношения прохладные, но от угроз быть «помятой» становится совсем не по себе. Да и на кой черт ему сдалась Лаванда? Убить? Никогда не поверю: он дал ей доступ к зельям, спасал жизнь — по моим личным меркам, он как ее ручной питомец! Неужели он ее не убить хочет, а… Нет-нет-нет. — А че восьмерых-то? Изначально на десятерых договаривались! — Ну, это уже к Тони вопросы, — усмехается оборотень и внезапно продолжает. — Там его дев… Кэти Белл, — исправляется он, впрочем, не сильно уважительно, — накуролесила. Кстати, она там шарится за дверью. Ну все, теперь сердце, что оборвалось и провалилось куда-то в желудок, вообще не стучит. Блядь. Прикрываю глаза и глубоко вздыхаю. Мой выход. Расправив плечи, нажимаю на ручку двери и прохожу в комнату полную мужчин и… оборотней. Всего-то ублюдок Арис — ненавижу его — и Грейбэк, но и они смотрятся чересчур дико в поместье Малфоя. Пробегаю глазами по присутствующим, чтобы определить, к кому я буду обращаться. — Кэти, — это Тони отталкивается от подлокотника кресла, поставив стакан с виски на подоконник, и направляется ко мне. Улыбаюсь ему мягко, но тут же отворачиваюсь: на него лучше не смотреть, потому что вымолви я полслова и мне конец. Перевожу взгляд на — Мерлин, нет — профессора Снейпа, весь вид которого говорит о его недовольстве. Мимо, Кэти, только не Снейп. Я убила человека его Сектумсемпрой, хотя сомневаюсь, что профессор и сам создавал это проклятие с целью открывать консервные банки. Комната просто кишит мужиками, внимательно меня разглядывающими, отчего я теряюсь и инстинктивно жмусь к Тони. Но тут же вспоминаю, зачем я здесь. Мне нельзя показывать ни страха, ни сомнения, я просто не имею на это право. Надо держать жалкую оборону. — Вы что-то хотели, мисс Белл? Его я узнаю сразу, хотя никогда прежде не видела. Медного цвета волосы прямыми прядями лежат на плечах, упрямый подбородок, хищный взгляд. — Да, мистер Лестрейндж. Родольфус поднимает уголки губ и удобнее присаживается в кресле, всем видом демонстрируя крайнюю степень заинтересованности. Я же упрямо отвечаю на его взгляд, и откуда-то взявшаяся уверенность — здесь Тони, ну что они мне сделают? — делает мой голос твердым, как никогда прежде. — Мистер Грейбэк, — почтительно склоняю голову в сторону оборотня, и тот совершенно неожиданно высказывает мне поддержку, салютуя бокалом виски, — правильно заметил, что вы, джентльмены, слегка, — запинаюсь, но беру себя в руки, — «проебались». — Она мне нравится, Тони, — прыскает от смеха мужчина с далеко посаженными глазами. — Мы тоже, — примирительно поднимаю руки. — А значит, Амбридж по-прежнему прочно сидит в Министерстве. Мы преследуем одни цели, господа. Потому я настаиваю, чтобы вы выслушали предложение Ордена Феникса. Они молчат, молчу и я. Мне становится и душно, и тесно в этой неуютной комнате, потому я неосознанно растираю липкие ладони. Интересно, я не забываю дышать? Наконец, Лестрейндж, поднявшись с кресла, чтобы поравняться со мной, заговаривает: — Что вы предлагаете? Я готова визжать от счастья: бывшие заключенные Азкабана, убийцы и оборотни — они все слушают меня и воспринимают всерьез! Разумеется, не тот контингент, которым стоит гордиться юной девушке, да и терпеливы они так, скорее всего, из-за Тони, что хищником стоит за моей спиной. Но, хвост Василиска, они меня слушают! Однако на этом радость меня покидает, уступая место оголенной панике — вот же, Кингсли и словом не обмолвился о предложениях. Уже не так уверенно, я отвечаю: — С вами будет говорить мистер Шеклболт. Перевожу взгляд на Малфоя, как бы заранее извиняясь, но этого и не требуется: он недовольно морщится в пространство и тихо выплевывает: «Проходной двор». Почувствовал. — Он за воротами, — я продолжаю, а Лестрейндж не сводит с меня испытывающего взгляда. Потому я решаюсь выдать ему хотя бы ту малую часть плана, что мне доподлинно известна: — Мы предлагаем альянс.