В плену фантазии

«— Друзья, Волч?» — улыбается рыжеволосый мальчик. Солнце играет в его волосах, хитрый взгляд скользит по футболке с покемоном. Маленький Олежа кивает, потому что этому чуду напротив подсознательно хочется «— Друзья». В этом слове застряла вся преданность, все детское понятие о том, какой должна быть дружба. Тонкая связь, которую нельзя нарушить. Клятва, почти кровавая. Олег знает, что Сережа держит слова. Они настоящие друзья, как взрослые, которыми очень хочется стать. «— Мы же друзья, Волч?» — вопрошает Разумовский, когда просит помощи. И Олег соглашается. Набирает команду, тренирует новичков, не забывает оставлять легкие поцелуи на щеках Ани (чаще всего по ночам, когда та уже спит). Единственный человек, которому разрешено подходить к жене командира – это Шура. Они образуют негласную коалицию о том, насколько Разумовский опасен, но Волкову об этом не говорят. Сережа – друг. Сережа – брат. Сереже они все должны верить. А его детские игры в Бога — просто желание отомстить Грому. Аня отчаянно боится, что эта бомба мести зацепит их своими осколками. Вопреки всем религиозным убеждениям, Воронова вешает на грудь Волкова маленький крестик, сколько бы он не бурчал, что в нем вообще-то татарская кровь. Аня показывает ему язык. Ей так спокойнее. А Олег готов пойти на маленькие жертвы во имя этой женщины, с которой теперь делит одну фамилию, хоть иногда из особой смеси чувств любви и вредности зовет ее Вороновой. «— Мы ведь друзья, Волч?» — смеется Разумовский, когда они оказываются в клетке, как его ручные крыски. С друзьями так не поступают. Олег молчит, смотря с недоверием на человека, которого столько лет называл другом. Сейчас его не спасет ни Анин крестик, ни хваленная волковская удача. Его жизнь в руках рыжеволосого психа. Но пугает не это, а осознание того, что и жизнь Ани в руках Разумовского. «— Друзья» , — с желчью отвечает Олег. Хочется курить, и руки предательски дергают ошейник. Он столько раз видел смерть, столько раз был ее причиной. А теперь ему самому придется пройти через это унижение. Друзья, твою мать. Да какие они друзья?! Он был готов собственную шкуру ради него подставить под пули, а Серый лично навел на него «дуло пистолета», отсчитывая секунды, чтобы нанести удар. Аня чувствует, как чья-то рука сжимает ее тонкое запястье. Шура, конечно же, Шура. Волков с диким отчаянием в глазах сжимает железные прутья клетки. Это все коллективный бред, не более. Но ошейники на их шеях вполне ощутимы и реальны, и когда подрывается первый из громовских друзей, разум окончательно покидает Олега. Он подходит к Ане, усаживает девушку на свои колени, потому что никто не знает, кто окажется следующей жертвой. Воронова утыкается носом в его плечо под громкий смех Разумовского и тяжелый взгляд желтых глаз. Плакать нельзя. Она, черт возьми, взрослая девочка. У нее супермаркет по вторникам, квитанции за свет и запись к стоматологу. А еще муж наемник и проблемы рыжеволосого друга. — Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте. На устах Сергея любимая цитата из Шекспира, а в глазах огонь, который пылает сверх того, что им предназначалось. Он не собирается размениваться на друзей или врагов, у него одна цель – месть Грому. А месть за что? За детские обиды, глупые предрассудки. Во имя чего они сложат головы на шахматной доске? Олегу стыдно перед наемниками, которых он призвал на спасение Сережи — лучшего друга, брата, члена семьи, в конце концов. Но больше стыдно перед Аней, которая не заслужила такого. В глазах Ани слезы. Она ближе жмется к Олегу, чувствуя, как сердце выстукивает сигнал SOS. Волков знает, что стоит ему открыть рот, как извинения польются одно за другим. Ему есть за что просить прощения, но простит ли он себя, если Аня сейчас умрет на его руках? Простит он когда-нибудь Сережу за то, что случится с ней? Жгучее чувство ненависти затопляет карие глаза. Воронова не хочет запоминать его таким, ей нужна любовь в глазах мужчины, который полностью занял ее сердце. Пусть будет только он, как последнее, но самое важное, самое родное, самое дорогое воспоминание. — Поцелуй меня, — просит девушка, цепляясь поломанными ногтями за край его черной рубашки. Олег подчиняется слишком рьяно для человека, который может умереть в любой момент. Возможно, это их последнее воспоминание друг о друге. В ее шершавые губы Волков вкладывает всю нерастраченную нежность, что копил за время их отношений. Грубые пальцы скользят по щекам, путаясь в волосах цвета вороньего гнезда, словно оправдывающих ее девичью фамилию. На ней одна из его толстовок и броня, что треснула под гнетом эмоций. Олег верил Сереже, не смотря на уговоры бывших соратников, верил до последнего. Даже сейчас, когда капли чужой крови полетели до его спины. Жалел Олег лишь о том, что втянул во все это Аню. На руках Волкова слишком много крови, и смерть любимой женщины, единственной женщины в его жизни, станет концом всего. Он может пережить все, любой катаклизм, любую боль, но только не ее кровь, только не ее смерть. — Прости, — шепчет Олег, прерываясь на короткий промежуток времени. Не так, не она, только не она. — Прости. Я люблю тебя. И Аня прощает. Прощает, потому что верит Олегу так же слепо, как тот Сереже. А между тем игра набирает обороты, и Гром заносит свою фигуру. В этой игре не будет победителей, каждый из них уже моральный инвалид. Волкова жмется к груди мужчины, словно исчезнув за воротом его рубашки она отгородится от жестоких игр Разумовского. Всеми своими прикосновениями она молит Олега о продолжении этих поцелуев. Ей не нужен воздух, только опьяняющие губы Олега, наркотический эффект. Возможность убежать от реальности, которая наступает на пятки, и смерть, которая дышит в затылок, потирая ладони, как при удачной сделке. — Я люблю тебя. Аня знает, что всю оставшуюся жизнь (она очень надеется, что недолгую жизнь) ей будут сниться кошмары. Всю оставшуюся жизнь нос и рот будут помнить вкус и запах крови Олега. Теплая волна орошает ее лицо, скользит по волосам, просачиваясь в толстовку темного цвета. Воронова кричит, кричит, пока кто-то из неравнодушных наемников аккуратно возвращает голову Олега на положенное место и закрывает его тело собственной рубашкой. Шура крепко прижимает брыкающуюся девушку к своей груди. Кровь Олега просачивается и на его вещи, оставляя след командира повсюду. Игорь с тоской наблюдает за девушкой. Кажется, этот псих назвал ее Аней. Ей больно, и Игорь разделяет эту боль, потому что познал подобное чувство. А на губах Сережи премерзкая довольная улыбка, когда он видит отчаяние в глазах Вороновой, такое же горькое чувство, как на лице Грома пару минут назад. Хобби Разумовского — причинять боль людям. Он поворачивается в сторону Игоря: — Продолжим? Теперь и я готов рискнуть своей Королевой.