***
POV Гермиона То, что я опаздываю, очевидно и без Темпуса: просто не замечаю времени, когда исправляю чудовищные ошибки чиновников, что утвердили провальную программу образования для старших курсов Хогвартса — будто идиотов собрались растить. Ничего, как минимум Историю Магии я буду оспаривать в Визенгамоте, потому что так залатать дыры Второй Магической и сделать из нее политкорректную брошюрку для будущих штампованных патриотов — это просто плевок в душу всем магглорожденным. Опасался волшебник Риддл нападения магглов, подумать только! Мой шрам на предплечье, который никогда не затянется — вот вам неоспоримое доказательство лжи продажных министров. Раскрасневшаяся от бега, да и от возмущения тоже, я по неосторожности влетаю в Патил, которая топчется около входа в директорский кабинет, отчего мы обе чуть не валимся на каменный пол. — Парвати? — заранее интересуюсь я, каждый раз выставляя себя идиоткой. Не понимаю я этого явления, Мерлином клянусь. Падма — выжившая близняшка, долгое время хранившая молчание — сейчас преподает Предсказания в Хогвартсе. И, конечно, неспроста: периодически она проваливается в сознание покойной сестры и обычно выдает какие-то совершенно нелепые вещи. Ценности для школы она, на мой взгляд, не представляет. Но я понимаю, почему Северус ее устроил — просто уберег от экспериментов, что проводили бы над ней в Отделе Тайн, прознав про ее особенность. — Па-адма, — заикаясь, тихо отвечает она. — Герми-иона, ты давно ви-идела Ла-аванду? — Давно, — закусив губу, отвечаю я. — Мне не-еобходимо пе-ередать ей кое-что, — с надеждой смотрит на меня Падма, — но она не отве-ечает. Разумеется, не отвечает. Честно говоря, я даже не могу ее осудить: именно за Падмой отправился Грейбэк во время Битвы за Азкабан. И пусть это было по просьбе самой Браун, и Падма к своему спасению не имела никакого отношения, Лав отвернулась от Патил, кажется, навсегда. Только вот кого она не может простить на самом деле: Падму или себя? — Про-ошу, — продолжает донимать меня Падма, и я просто не могу ей отказать: — Пе-ередай ей, что, — глаза ее внезапно наливаются золотом, а голос наполняется уверенностью, произнося каждое слово нараспев, — ребенок Луны, что не сын ей родной, тьмою отравлен, все порушит войной. Парвати отпускает сознание Падмы, отчего измученная близняшка дрожит, словно лист на ветру. Да и я вздрагиваю, моментально покрываясь гусиной кожей: мало того, что мне никогда не привыкнуть к этой чертовой особенности, что до сих пор заставляет сердце проваливаться в желудок от страха, так еще и само предсказание пропитано ужасом! Нет уж, Парвати, или Падма, я такое дерьмо передавать никому не стану. Кивнув ей на прощание, я вскакиваю на винтовую лестницу, которая ведет меня прямо в объятия Северуса. Я не голословна, потому как он, завидев меня, моментально отбрасывает очки для чтения, перо и грациозно встает со своего директорского кресла, где занимался проверкой каких-то бумаг. — Я уже и не рассчитывал на вашу аудиенцию, мисс Грейнджер, — своим чарующим голосом, полным притворного сарказма, он обращается ко мне, пробегая своими пальцами по пуговицам моей министерской мантии. — Даже не думай, — пытаясь вывернуться из объятий, сама я, конечно, таю от прикосновения его тонких губ к изгибу моей шеи. Чертов Снейп: всегда один и тот же прием, и всегда работает без перебоев! — Мы не можем пропустить это мероприятие, ты знаешь. Он нехотя меня отпускает, но не потому, что мои слова его вразумили, а потому что хочет мне что-то рассказать — я выучила его за эти годы. — Знаю, — ну вот, так и есть, — но когда ты станешь Министром… — Если, — грустно поправляю его я. Северус борется за меня так, как я бы не боролась за себя сама. Но глупой зацикленности на моем маггловском происхождении, к сожалению, не выбить из этого чопорного общества, кажется, никогда. Не учебник ли по Истории для старших курсов прямое тому доказательство? Они готовы отдать власть любому чистокровному трусу, вроде Драко, которого даже не было в стране, когда каждый волшебник был так необходим. — Когда, — безапелляционно заявляет Северус. — Я обсудил твою кандидатуру с Рабастаном, — смотрю на него округлившимися глазами. Он что, говорил обо мне с Лестрейнджем? — Что ты так удивляешься, я продляю жизнь его брату. Мисс Браун не настолько искусный зельевар, — выплевывает он с самым ядовитым сарказмом, — чтобы заниматься чем-то серьезнее аконитового. Так что поддержка Лестрейнджа у нас в кармане. Да и жена его, в конце концов — моя бывшая студентка. Еще и какие-то личные счеты с Гринграссами имеет. Презрительно закатываю глаза, но, конечно, топить Панси я не стану. О том, какие именно у нее претензии к престарелому бывшему любовнику, я не знаю и, уверена, знать не желаю. — И еще, насчет Браун и Долоховой, — Северус поджимает губы и внимательно вглядывается в меня, но я кивком прошу его продолжать: — Они не поддержат тебя, будь к этому готова. Долохов встанет на сторону мальчишки Малфоя. — Кэти поддержит мужа, я понимаю. А Лаванда? Ты уверен? — не могу не удивиться, ведь пусть девочек я бы никогда не стала склонять поддержать меня из-за нашего прошлого, но все же у Лаванды нет мужа, который бы радел за чистокровное общество. — Боюсь, что так. Рабастан просмотрел списки гостей — Браун числится. Ты же знаешь, он ее везде высматривает, — Северус недовольно морщится. — Думаю, Драко ей предложил что-то более ценное. — Чем что? — резко развернувшись вокруг своей оси, я в упор смотрю ему в глаза. — Более ценное, чем что? — Чем дружба, — после небольшой паузы говорит он: — Послушай… — Нет, ты послушай. Ничего ему не надо предлагать, потому что Лаванде нет нужды продаваться. Я никогда не потребую от подруг рушить свои жизни из-за моих амбиций. — Подруг ли, Гермиона? У Браун перед тобой Долг Жизни… — Нет! Все долги прощены, Северус. Я не живу по устаревшим законам чистокровных! Никто из них мне ничего не должен. И этот разговор, и этот день мне порядком осточертели, потому я просто хочу покончить с официальными обязанностями, нанести этот дракклов визит и убраться к Годриковой матери подальше от всех, даже от Северуса. — Ты слишком хороша для этого мира, Гермиона Грейнджер, — он подходит сзади и зарывается носом в мои растрепавшиеся от долгого бега кудри, отчего я начинаю непроизвольно оттаивать. Северус, конечно, уверен, что видит всех насквозь, на деле же он просто очень предвзят. Но что это меняет? Он был таким всегда, с того самого первого урока зельеварения, на котором раскатал гриффиндорцев, как флоббер-червей. Вспоминая это, не могу подавить озорной улыбки. У меня нет затаенных обид или неоправданных ожиданий — это удел недалеких людей — я полюбила этого мужчину за другие потрясающие качества, которых нет ни у кого другого. — Мне нужно переодеться, — игриво отталкиваю его плечом. Подцепив подол моей строгой офисной юбки своими изящными пальцами, он уверенно заявляет: — Сначала раздеться. Мерлин, я сегодня точно везде опоздаю. Конец POV Гермиона***
— Мы так точно везде опоздаем, матрешка, — целуя в плечо, Антонин перекатывается через меня и тянется за палочкой, отчего покрывало окончательно сминается. — Холодно, — недовольная, заявляю я. Только вот причину моего недовольства Тони знает наверняка, и мне его не провести: камин прогрел своим жаром масштабную гостиную нашего нового дома, потому, даже полностью обнаженная, я не могу жаловаться на холод. Тем более после Сибири. — Ты знаешь, что надо, — присаживается он на корточки, оглаживая мои волосы широкой ладонью, однако мое внимание, конечно, привлекает его мужская нагота, что недвусмысленно оказалась у моих глаз. Подбей я Тони на второй раунд, мы все равно отправимся на этот дурацкий прием, но так хоть опоздаем на Мерлин знает сколько времени, чем выразим мелкому Малфою свое самое искреннее неуважение. Ненавижу хорька еще со школы — он всегда приходил на все готовое, покупая людей вокруг. Как можно доверить такому корыстному и недалекому магу управление целой страной? Неужели было мало Фаджей и Амбридж на веку Маг Британии? Я тянусь к бедру мужа, чтобы получить от этого вечера всевозможные бонусы, но моим надеждам так и не суждено сбыться. — Кэти, — нежно отводя мою руку в сторону, он заговаривает, — мы не можем, ты знаешь. Родольфус при смерти, у страны должен быть руководитель. — Почему ты поддерживаешь именно его? — Ты хочешь спросить, почему я не поддерживаю ее? — А разве она плохой кандидат? — присаживаюсь, совсем не стесняясь своей наготы, и оказываюсь с ним фактически на одном уровне. — Серьезно, Тони, если отбросить ее происхождение. — По мне так чересчур демократична, но и это не страшно. Я бы выступил за нее. Рабастан ее поддержит. Но Торфинн — мой друг, мы многое вместе прошли, пойми. Малфой затаится на него, чем доставит Роули массу хлопот. Поверь, у этого мелкого все еще полно связей, благодаря отцу. От воспоминаний о Люциусе мне становится еще тоскливее. Ума не приложу, как у такого храброго человека родился такой трусливый кусок… отходов? Раздраженно выдыхаю, пытаясь подавить злость уже на самого Тони: мужская дружба, конечно, превыше всего. Это первая ситуация в браке, когда решение за нас обоих ложится на его плечи. Мы спорим вот уже несколько недель, потому как впервые за эти годы муж так негибок в поиске компромисса. Всегда он был на моей стороне, и никогда до сих пор мой голос не был столь незначителен. По правде говоря, ненавижу себя за то, что мне в какой-то момент пришлось ему уступить. Но что еще я могла поделать? Мы ругались и даже не разговаривали несколько дней. Надежда стала плакать и проситься спать с нами в кровать. Я не самая лучшая мать и жена, но мое сердце не выдержало такого давления. — Кэти, — Антонин костяшками пальцев проводит по моей скуле, — я обидел тебя этим, понимаю. Но есть обязательства, и я бессилен им противостоять. Послушай меня, я никогда не пойду против семьи, слышишь? Верь мне, lubov moya. Он нежно целует меня, и я раздражаюсь уже второй раз за непродолжительное время, потому что поддаюсь на его уговоры так просто. Что же, муж, желаешь поддержать Драко — поддерживай. Я самозабвенно отвечаю на поцелуй, и, кажется, мы оба теряем контроль над ситуацией, потому что разгоряченный Тони припадает поцелуями к моей ключице, а я с силой тяну его за кудри вниз — туда, где желаю ощущать этого патриархального мужика больше всего. — Ма-ам, — шлепанье босых ножек раздается в опасной близости от дверей гостиной, и потому я леденею от ужаса: не поддержать Гермиону открыто и засветить голую задницу перед дочерью — слишком много личных провалов за вечер для одной неудачливой Кэти. Угрожающе смотрю на хихикающего Антонина — этот, разумеется, везде найдет повод для веселья — и отбираю его палочку, чтобы наспех заколдовать покрывало в подобие платья. Свою собственную одежду я так быстро не отыщу, ведь разбрасывала я ее весьма искусно. — Nadya, mama spit. Ya seychas zaberu tebya, dushechka! — кричит Тони, целует в нос и, наскоро застегнув штаны, позорно сбегает, прикрывая мою спину. И не только. Откидываясь обратно на пушистый ковер, замираю в этом мгновении — я люблю жить так: размеренно, даже чуточку лениво. Тогда, пять с лишним лет назад, выйдя из разрушенного Министерства Магии под руку с Антонином, я была опустошена, разбита, расстроена, но уверена, что все сложности, которые уготовила мне судьба, остались позади, сожженные в Адском Пламени. Я была настроена на счастливую и, главное, продуктивную жизнь. Сейчас понимаю, как наивна была тогда. Не прошло и нескольких часов, как я уже держала измученную костеростом и слезами Лаванду на больничной койке Мунго. Невероятно повезло, что ее Патронус сумел добраться до Грейнджер, а та в свою очередь притащила в Азкабан и Снейпа. Но и это не стало последним препятствием на пути к безоблачной жизни. Менее, чем через полгода я свернула себе шею, и уже меня на больничной койке Мунго откачивали медики, подруги и, конечно, обезумевший от горя новоиспеченный супруг. Тони мне было жаль особенно, ведь все мои ошибки он берет на личный счет — не уберег от Вуда, не добил Долиша с первого раза, стал причиной падения с метлы. Разумеется, это все надуманные глупости — к моим полетам он не имеет никакого отношения. Через какое-то время после окончания войны мне предложили место в Министерстве братья Лестрейндж. А еще мадам Помфри активно зазывала меня в Мунго. Но во всем этом будто смысла не было. За деньгами отныне гнаться не было нужды, и потому я могла позволить себе дело по душе. Так я оказалась на отборочных в Холихедские Гарпии, где съехала кукушкой окончательно и решила продемонстрировать отборочной коллегии финт Вронского. Собирали меня фактически по кускам, а на спортивной карьере навсегда теперь поставлен жирный крест. Хорошо еще ребенка получилось выносить: Надю, признаться, я хотела из принципа, ведь беременеть мне колдомедики строго-настрого запретили. Сегодня я живу тем, что путешествую и лежу на коврах везде где захочу. Ем что пожелаю, люблю как хочу, а еще, в качестве аванса самой себе за будущие возможные тяготы, творю что хочу. И потому пора покрыть мой нагой зад чем-нибудь поизысканнее покрывала и пойти, наконец, на этот прием. Интересно. Губы сами растягиваются в улыбке, а глаза азартно блестят. Ну что же, выходит, Драко Малфой — наш кандидат.***
От каждого наигранно проникновенного слова мне становится все сложнее сдерживать смешки, за что я уже получила несколько предупредительных взглядов-убийц от Тони. Он сам стоит с прямой спиной, совершенно неподражаем: накинул на себя эту маску непроницаемости и выражает собой полную загадку — то ли ему плевать, то ли он искренне соболезнует. — Этот поминальный ужин, организованный леди Малфой и леди Роули, значит очень многое для наших семей. Рагнара Гринграсс была матерью не только своим дочерям, но и всей Магической Британии, — вещает самозабвенно эту чушь Драко. Нахожу глазами Гермиону — она стоит облаченная в насыщенно-красное платье, будто, измазавшись в крови, вызов кидает Малфой-Мэнору, а заодно и всему чистокровному обществу. Снейпа я с ней не наблюдаю, да и не выходят они в свет как пара никогда. Он так и не женился на ней, или она так и не вышла за него. Они не обзавелись домом и садом, не нарожали семеро по лавкам, не открыли благотворительный фонд. Но я скорее усомнюсь в защитной магии Хогвартса, чем в крепости отношений этих двоих: я достаточно увидела тогда на лестнице в Министерстве. У колонны с Грейнджер стоят Панси и Рабастан, все они мерно потягивают шампанское совершенно точно не за упокой прогнившей души Гринграсс. Мы сталкиваемся глазами с Гермионой буквально на секунду, но этого достаточного, чтобы я, не выдержав, прыснула от смеха. Однако мне тотчас приходится взять себя в руки, потому что Антонин уже недовольно шипит на меня. — Она заведовала приютом сирот, потерявших родителей во время Войны, но окружала каждого заботой, словно мать свое собственное дитя. Перевожу взгляд на огромные деревянные часы — половина седьмого. Я стою здесь и слушаю этот бред, а могла бы через полчаса укладывать Надежду спать. Еще и туфли эти стерли ноги, как Драко — уши своей наглой ложью об этой женщине. Да каждый первый в этом зале знает, какой дрянью была Гринграсс, включая ее же собственных дочерей. — Я с уверенностью могу сказать, что Рагнара стала матерью и мне, — уверяет всех Драко, уложив женоподобную руку туда, где стучит его прагматичное сердце. — Она поистине… Благодаря шумно раскинувшимся в стороны дверям Большого Зала, он вынужден притормозить со своей речью, дав нам всем небольшую передышку, в которой лично я так нуждалась. Все присутствующие переводят взгляд на наглецов, что, нарушив все правила приличного общества, опоздали на поминальный вечер имени Гринграсс. Мне же теперь и вовсе приходится прикусить щеку посильнее изнутри, иначе совершенно точно моя широкая улыбка будет завтра на всех первых полосах газет. В зал, постукивая каблуками, вплывает Лаванда Браун, разодетая в черную органзу, что придает ее образу роскоши и преступности одновременно. С ее еловыми ветками, вплетенными в волосы, и открытым укусом-полумесяцем на шее она нарушила сегодня с десяток правил этикета. За ней вышагивает Тедди — Мерлин, как он вырос — и тот самый оборотень, что похож на рок-звезду. Их компания встает особняком, не компрометируя остальных своим присутствием: к сожалению, оборотни так и остались в умах волшебников недостойными членами общества, а сама Лаванда, пусть и не заражена ликантропией, за тесную дружбу с волками и постоянное пребывание в Лютном считается персоной нон грата. — Продолжай, Драко, — кокетливо улыбается Лав, будто так и осталась юной девочкой. — Хм, — откашливается Малфой, оскорбленно поджав губы: — За мадам Гринграсс, — поднимает он бокал, и весь зал, замученный этой помпезной речью, как стадо послушных баранов, вторит ему, не раздумывая. Отпивая игристое, что уже ударило мне в голову, аккуратно оглядываю публику: недавно женившийся Рабастан искушенно пожирает глазами Лаванду. Его за это самого взглядом прожигает вервольф, стоящий с ней рядом. Панси поглядывает на Драко. Драко то и дело пялится на Грейнджер. А вдовец Гринграсс глазами плавит хрупкую фигуру Панси. Ну и дела! Залпом осушаю бокал, ставлю его на поднос, что любезно держит рядом эльф в белоснежной простыне, и спешу ретироваться подальше — Моргана, я совсем не соскучилась по этому месту. Пока меня не хватились, я уже спешу туда, куда действительно желала попасть с первых минут пребывания в поместье. Кабинет мистера Люциуса Малфоя не претерпел никаких изменений, словно и не было этих долгих лет. — Ждал меня, приятель, — аккуратно присев в длинном узком платье, я трогаю белоснежный ковер, который видел меня не в самых лучших состояниях. Оглядывая стены, прохожусь по знакомым полотнам, но, к большому разочарованию, ни миссис Блэк, ни месье Дювье здесь нет. Перевесили. Порывисто оборачиваюсь, не желая быть застигнутой врасплох, когда в кабинет неспеша входит хозяин Мэнора. Кое-как успев подскочить, я отхожу в сторону окна, чтобы упереться взглядом в отвратительный сад, раскинувшийся за окном. Серьезно, это коричневые гладиолусы? — Астория взялась за садоводство, — заговаривает вошедший Драко. — Мило, — натянуто улыбаюсь я, когда поворачиваюсь к нему. — Хотел поблагодарить тебя и Антонина за то, что были с отцом в тот страшный день. Сукин ты сын, мы там не только за Люциусом приглядывали, а вообще-то занимались государственным переворотом. Но в ответ я могу лишь кивнуть. — Ты, наверное, заблудилась. Я провожу тебя в Малую гостиную, — указывает мне рукой на выход Драко. — Там собрались женщины, обсуждают все эти ваши штучки. Поганый кусок сексиста! Ярость, что ощущается даже на кончиках пальцев, вот-вот вырвется наружу и пришибет зазнавшегося Малфоя, который, разумеется, уже мнит себя победителем. Как бы не так, мелкий выблядок! Расправив плечи, я уже собираюсь пройти к выходу, когда внезапно останавливаюсь и спрашиваю его как бы между прочим: — Как твой ребенок, Драко? Все хорошо? — Спасибо, да, — вдруг воодушевленно заговаривает он: кажется, сын — его гордость. — Абраксас невероятно похож на деда, а Тори, конечно, в нем души не чает. Знаешь, он уже демонстрирует магию, хотя пока рано… — Нет же, — перебиваю его с самой добродушной улыбкой, — я про старшую. Малфой бледнеет, если это вообще возможно с таким-то типом кожи, на лице его проступают желваки, а в глазах читается неприкрытый ужас. Шах и мат, господин кандидат в Министры. — Я не понимаю, о чем речь, — выдавливает он из себя, и все же заклинанием нервно захлопывает дверь, которая до этого была слегка приоткрыта. — Понимаешь, — переводя глаза с дверной ручки на него, многозначительно отвечаю. Мы оба знаем, что он попался, но Малфой к этому моменту обзавелся уже как минимум двумя рабочими идеями, как выбраться из этой трясины, не позволив оставить себя в дураках. Мне же самое время прямо сейчас дать ему достойный отпор, перекрыв все пути к отступлению, и потому я, нащупав в складках платья спасительный галлеон, уже выстукиваю по его теплой поверхности указательным пальцем. — Не понимаю, — настаивает он. — У тебя разыгралась фантазия. Уверен, Антонин сможет привести тебя в чувства, Кэти, — с нажимом говорит он. Несомненно, именно эти его слова становятся толчком, что побуждают меня выйти из затянувшейся спячки. Довольно долго я жила в безопасном пузыре, так необходимом мне в те темные времена. Ужасы войны наложились на личные невзгоды — проблемы со здоровьем, тяжелые роды, отказ от любимого дела — это и жизнерадостную Хуч бы подкосило, что и говорить обо мне. Потому отдать управление нашим семейным кораблем Долохову было на тот момент самым правильным решением. И я ни о чем не жалею, отнюдь. За все это время Тони подвел меня лишь раз — безапелляционно решив поддерживать этот белобрысый кусок дерьма, что стоит сейчас перед глазами и кормит меня нелепыми угрозами. Но, к сожалению, социальное общество устроено так: либо ты, будучи женщиной, грызешь землю зубами ежедневно, как Грейнджер, и тогда с тобой считаются, либо живешь в удовольствие, но в глазах окружающих являешься не более чем бесхребетным флоббер-червем. Вот и Малфой, а возможно и вся Магическая Британия вместе с ним, поспешили списать меня со счетов — увы, так всегда происходит, после того, как из одного человека выходит другой. Я могла бы многое сейчас ему поведать о том, какое он ничтожество, и что в наших с Тони отношениях нет места кнуту и прянику. Но очевидно же, что о равноправии в браке он и не слыхал никогда. Не стану и я его просвещать. Просто интересно, а Астория у него молоко из блюдечка хлещет, как послушная животина? Пока ущемленное самолюбие не завело меня в еще более опасные дебри, огромным усилием воли я все же беру над собой верх: у меня трехлетний опыт прохождения всевозможных истерик и манипуляций одной избалованной мисс, так что как закрыть рот и не наговорить лишнего, знаю не понаслышке. Расправляю плечи и приправляю губы ядовитой ухмылкой — совершенно искренней, между прочим, ведь давить Малфоя мне в удовольствие — а затем вальяжно прохожусь по кабинету и усаживаюсь на край массивного письменного стола. Итак, пора вспомнить, зачем я вообще влезла в эти чертовски неудобные туфли и приперлась поминать миссис Гринграсс. — Что же, тогда пропущу твои беззубые угрозы мимо ушей и перейду сразу к сути, — хищно начинаю я. — В день Битвы за Министерство Дафна, твоя свояченица, поведала мне, что Астория в родах, и их общий домовик ей помогает, — маске Драко сейчас позавидует и Антонин: он словно замер во времени и пространстве. — Учитывая, что за пару дней до этого сама же миссис Роули рассказала мне о чудовищной традиции истончившегося рода Гринграсс отдавать сквибов магглам, что категорически запрещено предыдущими двумя и нынешним правительством, — как бы между делом напоминаю я, — решила уточнить, все ли в порядке с твоей старшей дочерью. Кажется, Драко к такому был не готов, ведь даже пол ребенка мне оказался известен — в моем рукаве точно припрятана парочка козырей. — Ты блефуешь, — совершенно бессмысленно выдает он, кажется, первое, что приходит в голову. Я лишь не сдерживаю вырывающегося смешка: Мерлин-потаскун, да мы оба знаем, что я не соврала ни слова. — Тебе никто не поверит, — пробует он еще раз, но вот к этому я была готова. — У меня есть воспоминания, Драко, — не без удовольствия заявляю я. — Копии хранятся в Хогвартсе, Гринготтсе и Лютном. Он проходится по кабинету, будто раздумывает о чем-то, на ходу развязывая удушающий узел шейного платка. Я уже готова переходить к следующей части, где ставлю Драко Малфоя раком по всем фронтам, но паршивец, к моему разочарованию, не собирается сдаваться так просто. — Белл, у меня пол Визенгамота людей, — внезапно усмехается Малфой. — Я докажу в суде, что твои воспоминания ложные. И даже если это займет время, я все равно оспорю выборы, скину грязнокровку и втопчу имя Долоховых в грязь, — выплевывает он. — Опять угрозы, Малфой! И всего-то? Это я, конечно, держу хорошую мину при плохой игре: на деле же, Драко меня чертовски напугал, едва лишь упомянув урон, который собирается нанести Долоховым. Семья для меня значит бесконечно много, оттого я непроизвольно готова реагировать на любую угрозу в адрес мужа, дочери или моих родителей. Потому от заявления Малфоя у меня коленки трясутся, а сердце пропускает удар. Действительно ли у него настолько крепкие связи в Визенгамоте, что даже истинные воспоминания могут быть осквернены ложью продажных обвинителей? Малфой смотрит на меня в упор, словно он уже понял, что нашел то самое слабое место, которое ожидаемо дало трещину. Я сглатываю ком и, не отводя от него взгляда, приподнимаю уголок губ вверх: ты нащупал мою слабость, хорек. Теперь пришло время познакомиться с моей силой.