В плену фантазии

– Ну, что, Поварешкин, смотри, – грубый пальцы Вадика перехватили подбородок девушки. – Принцесса пришла на твою защиту, но попала в лапы Дракона. Вадик не мог ее убить, дуло пистолета коснулось бледной щеки. Это было бы слишком просто. Если Дракон убьет ее, потеряет единственный рычаг давления на рыжего и его ручного волчика. А ведь это большая честь, Поварешкин всегда так гордился своей невестой, а теперь у Вада есть возможность, единственный шанс доказать Олегу, что он профукал свою единственную возможно на спокойную жизнь вернувшись к старому другу – Не трогай её, – прорычало Олег, дёргаясь вперёд. Боль снова пронзила все тело, а в глазах Ани вспыхнуло чувство, которым она встречала его со всех командировок. – Буду трогать, Поварешкин, – он хохотнул, Серёжа напрягся под руками других наемников, к такому они подготовиться не могли. – Такая она у тебя красивая. Девушка дёрнулась, но вот только Дракон сильнее сжал руку на её запястье. Волков дорожил ей, это было видно даже сейчас, по его загонному взгляду, лучшее зрелище на памяти Вадима. – Знаешь, – доверительную шепчет Вадик, убирая в сторону прядь волос. – Он твою фотку всюду таскал и никому не показывал. Оберегал от чужих глаз. И что теперь? Когда ты так все похерил , Поварешкин? Вадик толкнул Аню в сторону импровизированного стола, Воронова побледнела, ресницы захлопали, слёзы были первой реакцией на страх. Наемники за его спиной довольно загоготали, кто-то сунулся вперёд, а Дракон оскалился. – Стоять, – прорычал мужчина. – Это моё. Олег снова дёрнулся, по рёбрам пришелся болезненный удар, дыхание перехватило. Волков закрыл глаза, отказываюсь принимать происходящее – это как в Венеции, происходят с кем-то другим, а не с ним. – Что, Поварешкин, не нравится? Раздался звук съезжающей молнии, отбивание хрупкой женской ладошки, и стон, болезненные, отчаянный, откуда-то раздалось сбивчивое Сережино прости. Вадик упивался, размазывая безмолвный слёзы на красивом лице. Да, Поварешкин ревностно оберега фотографию своей возлюбленной, лишь один раз Дракон краем глаза поймал это красивое лицо. Дракон переворачивает ее лицом в деревянную поверхность, Аня стискивает зубы, занозы – последнее в этой ситуации, что ее волнует. Наемник дергает вниз ее черные брюки, а затем, с садистской нежностью приспускает белые кружевные трусики, в которых прячется манящая промежность. Вадик улыбается – вид шикарный, он бы даже сфоткал эту красоту на память, но вместо этого он шлепает ее по распустившимся губам, наслаждаясь звуком, что слетает с уст Вороновой. Дракон запускает в нее пальцы одной руки, сухо, но и это можно исправить, другой рукой хватает под живот, поднимает к себе, пристраивает. – Надеюсь, что тебе понравилась моя прелюдия. Вадик раздвигает ее ноги своим коленом, Аня снова дергается от контраста его рук и грубой джинсовой ткани, встречая стоном боли момент, когда мужчина надевает ее на себя, пролезает вглубь, задерживается на секунду, обжигаясь о тесное нутро. Дракон отбрасывает всю осторожность, и превращает ее в предмет утех, станок, который будет работать на него. Он с остервенением насаживает ее и отталкивает, снова насаживает – дальше, глубже, сильнее. Аня молчит, больше не издает и звука. – А с дружком своим он бы такой не позволил, – горячо зашептал ей на ухо Вадик. Аня потрясла головой, отказываясь слушать. – Да, и ты знаешь, он бы бросился грудью на его защиту. Умер бы за него, снова, принцесс. Так пора бы уже задать себе главный вопрос - Поварёшкин вообще тебя любит? Закусила губу, с последним толчком во рту разлился вкус крови, а внутри противное тепло, от которого хотелось отмыться. Дракон пачкает ее всю – изнутри спермой, снаружи словами, пачкает все, до чего могут дотянуться его руки. В том подвале, где воздух пропитан потом и кровью, Аня усваивает одну простую истину, самые важные уроки. Урок первый: боль отступает, как только борьба прекращает, как только ты принимаешь неизбежное. Урок второй: пока сердце бьется исправить можно все, или почти все. – Ладно, Поварёшкин, признаю, я бы тоже оберегал такое сокровище. А потом появилась Лера. С большим опозданием, губительным для всех. Аня поправила брюки, чувствую, как ткань пропитывается спермой и кровью. Вокруг происходило война, а Воронова лишь думала, как докатилась до такой жизни? Ее мутило, но не хватало только устроить наемникам еще одно шоу, на этот раз с блевотой. Аня бы предпочла, чтобы ее втоптали в коричневую жижу перед складом, чем все это, хотя, ее и так смешали с грязью. Громкие голоса вокруг нарастают, слышится стрельба, и Воронова с надеждой ждет, что одна из пуль выпадет на ее душу, чтобы избавить ее от всех внутренних терзаний. Но, похоже, что Волковская удача имеет слишком большой радиус поражения, чтобы окочуриться просто так. Она помогла Серёже дотащить Олега до машины, аккуратно укрыла его пледом, не задевая спину. До особняка они добрались в тишине, под тихие стоны Олега. Всем в машине было больно. Воронова хотела бы попросить Разумовского врубить музыку на полную, заглушить звук в ушах, нарастающий с каждой минутой. Но она быстро приходит к выводу, что лучше молчание, чем все эти сочувствующие клише, что написаны на чужих лицах. По приезде Лера и Серёжа тут же занялись травмами Волкова, ругаясь за перекись и бинты, а Воронова сбежала в душ, закрываясь на замок, для надёжности укрепила баррикады шваброй. Стянула с себя одежду, превращая её в один бесформенной комок, избавиться, а лучше всего сжечь. Она столько лет пыталась доказать себе, и всем вокруг, что пусть она и женщина, но не беспомощная. Аня никогда не убегала от опасности, стоять бок о бок с Олегом и Сережей всегда было правильно, пусть и не безопасно. Все могло закончиться гораздо хуже, - думает Воронова, смотря на кровавые разводы на своих брюках. Аня отказалась смотреть на себя в зеркало, внутреннее чувство подсказывало ей, что она ещё долго будет игнорировать отражающие поверхности. Девушка забралась в душ, смывая со своего тела это чувство всеми возможными гелями, скрабами, и шампунями, до которых могла дотянуться руками. Кажется, запах этого Дракона впитался и пророс в её кожу и внутренности. Воронова подставила лицо строям воды, слёз уже не было, она оставила их в том страшном подвале. В дверь кто-то стучал и настойчиво дёргал ручку, вода шумела, а она думала лишь над последней фразой Вадика: он тебя вообще любит? Аня зажмурилась, перекрывая кран. Надо найти таблетку, только подарочка от бывшего сослуживца Олега ей не хватало, надо обработать ссадины на руках, надо выйти из ванны, и сказать, что с ней все в порядке, приготовить чай. Воронова, закутавшись в большое полотенце, мечтает залить в себя коньяк. Тысяча надо, которые сейчас кажутся самыми сложными в мире, но сначала надо перешагнуть через свои обломки, чтобы снова заглянуть глаза Олега, без презрения к самой себе.