Не тревожьте землю, птицы Не ищите ветра в поле Превратите копья в спицы Я птенцов собой закрою.
Аня натягивает черный капюшон, перешагивая лужи. Дождь вовсю барабанит по крышам, заставляя прохожих ускориться. Девушка добегает до подвала, где теперь базируется их группа, до ее ушей доносятся повышенные тона. Анче толкает дверь вперед, готовясь к очередной весёлой репетиции. — Привет, - она бросает рюкзак на диван, Валет заботливо подхватывает мокрую куртку и кидает на батарею. — Спасибо. Озябшие руки она прячет в кармане, под недовольный взгляд Дракона, и быстро забирается на сцену, понимая, что ждали только ее. Механизм их коллектива отточен до автоматизма, каждый находит на своем месте, кроме Гибрида, что каждый раз недовольно бурчит, что клавиши – не его стихия. — Где Сфинкс? – интересуется Аня, убирая волосы в хвост. Отросшие пряди выбиваются из импровизируемой прически, делает лицо еще бледнее. — К нему пришли, - Валет неоднозначно жмет плечами, берясь за гитару. — Сказал, начинать без него. Девушка кивает, их репетиции редко начинаются так спокойной. Обычно, Сфинкс с присущим ему энтузиазмом, начинает говорить об их бездарности, а потом, махнув на них рукой, удаляется в темный угол, и, запрятавшись в тени, подпевает песням, большую часть которых написала Анче. Еще в Доме он нашел тетрадь, куда она старательно записывала стихи, заикнулся, что они будут неплохо звучать, если наложить их на музыку. Волк первый воодушевился этой идей, и, выцыганив у Табаки свою же гитару, хрипловатым голосом развлекал их вечерами. После его смерти она перестала писать, словно ее слова все еще хранили след Волка. К песням Анче вернулась всего пару лет назад, но Сфинкс заметил, что теперь они звучат по-другому, слишком печально. Когда первый аккорд срывается из под пальцев Валета, Аня отдаётся музыке, пытаясь заглушить в себе чувства, которые ей не удается искоренить: страх, жалость, боль. Девушка закрывает глаза, когда музыка заканчивается, с ней приходит тишина, и она вздрагивает от резких хлопков. — Красивая песня. Рядом со Сфинксом двое в гражданской одежде: один светловолосый, в очках и синей куртке, Анче он чем-то напоминает Фазанов, но от комментариев девушка воздерживается, а другой с синей шевелюрой и красной олимпийкой. Эти двое больше похоже на студентов, чем на ту организацию, что они представляют, и одного из этих двоих Анче знает. Девушка нервно сжимает микрофон. — Спасибо. — К нам пожаловала полиция, - мрачно оповещает Сфинкс, не зная, куда деть свои грабли. Они удивленно переглядываются, они не сильно шумят, хорошая шумоизоляциия, за которую пришлось выложить круглую сумму, защищала их от нападок бабушек у парадной, хотя, видно на этот раз оберег не сработал. — По поводу Спящих, - произносит Лысый, замечая недоумение на лице у ребят из своей группы. Спящие, сейчас уже никто и не вспомнит, кто придумал этот жуткий термин. Сфинкс, Рыжий и еще пару ребят часто навещают их, делятся новостями с теми, кто спрашивает, и молчат с теми, кто хочет это забыть. Анче, наконец-то, отлипает от микрофона. Никто из них не хочется говорить об этом, все пытаются доказать, в первую очередь себе, что они – нормальные, и то, что было в Доме, осталось в Доме. Но полицейские на пороге их убежища еще одно доказательство, что осколки Изнанки летят в их Наружность. — И чем мы можем помочь? – Дракон убирает барабанные палочки в задний карман, присоединяясь к Анче. Сколько времени они провели на допросах после выпуска? Пока все остальные дети готовились к экзаменам, они по сотому разу пересказывали одну и ту же легенду. Аня вздрогнула, понимая, что придется снова пройти через это все. — Рассказать все – что вы знаете, - синеволосый капитан широко улыбается. От него пахнет морем: солью и водорослями, теплым солнцем. Девушка молча натягивает рукава черной кофты. — Мы уже говорили об этом, и не один раз, - ее голос звучит твердо, но устало. — Думаю, в ваших силах поднять архивы и найти интересующую вас информацию. С того времени мало что изменилось. — Боюсь, что появились новые обстоятельства, что и вынудили нас обратить внимание на старые детали, которые мы хотим услышать из первых уст, - его голубые глаза с серым оттенком смотрят насмешливо. — И какие же? – Валет откладывает гитару, выпрямляясь. — Произошло убийство, - нехотя признается светловолосый из их тандема. — Кличка «Конь» - вам о чем-то говорит? – интересуется Шура, и Анче позволяет себе заглянуть прямо ему в глаза. Весь допрос тянется не больше часа, жутко хочется курить. Девушка жмурится, откидываясь на потертую спинку кожаного диванчика. В голове до сих пор не укладывает, что Конь мертв. — Почему вы вообще решили, что его смерть связанна с Домом? – наконец-то, не выдерживает Анче после очередного вопроса. — В его крови нашли вещество, что стало причиной смерти одного из воспитанников данного учреждения, - напарник Шуры, представившийся Дмитрием, выглядит более дружелюбным, с их то работой. — И о ком же речь? – Гибрид недовольно тянется за банкой колы. На их юной памяти слишком много смертей, чтобы что-то предполагать. — Волк, - уверенно произносит Дубин, заглядывая в бумаги. Шура не может не заметить, как Аня перекидывает взгляд на лысого паренька. — Анче, послушай! Шура застывает у двери, зажав сигарету в зубах. Дело – дрянь. Смерть бывшего детдомовца явно не последняя, и они что-то знают, но упорно отказываются говорить. — Нет, это ты послушай, Сфинкс! Я больше не хочу ввязываться в эту чернуху. Хочешь? Вперёд, но без меня! — Ты так просто это все забыла? – мужской голос звучит спокойно, но с потаенным вызовом, приводя Аню в бешенство. Она чертыхается, по звуки ясно, что пытается застегнуть куртку. — А ты забыл? - в её голосе скользит обида. — Тебе он не сниться? Каждую чёртову ночь, Сфинкс. Каждую чёртову ночь. Сфинкс смотрит с досадой. Они никогда не говорят о тех, кто ушел, но Волк был до них, однажды он просто не проснулся, и память, подлой змеей, еще хранит воспоминания, как Анче тряслась возле Могильника, куда их не пустили. Им было по шестнадцать, это была первая близкая смерть, смерть, которую они не почувствовали, смерть, от которой они не уберегли. Анче буквально выпрыгивает в темноту, размазывая по щекам слезы. Шура мрачно ждёт, когда кто-нибудь ещё выйдет, чтобы довести эту психическую до дома, но убрав сигарету в карман, решает заняться этим вопросом лично. — Не знал, что ты выросла в детском доме. Девушка дёргается, пряча озябшие ладони в карман. На остановке пусто, и ей меньше всего хочется говорить с Шурой, тем более и своём детстве, ей вполне хватает психолога, к которому ее запихнул Сфинкс. — Это не самый интересный факт из моей биографии, - жмёт плечами Анче, она бы закурила, если бы руки не дрожали так сильно, но уже не от холода, а от чертовых воспоминаний. — Да, а еще ты никогда не упоминала, что поешь. — Пою я всего два года, - Анче выдыхает, устало усаживаясь на холодную скамейку. В воздухе витает горечь апельсиновой корки, а и не его любимых мандаринов, так пахнет ее сожаление и несбыточные мечты. Мужчина неловко присаживается рядом. Они были вместе полгода – лучшее время на памяти Мальвины, время, когда он стремился возвращаться домой. Но он сам все испортил со своей вечной работой и желанием флиртовать со всем, что движется, а с тем, что не движется, двигать и флиртовать. Анче не выдержала, просто исчезла, не оставив в квартире от своего пребывания ничего, забрав даже запах, родной и желанный. И вот теперь, она сидит на расстоянии вытянутой руки, и внутри все борется, чтобы не прижать ее к своей груди, и снова не рычат на тех, кто подойдет к его милой Ане. — Почему они называют тебя Анче? — Моя кличка, - нехотя признается девушка. Она не пользовалась ей с самого Выпуска, все снова навалилось на нее после расставания с Шурой, ее спусковой крючок – парень с синими волосами. — Расскажи мне про Волка, - просит Шура. Открыть рот и сказать. Всего – то. — Про смерть Волка? – уточняет девушка, не глядя на капитана полиции. — Я не могу сказать чего-то определённого, мы были друзьями, и когда все случилось, я была в женском крыле. За мной пришел Лорд. Анче ненавидит вспоминать этот день, но это дань, которую она отдает памяти своей первой любви. — Какие отношения вас связывали? Девушка хмыкает, и все же тянется за сигаретами. То, что они целовались на каждом свободном участке Дома, знали все, но им так и не довелось перейти границы доступного. — С романтическим уклоном, - признается она, чиркнув колесиком зажигалки. Легкие заполняет ментоловый дым, вымораживая все внутренности и немного сердце. — Вы..спали? Анче качает головой. — В Доме редко выпадает возможность остаться наедине, сомневаюсь, что кто-то из его стаи был бы рад бесплатному порно. Он был рядом, на правах альфы. Странно было говорить с бывшим о прошлых отношениях. Они еще неделю пересекаются, после смерти Коня их настигает известие о смерти Габи, что они встречаются темным и тягучим вином, поминая все Спящих и Ушедших. Анче в страхе не попадает по кнопкам с первого раза, с шумом выдыхая в трубку, когда Сфинкс отвечает. — Приезжай, пожалуйста, приезжай.. Сфинкс срывается, приезжает, но не один в компании синеволосого заспанного капитана. Она сидит на полу в прихожей, перед ней букет ромашек, самые простые цветы, но горячо любимые. Аня трусящими руками указывает на записку. — Рыцарь в гипсовых доспехах, - задумчиво читает Шура. В эту ночь он остается с ней. На маленькой кухне тесно, Аня ставит на стол чашку с чаем, перебирая конфеты в вазе тонкими пальцами. — Ты сказала, что не хочешь ввязывать в чернуху, о чем ты тогда говорила? — Подслушивал? – усмехнулась девушка. — Работа такая, - неловко улыбается Мальвина. Аня молчит, снова превращаясь в Анче, робко тянет рукава вниз, вспоминая о привычке Македонского. — Каждому хочется во что-то верить, особенно брошенным детям. До определенного времени ты веришь, что тебе повезет и родители заберут тебя домой, а потом, потом ты взрослеешь и без веры никак нельзя. Мы верили в Дом, Лес, Наружность и Изнанку, больше всех верил Слепой, а мы, были обращены в его веру. Чернуха – это вся их мифология, с оборотнями и Изнанкой. — Легкие наркотики? Девушка улыбается, наконец-то, позволяя себе сделать глоток противного остывшего чая. — Не без этого. — И Волк верил? Она поджимает губы, глядя в окошко, где начинается рассвет. — Нам сказали, что его сердце остановилось до рассвета, не было никаких шансов спасти его. Да и кто возьмется за спасение брошенных детей? – Аня тянется за сигаретами, и, выпуская дым, смотрит Шуре в глаза. — Волк тоже верил. Без этого было нельзя. Ему столько хочется спросить, но Шура поджимает губы, отводя взгляд. На подоконнике пачка подавителей, какие-то витамины. Мальвина сам не знает, почему вел себя, как последний идиот, осознание пришло позже, когда Гром стряхнул его. Он боялся ответственности, боялся этой истинности, она – была его частью, тогда и сейчас, а он, позволил себе ее отпустить. Мужчина протянул руку, особо не надеясь на что-то, и коснулся ее пальцев, вопреки здравому смыслу, руку девушка не убрала. — Та песня, - тихо произносит Шура, сжимая ее пальцы. — Она посвящена ему? — Нам, - губы Анче трогает легкая улыбка. — Брошенным детям, не познавшим любви. Аня не ожидала его увидеть, но вот он прямо на ее кухне – вожак Дома, покрытый сыпью, болезнь потерявшихся. — Здравствуй, Анче. Девушка знает, что у нее не будет шанса выйти живой из этого поединка. Она набирает Шуре сообщение, страх, детский страх перед незрячим сложился всего в три слова – Приезжай, он здесь. — Садись, у нас не так много времени. — Нет. Телефон разрывает от звонков Шуры, и Аня знает, что есть шанс, если она успеет, рвануть по лестнице вниз, все упирается в пресловутое если. Ее голова впечатывается в кухонную плитку прежде, чем инстинкт самосохранения вопит ей бежать. Руки Слепого сходятся на её шеи, в поисках метки, конечно же. Волк просил у него дозволения на это, а не получив попытался затеять переворот, Дом прожевал его и выплюнул, Слепой просто позволил себе помочь ему в этом. — Ты ведь не пойдешь со мной на Изнанку, верно? – тихо произносит он, когда Анче приходит в себя, и с ее губ срывается стон боли. — Мне уже не десять, чтобы в это верить. Во рту сухо и хочется пить. — Ты и в шестнадцать в это верила, - напоминает слепец, садясь на пол рядом с ней, как тогда, после смерти Волка, когда пытался обрушить на нее свою заботу. — Я не пойду с тобой, Слепой. — Ты знаешь, что ждет тех, кто отказался, Анче? – девушка не знает, пока только догадывается. — Ты заснёшь, так же, как Волк. Упоминание родной клички действует на Анче, как красная тряпка на быка. — Ты. Значит, это сделал ты. Губы трогает оскал, подобный улыбке. — Я думал, ты догадаешься раньше. Но ты, моя дорогая, Анче, была так убита горем, и оно затуманило тебе весь разум. Ты нужна мне там. — Убери от неё свои руки! - Шура наводит пистолет на Слепого. В наушник Прокопенко обещает его уволить за такую вольность, но Мальвине сфеерически похуй. — О, капитан, рад, что вы заглянули к нам на огонёк, - пустые глазницы ещё больше нагоняют ужас. Анче всхлипывает, уже не пытаясь бороться. Друг, ставший причиной смерти ещё другого друга, а тебе и её собственной. — Только вы уже опоздали, - Слепой расцепляет руки, и девушка валится на пол. — Всего десять минут, и наша милая дама покинет сие общество. То, что было дальше Анче знает только со слов полицейских, а помнит она только запах моря и острые зубы на своей шее. В больнице говорят, что ей повезло – метка альфы помогла ей дотянуть до приезда скорой. За те десять дней, что Аня провела в больнице, Шура не пришел ни разу, от него осталась только метка и свитер, которым он укрывал ее , ожидая врачей. Девушка попросилась домой, отпустили неохотно, после кипы бумаг и нравоучений. В квартире было страшно, после визита Слепого казалось, что теперь в углах может ожидать кто угодно, и даже тот факт, что Слепой уже мертв, ее не успокаивал. Анче побросала вещи и таблетки в большую сумку, очнулась она только когда сидела в автобусе, смотря сквозь грязное окно. Рыжий встретил ее с объятиями, не спрашивал о том, что пришлось пережить и просто выделил комнату, разрешил зализать раны на своей территории. — Ты пахнешь по-другому, - единственное, чего не удалось избежать в разговоре. — Я теперь меченная, - фыркнула Аня. — Покажешь, где душ? Как бы она не терла кожу цветочными гелями, запах моря пробивался и главенствовал – дар или проклятье? — Что собираешься делать дальше? – интересуется Рыжий вечером, когда сумерки опускаются на маленькую деревушку, и их развлечением становится костер. Про Шуру разговор уже зашел за обедом, после которого Анче слишком агрессивно ушла гулять. — Организую группу поддержки. Сколько нас таких несчастных по Питеру с его меткой ходят? – хмыкнула девушка, закрывая глаза. Рыжий поджал губу, всматриваясь в пламя костра. «Подозреваю, что, одна единственная, - прикидывает парень, — Иначе бы из меня всю душу не вытрясли по поводу твоего местонахождения?». Девушка открывает глаза, когда вокруг нее поднимается шум из чужих голосов. За целый день в коммуне к этому можно было привыкнуть, но в этот раз было что-то пугающее, что-то неизведанное. До носа долетел знакомый морской запах, Анче поддаваясь инстинктам, потерла зажившую метку на своей шее. Она видела, как подъехала машина. Как он вышел из неё. Как говорил с Рыжим, который подорвался с приближением автомобиля. Единственным логическим вариантом было сбежать, снова. Анче сидит у воды, и не мигающими глазами смотрит на холодную гладь. «Утопиться?» - лениво прикидывает девушка, когда за спиной раздаются шаги. Он молча садится рядом. — Здравствуйте, товарищ капитан, - нарочно официально начинает Аня, в надежде отделаться побыстрее. — Ты сбежала из больницы. Даже не здоровается. Хам. В голосе скользит усталость, но девушка не разрешает смотреть себе на это синеволосое недоразумение. — Есть такая вещь, как отказ от госпитализации. Удивительно шикарная вещь. — О чем ты только думала? «О том, что ты придёшь. О том, что с тобой придётся говорить. О твоей метке на собственной шее» - едва не срывается с ее губ. Анче хмуро молчит, ловя отражение огней в водной поверхности. — Ань, я, знаю, что вел себя как идиот, прекрасно отдаю себе отчет в том, что только моя вина в том, что ты ушла. Но о метке я не жалею, я люблю тебя, и если бы мне пришлось снова это сделать, я бы не стал задумываться. — Я не хочу слушать твоих оправданий, и объяснений. Совершенно неважно, чем обусловлен твой душевный порыв спасти мне жизнь. Шура говорил о любви часто и много, но можно ли было верить его словам? — Я не буду сокрушаться из-за первого же проблеска любви с твоей стороны. Я никогда не претендовала на твою свободу, ни тем более на твою любовь, глупо будет сейчас надеяться на твою верность только из-за метки. — Это все? Аня кивнула, неловко поежилась, когда на ее плечи упала чужая куртка. — Знаю, что я не самый надежный человек, но я прошу тебя поверить мне. Возможно, раньше я не осознавал, насколько сильно люблю тебя, пока этот урод не стал угрожать. Так страшно было тебя потерять. — Почему ты не приходил? — Думал, ты сразу пошлешь меня, особенно после метки, - Шура нервно улыбнулся, проводя рукой по волосам. Анче аккуратно положила свою голову на его плечо, а затем двинулась ближе. Мальвина обнял девушку, физический контакт давался им лучше, чем слова. Она потерлась щекой о его плечо, стирая слезы. В один день ее жизнь превратилась в темную пустую подворотню, а Шура вдруг стал тем единственным светом, что привел ее домой, в эти объятия. Запах моря и мандаринов смешался, и теперь рождал новый, дорогой только им двоим.Небо, засыпай, баю-баю-бай Сердце, тише, не мешай Силы отдавай, возврати их в край Где цветёт сирень, где кружится май