Пленник

Одной из самых примечательных вещей в Елизавете, на которую Александр не обращал внимания раньше, являлись её глаза и вполне возможно, что именно в них была причина. Дарклинг и раньше отмечал талантливую Орлову среди других гришей, почти наравне с Давидом, но им почти не доводилось много пересекаться, пока фабрикаторам не дали возможность служить во Второй армии. Девушка восприняла это с излишним энтузиазмом и быстро взяла дело в свои руки, даже за короткие несколько дней оказалась в достаточно близком к генералу окружении. Даже поладила с Зоей, старательно бралась за любое поручение, лишь бы ей позволили присоединиться с одним из оборонительных отрядов к Первой армии, а лучше вообще там остаться. Морозов быстро узнал в чём причина, пускай словоохотливая Елизавета мало говорила именно про это и слухи почти не ходили, не так интересно на фоне общих событий. У Орловой была невеста, которая служила в рядах отказников и девушка была готова ухватиться за любую возможность, чтобы оказаться рядом со своей возлюбленной. Дарклинг бы согласился и просто так, ведь хоть кто-то, особенно его гриши, заслуживают быть счастливыми в это тяжёлое время. Но то, как Елизавета на него смотрела, всё равно почему-то сыграло свою роль, согласиться было куда легче. У девушки были голубые глаза, большие, яркие-яркие, так сильно напоминающие Морозову его самую большую проблему, что отказаться было невозможно. На самом деле Александр никогда не пытался найти замену тем, кто вызывал у него интерес и почти не пытался искать знакомые черты в других. Он не искал замену Люде, зная наперёд, что это глупость и в те далёкие времена на это просто не было сил. Не пытался заменить кем-то Алину, особенно Бреккером, тогда в Раевости он даже не подозревал, куда всё может зайти. Заменить кем-то Каза было и вовсе невозможно, потому что второго такого человека точно нет, мужчина мог быть в этом уверен. Иногда только, в моменты задумчивости и сильной усталости, он невольно всматривался в других обитателей Малого дворца, но упрямо не находил то, что искал. Чужие черты лица были недостаточно острыми, чужая кожа недостаточно бледной, выражение недостаточно хмурым или самодовольным. Чужие походки были ровными, чужие волосы то слишком тёмные, то слишком светлые, глаза не столь выразительные. Кроме, наверное, глаз Елизаветы, но взгляд у неё был добрый, искристый, слишком мягкий. Каз, наверное, не умел так смотреть. Морозов начинал понимать керчийскую поговорку о том, что лучший способ избавиться от навязчивого желания – это просто ему поддаться. Конечно, в основном так говорили хозяева и посетители домов удовольствий и игорных заведений, но определенная мудрость в этом была. Александр и хотел поддаться, но это не представлялось возможным и он всё ещё был уверен в том, что желания опасны, они делают людей слабыми, именно так выражались в его собственной стране. Желать маленького дьявола во плоти было ещё опаснее, но мужчина хотя бы не врал себе, что это не так. В отличие от Каза. Наверное и самому последнему дураку было понятно, что юноше он не настолько безразличен, сколько тот пытается показать, но Дарклинг с досадой осознавал, что не знает, что с ним делать. Каз Бреккер – амбивалентность в чистом виде, предугадать реакцию практически нереально. Оставить его в покое, соблюдать дурацкое правило в договоре, никогда не подходить больше, ждать, пока самостоятельно всё поймёт и придет к мужчине сам? Продолжать приглашать поужинать вместе, не смотря на отказы, открыто им интересоваться, пойти наперекор всем правилам и надеяться, что упрямец от него не сбежит или в очередной раз не рухнет без чувств? Морозов был уверен, что потеряет его в обоих случаях, это и было проблемой. Как и состояние юного афериста, на расспросы о котором он отмахивался. Александр прекрасно видел, что последние пару дней Каз слишком тревожный и напряжённый. Перестал появляться на собраниях, ограничившись тем, что передавал письменные отчёты то через Женю, то через Давида. Не ночевал даже в Малом дворце, вероятно оставаясь в своём клубе в столице. Апогеем стало то, что Бреккер откровенно устроил кулачную драку с Хэршоу, который всё время чуть ли не по пятам за ним следовал, прямо в коридоре дворца. Инферн, конечно, толком и не атаковал его в ответ, но оттащить разъяренного юношу от каэльца удалось только с помощью Боткина и то не с первого раза. Поразительно, что Хэршоу после не обиделся и снова потащился за Казом хвостиком. Спрашивать самого Бреккера о причинах было бесполезно. Спрашивать увлечённого Давида или Зою, пускай эти же последние пару дней она реагировала на своего генерала спокойнее, тоже. Дарклинг пытался спросить у Багры, но она, не смотря на их значительно потеплевшие отношения, ворчливо отмахнулась и наказала разбираться самостоятельно. В конце концов мужчина решил спросить у Жени. Сафина долго и напряжённо мялась, видимо, раздумывая над тем, воспримет ли это Каз как предательство и стоит ли доверять самому Морозову. Но в итоге сдалась, поделилась тем, что Бреккер никому из них ничего не рассказывает, но сама она украдкой узнала из его писем, что дело в его товарищах, которые предположительно пропали и могут быть в плену. На самом деле мужчине не было абсолютно никакого дела до преступной шайки Бреккера, но было дело до него самого. И Александр прекрасно помнил, что когда Каз волновался за них в прошлый раз, он убил с дюжину опричников в темнице и напал на Ивана. Дарклингу не потребовалось много времени, чтобы выяснить что случилось и информация заставила удивиться и задуматься. Предположительным виновником был Штурмхонд, равкианский корсар, про которого Морозов был хорошо наслышан. На самом деле странный человек, по сути разбойник, но со своими моральными ценностями и очень талантливый и изобретательный. Чего стоили только его летающие корабли. Смутные догадки по поводу таинственной личности пирата посещали уже давно, но окончательно мужчина убедился после письма принца Николая. Едва ли не случайно вспомнил, что видел уже такой острый почерк, когда переписывался с керчийцами по поводу личности Каза и когда его шпионы разбирались в том, кто являлся настоящим заказчиком похищения Алины Старковой. Очень забавно было узнать, что Штурмхонд и Николай Ланцов – это один человек, но всё сразу становилось на свои места и на памяти Александра младший царевич всегда был своеобразным и одарённым, вполне в его духе. Однако своими догадками генерал делиться ни с кем не собирался. Он узнал, что предположительного похищения на самом деле не было. Инеж Гафа и Джеспер Фахи взошли на борт ''Волка Волн'' по личному приглашению Штурмхонда и предположительно направились в Керчию. А после новостей о череде пожаров в Кеттердаме, сменили курс на Новокрибирск и больше судно не появлялось в поле зрения. Дарклинг лишь догадывался, что причина в том, что судно шло совсем не по воде, но углубляться в это не стал. Как не стал рассказывать Казу, терпеливо дожидаясь, когда юноша перестанет от него хотя бы бегать. Вообще у Морозова и без того более чем хватало забот, он временами физически не находил время на сон, не то что на своего пленника. А тот лишь невероятно отвлекал, стоило ему даже мельком появиться где-то в коридорах Малого дворца, стоило даже просто про него подумать. Слабость, банальная и человеческая, но Александр всё ещё не отрицал это сам для себя и был честен. Время ещё не приблизилось даже к обеду, когда Дарклинг остаётся в военной комнате один. До очередного собрания есть немного времени, но долго побыть в желанном сейчас одиночестве не получается. В помещение, которое последнее время всегда оставалось с открытыми дверями, входит Елизавета и не смотря на бодрый голос и чёткую речь, она тоже выглядит порядком встревоженной. Морозов догадывается в чём причина, ведь последний отряд к Первой армии отправили всё ещё без неё, но не торопит свою подопечную с расспросами и откровениями. Орлова спокойно смотрит ему в глаза, докладывает последние новости и вкратце пересказывает содержимое каждого документа, который держит в руках. Но девушке всё же не удаётся скрыть нервозность, последние листы падают из её рук и Александр не выдерживает, поднимается со стула и становится прямо перед ней. - Простите, мой генерал, я просто… - Елизавета было порывается поднять бумаги, но мужчина останавливает, аккуратно сжимает её ладони и участливо смотрит в глаза. - Что тебя беспокоит? – Дарклинг спрашивает почти что с отеческой заботой и фабрикаторша неуловимо грустно вздыхает, неловко пожав плечами. - Вы знаете. Маргарита сейчас служит в Западной Равке, я беспокоюсь, - тихо отвечает Елизавета, имея в виду свою невесту. - В Западной Равке уже спокойнее, чем было раньше, не думаю, что твоей возлюбленной грозит какая-либо опасность, - резонно отмечает мужчина, но тон у него мягкий и он всё ещё держит девушку за руки, успокаивая ненавязчивым жестом. - Я знаю, мой генерал. Она лучше меня может за себя постоять, это факт, но я не могу за неё не переживать, - смущённо отвечает Орлова. Морозов позволяет себе улыбнуться, потому что прекрасно её понимает. Понимает намного лучше, чем мог сам себе представить. - В конце недели отряд с Фёдором Каминским отправится через Каньон. Я отпущу тебя с ними. Не забывай только писать письма, - говорит Александр и Елизавета расцветает прямо на глазах. Она улыбается широко, искренне, благодарно и её яркие глаза буквально сияют. Генерал мельком думает, что многое бы отдал, чтобы другие глаза смотрели на него так же. Наверное, чёрт действительно лёгок на помине, потому что в следующий момент в военную комнату входит Бреккер и застаёт их в достаточно красноречивом положении. Орлова приветливо здоровается, даже не пытаясь отстраниться от Дарклинга, а сам он всё ещё держит девушку за руки. Каз застывает на месте, напряжённый, привычно недовольный и в его хмуром взгляде столько эмоций, что Морозов бы даже подумал, что он…ревнует? - В Малом дворце столько укромных мест, не могли найти что получше для свиданий? – когда юноша говорит, у него голос буквально сочится ядом и Дарклинг не без усилий заставляет себя не усмехнуться. ''Святые, он действительно ревнует.'' Елизавета ощутимо дёргается от его тона, смущённо отходит сама. Каз же смотрит на фабрикаторшу настолько тяжёлым взглядом, что она даже в комнате решает не задерживаться, скомкано прощается и почти выбегает. Морозов выразительно смотрит на юношу, негласно требуя объяснений, но тот упрямо молчит. Как будто не сам сюда пришёл. - Я думал, ты хотя бы с девушками ведёшь себя вежливее, - с укором говорит мужчина и Каз фыркает. - Ты слишком хорошего обо мне мнения. ''Ты и не представляешь себе насколько.'' - Что ты хочешь, Каз? У меня сейчас не так много времени, - Александр говорит спокойно и размеренно. Времени действительно мало, как бы сильно не хотелось потратить его на своего пленника. Который, что уж там, уже давно не пленник вовсе. Глаза Бреккера загораются яростью, он сильнее сжимает губы и видно, что сдерживает себя от того, чтобы не сказать что-то грубое в ответ. Дарклинг смотрит на него терпеливо, даже мягко, лениво опирается бедрами о стол и складывает руки на груди. Молчат они недолго, юноша довольно быстро собирается с мыслями. - Я хочу вызваться добровольцем с отрядом в Уленск, - Бреккер пытается говорить спокойно, но в его голосе слишком слышно напряжение. - Похвально. Но ты никуда не поедешь, - хмыкает генерал . - Я не разрешения пришёл спрашивать, а ставлю тебя перед фактом, - скалится Каз. Честно, Александру нестерпимо хочется закатить глаза, но он только качает головой. - Я тоже. Ты остаешься здесь и это не обсуждается, Бреккер, - теперь мужчина говорит холодно, отчеканивая каждое слово, именно так, как обычно отдаёт приказы. Юноше по всей видимости плевать на его приказы, ответ заставляет его встрепенуться и практически прошипеть: - Нет, я еду. В конце концов ты зачем-то лезешь в мои дела в Кеттердаме, так что это справедливо. На миг Дарклинг хмурится. Объяснять упрямцу, что он дела никакого не имеет к серии поджогов, по правде, совсем не хочется. Так же, как и отпускать его куда-либо. Он знает, что дело в его друзьях, Бреккер переживает, наверняка что-то придумал и собирается сорваться в Уленск, где они последний раз выходили на связь. Говорить ему, что причин для беспокойства нет, Морозов тоже не собирается, ведь юноша как минимум не поверит. - Ты никуда не поедешь. Оставь меня и возвращайся к себе, - Александр говорит это порядком устало, смотрит пристально, но по Казу видно, что он упрямо будет стоять на своём. Однако, генерал и сам не собирается уступать. - Какого чёрта, Морозов? - Это может быть опасно. - Ты серьезно думаешь, что я не смогу за себя постоять? Дарклинг вздыхает. Он не думает, он более чем уверен, что Каз Бреккер может за себя постоять. Но с его новым статусом проблем от этого куда больше, угроз куда больше и мужчина опять же понимает Елизавету. - Не заставляй меня тебе это доказывать, - Морозов говорит не совсем то, что думает, говорит вкрадчиво и отмечает, как юноша ожидаемо напрягается ещё сильнее, крепче сжимает свою трость и яростно сверкает глазами. Мужчина смотрит на него почти жадно, ласкает взглядом бледную кожу, выразительные черты лица, думает о том, как же нестерпимо хочется притянуть его к себе и целовать так, чтобы выбить из головы всю дурь, чтобы он даже думать ни о чём не мог, чтобы млел в крепких руках и никуда больше не убегал. Хочется, безумно хочется, но делает Александр снова совсем другое. Хочет наглядной демонстрации? Да пожалуйста, генералу совсем не жалко. Дарклинг изящно взмахивает кистью и неожиданный удар теней резко заставляет двери комнаты с грохотом закрыться, а Каза откидывает к ближайшей стене. Тот шипит, кажется ещё больше разъяренным и уже готов атаковать в ответ. Может, Морозов и не совсем хочет его разочаровывать, но стоит признать, что у юного афериста, несмотря на все его таланты, всё ещё ничтожно мало шансов против бессмертного гриша. Поэтому Бреккер банально не успевает ничего сделать и тени, опасные, голодные тени, пригвождают его к стене, не давая пошевелиться и призвать к своей собственной тьме. Дарклинг подходит близко, почти вплотную, смотрит с ноткой превосходства, но порядком устало. День и без того предстоит сложный, как и все дни до этого и последнее, чего мужчине хочется – играть с юношей в непонятные игры, что-то доказывать и бороться. Александр даже почти готов его отпустить, ослабляет хватку теней, но Каз в очередной раз рушит все его планы. Смотрит с неприкрытой яростью, бросается вперёд и замахивается тростью, уже готовый сделать что-то безрассудное и непоправимое. ''Маленький невыносимый упрямец.'' Дарклингу ничего не стоит перехватить его трость, почти лениво, небрежно усилить теневую хватку. - Можешь за себя постоять? – генерал вскидывает брови, вертит чужую вещь в руках и выжидающе смотрит на Каза. Тот опять кажется бледнее обычного, но на его привычке язвить это никак не сказывается. - Вряд ли на меня нападёт ещё один Заклинатель Теней, так что вполне. Морозов злится, мрачно усмехается, хочет хорошенько его встряхнуть. Смотрит в яркие глаза юноши таким тяжёлым взглядом, что даже он нервно сглатывает, пускай не подаёт вида и отчаянно пытается вырваться, хотя шансы у него ещё минимальные. - А про другие опасности ты не подумал? Про дрюскелей? Про шпионов? Про кергудов и непонятно чем накачанных гришей? Про то, что найдется ещё один умник, который заплатит какой-нибудь преступной шайке за похищение живого Святого? Про то, что найдутся люди, которым выгодно, чтобы ты был мёртвым? – Александр говорит твёрдо, хлёстко, но в голос всё равно проскальзывают предательские нотки бессильного отчаяния и беспокойства. ''Ты подумал о том, что с тобой может что-то случиться и я не успею ничего сделать? Подумал о том, что я не могу тебя потерять? Не хочу тебя потерять. Не хочу никуда тебя отпускать. Почему ты, такой умный, но такой идиот временами?'' Может быть это и слишком эгоистично, но Дарклингу всё равно. Он действительно понимает, что не может позволить, чтобы с Бреккером что-то случилось, он уже позволил ему чуть ли не сойти с ума в лазарете. Больше такого генерал не допустит. Тени отступают, но Каз почему-то стоит на месте. Смотрит почти растерянно, дышит прерывисто и молчит. Морозову хочется ещё много чего сказать, но он и сам молчит, протягивает юноше его трость и собирается отойти. Но Бреккер дёргает трость на себя, пока мужчина ещё не выпустил её из рук, заставляя их оказаться друг к другу близко просто до неприличия, почти касаясь. - Александр, - начинает Каз, но быстро замолкает, как будто у него случайно это вырвалось. Он редко зовёт мужчину по имени, настолько редко, чтобы стало невероятно желанно. Дарклингу нравится, как он это произносит: непривычно мягко, словно никогда не уверен в том, что говорит, с ненавязчивым приятным акцентом, выделяя букву ''р'', так, что вызывает затаенный трепет в груди и ласкающие мурашки. - Не делай вид, что тебе не всё равно, - Бреккер говорит слишком тихо и отводит глаза. Морозов не пытается в них вглядываться, вздыхает снова и отходит от него, возвращаясь к столу. - Мне не всё равно, Каз, - так же тихо говорит он, зная, что юноша не поверит, догадываясь, что он даже не слышит этот ответ, потому что срывается с места и покидает военную комнату. Александру действительно не всё равно, но доказывать что-то не имеет сейчас никакого смысла. Он тянется к своим карманам, ожидаемо не обнаруживая очередной мелочи и собственный перстень на месте и опять не злится. Ведь в конце концов это было более чем ожидаемо.

***

Сколько бы Каз Бреккер не пытался убедить себя, что не доверяет Жене, Давиду и Зое даже в минимальной степени, он всё равно чувствовал себя преданным. Ему хватило всего пары дней, чтобы накрутить себя до крайности из-за беспокойства, но так ничего и не придумать. Юный вор находился буквально в шаге от того, чтобы взвыть от собственного бессилия, ведь когда дело касалось его Воронов, он снова не мог думать, опираться на холодный разум и врать самому себе, что трюк в том, чтобы не дорожить ничем. Стоило признаться, хотя бы мысленно, что ему, чёрт возьми, есть чем дорожить и есть что терять. Только легче от этого не становилось. Каз не знал, где сейчас находятся Инеж и Джеспер и были все причины верить тому письму с предположением о похищении. Подкупить кого-то ещё и раздобыть информацию так же не представлялось возможным. Информаторы в тех краях оставались только самые скрытные, вероятнее всего работавшие на Морозова, продаваться они не собирались даже новоявленному Святому. И сам Морозов вряд ли бы что-то ему сказал и вряд ли знал про случившееся с его товарищами. Его куда больше волновали полномочия регента и его фабрикаторша, куда уж там. Сначала Бреккер думал без объяснений сорваться из Ос Альты на поиски, но быстро заставил себя успокоиться и не рубить с плеча. Он до сих пор не был уверен в том, что Дарклинг не начнёт его преследовать и не будет представлять опасность для его людей, сколько бы генерал не изображал заинтересованность, галантность и целый спектр эмоций, в которые Каз отказывался верить. Не хотел верить и обманываться, пока мертвецы в голове не затыкались, подначивая, лишая сна, сил и доводя чуть ли не до немой истерики. В итоге он сорвался на Хэршоу и ему не было жаль, кроме того, что инферн упрямо продолжил за ним таскаться. Потом придумал несколько планов и решил заявить Александру, что отправится в Уленск добровольцем. Тоже мимо, генерал Второй армии ясно дал понять, что он не покинет Малый дворец. Как будто ему не всё равно, будь он проклят всеми равкианскими Святыми. В итоге нашел в себе сил снова обратиться к Жене, Давиду и Зое, когда они в очередной раз после ужина собрались в его покоях. Вообще, это было даже иронично, что судьба такой огромной страны как Равка и все вопросы, в последнее время решались то в военной комнате, то в покоях самого Бреккера. Ну, хотя бы решались, не так как при короле Ланцове. Каждый из них на самом деле выглядел невероятно уставшим. Даже Хэршоу, который теперь всегда присутствовал, так как кроме Каза никто не был против и изредка инферн даже говорил что-то полезное. Когда Каз в первый раз, пару дней назад, заявил им, что ему срочно нужно покинуть Ос Альту на время, его никто не воспринял всерьёз и даже слушать не захотел. В принципе, доводы молодых людей и даже слова Дарклинга были резонны, это могло быть опасно. Но Бреккер, честно, плевать хотел, был уверен в собственных силах и движим необходимостью найти своих Воронов. Как и сейчас, но, видимо, за короткое время ничего не изменилось. - Ты собираешься прекращать свою истерику? – недовольно произносит Зоя, глядя на него выразительным взглядом. Женя даже не вступает с ней в словесную перепалку, сама смотрит встревоженно, Давид не отрывается от своей работы, а Хэршоу бубнит себе что-то под нос, внимательно наблюдая за фабрикатором. Каз молчит, только нервно ведёт плечами, снова утыкается в бумаги. Вообще-то он ни о чём сверхъестественном их всех не просил. Достаточно было договориться с кем-то из гришей, которые поедут в те края, подкупить, да пускай даже выкрасть – что угодно, перекроить самого Бреккера и просто прикрыть его на несколько дней, пока не разберётся по горячим следам. Конечно, юноша в принципе мог и сам такое провернуть, но у него было отвратительно мало практики и способности Жени всё же уникальны. И самостоятельно сделать это незаметно было невозможно, но сейчас казалось уже не самым плохим планом, раз равкианские гриши настолько категоричны. - Ты эту страницу уже полчаса читаешь, Каз, - устало говорит Сафина и она абсолютно права. Сосредоточиться на торговых документах получается просто ужасно, буквы пляшут перед глазами и он отвлекается на свои мысли, перебирая в голове самые худшие из вариантов развития событий. Недовольно думает, что его Вороны согласились бы сразу, не задавали бы вопросов. - А мои письма ты прочитала быстрее? – напряжённо парирует Бреккер. Он знает, конечно знает, что Женя в курсе про его состояние и причины, как и все здесь находящиеся. На самом деле почти не зол, ведь сам сделал бы то же самое и всё ещё плохо на них влияет. - Каз, - Давид наконец отрывается от своих приборов и колб, смотрит укоризненно и недовольно. - Заткнись, - хмуро бросает юноша, постукивает подушечками пальцев по столешнице и упрямо не поднимает глаза. Напряжение доходит до той точки, когда он вновь готов сорваться, но держится, не даёт себе поддаться эмоциям, не даёт голосам в голове взять верх. Выходит всё ещё плохо, но лучше, чем ничего. - Ты вообще не рассматривал вариант, что ты здесь не один волнуешься за тех, кто тебе дорог? – говорит Женя, говорит справедливо и правильно. Они, чёрт их дери, все здесь до тошнотворного правы, один Каз Бреккер чувствует себя идиотом. - Что ты хочешь от меня услышать? – Каз всё же поднимает на неё глаза и ожидаемо чувствует укол совести. Портная сама встревожена, так же устала, кажется нервной, но упрямо пытается воззвать к его здравому смыслу. Что бесполезно, ведь он сам для себя уже всё решил, здесь снова нечего думать. Сафина хочет что-то ответить, но неожиданно Зоя её останавливает, мягко кладёт ладонь на плечо и тоже смотрит на юного вора с укором. Просто прекрасно. Юноша не собирается долго это терпеть, поэтому вскоре молча уходит. Быстро идёт по широким коридорам Малого дворца, нервно постукивая тростью в такт шагов. Она нужна уже не так сильно, но в колене чувствуется фантомная психосоматическая боль при ходьбе и расставаться со своей вещью Каз не намерен. То что Хэршоу опять тянется за ним следом вполне ожидаемо, но раздражает от этого не меньше. - Да что ты прицепился ко мне, как банный лист? - кривится Бреккер, когда инферн его догоняет, но тот только плечами пожимает. Не то чтобы Каз хотел использовать равкианские поговорки в своей речи, но эта великолепно подходит. - Высшие силы удостоили меня честью защищать Святого, - спокойно отвечает парень, отвечает то, что и все разы до этого. Каз украдкой закатывает глаза. Грёбаные каэльцы, ещё более суеверные, чем равкианцы. - Сейчас мои силы удостоят тебя честью лишиться языка, - говорит с угрозой, но инферну, по всей видимости, вообще плевать. В принципе, Хэршоу даже может быть полезен, он беспрекословно послушает и будет участвовать в любом плане, который Бреккер ему предложит. Правда его общество откровенно неприятное, но с этим ещё можно смириться. Каз недовольно кривится, затем жестом указывает парню идти следом. Время уже позднее, но всё ещё есть. План на самом деле дрянь откровенная, но лучше, чем Бреккер может придумать в своём состоянии. Легче всего оказывается найти кафтан фабрикатора, эти гриши совсем недавно стали военнообязанными, вряд ли члены Второй армии будут знать каждого в лицо. Так легче всего затеряться, даже в одиночку путешествующий субстанциал не привлечёт внимание, на то юноша и рассчитывает. Хэршоу ему ни слова не говорит, следует за Казом молча, периодически бормочет себе под нос что-то на каэльском. Внимание они всё равно привлекают, из-за яркой внешности инферна и самого Бреккера, но, благо, людей в коридорах не так много. На одном из верхних этажей Каз останавливается перед дверями пустых гостевых покоев и чтобы войти использует не силу, а обыкновенные отмычки. Малая наука, конечно, даёт много преимуществ, но пренебрегать собственными умениями Каз не намерен. Хэршоу смотрит на его руки, как на очередное чудо, но не комментирует, внутрь оба входят молча. - Ты правда собираешься сбежать? – вдруг спрашивает инферн, пока Каз надевает фиолетовый кафтан. Тот, на удивление, сидит как влитой и оказывается вполне себе удобной одеждой. Юноша собирается не сбегать. Он собирается узнать, что с его людьми, пускай для этого и придется рискнуть, попробовать даже перекроить себя самостоятельно, возможно подставить своих вынужденных союзников. Он ни в чём не уверен и не собирается думать, как тогда и в темнице, ему надо действовать. - Тебе какое дело? – довольно грубо бормочет Каз и становится перед большим зеркалом. Он видел, как Женя это делает, вроде понимает принцип действий, у него должно получиться. Но с чего начать он всё равно не знает, немного растерянно вглядываясь в своё отражение. Стоит признать, что он даже выглядит куда тревожнее, чем бывало в Бочке в худшие времена. Черты лица будто заострились ещё больше, кожа кажется мертвенно бледной, под яркими глазами залегли глубокие тени от катастрофической нехватки сна. Не то чтобы Каза Бреккера вообще волновал свой внешний вид, но Джорди в голове услужливо подсказывает, что если выбирать между ним и симпатичной смуглой фабрикаторшей, то выбор очевиден. Каз всё ещё не собирается про это даже думать. - Это опасно, - говорит Хэршоу. Точно то же самое, что говорила Женя, Зоя, даже Давид, что говорил Дарклинг. Он годами делает то, что опасно, что эти равкианцы могут вообще понимать? - Если тебе что-то не нравится, то можешь проваливать отсюда, - Бреккер говорит не столько злобно, сколько устало и почти не напрягается, когда видит в отражении, что Хэршоу близко к нему подходит. Вряд ли фанатичному каэльцу хватит мозгов ему навредить, он же Святым его считает, порывается защитить. Каз в защите не нуждается, особенно от него. - Нет, я буду тебя защищать, - спокойно отвечает Хэршоу. Юноша не спорит даже, раздражённо фыркает и всё ещё смотрит на своё отражение. Ему нужно просто собраться с мыслями, поэтому он позволяет себе закрыть глаза, чтобы сосредоточиться и инстинктивно понять, как действовать дальше. Зря. Орден заклинателей все в Малом дворце считают непредсказуемым, взять тех же самых Зою, Багру, Дарклинга, да даже самого Каза, пускай он ни к каким орденам себя не относит, но эти силы всё равно ему ближе. Особенно непредсказуемы инферны, тем более каэльцы, тем более Хэршоу, который по слухам сжёг собственную деревню на родине, чтобы отомстить за смерть брата. Бреккер даже может его за это понять, наверное после сможет и простить за то, что инферн делает. Пока юноша стоит с закрытыми глазами, тот довольно резко и совсем неожиданно бьёт его в висок, тем самым заставляя отключиться. Забавно, он сам как-то говорил Морозову про то, что его ошибка, что он недооценивает соперников. Видимо, собственная ошибка Каза в том, что он недооценивает союзников.

***

- Что ты здесь делаешь? – спрашивает Зоя, когда застаёт Женю Сафину в конюшнях и это самая предсказуемая вещь, которую шквальная может себе представить. Которую они обе могут себе представить. Время уже позднее, но после того, как Каз ушёл, Назяленская не могла перестать о нём думать. Чёртов керчиец, по сути и не просил ни о чём, не заставлял, даже подкупить не пытался. А нервничал из-за своих друзей, слишком открыто, явно и это сработало лучше всех угроз и просьб вместе взятых. Бреккера не было нигде во дворце, значит были поводы думать, что он всё-таки решил попросту сбежать. И будь он проклят всеми Святыми, что Зоя на свою голову решила ему помочь, прикрыть и сама сейчас ищет, вместо того, чтобы спокойно спать в своей постели после напряжённого дня. Женя, судя по всему, делает то же самое. - Да ладно, Зоя, неужели тебе не всё равно? – фыркает Сафина. Шквальная выразительно закатывает глаза и говорит язвительно, но недостаточно, чтобы портная обиделась: - Я думала, что ты куда более благоразумна. - Я и про тебя так думала, - Женя раздражается, не может справиться с седлом и страдальчески сводит брови к переносице. Наверняка собирается ехать за Казом в Ос Альту своим ходом, но Зоя знает, что тот не покидал территорию Малого дворца. О чём и говорит Сафиной и аккуратно берёт её за локоть, отводя от лошади. - Ну и куда он тогда делся по-твоему? – устало спрашивает Женя. Она не знает, действительно не знает, Бреккер в принципе редко говорит о том, что задумал. Надо бы перестать за него волноваться, надо бы дать ему делать всё, что тот пожелает, но Сафина не может. Не после того, что он для неё сделал и волнуется девушка более чем искренне. Покидать столицу сейчас для него опасно, но Каз упрямо не хотел никого из них даже слушать, не хотел ждать. - Я похожа на человека, который знает ответ? – лениво парирует Зоя, пока они идут обратно к дворцу, оглядываясь по сторонам так, как будто это они что-то затевают. Догадка у шквальной конечно есть, надо только найти Давида Костика, надо только успеть, пока Дарклинг ничего не заподозрил. - Ну, ты вместе с ним у нас негласные лидеры, отчего нет? – Женя пожимает плечами и смотрит слишком выразительно. Явно намекая на то, что сама Зоя могла бы знать ответ, а ещё могла быть благоразумнее. Права, на самом деле, градус напряжения между ними ощутимо спадает. Некоторое время они обе молчат, пока идут к покоям фабрикатора, но того не оказывается на месте. В мастерских парня так же искать бесполезно, последний месяц он использовал вместо них комнату Бреккера. И это наводит на не самые радужные выводы. - Замечательно, а возлюбленного твоего где носит? – спрашивает Назяленская, но портная растерянно мотает головой. Не спешит уколоть Зою, действительно не знает где Давид может быть в такое время. Девушки переглядываются и, видимо, догадка посещает обеих одновременно, заставляя раздражённо скривиться. Костик на самом деле отвратительный актёр, пускай и неплохой теоретик, если собрался выгораживать Каза, то ему лучше не попадаться на глаза генералу Второй армии. Ведь если к своему пленнику тот поразительно снисходительно относится, это совсем не значит, что им троим не попадёт за выгораживание и сокрытие того, что керчиец слинял. Зоя и Женя не сговариваются, быстро идут к покоям Бреккера. Внутри ожидаемо никого нет, девушки останавливаются в коридоре, решая, что делать дальше. Женя думает во чтобы то ни стало найти Каза, ведь есть шанс, что он не успел далеко уйти, отговорить его от дурной затеи, если надо то хоть связать, чтобы сидел на месте смирно. Зоя решает, что надо самим сказать Морозову, пусть Бреккер потом обижается, бесится, но это для его же безопасности. Однако что-либо говорить или искать пропажу оказывается поздно, когда в коридоре появляется Дарклинг, который ведёт под локоть нервного взъерошенного Давида. Мужчина выглядит ещё более хмурым и мрачным, чем обычно, бесконечно усталым и смотрит на обеих достаточно красноречиво, чтобы девушки молчали. Фабрикатор неловко им улыбается, будто в извинение, но никому сейчас от этого не легче. - Он вам хоть платит за это, скажите честно? – Дарклинг задаёт вопрос с изрядной долей нервозности и вопрос ожидаемо риторический. Конечно же нет, они здесь все патриоты, самоотверженные и просто возмутительно хорошие люди. Им всем поразительно не всё равно на одну большую проблему керчийского происхождения. Наверное, равкианцы и правда слишком любят всё безнадёжное. - Ну и что теперь? – уже устало говорит генерал, отпускает Давида и тот быстро становится рядом с Женей, взяв её за руку, в попытке унять нервозность. - Он пока не успел покинуть Ос Альту, - отвечает Зоя, но догадывается, что Морозов и без неё это прекрасно знает. Догадка верна, мужчина кратко кивает. Шквальной до сих пор несколько неловко на него смотреть и мысленно называть настоящим именем, однако, после недавнего разговора с Бреккером стало куда легче. Ей всего лишь нужно чуть больше времени. - Собрался в Уленск, верно? – уточняет Дарклинг, на что все трое кивают. С одной стороны даже Женя, далёкая от военных стратегий, знает, что неразумно в их ситуации отправлять поисковый отряд за одним только человеком, даже если его провозгласили Святым. С другой стороны выражение лица у Александра настолько решительное, что Давид, который практически ничего не смыслит в человеческих взаимоотношениях, догадывается, что такой отряд ещё как отправят. Зое же просто нестерпимо хочется выпить чего покрепче и забыться сном. - С Казом должен быть Хэршоу, его тоже нигде нет. Он очень заметный, они быстро найдутся, - тихо говорит Женя, как будто успокаивая. Дарклинг лишь мрачно хмыкает, но взгляд становится мягким, понимающим, словно благодарным. Наверное этот коридор возле покоев Бреккера и Дарклинга является каким-то невероятно волшебным местом, о чём невольно думают все трое. Потому что спустя буквально несколько мгновений в этом коридоре появляется Хэршоу и не один, а с общей пропажей. Инферн выглядит совсем расслабленным, что-то привычно бормочет себе под нос, а сам Бреккер, почему-то в кафтане фабрикатора и без сознания, небрежно закинут поперёк плеча парня. Хэршоу от тяжести почти не морщится и смотрит на всех так, будто это не он делает что-то возмутительно странное и вопиющее. - Что ты с ним сделал? – в голосе Дарклинга звучит сталь, что невольно заставляет поежиться и даже невозмутимый инферн теперь кажется растерянным. - Он собирался сбежать, а это опасно. Я хотел как лучше, - почти с обидой отвечает парень и смотрит на Зою, будто в качестве поддержки. Однако, шквальная не спешит его утешать, каэлец явно не к той обратился. - Если он тебе клешни твои потом вырвет, дубина ты пустоголовая, я тебя защищать не собираюсь. А ещё и добавлю, - строго говорит Назяленская, командерским тоном и инферн теряется ещё больше. - Хэршоу, тебе стоило хотя бы нас предупредить, что ты собираешься делать, - намного мягче, но всё равно с укором произносит Женя. - Молодец. Только лучше отнеси его в покои к генералу и пойдем отсюда, - только Давид оказывается способным на похвалу, за что инферн явно ему благодарен, даже улыбается. Никто не спорит, Морозов и вовсе молча идёт к дверям сам, открывая для инферна двери. Наверное им действительно нужно уходить, время позднее, с Казом Бреккером можно будет поговорить и завтра. В конце концов каждый из молодых людей отчего-то сейчас чувствует себя здесь лишним.

***

Один из не очевидных плюсов потери сознания, неважно даже каким именно способом - то, что кошмары появляются не сразу, в отличие от обычного сна, тело успевает отдохнуть, пускай и совсем недолго. Каз знает это, как никто другой, но с каждым разом спасительная темнота длится всё меньше, подсознание воспроизводит очередной кошмар, где декорации всегда одинаковые и изредка меняются лишь действующие лица. Кроме Баржи Жнеца, Джорди и мертвецов периодически снятся его Вороны, которых он не успевает спасти. Снится злобно смеющийся Пекка Роллинс. Снится то, что совсем недавно случилось в лазарете. Снятся Женя, Давид и Зоя, которых заживо пожирает неугомонное пламя, что сжигает Ос Альту дотла. Снится умирающая Багра. Зачем-то снится Каньон, отдалённо напоминая единственное путешествие через него. Снится Александр, непривычно холодный, пугающий, который душит его своими руками. Бреккеру много чего снится и никогда ничего хорошего. Очередной кошмар заканчивается тем, что он резко открывает глаза, надрывно хрипит, подрывается на месте, принимая сидячее положение и смотрит перед собой дикими глазами. Каз хорошо помнит, что случилось до этого и с раздражением отмечает, что находится не в своим покоях, как будто надеялся, что будет иначе. На самом деле нет, он знал, что опять окажется именно здесь, на широкой кровати с дурацким балдахином и в присутствии того, кого видеть не хочет. Хотя бы в таком состоянии, потому что юноше на самом деле до безнадёжного сложно взять себя в руки. Он трёт лицо ощутимо дрожащими ладонями, дышит нарочито медленно, глубоко и старается игнорировать чужое сердцебиение рядом, рядом настолько, что стоит руку протянуть. - Каз, - Дарклинг тихо зовёт его, но Бреккер не оборачивается, упрямо смотрит вперёд, снова шевелит нервными руками. Благо, они в перчатках, уже хоть что-то, но игнорировать тот факт, что вместо обычной одежды и даже вместо того кафтана, на нём сейчас снова пижама, долго не получается. Это злит ещё больше, чем поступок Хэршоу и юноша совсем не хочет представлять, что Морозов раздевал его лично. Отвратительно, но щеки зачем-то обдает жаром. Они молчат совсем недолго. Каз успокаивает свое дыхание, сердцебиение и напряжённо думает. Соглашается, что план был ещё большей дрянью, чем он думал, лихорадочно пытается придумать что-то другое, воспроизводит варианты того, что Александр ему скажет. Тот с этим не спешит, ждёт терпеливо, пока юный вор хотя бы дрожать перестанет, после чего говорит совсем отстранённо, даже буднично: - Я был прав. Каз хочет съязвить, но единственное, на что его сейчас хватает – злобно повернуться к мужчине. Он отмечает, что Морозов и сам без привычного кафтана, в свободной чёрной рубашке со штанами, сидит на вполне безопасном расстоянии, благо, кровать позволяет и увлечённо читает письма. Время, должно быть, позднее, судя по темноте за окном, тишине и внутренним ощущениям. Бреккер выразительно на него смотрит, ожидая ответ и сходу предположить не может, в чём же Дарклинг может быть прав. - Ты действительно замечательно смотришься в кафтане, правда цвет был не совсем твой, - Морозов отвечает то, чего от него не ожидают, даже от писем своих не отрывается и голос звучит довольно мягко. Юноша припоминает, что он когда-то предполагал нечто такое и фыркает в ответ. - Поэтому ты и решил его с меня снять? – издёвка звучит неубедительно, потому что собственный голос хриплый, ломкий и тихий. Каз раздражённо кривит губы, хочет отвести глаза, но упрямо смотрит на мужчину, пока тот не удосужится посмотреть в ответ. - Без одежды ты выглядишь ещё лучше, - спокойно отвечает Дарклинг, но Бреккер прекрасно видит, как у него уголки губ дрожат, скрывая улыбку. Опять насмехается, ублюдок. - Ты ко мне прикасался. Мы так не договаривались, - хмуро бормочет Каз, хочет ещё что-то добавить, но Морозов перебивает его достаточно резко. - Я смотрю, ты вспоминаешь про условия договора, только тогда, когда тебе это выгодно, не так ли? – Александр наконец на него смотрит, смотрит строго, пытливо и юноша отворачивается. Ему и не хочется уже ничего доказывать, ничего уже не хочется. Может только заснуть и проснуться в своей душной комнате в Клепке, в другом временном промежутке, где он так и не услышал про дерзкое дорогостоящее задание, никогда не был в Равке и никогда не знал генерала Второй армии лично. Дарклинг вздыхает, судя по шуршанию откладывает свои письма, перемещается ближе и садится напротив него. Каз невольно подтягивает к себе ноги, морщится от фантомной боли и смотрит куда угодно, только не на него. Смотрит на тяжёлый балдахин, на дурацкие фальшивые свечи, на тёмные стены, думает одновременно обо всём на свете и ни о чём вовсе. Ему нужно срочно уходить, его нахождение здесь фатальная ошибка. Предательское тело помнит, что здесь, рядом с Александром, безопасно, спокойно, тепло, оно невольно расслабляется после этих дней напряжения, становится слабым. Так невероятно легко терять над собой контроль, если почему-то уверен, что ничто не причинит вреда. Каз не хочет вестись на этот фокус, не хочет верить, не хочет обжигаться. За всё в этом мире нужно платить, а за эту мнимую безопасность тем более, он уже однажды заплатил за такое непомерно высокую цену. Достаточно, чтобы до конца жизни запомнить, что любую доброту у него обязательно отнимут. Мертвецы в голове снова воют, плечи сводит дрожью, он думает про Инеж, про Джеспера, вспоминает то роковое послание. Бурная фантазия рисует самые ужасные варианты развития событий, в горле ожидаемо встаёт ком, уши закладывает и он не сразу понимает, что Дарклинг ему что-то говорит. Генерал берёт его за руки, привычным уже жестом, бережно, аккуратно и ладони юноши дрожат как в лихорадке. Всё мешается, испуг, волнение, тревога, неуместное смущение. Морозов ещё смотрит так, как будто ему не всё равно, встревоженно, ласково, что-то до сих пор говорит, гладит чужие нервные кисти, пускает тени по его коже, но Казу это опять не слишком помогает. Надо уходить, надо бежать, надо спасать своих людей, а не сидеть здесь, обманывать самого себя и давать приступу взять над собой контроль. Надо, но Бреккер может только замереть и надеяться на то, что потеряет сознание снова. - Каз, посмотри на меня, - Александру вообще, наверное, плевать на то, что с ним происходит, ведь другого объяснения тому, зачем мужчина прикасается пальцами к его лицу, юноша просто не находит. Прикасается аккуратно, самыми подушечками, как будто боится спугнуть. Обводит щеки, скулы, невесомо совсем, ласково и Бреккер благодарен, что у него хотя бы глаза опять не щиплет и он не успевает настолько низко пасть. Всё-таки смотрит на Дарклинга, рассеянно, почти сквозь, отмечая, что сейчас он и не похож даже на грозного генерала Второй армии. Ведь сам лохматый, даже какой-то домашний и смотрит настолько невыносимо, что внутри переворачивается всё, что только может. ''Да, братец, посмотри на него, ведь он так недостаточно видел тебя таким жалким.'' - Пожалуйста, слушай мой голос, - Морозов говорит тихо, но твёрдо, уверенно. Едва-едва касается висков, убирает со лба непослушные пряди волос, ведёт пальцами по хмурой складке на переносице, по бровям. После, догадываясь, что встревоженный Каз привыкает, кладёт теплую ладонь на его щеку, так близко, но совсем не страшно. Как будто как никто другой знает, как к нему прикасаться, знание недоступное самому Бреккеру и доставшееся тому, кому совсем не следует. ''Слушай-слушай. Уши ещё развесь и слушай, что он тебе наплетет.'' Каз слушает, пытается, пускай голос Джорди сбивает и не даёт сосредоточиться. Голос у Морозова на самом деле правда приятный, даже его дурная манера растягивать гласные, это отвлекает. Генерал пробует коснуться его шеи, но тут же убирает руку, когда Каза пробивает пугливой дрожью. Близко, опасно, слишком. Александр словно понимает, касается уже подбородка, линии челюсти, где выносить это легче. Бреккер чувствует как ему одновременно спокойно и почти дурно. Тело уже не сковывает, дышать легко, но Джорди в его голове издевается, почему-то ощутимо холодно и подступает головокружение. - Каз, здесь только ты и я. Всё закончилось, ты в безопасности, - Дарклинг говорит так ласково, что ему хочется верить. Хочется обмануться, почувствовать себя в этой мнимой безопасности, поддаться, пускай Каз и великолепно знает, что это фальшиво настолько, что даже смешно. Морозов просто издевается, Морозов просто с ним играет, Морозов обязательно его запутает и втянет в то, что кончится катастрофой. Александр ему не принадлежит и никогда не будет, ни его лживая искренность и просто невыносимая нежность. Может, зная это, можно и самому притвориться и позволить собственному телу творить то, что ему вздумается, как знать. Каз точно не знает. ''С ним и в безопасности, неужели ты в это поверишь, наивный идиот?'' - С твоими друзьями всё в порядке, никто не брал их в плен, - Дарклинг однозначно врёт и блефует, тут без вариантов. Каз резко выдыхает, хватает его за ворот рубашки, пускай руки до сих пор подрагивают и смотрит с невероятной яростью, но с проблеском надежды. - Не смей мне врать. Не смей говорить о них, - говорит хрипло, даже голос слушается из рук вон плохо и слова абсолютно не звучат как угроза. - Когда придёшь в себя, могу даже письма тебе показать. Мисс Гафа и мистеру Фахи ничего не угрожает, - отвечает Морозов. Спокойно, уверенно, так и не прекращает гладить его лицо и эти касания действительно успокаивают. Каз обречённо думает, что лучше бы он снова был в темнице, лучше бы его били, пытали, да хоть топили. Это он в состоянии вынести, даже если повторится то, что случилось в лазарете. А эту проклятую неуместную нежность, совсем ему не предназначенную, вынести не может, не привык к такому, теряется. И невероятно злится, что на себя, что на собственное тело, которое поддаётся охотно, что на Александра. - Ты знал, - почти шипит Бреккер, но не дёргается и не пытается отстраниться. Конечно же этот ублюдок всё знал, у него куча неподкупных шпионов в тех краях, надо бы перестать его хоть иногда недооценивать. - Надеялся, - отвечает так, как будто не врёт и это немного больше, чем дурацкая игра слов между ними. Каз хочет оттолкнуть его, нанести как можно больше увечий, нецензурно высказать всё, что о нём думает, но выпускает из нервных пальцев ткань чужой рубашки и кладёт ладони на его плечи, сжимая как-то неловко. Каз хочет никогда больше не быть в этих покоях, хочет по-настоящему сбежать из Ос Альты, снова оказаться в Кеттердаме, даже без плана и в своём нынешнем положении, но тянется вперёд, льнёт зачем-то к ласкающим рукам, но всё равно не может не думать. Каз хочет чтобы Дарклинг сам его оттолкнул, язвительно посмеялся над его наивностью, быть может и задушил, как в тех кошмарах, но смотрит на мужчину растерянно, сводит брови к переносице и всеми силами пытается заглушить гул мертвых голосов в черепной коробке. Каз хочет чтобы он разобрал его по частям и собрал обратно, уже целым, не таким сломленным и не таким до банального жалким, хочет остаться здесь на ближайшую вечность, хочет сам к нему потянуться и целовать, пока не рухнет в обморок или чего похуже. Каз много чего хочет, но совсем ничего не делает и Морозов снисходительно делает всё за него. Генерал вздыхает, тянется к нему и жарко касается губами переносицы. Бреккер не дёргается только потому, что помнит похожие прикосновения, помнит почти горячие губы, тёплое дыхание и колкую щетину, что не царапает вовсе, а приятно щекочет кожу. - Каз, ну пожалуйста, не думай, - шепчет Дарклинг, практически вымученно, словно юный вор невероятно его утомил. Каз бы даже разозлился, если бы действительно мог хоть что-то думать, когда Морозов начинает целовать его лицо. Тело это всё так же помнит, предаёт, не боится, расслабляется окончательно, разгоняет приятные волнительные мурашки и совсем не пугливую дрожь. Александр касается губами скул, щёк, носа, лба – всего, чего до этого касался пальцами и у юноши дыхание сбивается, краснеют кончики ушей и думать не получается, ни о плохом, ни о хорошем, ни о чём. У Морозова губы умелые, щетина приятно колется и сам он живой, тёплый, настоящий. Руками обнимает за талию, практически на колени к себе утягивает и Каз не сопротивляется, может, но совсем-совсем не хочет. Сильнее сжимает его плечи, поддаётся, сам льнёт к этому теплу, совсем не мёртвому дыханию, к гулкому биению чужого сердца. Сам робко касается губ мужчины, тут же отстраняясь, ведь всё ещё немного тревожно, как в тот раз, как в тот единственный их поцелуй. Бреккер вдруг осознаёт, что не хочет, чтобы он был единственным, но он не может себя за это винить и всё ещё не может думать. Он, в конце концов, всего лишь человек, неужели он так много хочет? Может Дарклинг умеет читать мысли, что не столь важно на самом деле, может просто опять всё понимает, со свойственной равкианцам эмпатией. Мужчина целует его сам, как и тогда осторожно, отстраняется раз за разом, чтобы дать привыкнуть. Сминает губы Каза до дрожи нежно, что в груди что-то печёт, обжигает и в животе скручивается в тугой узел. Бреккер сам себя готов проклинать за невероятную чувствительность, но это ожидаемо на самом деле. Тело, изголодавшееся по его касаниям, послушно подчиняется и вовсе не своему хозяину, а разум просто молчит. Каз отвечает на поцелуй жадно, всё ещё не совсем умело, но пылко, пытается где-то перехватить инициативу, укусить за нижнюю губу, но слишком быстро сдаётся. Морозову вообще отвратительно легко сдаться на самом деле и это мог бы быть провал, если бы не было так хорошо, волнительно, горячо и сладко. Каз стонет, когда Александр целует глубже, когда языки сплетаются и ему искренне плевать, как это выглядит. Дарклинг заставляет его дрожать, запускает руку в волосы, перебирает пряди, совсем слегка тянет и Бреккер стонет снова. Окончательно забирается к генералу на колени, не испытывая даже фантомные судороги в ноге, обхватывает руками в перчатках его лицо, лихорадочно гладит, тянет на себя, настолько близко, что ближе уже некуда. Их разделяет только тонкая ткань спальной одежды, но юноша даже благодарен за это, ведь соприкоснись они голой кожей, то он бы сошёл с ума от переизбытка противоречивых чувств. Казу не страшно, он чувствует ласковые тени на своём теле, не менее ласковые руки, губы и это невозможно спутать с мертвецами и испугаться. Морозов всё ещё отстраняется раз за разом, терпеливо, только смотрит жадно, почти голодно, с таким явным желанием, что кружится голова и внутри невыносимо сладко тянет. Новым чувством, непривычным, волнительным, но на самом деле Казу до мурашек приятно ощущать себя настолько желанным. Ощущать себя желанным в принципе. Александр не давит, целует то снова в губы, то трепетно касается лица, щурит глаза слишком довольно и тяжело дышит, стоит Бреккеру снова издать стон. Подумать только, что это так на него действует, удивительно. - Так приятно? – спрашивает со своей неуместной галантностью и участливо, как будто издевается и по юноше совсем не видно. Поэтому Каз и мотает головой отрицательно, из чистого упрямства. Мужчина ласково фыркает, тянется к его уху, обдает горячим неровным дыханием, мягко прихватывает зубами мочку, вызывая очередной стон. - Врунишка. Может быть ещё приятнее, - говорит как обещание, ведёт носом по виску и Каз вдруг замирает поражённый, понимая, что Дарклинг имеет в виду. Глаза широко распахиваются, щеки краснеют так, что ярче некуда и хочется опять отсюда сбежать, что достаточно сложно, когда сидишь на чужих коленях, практически оседлав бедра, обнимаешь кого-то за шею и с потрохами сдаешься в умелые руки. Наверное у Бреккера слишком красноречивая реакция, ведь Морозов вдруг смеётся, тихо, мелодично, искренне, обнимает его крепче и ткнется носом в раскрасневшуюся щёку. - Святые, Каз, ну не собираюсь же я на тебя набрасываться и делать с тобой непристойные вещи без твоего согласия, - беззлобно усмехается Александр, гладит по спине, опять целует в скулу и улыбается до морщинок в уголках глаз. Бреккер бы поспорил, что Дарклинг уже обещал, всего пару дней назад, что и не прикоснется к нему без его согласия. Поспорил бы, если бы это самое согласие ему не дал, пускай и негласно, но весьма и весьма понятно. Сказал бы даже что-то язвительное, но мужчина не даёт. Нагло крадёт с его губ очередной поцелуй, что успокаивает, выметает из головы мысли и даёт дышать полной грудью. - Давай поспим? Завтра будет сложный день, - тихо предлагает Дарклинг. Он, в отличие от самого Каза, великолепно держит себя в руках, меняет волнительную тему, даже дыхание генерала становится ровнее и выдаёт его лишь стук сердца, почему-то беспокойный, который юноша зачем-то жадно слушает. Как будто это что-то меняет и как будто у них был хоть один лёгкий день, не только здесь, но и в принципе в жизни. - Я не собираюсь с тобой спать, - ворчит Бреккер, но по лукавым огонькам в глазах Морозова понимает, насколько же двусмысленно это звучит. Проклятый равкианский язык, на его родном керчийском фраза воспринимается совсем безобидной и без подтекста. - Конечно, - легко соглашается Александр, но вопреки собственным словам утягивает его на кровать, прямо себе под бок и ненавязчиво целует в кончик носа. С тем самым невыносимым трепетом, который волнует Каза больше, чем раздражает. Поэтому юноша недовольно ворочается, выразительно смотрит на генерала, как будто надеется, что тот отпустит и даст ему уйти. Но на самом деле надеется, что ещё одно из его недавних обещаний правда, что никуда его не отпустят и ни за какие сокровища в этом не признается. - Не смотри на меня так свирепо. Вообще-то это я должен быть недовольным, ты во сне пинаешься, - фыркает Морозов, тянется на пару мгновений, чтобы погасить светильник и обнимает только крепче. - Так не мучайся и дай мне уйти спокойно, - парирует Каз, но затихает в его руках, опять расслабляется и укладывает голову на чужой груди. Он правда очень устал, они оба устали, хочется заснуть спокойно, без кошмаров и зачем-то с Александром рядом. Просто хочется и ничего больше. - Не сегодня, - говорит Дарклинг, снова ткнется в его щеку, такой расслабленный, спокойный и ласковый. Каз, конечно, может упрямиться и дальше, может брыкаться, может вырываться, но ничего из этого не делает. Не сегодня.