***
Воронка выбрасывает нас в пустой кабинет, заставленный безвкусной мебелью, что, как известно, совсем некстати: я успеваю сгруппироваться и не переломать себе ноги о массивный деревянный стул, ведь меня своими портключами натренировал Долохов, а вот у Гермионы, судя по визгу, такой практики не было. — Ты в порядке? — на всякий случай выставив палочку вперед правой рукой, левой я помогаю Грейнджер подняться. — Гоменум Ревелио. В кабинете только мы. Это и хорошо, ведь есть возможность отдышаться, а не кидаться в бой с волшебным торшером на голове, и плохо — Гринграсса теперь искать по всему зданию. — Вполне, — потирая ушибленное колено, она опирается на мою руку и, поднявшись, оглядывает помещение. — Итак, мистеру Гринграссу на месте не сиделось. Как он выглядит? Я развожу руками — откуда бы мне знать такие подробности? Судя по фамилии, может, с короткими, будто стриженая трава, зеленоватыми волосами. — Ты его никогда не видела? — донимает Гермиона. — Конечно, нет! — Вот же дракклы! Проблем у нас теперь прибавилось. Как мы опознаем его? Действительно, пришибить случайно мистера Гринграсса будет не очень добрым поступком по отношению к Дафне, ведь какой бы продуманной стервой она ни была, именно ее кристалл помог нам добраться до Министерства. — Постой, — блестящая идея приходит мне в голову, и я стремглав кидаюсь к столу. — Возможно, у него есть колдокарточки. Грейнджер тотчас присоединяется ко мне, и вместе, будто снова шаримся в кабинете мистера Малфоя в поисках сигарет, мы переворачиваем ящик за ящиком, пока не находим искомое: в выемке за столешницей под элементарным запирающим обнаруживается колдография лысеющего мужчины невысокого роста, который со всей страстью припадает к губам очаровательной Пэнси Паркинсон. — Даже знать не желаю, — отрицательно качая головой, тут же стараюсь забыть увиденное, оставляя в памяти лишь внешние черты мерзкого Гринграсса. — Ну и семейка, — поджимает губы Гермиона, очевидно задетая поведением старого развратника. Я не успеваю ей ответить, хотя высказаться о Благородном Доме Гринграсс с их изменами, мерзкими бабами и отданными в маггловский мир сквибами хочется нестерпимо. Но меня отвлекает разрушительной силы Бомбарда, что раздается в коридоре, отчего стены наверняка долго не устоят — судя по всему, штурм Министерства Магии идет полным ходом. — Они уже добрались до третьего этажа, — Гермиона пригибается и засовывает руку по самый локоть в свою крошечную сумочку, очевидно, пытаясь что-то отыскать. На второй Бомбарде и выкриках заклинаний из коридора я опускаюсь на пол, вторя Грейнджер, и выставляю палочку вперед, готовая прикрыть нас Протего в любой момент. — Слушай, — начинаю шептать то ли в целях конфиденциальности, то ли уже от страха: проклятия сыпятся, как град, прямо за этой дверью. — На четвертом этаже аврорат, но там их должно быть немного — отряд Долиша разбит. Там же должна быть и Амбридж. — Долиш мертв? — Да. Долохов, — удовлетворенно уточняю я. — Ай да Долохов! — искренне радуется Гермиона. — Но вот с Отделом Тайн придется повозиться. Кто у них за главного, мы ведь не знаем. — Это точно, — на выдохе соглашаюсь я. — Гермиона, мне нельзя светиться. Если Тони меня увидит, он кинется спасать, прикрывать, ругать, ну, ты понимаешь, — мне неловко это говорить, но лучше прояснить картину сразу: в открытую я драться не смогу. — За это не переживай, — деловито отвечает она и достает какой-то сверток, от которого на все Министерство несет нафталином. — Нашла! Она разворачивает мантию, которая, судя по заношенному виду, ровесница Салазара. Моментально прикрываю рот и нос, стараясь не умереть раньше времени: очень обидно будет отдать Мерлину душу из-за вони, так и не добравшись до мерзкой Амбридж. — Мерлин, несет, как от стада соплохвостов! — Не преувеличивай, — поднимается Гермиона и накидывает на себя этот ужас. — Это Мантия-Невидимка, между прочим, один из Даров Смерти. Не могу сдержать восторга — Моргана, нихрена себе! Я вижу (скорее не вижу) то, что получил младший брат из сказки от самой Смерти. Это вам не рыбка золотая с корытом! — Забирайся. В одночасье энтузиазм мой заметно убывает: я точно не продержусь долго в этом тряпичном катафалке.***
POV Лаванда — Экспекто Патронум! — из последних сил перекидываю лису на дементора, но серебряный заступник уже заметно сдает в яркости — первый признак моего выгорания. Кое-как расчистив себе дорогу от внезапных нападений, я отчаянно пробираюсь сквозь завалы острых камней прямо туда, в Азкабан. Цепляюсь рукавом за выступ обугленной стены и несдержанно дергаю несколько раз на себя — Моргана, ну зачем так вырядилась! На особенно сильном рывке материал трещит, расходясь по шву, и я получаю испорченную кофту и свободу одновременно. Кажется, я еще и порезалась, но магии во мне не так много теперь, после многочисленных вызовов Патронуса, потому уповаю, что кровь остановится как-нибудь сама, без Заживляющего: мне нужно сберечь потенциал на как минимум одну Алохомору. — Тони, блядь, вы че еще здесь? — о, нет-нет-нет, только не он. Его голос, что будоражит во мне лютую ярость и холодную ненависть, заставляет замереть на месте: я не трепещу перед Грейбэком, как остальные, нет. Боюсь я лишь последствий нашей встречи, потому как убью его без раздумий. Самонадеянно? Да и черт с ним, даже если сама расстанусь с жизнью, его я отправлю в преисподнюю. Прикончила же Кэти бывшего, и ничего. Не лучшее время предаваться размышлениям о мести, потому как все неминуемо приводит меня к воспоминаниям о Тедди, что завернут в одеяло. Мерлин, как я истосковалась по нему! — Уходим. Кажется, Орден и Пожиратели собираются выдвигаться на полуостров Смерти, и я, по идее, должна быть с ними, но нет: какого-то драккла, во мне проснулась безмозглая Лав-Лав, и потому я сейчас здесь, пробираюсь в Азкабан, как воришка. Интересно, до меня были еще идиоты, что добровольно лезли в тюрьму? Уже на первом этаже замираю: кажется, мне слышались шаги, но я могу и ошибаться — в ушах звенит из-за повышенного давления. Плевать. Я все равно не успела убраться отсюда со всеми, оттого и сомневаться нечего: иду за Падмой, только вперед! Ее я заметила чудом в полуразрушенной камере на третьем этаже. Не думаю, что Кингсли, или Долохов рассматривали вариант спасения заключенных в своей блестящей стратегии по захвату власти. А тем временем трещина, что внушительной молнией прошлась по всей левой части массивного строения, не просто намекает — откровенно заявляет: Азкабан не выстоит и получаса. Я почти добираюсь до раздробленной лестницы, норовя половчее забраться на нее, как сзади меня раздается знакомый бас: — Куда намылилась? — в голосе его нет рычащих ноток, словно он не раздражен совсем, но меня его настроение теперь мало волнует. Прямо сейчас, когда я слышу его, по-настоящему начинаю жалеть, что так легко продалась за накинутый плащ, вплетая в волосы этот кусок лавандового сорняка. Он забрал Тедди! Конечно, сам Грейбэк ничего мне не обещал — ну спасал, ну помогал. Но ведь все это можно было списать на его сиюминутное настроение. Однако тяга моя ненормальная к этому маргиналу сделала из меня марионетку, заставив поверить, будто свободолюбивый оборотень проникся ко мне — обычной девчонке — симпатией от чистого волчьего сердца. Ах да, никакая ведь я не девчонка, а просто… — Лаванда, — каким-то тоскливым кажется его тон, но не все ли теперь равно? — Кукла! — не обдумав действия до конца, я разворачиваюсь и вскидываю палочку, чтобы истошно заорать: — Секо! Режущее оцарапывает его левую щеку, отчего багряные капли крови брызгами отлетают в сторону. На мгновение мне кажется, что он меня прямо в эту секунду убьет — я уже второй раз на него нападаю. — Не подходи, — на всякий случай выставляю палочку еще выше, отчего рука трясется, а сердце как с цепи сорвалось, галопом скачет в груди. Грейбэк же отчего-то не спешит с расправой, чем пугает меня еще сильнее: рассчитывать на помилование я вряд ли смею, ведь обмен на Тедди наглядно показал, что ценности для него моя персона не представляет. — Че вскобылилась? — утирает кровь, и ладонь его на моих глазах окрашивается бордовыми мазками. — Кукла — чем тебе плохо? — А хорошо, по-твоему? — понятия не имею, в какое русло идет этот сумасшедший разговор, да только затаенная обида, что все это время червем поедала меня изнутри, толкает высказать ему все, что я чувствую. — Кукла безмозглая! Безвольная! Бездушная — что хорошего?! Впервые за все наше знакомство Грейбэк сам опускает голову, словно смутившись, но тут же исправляется и смотрит прямо на меня. — Хм, — длинным ногтем почесывает за ухом, — тебя не туда понесло. Кукла — эт типа красивая. Глаза мои увеличиваются во сто крат, бьюсь об заклад, потому что услышать такое от Грейбэка просто невозможно: он что же, мне комплимент сделал? Однако резкий взрыв проклятия, что отрикошетил об уцелевшую стену, сотрясает здание и приводит меня в чувства. Какого драккла он тут устроил? Это он и только он забрал у меня Теда, а теперь вещает о красоте. Вейн, вообще-то, еще прекраснее! — Что ты мне рассказываешь! — набираюсь я храбрости и смотрю ему прямо в глаза. — Как ты смеешь? Ты ребенка у меня отобрал! Грейбэк впервые за время этого диалога угрожающе рычит: — Он и не был твоим никогда. — Не та мать, что родила, а та, что… — При чем тут родичи? Спору нет, для кутеныша ты мать — он по тебе одной тоскует. Но ему с нами лепо, ибо стая ему семья! Он от волка рожденный, ку… — на полуслове он замолкает, чтобы тут же исправиться, — Лаванда. Как Люпин откинулся, Тед сразу должен был перейти к волкам, не к магам. Он же Альфа будущий, и его защита — моя самая маститая цель. Сечешь? То есть вот так? С шумом вдыхаю носом воздух. Судьба такого крохи, выходит, уже с рождения предопределена из-за его особенностей. Чудовищная несправедливость. — Ему второй год пошел, Фенрир, — прикрыв глаза, давлю, как могу, в себе волну безудержной ярости. — Второй! Что же ты не забрал его сразу? — И надо было! — вторит он мне. — Да ты вцепилась в него, как в своего. Че я мог? Скабс у этого сраного Гриммо сутками торчал. — Зачем? — изумленно спрашиваю я. — Присматривал. Чтоб вы, блядь, не загнулись в своем Ордене ссыкливом. То на покрывале жрать попретесь, то мыло в воздух запускать. — Нет же, — качаю головой, а в глазах собираются предательские слезы. Не реветь, Лав-Лав, не реветь. — Зачем ты мне его оставил? — Да говорю же, ты за пацана этого… — Да что тебе с меня? — совсем растеряв рассудок от напряжения и сюрреалистичности происходящего, кричу я на пике своих голосовых возможностей и делаю шаг вперед. — Омега, — орет он в ответ и ступает прямо на меня. — Ты моя Омега. — Кто? — если с куклой хоть как-то разобрались, то здесь я совсем поплыла: что, блядь, он несет? — По судьбе мне дана, — тихо, совсем на себя не похоже заговаривает он, поглядывая в мою сторону исподлобья. — Тоскую по тебе, тянет — мочи нет. Учуял тебя в школе еще, потом один взгляд и…пиздец. Легкие одеревенели, скованные от напряжения, потому выдохнуть просто не в силах. На такое признание я вовсе не рассчитывала. Ощущение, что это не Фенрир сейчас предо мной, а кто-то до этого мне незнакомый, другой. — Я тебе не верю, — отрицательно качаю головой. — Ты же меня обратить хотел! Укусил, — и, как доказательство, подбираю волосы, перекинув их за плечо, чтобы продемонстрировать шрам-полумесяц. Грейбэк делает шумный вздох, прикрыв при этом глаза. Кажется, я раздразнила его, и он меня сейчас сожрет. — Обезопасил от других. Вопросительно поднимаю бровь — как разорванная плоть меня убережет? Уж лучше бы заячью лапку подарил, видит Мерлин. — Типа обручился, — ржет он, — если на твой лад говорить. Застолбил, по-моему. — Ухо порвал, — пропускаю все еще не в силах поверить, что это не какой-то маргинальный юмор. Он ничего не отвечает, но после молчаливой заминки не спеша тянет лапищу за спину, чтобы перевернуть коричневый шнурок и перекинуть кулоном вперед. А я лишь рот приоткрываю, глядя на это действо: на ладони его, измазанной в крови, лежит ведь не кулон вовсе, а сережка, что была на мне в день нашей первой встречи. Неловко тянусь пальцами к мочке. Мне ему нечего сказать. Это же сюр какой-то — обручился он со мной укусом. Застолбил. За Тедди следил. Такого отборного бреда прежде не слыхала никогда, а я, вообще-то, почти не пропускала лекций Бинса. Но говоря все это, Грейбэк так кроток, что поведение такое совсем не вяжется с ним — наглым и беспринципным. Как же так. — Три года, выходит, — покачиваю я головой. — И где ты был? Трахал Вейн? — Кого? — хмурится он. — А, чернявую. Да я разок ее повалял, тем более ты со мной не легла бы без принуждений. Ты ж от меня нос воротишь, как от прокаженного. — И что же это за… тяга такая, раз ты даже не попробовал. Он трет лицо ладонями и угрожающе рычит. На кого он злится — на меня? На себя? — Ты не выкупаешь, кукла, — сглатывает и добавляет: — Омега ясноликая, какую власть имеешь. Ты ж за хвост меня держишь, наглая, своей лапкой мелкой. Я тебе все спускаю, даже не подмяв под себя ни разу! Кутенка почти проебал — Лаванду радовал. Чуть от магии кучерявой не откинулся — Лаванду прикрывал. Весь Лютный раком поставил, чтобы примеси тебе через аптекаря гнали — Лаванде нужно зелье. Не желаю я так стелиться, понимаешь? Нихрена кроме тебя не зрею — ты ж Луны мне ярче! А на мне, блядь, стая! Покрепче перехватываю палочку, чтобы совсем не выронить из рук, что давно потеряли чувствительность. Как пощёчина ощущаются его слова. Вот оно что: он меня не выбирал, просто так случилось. Не ждал, не хотел, ему меня магия, выходит, навязала. Да и мне его, что теперь таиться. Ведь я ночами о нем думаю с самой первой встречи. Стыжусь его, боюсь, но тянусь за ним — ну что за дура? — Зачем же ты тогда притащился со своим плащом? — уже не скрывая слез, с обидой спрашиваю его. — Держался бы подальше! — Не смог. Соскучился. Соскучился. Не желаю стелиться. Луны мне ярче. Соскучился. — Фенрир. Подхожу к нему ближе и как впервые вижу эту вздымающуюся грудь, массивные кулаки и жилистую шею. Оскал, совсем меня не пугающий. И, конечно, прозрачные глаза, обрамленные такими неуместными пушистыми ресницами. — Я тебе навязана, Фенрир. И ты по воле какой-то там судьбы вынужден меня желать, что даже выбора никакого не видишь. Но я… я сама себе хозяйка, — говорю это и по привычке смотрю туда, где должен быть шнурок. — И я тебя не выбираю, Фенрир Грейбэк. Можешь меня убить. Можешь взять силой. Можешь ждать еще тридцать три года. Но я тебя не выбираю. Он прикрывает глаза и делает еле заметный выдох. Уверена, мои слова причинили ему боли больше, чем Секо, но он же сам и виноват — вселил мне уверенность в себе, когда позволил варить зелья. Сам взрастил во мне эту веру в собственную ценность, и теперь уже на меньшее я не согласна. Выбор — это мое право. Выбор — это моя судьба. Выбор — это то, что я только что сделала за нас обоих. — Возвращайся на остров, — говорит он, вернув себе былую сталь голоса: будто и не было предо мной того покладистого Фенрира, слегка отчаявшегося в своих речах. — Я тебя не трону, даю слово. За тобой Скабиор приглядит, потом передам твоему Шеклболту. — Я не… — С щенком тоже можешь видаться, не мороси, — я не рассчитывала на такое снисхождение, но отказаться, разумеется, не в силах. — Только воспитанием не увлекайся. Он волк, не пес твой домашний. — Фенрир, мне надо наверх. — Гонишь? Какой наверх, камень ходуном ходит, скоро рухнет все нахрен. — Наверху моя подруга, я должна ее забрать. — Твои подруги в Мэнор портанулись, — он уже раздражается, а потом смотрит с удивлением: — Че, еще подруги? — Да, Падма. Помнишь ту, что ты хотел убить, — он хмурится. — Ну, она еще под Империо была. Вот такую же, — смеюсь я, уже не сдерживаясь. Это, наверное, истерика прорывается наружу — Тедди у Грейбэка, я в Азкабане, Падма в плену, девочки у Пожирателей, а сердце в капкане. Уверена, сейчас лучшее время, чтобы сойти с ума от отчаяния. — Шуруй к Скабиору, Лаванда Браун. Притащу твою падлу. — Падму, — поправляю я, все еще не до конца осознавая, что он сделает это. Для меня — точно сделает. — Похер. Иди. Горло сковывает первый спазм, предрекая горькие слезы. Понимаю, что не имею права принимать его помощь. Опять. Но я так хочу его участия, так нуждаюсь в нем, словно проверки ему устраиваю нарочно. Но сама себе еще раз напоминаю, какой выбор у меня был, и какое решение я приняла. Я неловко волокусь на выход, сжимая в руках кулон, который, сама не поняла, в какой момент забрала у него. На мгновение становится тревожно: моя серьга, как бы самонадеянно это не звучало, была ему оберегом. Немного щекочет самолюбие мысль, что он вел свою стаю к победам, управлял магами, бесстрашно драл авроров, и все это под моим сакральным покровительством. Ага. И Вейн он тоже драл с серьгой на шее! Недовольно морщу нос из-за вспышки ревности, что поражает меня в очередной раз — сдалась мне эта Ромильда. Я никогда не мечтала об оборотне, пусть он и Альфа. Нет, Лав-Лав, все правильно. Прогоняю в памяти, как мантру, давнюю мечту: выйду за смазливого мага, Фортескью по субботам, магазины с мантиями и разорение Малкин. Это же было таким важным. Пусть же и останется. Конец POV Лаванды***
Каждый шаг дается нам неимоверным трудом, ведь битва идет полным ходом, а мы неловко мнемся в самом эпицентре, стараясь синхронно уворачиваться от проклятий с обеих сторон. Судя по мантиям, здесь сражаются не только остатки аврората, но и работники Отдела Тайн, и это, разумеется, совсем не на руку нашему Альянсу. Пусть невыразимцы не самые искусные бойцы, но численно превосходят и Орден, и Пожирателей. К тому же, именно невыразимцы разрабатывают проклятия, соответственно, должны уметь их применять на деле. — Торфинн, Рабастан, уходите, — кричит на лестнице Снейп, отбиваясь от троих нападающих сразу. — Я задержу их. Роули и Лестрейндж без лишних уговоров следуют указаниям, оставляя профессора, который, кажется, уже заметно вымотался, разбираться с нападающими. Что же, Снейп всегда был одиночка, так что и в битве себе не изменяет. Я уже собираюсь двигаться в сторону лестницы на четвертый этаж, но неожиданно мое запястье сковала мокрая от холодного пота рука Гермионы. — Кэти, — шепчет она, а сама трясется, как лукотрус на свету, — я дальше не пойду. — Что? — Ему нужна помощь. — Мне тоже! Он справится, это же Снейп. Помнишь, как он Локхарта уделал в дуэльном клубе? — Я Локхарта вообще в Мунго отправила на постоянное место жительства! Это не показатель. Нихрена себе, Гермиона Грейнджер — оплот правил и примерного поведения! От такой информации я замираю, покорно готовая выслушать ее. — Я отдам тебе мантию, и ты попробуешь найти Гринграсса, — шепчет Грейнджер, не скрывая тревогу в своем голосе. — А мы с профессором позже к тебе присоединимся. Пожалуйста, Кэти. Не знаю, что мной движет, но я не желаю с ней спорить. Разумеется, нашей задачей было отыскать отца Дафны, отправить его в поместье, найти Амбридж и отобрать крестраж. Я, по правде говоря, даже надеялась, что нам удастся уничтожить последнюю часть темной души Волдеморта, потому что Гермиона — часть Золотого Трио, на секундочку, а значит, ей Меч Гриффиндора дастся без капризов. Теперь же об этом и речи быть не может. Однако, даже не глядя на Грейнджер, я понимаю, что мыслями она уже не с Амбридж, не со мной, и тем более не с порочным Гринграссом. Потому, нервно растерев ладони, я шепчу ей: — Ладно. От винта? — голос меня подводит. Мы же еще увидимся? Это ведь не конец для нас? — От винта, — всхлипывает Гермиона и напоследок сжимает мою руку. Через мгновение она уже, обретая видимые очертания, кидается со спины на одного из авроров, парализуя его Петрификусом. Место на лестнице освобождается, и я, свободная от препятствий, могу бежать вверх по ступеням, не боясь быть обнаруженной, но отчего-то замираю на месте. Я посмотрю за ней еще мгновение, чтобы убедиться — в помощи моей нет нужды. Потеряй я Грейнджер, Лаванда с меня три шкуры спустит. — Идиотка! — рявкает Снейп, да так, что я подпрыгиваю на месте. — Какого черта ты здесь делаешь, глупая девчонка? Я даже не успеваю изумиться этому «ты», которое профессор никогда в жизни не употреблял в отношении своих бывших учеников. Как громом пораженная, я лишь зажимаю себе рот, чтобы не заорать от увиденного: Снейп по-свойски хватает Гермиону под руку и заводит за спину, защищая ее, словно она главная реликвия Основателей. — Я хочу помочь, — кричит Грейнджер, но куда ей: он и не думает ее допускать к этой битве, потому она сыпет по аврорам проклятиями прямо из-за спины Снейпа. Внезапно, слово ливень, на меня обрушивается понимание — эта ее гигантская выдра, позабытое зелье, комментарий Падмы, ее тоска по мужчине, что предал… Все вдруг становится таким прозрачным, будто и не было никакой тайны. Да они, блядь, спят!