Пленник

- Вы можете делать всё, что считаете нужным касательно духовного просвещения, Апрат, избавьте меня от подробностей, - Дарклинг говорит с напускным спокойствием, говорит одно и то же, кажется, раз третий, но надоедливый старик не спешит от него отстать. Генерал даже практически убеждается в том, что косвенная причастность этого фанатика к делам государства, к мёртвому Гордееву, к тому, что в лазарете произошло – всего лишь Бреккеру померещилось в силу его излишней мнительности. Потому что Апрат не говорил ничего даже отдалённо полезного и подозрительного, кроме баек про Святых, которые любой равкианец наизусть знает и хвалебных од новоявленному Санкт Ритвельду. Но Казу, с его догадками, почему-то хотелось верить, пускай на то не было видимых причин. Священник страдальчески сводит брови к переносице, заводя очередную заунывную речь о том, как духовное просвещение важно в такие тёмные времена и что Дарклингу, на правах регента, нужно об этом задуматься. Сам Морозов отстраненно думает, что пускай равкианцы хоть Джелю молятся, хоть Гезену, хоть духам Блуждающего острова – кому угодно, если от этого легче и решит их насущные проблемы. У самого Александра хватает проблем глобальных и задуматься ему нужно над их решением, а не над религией. Утро началось предательски рано, суматошно и мужчина едва ли поспал даже несколько тревожных часов. Решил остаться в своих покоях, рядом со спящим Бреккером и совсем об этом не пожалел. Мальчишка рассказал ему слишком многое и слишком личное, по хорошему счету надо было оставить его в покое, надо было вообще никогда его не трогать, но Александр просто не мог. Поэтому остался, внимательно слушал, обнимал чтобы успокоить, чтобы не боялся, перестал так сильно дёргаться от касаний и старательно подбирал слова, смутно догадываясь, что жалость и банальные фразы Каз воспримет в штыки. Честно, Дарклинг был поражён историей про Баржу Жнеца, был восхищён тем, что юноша справился и жаль было только от того, что, наверное, никто не заслуживает пережить подобное в столь юном возрасте. Мужчина остался и после, когда Каз уже заснул и мирно спал тот совсем недолго. Даже под действием сильного снотворного бормотал во сне, ворочался, хмурился, тяжело дышал, наверное видел очередной ночной кошмар. Утих только тогда, когда Морозов сгреб его, ещё спящего, в объятия. Но и после толком не успокоился, нарушал чуткий сон генерала тем, что пихался, нервно дёргался и снова что-то бормотал. Спать с Казом Бреккером в одной кровати оказалось просто невозможно, но Александр даже не думал жаловаться. Потому что было нечто волнительное в том, как спящий юноша льнул к нему, будто в поиске тепла, как становился тише в его руках и под утро окончательно успокоился, спал безмятежно, дышал ровно. Даже хмурое выражение лица разгладилось и Морозов обязательно бы этим полюбовался, если бы ему не нужно было уже вставать и начинать свой день. Было в этом и что-то забытое за столетия, человечески простое, обычное и, казалось, недоступное такому как он или же как они оба. Просто засыпать рядом с кем-то, просто забыть про своё вынужденное многовековое одиночество, пускай этот кто-то и заснуть толком не дал, и наверняка оставил несколько синяков из-за своих барахтаний во сне. Александр опять не нашёл в себе сил на него разозлиться, но снова решил про это не думать, когда наспех собирался и покидал свои покои. Были дела куда важнее. Поговорка про крыс, бегущих с тонущего корабля, ещё никогда не была так актуальна. То, что окружение короля Ланцова, которое занимало при нём высокие должности, один за другим возьмут самоотвод вплоть до приезда младшего царевича, было вполне ожидаемо, а загадочная смерть Королёва только ускорила этот процесс. Зазнавшиеся вельможи привыкли, что при Александре Третьем никаких значимых дел для Равки не решалось, казна тратилась на праздный образ жизни, а сейчас, перед угрозой реальной опасности от вражеских государств, никто не хотел рисковать своей шкурой. Тем более самого Дарклинга до сих пор боялись, до сих пор ходили и не самые лестные слухи. Когда же Николай Ланцов прибудет в Большой дворец было не совсем понятно. Письмо от принца пришло только сегодня утром, без обратного адреса и явно не из Кеттердама, где он предположительно должен был находиться и в послании говорилось, что в Ос Альте он будет в течение этого месяца, как раз к календарному концу зимы. Вполне логично, примерно такое количество времени и необходимо, чтобы добраться из Керчии в Равку, если не рисковать путешествовать через Каньон, но что-то в письме заставило Морозова задуматься. Мужчина никогда не страдал излишней подозрительностью, даже когда был значительно моложе, но смутное ощущение, что что-то не сходится, прочно обосновалось на задворках сознания. Значительную часть обязанностей, которая касалась Второй армии, можно было без страха и риска вверить Зое и Ивану, в этих людях Александр всё же был уверен, как в самом себе. То же самое касалось и Фёдора Каминского, Давида и Жени. Назяленская аккуратно намекнула на то, что в привычные обычаи, в их положении, стоило внести изменения и обязать орден субстанциалов проходить военную подготовку наравне с остальными гришами. Мысль была дерзкой, но вполне резонной, многие из фабрикаторов отозвались с энтузиазмом. Последствия вчерашней бойни удалось устранить в кратчайшие сроки не только на территории Большого и Малого дворца, но и в Ос Альте. Прямых улик, которые могли доказать причастность Шухана к нападению не было, с таким же успехом кергудов могла послать хоть Фьерда, хоть Керчия. Покореженные тела крылатых солдат отправили на вскрытие, но ничего толкового и интересного то не показало, разве что трансплантаты из рутения и стали гришей. Если бы Хэршоу не сжёг Анастасию заживо в пылу сражения, была вероятность, что вскрытие покажет, чем несчастная девушка была одурманена. Шпионы самого Дарклинга ещё около полугода назад передавали информацию о неком стимуляторе, который умножает силы гришей, лучше, чем усилители и предположительно разработка того же Шухана. Однако, в послании из Фьерды Нина так же упомянула вскользь про вещество, которое испытывают за неприступными стенами Ледового дворца, но слухи ничем не подтверждались. Сплошной тупик. С разграбленной казной Равки проблема была едва ли не острее, чем с предстоящей войной. Если Дарклинг и мог блестяще спланировать военную стратегию, определить куда направить оборонительные отряды и даже предугадать следующие действия соперника, то в плане финансов и торговли опыт у генерала был минимальный. Пускай календарная зима и кончится через месяц, но фактически холода не отступят все два, если не больше. Простой народ Равки будет нуждаться в провизии, поставки которой идут с перебоями в Восточную часть страны, поднять налоги без угрозы крестьянского восстания нет банальной возможности. Благо, что Западная Равка больше не предпринимала вредоносных действий, обширная территория по ту сторону Каньона будто окончательно растерялась после смерти генерала Златана. Тут оказался очень полезен Апрат и его проповеди, которые касались Бреккера. Равкианцы, в конце концов, практически повсеместно верующие и явление нового Святого действительно могло сплотить страну. Поэтому Морозов и позволял священнику распространять информацию и дальше, это было на руку. Мысль обратиться к Казу почти не казалась абсурдной, ведь никто из более-менее приближенного окружения Александра не разбирался в финансовых махинациях так же хорошо, как мог разбираться вор, так ещё и из Кеттердама. Настоящая находка, если бы, опять же, не истинно керчийская натура Бреккера, в силу которой он запросит за свои услуги целое состояние. И ведь не заставишь упрямца, не напомнишь про положение пленника, после всего, что он сделал. Особенно вчера, когда он боролся наравне с остальными гришами и спас его мать. Багра была скупа на подробности, свидетели тоже не могли толком описать, что произошло, но факт оставался фактом. Александр думал навестить его вечером, догадываясь, что как только Бреккер проснется, то ринется заниматься своими делами в Ос Альту и строить очередные, лишь ему понятные, планы. В принципе, так и случилось, но со своей погрешностью. Близилось время ужина, когда Дарклинг закончил с гришами небольшое военное заседание, на котором решалось, куда направить оборонительные отряды. Генералы Первой армии, судя по пришедшим письмам, готовы были с неожиданным энтузиазмом присоединиться. Было решено отправить армию в сторону Сикурска, Карьева и Черности, один из которых должен возглавить Иван, остальные возьмут на себя офицеры из отказников. Морозов даже передал пару весточек своим поисковым отрядам, с кратким указанием временно прекратить поиски Алины Старковой и Мальена Оретцева, присоединиться к остальным. Насколько временно – Александр не знал и не испытал досады от того, что даже не думал про это. Только вскользь отметил, что следопыт бы точно пригодился именно сейчас, а Алина… Про неё почему-то думать не получалось вообще. Для себя мужчина решил, что обязательно её найдёт, найдёт после, но уже очень вряд ли для того, чтобы вернуть обратно. Это могло подождать в конце концов. Морозов уже остаётся один в военной комнате, когда туда входит молодой парнишка-посыльный. Что-то возбуждённо тараторит, пока отдаёт почту, кратко просвещая о последних новостях и генерал даже должного внимания не обратил, если бы парень вдруг не упомянул Каза, как бы между делом. - Господин из Керчии уже передал ответы моему сменщику, так что…- говорит посыльный, но Александр вскидывает руку, призывая его замолчать. - Господин из Керчии? – не скрывая удивления переспрашивает Дарклинг. - Да, господин Бреккер… То есть Санкт Ритвельд, мой генерал. Он сказал, что у него есть полномочия отвечать на почту и ответы были скреплены королевской печатью, - уже размеренно и совсем не так уверенно говорит парень и смотрит на генерала с долей испуга. Скреплены королевской печатью, ну конечно, Морозов даже не сомневался, что Каз её обязательно стащит, но что у того хватит наглости заявлять о полномочиях и отвечать на государственные письма не был до конца уверен. Очень и очень зря. - И куда же отправили ответы господина Бреккера? – раздражённо говорит Дарклинг и его тон заставляет посыльного нервно сжаться и мямлить. - Я не уверен, передавали почту не мне. Точно в Керчию, их Торговому Совету, во Фьерду и…вроде Уленск, если я не ошибаюсь, мой генерал. Мужчина жестом даёт понять, что парень может идти, а сам направляется к покоям Бреккера, чтобы разобраться. Вспышка злобы уже привычно быстро отпускает, но остаётся немного нервное раздражение, ибо какого вообще чёрта мальчишка снова творит? Однако и раздражение сменяется удивлением, стоит ему оказаться возле уже знакомых дверей, потому что из чужих покоев буквально выскакивают Женя и Зоя. Портная совсем побледневшая и выглядит так, словно её вот-вот стошнит, а шквальная кривится от отвращения и недовольно поджимает губы. При виде Дарклинга Женя изображает слабую улыбку, а Назяленская лишь кивает и отводит глаза. Морозов догадывается почему: в отличие от отходчивой Сафиной, его командеру, должно быть, сложнее воспринимать правду про его личность, но он всё ещё готов дать ей столько времени, сколько потребуется. - Что-то случилось? – участливо и вполне миролюбиво спрашивает Александр. Девушки как-то нервно переглядываются между собой, Женя страдальчески сводит брови, а Зоя раздражённо закатывает глаза. - Да ладно тебе, он всё равно узнает, - отмечает Назяленская, выразительно глядя на портную. - Узнаю что? – Дарклинг вопросительно приподнимает брови и, честно, даже не догадывается, каким может быть ответ. Потому что если в этом замешан Каз Бреккер, то ожидать можно всё что угодно. - Каз с Давидом рассматривают одну теорию… - неуверенно начинает Женя, но шквальная не даёт договорить и продолжает сама. - Рассматривают тело кергуда, которое наш дорогой Санкт Ритвельд умудрился стащить. Морозов неоднозначно хмыкает в ответ, хотя хочется нервно рассмеяться. ''Серьезно, Бреккер, устроить в своих покоях ещё и морг?'' - Занятно. И как успехи? – с абсолютно непроницаемым лицом спрашивает генерал, пускай внутри и щекочет от вспышки бессильного и неуместного веселья. - Нормально, - говорит Сафина, но с таким ощутимым сомнением, будто совсем не уверена. - Продуктивно, особенно со стороны Бреккера, - ехидно фыркает Зоя и, как в подтверждение её слов, из дверей практически вываливается бледный нервный Каз, а вслед за ним тянется Хэршоу. Инферн пробует придержать юношу под руку, но тот едва ли тростью на него не замахивается и смотрит настолько свирепо, что парень даже отходит на шаг. При виде самого Дарклинга в ярко голубых глазах загорается явная тревога, растерянность, что быстро сменяется привычным недовольством. Бреккер выпрямляется, напряжённо глядит на мужчину, а тот невольно раздражается снова. Это и без того был безумно длинный и сложный день, гадать что юноша опять вбил себе в голову не хватает ни сил, ни желания. - Ничего не хочешь мне рассказать? – спрашивает Дарклинг, смотрит выразительно и в его словах отчётливо слышно угрозу, однако Каза это совсем не пугает. Как видимо, не пугает и то, что генерал при всех тянет его на себя за локоть или же юный аферист очень хорошо делает вид. - Каз? – встревоженно говорит Женя, глядя на обоих. - Что ты опять натворил? – недовольно спрашивает Зоя, но и в её голосе угадывается беспокойство за юношу. Видимо, сам Морозов выглядит достаточно красноречиво, потому что Назяленская быстро ''вспоминает'' про неотложные дела и спешит увести Женю и Хэршоу. Мужчина на их перепалку смотреть не хочет и без лишних слов тянет Бреккера уже в свои покои, а тот не сопротивляется. Он выглядит отстраненным и Александр может лишь догадываться, что это, должно быть, связано с происходящим в его собственных покоях. Ведь у кергудов тоже есть кожа и судя по услышанному этой ночью реакция на мертвецов у Каза резкая и своеобразная, как бы он не храбрился. Когда они оказываются в комнате Дарклинга Каз как будто только вспоминает, что ему зачем-то надо сопротивляться, вырывает руку, сильнее сжимает свою трость и смотрит с непереводимой смесью эмоций, основные из которых негативные. Как будто это не он рассказывал генералу сокровенные вещи не так уж много часов назад, как будто не он позволял себя обнимать и успокаивался в его руках, как будто не он был слишком открытым и настоящим на краткий промежуток времени. - Что ты хочешь? – заметно грубо спрашивает Бреккер. На несколько мгновений Морозову хочется хорошенько его встряхнуть, но он даже не пытается подойти ближе. - Узнать, какое безумство ты снова задумал, - сквозь зубы цедит мужчина, но юноша даже бровью не ведёт. - Ты про письма? Можешь не благодарить, - фыркает он, вздергивает острый подбородок и смотрит с явным превосходством. - Благодарить? - Конечно, Керчия будет готова простить твоей драгоценной стране долг, потому что Лев Гордеев правда оказался керчийцем, предположительно шпионом своего государства и покушался не только на генерала Второй армии, но и на Святого. Торговый Совет не допустит такого международного скандала. Пару мгновений Александр непонимающе хмурится, после чего напряжение само сходит на нет и на губах помимо воли появляется беззлобная усмешка. Признаться, достаточно умный ход, который одним махом решит некую часть проблем. Про содержимое остальных писем уже и спрашивать не хочется, всё равно это можно будет узнать после, обходными путями. - Я снова сказал что-то смешное, Морозов? – ворчит Каз, опять привычно, знакомо хмурится и напрягается, стоит Александру сделать к нему шаг. Когда он такой, больше похожий на нахохлившегося ворона, злиться на него ещё сложнее, поэтому мужчина хмыкает и позволяет себе снова улыбнуться. - Вообще-то я сам собирался к тебе обратиться. - Ты же помнишь, что я ничего не делаю бесплатно? Дарклинг украдкой закатывает глаза. Конечно он помнит, он вообще много чего помнит, особенно то, что было прошлой ночью, пока юный упрямец делает вид, что ничего не произошло. - Конечно. Именно поэтому ты и демонстрируешь свои таланты? Хочешь продать себя подороже? – Морозов выразительно приподнимает брови, говорит в тон ему, будто негласно принимая непрописанные правила какой-то непонятной и вероятно откровенно глупой игры. Ладно, если Бреккеру так нравится, пускай, пускай снова балуется, сам мужчина, в конце концов, всё ещё достаточно терпелив. - Именно, - фыркает юноша и даже не пытается дёрнуться назад, когда генерал подходит к нему достаточно близко, на расстояние всего лишь жалкого шага. - Ладно. Сколько? – вполне мирно соглашается Александр. В конце концов король Ланцов спускал казну государства на более бесполезные вещи. Бреккер задумывается всего на несколько мгновений, не кажется удивлённым, как будто знал. Он называет не только внушительную сумму, но и уточняет, что нужно перевести её в Кеттердам, в счёт уплаты контракта в ''Зверинце''. Александр не удивлён так же, он наверняка знает, что дело в той сулийской девушке из преступной шайки Каза и отступившее было раздражение вспыхивает с новой силой. Вообще так быть не должно, но что-то противно скребёт где-то под рёбрами, что-то неясное и не очень приятное. С Бреккером всегда происходит так, как быть не должно и будь Дарклинг хоть тысячу раз бессмертным гришом, давным-давно взрослым и рассудительным мужчиной и просто человеком, который не идёт на поводу у эмоций, изменить он это всё равно не в силах. - Что-нибудь ещё? – со значительной долей язвительности спрашивает Дарклинг, пускай и согласен на условия юного вора. Согласен, не собирается спорить, но раздражительность от этого меньше не становится. - Можешь там всё сжечь, если будет желание, - ехидничает Каз. - Хорошо. Всё? – фыркает Морозов, как будто действительно рассматривает эту мысль. - Перестать рассаживать гришей по орденам во время ужина? – не утверждает, скорее, спрашивает или предлагает. Мысль резонная, имеет место быть и если бы генерал не был на взводе, то спокойно согласился бы и ни в коем случае не язвил бы в ответ, уподобляясь вздорному Бреккеру. ''Завестись на пустом месте из-за мальчишки, очень по-взрослому, Александр.'' - Может ещё распорядиться подавать на ужин гюцпот? – Дарклинг совершенно ничего не имеет в виду упоминая керчийское блюдо в качестве насмешки, но по реакции Каза понимает, что зря это сказал. Тот буквально застывает на месте, кажется, даже дышать перестаёт и в его глазах, совсем ненадолго, мелькает неприкрытый шок вперемешку с искренней обидой. Морозов понимает, что упоминание скорее всего связано с событиями до смерти его брата, с тем жуликом, которого юноша ненавидит, но сказанное, пускай и не намерено, назад не вернуть. Мужчина пробует подойти к нему вплотную, но Каз шарахается назад, как от ожога и говорит ниже, чётко выделяя каждое слово: - Не смей меня трогать. Александр хочет вымученно застонать от бессилия, хочет объясниться, хочет втолковать в бедовую голову упрямца, что это просто фраза и не более, но знает наверняка, что бесполезно. Когда дело касается Бреккера нужно думать даже не дважды, а трижды, может и больше, прежде чем что-то сказать, что-то сделать, прикоснуться. Потому что это как хождение по тонкому льду или по минному полю, как игра в рулетку, как самая непредсказуемая вещь в мире. Это должно докучать, раздражать и надоесть в итоге, но, опять же, Морозов и отдалённо ничего похожего не чувствует. С тем же упрямством надвигается на Бреккера, заставляя его упереться спиной в стену, когда отступать некуда. - Морозов, лучше отойди, иначе… - начинает говорить Каз, но мужчина резко его перебивает. - Да-да, я помню, скормишь меня волькрам, продашь мои останки, сломаешь мне что-нибудь. Я ничего не забыл? – генерал произносит уже куда спокойнее, пристально разглядывает хмурое лицо перед собой и выразительно приподнимает брови. - Забыл напомнить, что я слишком проблемный пленник, - парирует юноша. ''К моему несчастью ты нечто гораздо большее.'' Мысль правдивая, пускай и странная, отдаёт в груди отголосками тепла, но вслух Дарклинг говорит совсем другое: - Я бы лучше напомнил, что у нас изначально был договор, условия которого ты не выполняешь. Разве в Керчии сделки и торги – это не святое? - По условиям сделки, я должен оставаться здесь, пока не вернётся твоя Заклинательница Солнца. Как видишь, я перед тобой. - А про то, что я говорил ''без выходок'', ты, видимо, совсем забыл, - сухо усмехается мужчина. - Это растяжимое понятие, нужно было уточнять, - не остаётся в долгу Каз. Смотрит так недовольно, всё больше напоминает встревоженную птицу и мужчина с ноткой досады понимает, что опять поддался. Это вообще настолько глупо и абсурдно, что рассмеяться хочется от всей ситуации, но он только лукаво тянет губы в улыбке. Ладно, пускай будет, как мальчишка хочет, пускай ставит свои абсурдные условия, ведь в итоге вряд ли он останется победителем. - Если хочешь, то можно внести изменения, - вкрадчиво предлагает Александр и в ярких глазах напротив ожидаемо загорается энтузиазм. - Замечательно. Та же сумма сверху и я, так уж и быть, постараюсь не совершать государственные перевороты и разделить твоё тяжкое бремя в качестве регента или что ты там хочешь, пока твоя Старкова не вернётся, - язвительно тянет Бреккер, почти шипит фамилию Алины и Дарклинг позволяет себе смешок, смотрит на него, снова практически любуясь и даже не находит что сказать первые несколько мгновений. ''Тебя. Я просто хочу тебя.'' Морозов и сам уже не знает в каком смысле, но ответ честный и врать сам себе он не привык. Только Казу знать про это совсем необязательно. - Хорошо. Это всё? – демонстративно легко соглашается и протягивает юноше руку для рукопожатия. Тот на миг сглатывает, медлит, но пожимает чужую ладонь, даже сильнее, чем это необходимо. - А ещё ты перестанешь ко мне прикасаться, - Бреккер вроде и говорит это вполне спокойно, но по его глазам, сжатым губам и напряжённой складке меж бровей понятно, что он не уверен в том, что именно это хочет сказать. Что именно этого хочет. Для того, кто он есть, у Каза слишком живое и выразительное лицо, чтобы пытаться скрыть от Александра правду. Дарклинг задумчиво хмыкает, почти ненавязчиво поглаживает большим пальцем ребро его ладони, отмечает мурашки и тянется к его уху, обдавая жаром, говорит вкрадчиво, ласково, как обещание: - Только пока ты сам этого не захочешь, чертёнок. Морозов видит, как у него румянец загорается на впалых бледных щеках, видит, как он нервничает и конечно же видит, что хочет потянуться в ответ, но упрямо не двигается. Сделка есть сделка, в конце концов, именно того Каз и хотел, а Александр вполне может ему это дать.

***

- Сырники? – Каз заметно хмурится, когда официантка расставляет перед ними блюда и непонимающе смотрит то на Женю, то на Зою, то на Давида. Хэршоу он упрямо не удостаивает даже взглядом, инферн не обижается, но даже если бы и да, плевать Бреккер хотел на чужие душевные терзания. На самом деле это даже смешно: сидеть впятером в достаточно приятной закусочной в столице, почти беззаботно, как самые обычные люди их возраста. Нюанс только в том, что всё вокруг катится в бездну, а на самого Каза слишком красноречиво смотрят, с благовением и непривычным восхищением, благо, что тактично глаза потом отводят и не стремятся подойти. Забавно и всё ещё смешно, потому что в Керчии, когда всё идёт под откос, обычно проигрывают последнее в игорном доме и напиваются до отключки. А в Равке они идут обедать, потому что Женя упрямо настояла и не принимала никаких возражений, говоря, что им всем надо отвлечься. Спорить в этот раз не стали даже Зоя и сам Каз. - Сырники. У тебя до сих пор проблемы с переводом? – привычно язвит Назяленская, но как-то добродушно. Бреккер смутно благодарен ей за то, что она относится к нему без какого-либо снисхождения и спокойно позволяет себе его уколоть с поводом и без. Да что там, шквальная за это ему даже нравится, пускай он не намерен ей про это сообщать. - Но они не из сыра, - с ноткой удивления продолжает Каз, вяло ковыряя вилкой творожную массу. Он никогда особо не углублялся в особенности равкианской кухни, хорошо знал только про мерзкую селёдку, которую наконец-то перестали подавать на ужин последние четыре дня. Как и сняли правило о том, чтобы гриши сидели по орденам, но юноша даже думать не хочет о причинах. А ещё думать о причинах того, зачем Морозов начал его на эти ужины приглашать. Трижды и все три раза Каз, разумеется, отказался. - Но они вкусные, - миролюбиво отмечает Хэршоу и Каз слишком заметно морщится. Надоедливый инферн, который теперь хвостиком за ним таскается и уверен в его святости, раздражает. А ещё больше раздражают его яркие волосы и каэльский акцент, что вызывает у юноши не самые приятные ассоциации. И вроде Хэршоу ни в чём не виноват, но Бреккеру всё ещё плевать на объективные причины. - То есть вы серьёзно называете блюдо из творога, в котором нет сыра, сырниками? Поразительно, что вы ещё считаете меня странным, – фыркает Каз, как будто это имеет значение и самое важное открытие на сегодня. Куда лучше, чём думать про настоящие проблемы, на самом деле здорово отвлекает. - Милый, ты не пробовал есть молча? – ласково усмехается Женя, уже привычно накручивая на палец медный локон своих длинных волос. Ей язвить в ответ не хочется, как и упоминать, что аппетита совсем нет и зря они вообще сюда пришли. - Но Санкт… Но Каз же прав, в Равке иногда странные названия, - Хэршоу улыбается и Бреккер не сможет удержаться, ощутимо ударяет его тростью по лодыжке. Благо, что инферн хотя бы перестал звать его Санкт Ритвельд, почти не забывается в разговоре, уже хоть что-то. Зоя вступает с инферном в ленивую перепалку и за этим совсем неинтересно наблюдать, потому что Хэршоу скучно реагирует и отвлекается на свои мысли. Давид молчит, полностью переключив внимание на Женю. Каз же решает попробовать эти самые сырники, отмечает, что это правда очень вкусно и пытается думать о чём-то отстраненном, но у него предсказуемо не получается. ''А когда у тебя здесь что-то получалось нормально?'' Джорди язвит в его голове, явно намекая на эту страну, но Каз понимает, что дело не в Равке. Дело, наверное, в нём самом. Эти несколько дней были слишком напряжёнными, из-за чего мигрень разыгралась с новой силой и сон покинул его окончательно. Вспоминать про то, что ему очень даже спокойно спалось в покоях Морозова, предположительно даже с ним рядом, Бреккер не хотел, пускай на его памяти это и был едва ли не единственный раз, когда он мирно выспался за восемь лет. Про Морозова вообще вспоминать не хотелось, видеть его, слышать, но приходилось. Юноша не пытался его избегать, вовсе нет, без проблем исполнял свои условия сделки, даже присутствовал на собраниях, даже перекидывался с генералом парой фраз. Дарклинг на него не давил, только весьма учтиво сделал предложение поужинать вместе, на что был удостоен грубым отказом. Каз не собирался с ним ужинать, проводить с ним время не собирался, да и Александр просто прекрасно справлялся и без него, ведь за эти дни в его обществе всё чаще появлялась девушка из фабрикаторов. Каз знал, что её зовут Елизавета, знал, что она весьма талантлива и смутно отмечал то, что чем-то похожа на Старкову. Хрупкая, темноволосая, бойкая. Саму Алину юноша помнил лишь благодаря хорошей памяти, но не особо всматривался в её черты. Забавно вообще, как быстро Дарклинг находит замену. Обменял Заклинательницу Солнца на ублюдка из Бочки, потом этого самого ублюдка на талантливую фабрикаторшу. Здесь не нужно было удивляться и думать об этом, Каз сам выставил мужчине дополнительные условия и тот совсем не пытался их нарушать. И славно, меньше поводов переживать, просто восхитительно и прекрасно. Бреккер вяло водит вилкой по тарелке и гонит от себя мысли. Не время. У него есть проблемы более важные, самая масштабная из которых заключается в том, что его Вороны больше не отвечают на письма. На последнее послание ответ не пришёл, пускай юноша после этого отправлял новое каждый день. Смирнов уже открыто смотрел на него, как на идиота, когда Каз появлялся в его заведении с очередным конвертом. Они так и не обсудили то, что произошло в Ос Альте, но трактирщик явно не был настроен на разговор и на удивление не пытался продать свой поступок. Как будто равкианское бескорыстие распространяется даже на таких людей, как он. Каз даже воспользовался королевской печатью Ланцовых, даже переводил несколько значительных сумм с выручки ''Ворона'', вербуя шпионов в тех краях, но результата это не принесло. Единственное, что удалось узнать, так это то, что поисковые отряды Морозова сменили курс, присоединяясь к обороне границ на случай вторжения. Инеж и Джеспер как будто пропали, как сама Старкова, никаких следов и очевидцев, что заставляло беспокоиться ещё больше и ходить заведенным едва ли не до крайности. По нему, наверное, было видно, Женю снова беспокоило его состояние, даже Давид пытался с ним поговорить, на что юноша отмахивался. Он и без того слишком много рассказал тому, кому рассказывать не следовало, на откровенность больше не тянуло. Каз на автомате отхлебывает чай, разворачивая очередную газету из Керчии. Как он и предполагал, что равкианская, что иностранная пресса писали не столько о Равке, которая осталась без царя, сколько о новом Святом. Кеттердамские журналисты постарались на славу, приписывая ему едва ли не все чудеса света, что заставляло недовольно морщиться при прочтении. Вернуться в Бочку будет куда сложнее, чем он думал. Ему снова писал Уайлен, встревоженно интересуясь о том, правдивы ли газетные заголовки. Писали Аника и Пим, котором до сих пор были причины доверять. Они тактично не спрашивали ничего лишнего, зато сообщили, что старик Пер Хаскель под шумок заработал крупную сумму на его святости. Водил зевак в его комнату в Клепке, как в какой-то музей, продал кучу вещей, что юному вору принадлежали и вещал по всей Бочке, какой Санкт Ритвельд ценный член ''Отбросов''. Мерзость на самом деле, но был и неоднозначный плюс. На волне новостей выручка ''Клуба Воронов'' взлетела до небес, оставляя любое из заведений Пекки Роллинса без потенциальных клиентов. Мелочь, но всё равно приятно. Из тех же писем из Керчии Каз узнал, что островное государство действительно закрывает глаза на внешний долг Равки, чтобы избежать скандала. Юноша догадывался, что Торговый Совет ещё обернёт это в свою пользу, но то было не так важно. Информация о том, что Гордеева подослала Керчия ничем не подтверждалась, кроме его происхождения, Бреккер снова рискнул и раз Совет так заволновался, то были причины заинтересоваться. Конечно, отравление подстроил сам Каз, блеф в чистом виде, но керчийцы отреагировали слишком остро и несвойственно. Может, покойный Лев был связан не только с Апратом, но и с Яном Ван Эком? Честно, Бреккер ещё больше месяца назад, до путешествия в Равку, слышал тревожные шепотки о том, что на гришах в Кеттердаме ставят какие-то странные опыты. Информации было мало, он хотел разобраться с этим после задания, когда вернётся, но всё пошло не по плану. Интерес разыгрался с новой силой после нападения кергудов. Осмотр их мертвых тел ничего толкового не показал, а так же осмотреть Анастасию не представлялось возможным. Бреккер мог только догадываться, что слухи из Кеттердама и вещество, которым была накачана корпориалка как-то связаны. В одном из писем Дарклинга он украдкой прочёл о том, что его шпионка из Фьерды тоже упоминала про опыты, но в Ледовом дворце. Занятно, так много ниточек, которые связывали Шухан, Фьерду и почему-то вели в Кеттердам. Было над чем подумать, не будь у Каза голова забита беспокойством про Инеж и Джеспера. Информацию про Штурмхонда он так и не нашёл и хотелось даже увидеть этого самого пирата, ведь стоило отдать должное, скрывал свою личность тот просто отлично, лучше чем тот же самый Морозов. Бреккер смутно догадывался о том, что его Вороны могут быть в плену, что люди Штурмхонда всё-таки вышли на их след, но вопреки всему, искренне надеялся на лучшее, посылал письма и ждал ответы от шпионов. Пускай пока и не было никаких успехов. Что касалось шпионов в самом Малом дворце, то Каз отметил, что со смертью Златана тех стало меньше. Западная Равка больше не проявляла агрессию, а Восточная часть страны ждала возвращения принца Ланцова. Не без помощи Жени, вражеских шпионов, предположительно, из Фьерды, удавалось легко вычислить и у Бреккера были все полномочия самостоятельно отправлять тех в темницу. Дарклинг, на удивление, ничего про это не говорил, даже не намекал. Каза это злило, но только потому, что вместо того, чтобы заниматься делами государства, чего генерал Второй армии так хотел, ведь так любил свою страну, тот всё своё внимание уделял Елизавете, которая от него не отходила. Поразительная халатность и пошлость. Каз фыркает своим мыслям, откладывает газеты и с аппетитом доедает сырники. Подмечает, что Зоя смотрит на него лукаво, а Женя с неким азартом, но не особо понимает, в чём причина. - Понравилось? – мягко спрашивает портная и юноша слишком быстро кивает, не успев даже придать лицу привычное хмурое выражение. - Сносно, - беспристрастно отвечает он, но поздно. Сафина почему-то закатывает глаза, а шквальная победно усмехается, выразительно на неё глядя. - Я же говорила, что он окажется сладкоежкой, - насмешливо тянет Назяленская и изящно тянет Жене ладонь, в которую та кладёт звенящий мешочек, предположительно, с равкианскими золотыми. - Я тебя ещё уделаю, - отмахивается портная, но улыбается ей уже без привычной язвительности, почти ласково. - Вы что, на меня спорили? – наконец-то понимает Бреккер, несколько растерянно глядя на обеих. Подумать только, какая наглость, но по-настоящему разозлиться у юноши не получается. - Ты плохо на них влияешь, - спокойно говорит Давид, пожимая плечами и Каз просто не может скрыть тень улыбки, которая невольно заставляет приподняться уголок губ, а обычно свирепый или равнодушный взгляд потеплеть. Женя закатывает глаза снова, совсем беззлобно, снисходительно, вручает точно такой же мешочек Давиду. Смотрит на Бреккера с затаенным весельем и напускным укором, пока Зоя прикрывает губы рукой, чтобы спрятать улыбку. Каз даже не пытается скрыть своё удивление, когда спрашивает: - А он на что спорил? - На то что ты умеешь улыбаться, - отвечает Костик, немного нервно усмехается, когда Каз предсказуемо хмурится, но никто из присутствующих за столом особо не верит в его недовольство. В груди почему-то становится тепло и Бреккер совсем-совсем не хочет над этим задумываться. Когда они прощаются Каз ненадолго направляется в ''Ворон'', где его присутствие не столь необходимо. Он всё же взял Виктора в компаньоны, парень блестяще справлялся и дела в игорном доме шли очень и очень хорошо, опять же, спасибо ажиотажу со слухами. Бреккер лишь проверяет несколько гроссбухов с чёрной бухгалтерией, остаётся вполне удовлетворён, раздаёт несколько заданий и спешит обратно в Малый дворец. Там его должна ждать Багра, ещё одна женщина, которой он благодарен за то, что она не относится к нему со снисхождением. Морозова даже не упоминает про то, что он её спас и юноша сам пока не готов начать этот разговор. Может, он и не нужен. Привычка входить без стука оказывается очень заразной. Каз распахивает дверь хижины, уверенно заходя внутрь и невольно застывает на месте. На него тут же устремляются два пронзительных взгляда чёрных глаз, таких похожих, почти одинаковых, что невольно странно от того, что никто особо не замечал сходство Багры и Дарклинга. Мать и сын действительно очень похожи, даже в мелких деталях, нужно быть откровенным глупцом, чтобы этого не видеть. Они сейчас сидят за столом и просто пьют чай, а Бреккер невольно чувствует себя лишним и опять пришёл слишком рано, пускай для него это и вовремя. При виде Морозова все тревожные мысли и переживания возвращаются, юноша хмурится, сильно сжимает трость и ему как будто снова некуда деть руки. - Я зайду попозже, - сухо произносит Каз, глядя уже на Багру, упрямо пытаясь не удостаивать её сына взглядом. Та выразительно приподнимает брови в таком знакомом жесте, отпечатанном где-то в сознании и на сетчатке, что не вытравить уже и Бреккер абсолютно точно знает, что она сейчас переспросит и на дне её глаз загорятся смешинки. Так и происходит. - Попозже? Ты же всегда приходишь вовремя, мальчик, - говорит до отвратительного мягко, изящно отпивает чай, видимо, скрывая улыбку, тронувшую чувственные губы. Каз кратко и недовольно вздыхает, чувствуя на себе не только её взгляд, так неловко, неправильно и неудобно. - Не беспокойся, я уже ухожу, - спокойно произносит Александр, на которого юноша всё ещё не смотрит, а Багра усмехается. - За столом достаточно места и для троих, - в её голосе угадываются нотки бессильного веселья и она лукаво смотрит то на сына, то на своего ученика. Понимает что-то, что до сих пор непонятно самому Бреккеру и становится даже тошно. - Да, ты права. Ты не против, Каз? – Дарклинг обращается к нему, снова мягко настолько, что юноша всё-таки встречается с ним взглядом. Наверное, зря, определённо зря, потому что мужчина слишком странно, но терпеливо на него смотрит. В его глазах отражаются язычки пламени из печи, отражается что-то живое, настоящее, такое, что хочется отвернуться и больше никогда на него не смотреть. Такое, что хочется смотреть только на него и ни на кого больше. Каз знает, что Морозов делает это специально и он не дурак, который поведется на дешёвые фокусы. ''Морозов, я не твоя Заклинательница Солнца, твои фокусы с физическим контактом на мне не сработают, не трать зря время.'' Собственные слова, которые Бреккер говорил, кажется, давным-давно, звучат в голове язвительным голосом Джорди, с издёвкой и бьют по больному. Ещё как сработали, любой из его фокусов, как будто Александр наверняка всё знал. Как будто Каз всё тот же мальчишка, восторженный дешёвым трюком с монетой. Как будто имело смысл надеяться, что всё будет иначе. Бреккер собирается ответить что-то грубое, но в дверь вежливо стучат и в хижину входит Елизавета. Искренне улыбается самому юноше, учтиво склоняя голову перед всеми троими и сообщает Дарклингу, что его уже ждут в военной комнате, появились непредвиденные нюансы, достойные внимания. Даже предлагает самому Казу присоединиться, но тот слишком резко от неё отмахивается. Морозов быстро уходит за ней, подключаясь к разговору, который девушка бойко ведёт, учтиво улыбается и выглядит довольной. Генерал даже не прощается с самим Казом, полностью обратив внимание на фабрикаторшу и что-то тёмное, противное и липкое расползается в груди опасным чувством. Чувством, которое Бреккер никогда не должен испытывать и он насильно заталкивает его так глубоко, чтобы никогда не вспоминать и не думать. Былая раздражительность и тревоги накрывают с головой, ему просто необходимо отвлечься, необходима тренировка, которая доведёт до полуобморочного состояния. Благо, Багра понимает это без слов. Тренировка проходит отвратительно, ведь Каз совсем не может сосредоточиться. Думает про Инеж и Джеспера, думает про загадочного Штурмхонда, думает про предстоящую войну и насущные проблемы. Думает даже про Старкову, внутренне надеясь на то, что раз про неё забыли, казалось, все, кроме Жени и Александра, то ажиотаж насчёт его личности спадёт так же быстро и он спокойно вернётся в Кеттердам. Думает и про Морозова, как бы сильно он этого не хотел. Багра на него ворчит, повышает голос, снова бьёт своей клюкой, но ничего из этого не помогает. В итоге она едва ли не насильно усаживает юношу за стол, бесцеремонно касаясь его плеч, заставляя крупно вздрогнуть и наливает чай. Привычно садится напротив, вздыхает и смотрит терпеливым выразительным взглядом, прекрасно видит, что это Бреккеру напоминает, но глаз не отводит и не хмурится, ждёт. - Если вы хотите спросить о том, жарко ли мне, то ответ не изменился, - у Каза не оказывается сил язвить, он опять рассеянно шевелит пальцами, сотворяя фигурки и ждёт, пока чай остынет. Женщина вздыхает снова, качает головой и всё смотрит. Каз не хочет ничего говорить, но, видимо, у Морозовых есть удивительная семейная черта подначивать на откровенность даже такого человека, как он. Юноша раздражённо фыркает, лохматит свои волосы и обречённо опускает глаза. Он не знает, что сказать, но говорит. Кратко рассказывает про Воронов и про то, как нервирует причисление к равкианским Святым. Говорит про то, что как бы война не началась, у противника будет преимущество из-за неизвестного стимулятора. Делится опасением, что дабы узнать больше, необходимо бы посетить или Кеттердам или саму Фьерду. Упоминает, что её сын сказочный бездарь, когда дело касается финансов страны и почти хвастается тем, что великодушно решил некоторую часть его проблем за краткий промежуток времени. Даже не замечает того, что ворчит о том, что Дарклинг слишком отвлекается на ненужное, как будто самому ему есть до этого дело. Каз говорит быстро, достаточно сухо, а Багра слушает внимательно. И в конце почему-то снисходительно усмехается и смотрит на него как на неразумное дитя. Юноше этот взгляд не нравится, он хмурится сильнее и кончики пальцев напряжённо зудят. Именно так, если бы он пытался призвать солнце, чего откровенно не хочет и не пытается, но смутно догадывается о том, что согласится на это сам. Нельзя упускать возможность развить и эту свою способность, как бы сильно она ему не нравилась. Внутри неприятно скребётся догадка, что, возможно, Дарклинг того и добивался. Заставить Каза самому к этому прийти, ведь Тенистый Каньон всё ещё можно расширить даже без его дорогой Заклинательницы, если под рукой есть такой, как он. Думать про это неприятно, но что есть, то есть. - Для человека, который умудрился оставить страну без правителя, ты иногда забиваешь себе голову надуманными глупостями, мальчик, - Багра позволяет себе улыбнуться, на что Каз фыркает, отпивая свой чай. Может, в формате вечности для неё это и глупости, спорить сейчас он не намерен, ведь головная боль возвращается с прежней силой и кажется, что даже думать о чём-то физически больно. - Если ты так беспокоишься, что мой сын… - снова начинает она, но юноша перебивает, достаточно грубо и резко. - Плевать я хотел на вашего сына. Морозова ни капли ему не верит, украдкой закатывает глаза, но не спешит развивать тему, наоборот, переводит её. - Ладно. Знаешь, я очень давно не была во Фьерде. Её слова заставляют Каза невольно вздрогнуть и внимательно вглядеться в её лицо, на котором заметно тень некой вековой и застарелой печали. Он догадывается, к чему Багра клонит и понимает, что смена настроения связана с Уллой. Догадывается, что женщина согласна помочь, потому что он спас её. - Я не в праве вас об этом просить, госпожа Морозова, - непривычно серьёзно и искренне говорит Бреккер. И действительно, у неё он бы не попросил ничего взамен за свой поступок и сделал бы это снова. - Ты спас мне жизнь, - резонно отмечает она и даже её взгляд теплеет. Юноша качает головой, давая понять, что не сейчас, не время. Быть может они вернутся к этому разговору после, когда-нибудь, когда будет больше информации и хотя бы подобие плана. Багра смотрит на его руки и Каз только сейчас замечает, что отвлёкся и фигурки, которые он сотворяет обычно, сейчас сотканы из полупрозрачных лучей, как будто солнце. - Ты так хочешь его призвать? – женщина спрашивает с удивлением и Бреккер очень хочет съязвить в ответ. Не верит совсем, что Багра не в курсе, что Дарклинг не поделился с ней своими планами, но её замешательство кажется слишком искренним. - Возможно. Это может быть полезно, - говорит Каз. Наверняка полезно, если бы не было так похоже на чужую силу. Может, именно поэтому Каз так старательно это откладывал, не желая быть похожим на чью-то потерянную девушку. Может, сейчас это уже не имело никакого смысла. - Ты не обязан, - спокойно говорит Багра. - Я этого хочу, - Бреккер почти не врёт и хочет верить в то, что он только самому себе что-то доказывает. Мертвецы в голове хрипло смеются, но Каз упрямо верит себе. Багра соглашается.

***

Задремать едва ли получается даже на час. Каз слишком устал, слишком вымотан, но даже это не даёт забыться беспокойным сном. Снотворное Жени, то самое, которое он пил в покоях Морозова, почему-то не помогает совсем и юноша не хочет догадываться о том, что дело было не в снотворном. Он встаёт из-за стола, за которым задремал и проснулся от привычного, знакомого кошмара, рассеянно смотрит на длинную поверхность, заваленную всем на свете, лохматит свои волосы и вздыхает. Достаёт из комода припрятанную бутылку керчийского виски, плюхается на свою кровать и делает глоток прямо из горла. Совсем не элегантно, не культурно, но плевать. Высокий градус должен помочь наконец-то заснуть нормально и юноше совершенно неважно, как это со стороны выглядит. Попытку искусственно ввести себя в сон, как корпориал, он не рассматривает: попробовал уже единожды, чуть не остановил собственное сердце и спалось хуже, чем до этого. Легче было бы попросить Зою снова его вырубить, ей бы понравилась такая идея. Каз невольно усмехается, садится поудобнее и пьёт снова. Внутри теплеет совсем немного, тревога почти не отступает, но на крайний случай это не последняя бутылка. На сегодня у него только один план: напиться вдребезги, в лучших традициях обывателей Кеттердама. Видел бы его Джеспер, то наверняка бы обиделся, ведь Каз неоднократно гонял его не только от игорных столов, но и от барных стоек. Видела бы его Инеж, то забеспокоилась бы. Инеж, Джеспер, его Вороны… Ещё один глоток Бреккер делает резко, морщится, но не отступают ни мысли, ни головная боль, ни тревога. Дверь в его покои открывается без стука, Каз не оборачивается первые мгновения, замирает, как будто ждёт, прислушивается к чужому сердцебиению. Оно размеренное, спокойное, совсем немного сбитое, не такое, как он ожидал. Если ожидал вообще и когда он видит Зою, то, наверное, у него на лице всё написано и конечно же она понимает всё не так. - Если хочешь, я могу попросить Женю снова меня перекроить, - шквальная говорит насмешливо, медленно к нему подходит, но юноша не может на неё сейчас разозлиться. Потому что она тоже выглядит порядком измученной всем происходящим, на неё тоже возложено много обязанностей, она тоже устала. Каз только недовольно фыркает, кивает на место рядом с собой и протягивает ей бутылку. Отвратительная керчийская манера пить из горла и передавать спиртное по кругу, но с Женей однажды так сработало. Наверное Давид прав, он действительно плохо на них влияет, ведь Назяленская даже глаза привычно не закатывает, пьёт молча. Садится рядом, но не слишком, напряжённо смотрит перед собой и Бреккер отстраненно замечает, что это, наверное, весьма красноречиво выглядит. Полумрак его покоев рассеивают только тусклые лампы по периметру длинного стола, сам он в пижаме, на Зое лишь тонкая ночнушка и увидь их кто-нибудь, то был бы повод для возобновления уже стихших слухов. Но Казу глубоко плевать, как и ей, в чём он уверен. - Знаешь, у Дарклинга отвратительный вкус на самом деле, - язвит шквальная, пьёт снова и передаёт бутылку обратно юноше. Бреккер хмыкает, отпивает сам и думает, что Женя была права. Права в том, что по её мнению, что он сам, что Зоя, просто не умеют нормально разговаривать с людьми, без ядовитых комментариев и без чувства собственного превосходства над оппонентом. Наверное именно поэтому они и понимают друг друга без слов. Поэтому Каз даёт ей продолжить и не ехидничает в ответ. - Сначала сирота из Керамзина, теперь сирота из Кеттердама. Удивительное постоянство, не находишь? - она заканчивает совсем беззлобно и Каз понимает, к чему она начала. Дело в правде о личности Дарклинга, с которой Зоя не может пока смириться. Женя реагировала спокойно, потому что считала, что не за чем ворошить прошлое, именно поэтому простила его за себя. Давиду было интересно как учёному, но не столько сам генерал, сколько его дед и его дневники. Они не обсуждали это, но юный вор видел, как командер Второй армии металась. Догадывался, что у них состоится такой разговор. - Я не совсем из Кеттердама, - тихо, и не до конца понимая зачем, признаётся юноша. Зоя смотрит с неприкрытым интересом и он продолжает, опять не зная, куда деть руки и задумчиво шевелит пальцами. - Я родился в Лиже. - Никогда бы не подумала, что ты фермерский мальчик, - после нескольких мгновений молчания говорит Зоя. Усмехается мягко, что ей несвойственно и Бреккер невольно усмехается в ответ, даже искренне. Снова передаёт ей бутылку, снова наступает молчание, но оно не ощущается тягостным. - Ты очень спокойно реагируешь на то, кто он, - наконец произносит Назяленская. Немного нервно поправляет густые тёмные волосы и смотрит на юношу серьезно. - А какая мне разница? Я не равкианец, Зоя, будь он хоть живой волькрой, мне было бы всё равно, пока он мне платит. Девушка коротко смеётся, качая головой и обратно протягивает ему виски. Видно, что она ждала не совсем такой ответ и Каз невольно смягчается. Пьёт, задумчиво шевелит пальцами и украдкой вздыхает: - Он хотел лучшего для вашей страны и был так же молод, как мы сейчас. Тебе не надо оправдывать его и понимать, просто прими это, как данность. В конце концов нам всем есть о чём жалеть. Звучит до отвратительного правильно, что Каз даже кривится. Так могла бы сказать Инеж или Женя, но никак не он. Зоя, видимо, того же мнения, забирает у него бутылку, делает большой глоток, а потом фыркает: - В следующий раз я точно навещу тебя в его облике, может, хоть наконец признаешься в своих чувствах. - Нет у меня никаких чувств, - слишком резко отмахивается Каз и смотрит на неё недовольно. От Зои, на самом деле, достаточно сложно отвести глаза, из-за своего происхождения она очень внешне напоминает Инеж временами. И просто сама по себе красавица, не то чтобы Бреккер разбирался, но не отрицает очевидного. - Конечно нет. Ты даже к Елизавете его ревнуешь, а она между прочим… - Хватит! – Каз повышает голос неосознанно, но шквальная понимает. Примирительно выставляет ладони вперёд, лукаво улыбается, но не продолжает. Смотрит только внимательно, изучающе, особенно на его руки. Благо, фигурки из лучей он при ней не сотворяет, по кончикам пальцев пляшут лишь привычные всполохи теней. Смотрит так, будто бы коснулась, в попытке унять его нервозность, внимательно, с ноткой смутного сожаления, задумчиво. Каз так же сам забирает у неё бутылку и сам касается её тонкой руки, той самой, на которой усилитель, который он однажды уже украл. - Как видишь, в обморок падать я не собираюсь, - говорит излишне самоуверенно, но хрипло и на тон ниже. Касание, пускай он в перчатках, всё равно пробивает неприятной дрожью вниз по позвоночнику и с сожалением думается о том, какой же он дурак, если до сих пор надеется, что будет по-другому. По-другому получается только с одним человеком, так предательски, как злая шутка. Дело или в тенях, или в подобном к подобному или в том, что Дарклинг живой усилитель и должен на него так действовать. Бреккер не знает, ответов он не нашел ни в одном из фолиантов про Малую науку, ни в украденных из архива сводках, не пришёл к нему сам. Может, ответа попросту не существует. Зоя хмыкает, аккуратно сжимая его руку, ненавязчиво гладит по тыльной стороне. Смутно знакомое прикосновение, всё равно отдаёт тревогой, но юноша не отшатывается из чистого упрямства. Шквальная, по всей видимости, тоже. Каз передаёт ей виски, который почему-то не даёт захмелеть им обоим, но становится спокойнее. Ещё спокойнее, когда Назяленская вдруг совсем слабо улыбается, что опять же на неё не похоже и говорит с одновременно бессильным весельем и обреченностью: - Знаешь, в чём схожи все равкианцы, Каз? У Бреккера вроде и много мыслей на этот счёт, но он только неопределенно пожимает плечами, давая ей продолжить. - Мы все поразительно любим всё безнадёжное, - опять фыркает, но беззаботно, так, что её глаза даже теплеют. - Это ты про меня? Как мило, - в тон ей отвечает Каз, но понимает. Не только про него, хотя здесь он до сих пор почему-то нравится людям. А и про саму страну, безнадежную, жестокую к своим гражданам, капризную. Юный вор может понять на самом деле, спустя время проведенное здесь, ему временами так же нравится Равка, но он не признается в этом даже под страхом смертной казни. Назяленской его признание и не нужно, она видит ответ в его глазах, но на удивление не говорит ничего по этому поводу. Остаток ночи проходит странно, но спокойно. Они пьют виски, по мнению Зои, отвратительный и гадкий, и говорят. Просто, на отстраненные темы, оба знают, что днём друг другу этого даже не припомнят, но оба друг другу за это искренне благодарны. Прощаются перед самым рассветом, едва захмелевшие и Каз даже спит нормально, просыпаясь всего дважды. Начинает свой день уже после полудня, всё с той же отвратительной мигренью, но уже не такой тревожный. Только ровно до того момента, пока не читает почту и в ворохе конвертов его внимание привлекают два послания: одно из Керчии, другое от недавно завербованных шпионов. Письмо из Кеттердама заставляет его разозлиться, ведь в нём, помимо обычных новостей, пишут про то, что ''Зверинец'' сгорел при загадочных обстоятельствах. Конечно, Морозов выполнил свою часть сделки, он заплатил Хелен за контракт Инеж, но Каз всё равно на него злится. Его слова были лишь шуткой, какого черта Александр лезет туда, куда его не просят? Но злиться Каз может лишь до того момента, пока не читает второе письмо. По мере прочтения у него сердце как будто ухает куда-то вниз, ужас привычно расползается по всему телу, а под конец послание просто выпадает из ослабевших рук. Информатор сообщает, что Инеж и Джеспера взяли в плен люди Штурмхонда, их нынешнее местоположение неизвестно и у Бреккера что-то обрывается внутри.