Пленник

События прошлой ночи почему-то выводят из хрупкого равновесия так же сильно, как череда кошмаров и голоса в голове. Но на самом деле Казу значительно легче, чем было до этого, по крайней мере физически. Получилось более-менее поспать, голова почти не болела и тревога, которая преследовала последние недели две, больше не ощущалась так остро и ярко. Думалось лучше, дышалось легче, можно было подумать, что Бреккер как будто выздоровел от некой непонятной заразы. Волновало колено, что не получилось залечить окончательно, общая слабость после пережитого с усилителем и мрачные мысли, но в основном состояние было сносным. Однако, собственная подозрительность всё равно терзала сознание и не собиралась проходить. Каз готов был согласиться едва ли не на что угодно, лишь бы не вспоминать, не думать, успокоиться, но получалось только отчасти. Всё равно лучше, чем ничего, а при большом желании мысли можно было запихнуть куда поглубже. Из-за суматохи нынешнего дня выходило вполне сносно. Самой масштабной новостью являлось падение Тенистого Каньона, что и обсуждалось на первом собрании, которое Ланцов устроил ранним утром. Если честно, то сам Каз был в смятении по этому поводу, ведь ещё с самых первых дней в Равке он был убежден и уверен, что Дарклинг планирует расширить Каньон, но никак не уничтожить. И теперь этот факт очень и очень сильно выбивался из логичной картины происходящего, в которой Морозов виновен во всём и даже больше. Бреккер вовсе не отказывался от своих слов, не планировал менять своё мнение, но с досадой признавал, что винить его хоть в чем-то и до этого было сложно, а теперь появился повод сомневаться в своих же выводах и подозрениях. Но про это юноша решил поразмышлять позже, если вообще останутся силы. В принципе, собрание даже прошло спокойно, если бы не череда всяких мелких деталей, на которые обратили внимание не все. Зоя и Александр говорили одну и ту же версию произошедшего, слово в слово, будто заученную. Версия гласила, что все эти дни они провели в Тенистом Каньоне, в котором заблудились, отбивались от волькр, а после произошло чудо и хвалёные равкианские Святые или ещё какая-то неведомая сила позволила призвать солнце и разрушить проклятое Неморе. Каз не поверил ни единому слову, пускай в нынешних реалиях в Равке действительно могло произойти что угодно, даже эра Святых, как это прозвал обычный народ. Назяленская и Морозов, вероятно, сговорились не оглашать правду. Их не было всего жалкие несколько дней, но невооружённым взглядом было заметно, что выглядят оба так, словно провели там долгие месяцы. Они держались вдвоём, не отходя друг от друга ни на шаг, мимолётно, но очень странно переглядывались и отвечали на чужие вопросы таким образом, словно ответы были подготовлены и заучены заранее. Даже на провокационные замечания Николая и туманные намёки Апрата никто из них не растерялся, спокойно рассказывая одно и то же. Помимо этого Каз заметил, что их двоих потрепало значительнее, чем предполагалось. Целители, конечно, проделали великолепную работу, но Дарклинг всё равно дышал со странным надрывом и украдкой касался своей груди, морщась при этом так, что замечал, наверное, только сам Бреккер. А у Зои было что-то странное с глазами. Юноша обязательно бы списал всё на освещение или подумал, что ему показалось, но чувствовал себя лучше и показаться ему не могло. Каз уж слишком хорошо видел, что моментами её глаза становились цвета серебра, с металлическим неестественным блеском и вертикальным зрачком. Шквальная каждый раз опускала взгляд, что было ей совсем не свойственно и это заставляло задуматься ещё больше. Едва ли не больше чем факт о том, что они с Дарклингом добрались до Ос Альты меньше, чем за сутки после разрушения Каньона, что было практически невозможно. На эту несостыковку так же не обратили должного внимания, взбудораженные падением Неморя и появлением новых Святых, но Бреккер знал наверняка, что генерал и командер Второй армии не сказали даже малую часть правды. Конечно, это было логично и то, что произошло на самом деле, по всей видимости, было куда более потрясающей разум информацией, узнать которую пока не представлялось возможным. Не было времени поговорить с Зоей наедине, а спрашивать Морозова юноша не собирался и что-то подсказывало, что от него ответов не получить. За всё собрание мужчина не посмотрел в его сторону ни разу, до боли напоминая случай в лазарете. Тогда, когда двойник Александра был беспристрастным, чужим, холодным, а может и не был двойником вообще. Может, сейчас он правда перестал играть, раз Каньона больше нет и он не сможет использовать Бреккера. Может, строит новый и одному ему известный план, если даже усилители его деда не работают на Казе так, как должны работать. Может решает, что ещё отобрать у юноши и во что снова влезть в Кеттердаме, непонятно по каким причинам. Может… ''Может я просто всё это себе придумал и гоняюсь за призраками, которых не существует?'' Опасная и горькая мысль, полная проклятой и неуместной надежды, которую не вытравить и не прогнать. Она засела где-то глубоко внутри, под самыми рёбрами, где и так нещадно дерет от противоречивых эмоций и чувств, которые Каз не должен испытывать. Эту мысль не перебивает даже нетерпение и волнение перед встречей со своими Воронами, не перебивают загадки, войны, все паршивые события, ожидаемо не перебивает Николай. Она просто есть и от этого тошно, от этого Бреккер насильно заставляет себя отводить взгляд от спокойного и безразличного профиля Александра, но его взгляды замечают даже увлечённый другими вопросами Давид и витающий в облаках Хэршоу. Замечают, чёрт возьми, все, кроме самого генерала, юноша понимает, что это бесповоротный провал, но не собирается за это отчитываться и говорить даже Жене. В конце концов, пускай всё действительно катится в бездну. Собрание длится довольно долго. Кроме разрушения Каньона обсуждают и стычку с дрюскелями. Обошлось без жертв, но сам факт того, что фьерданцы напали не только на гришей, но и на отказников, уже можно было считать официальным началом войны. Скорее всего Фьерда и объявит об этом сразу после окончания Рингкеллы, что состоится в самое ближайшее время, приуроченное к календарному концу зимы. У Каза и самого были масштабные планы на это мероприятие, которые он намеревался воплотить в жизнь, стоило лишь дождаться Инеж, Джеспера и снова обговорить с Багрой небольшой обманный манёвр. На собрании так же затронули случай с оленем. Бреккер почти ничего не говорил по этому поводу, сухо пересказав происшествие, упомянув про гришей под паремом, про дрюскелей, а Хэршоу отстранённо подтвердил каждое слово. Это тоже являлось весомым доводом для начала военных действий, но уже по инициативе Равки. Подозреваемых пока держали в темницах, допрашивая, но из рапорта Ивана стало понятно, что заключённые находятся будто под гипнозом, не в состоянии внятно ответить и даже пытки на них никак не действуют. Вероятно, что на вражеских солдат так подействовала сила гришей, извращённая паремом, но из-за отсутствия доказательств предъявить всё равно было нечего. Собравшиеся в военной комнате обсуждали это активно, но зачем-то в полголоса и опасливо косясь на Каза. Тот же сидел с ничего не выражающим лицом, но внимательно вникал в чужие предположения и догадки, мысленно отмечая самые интересные из них. Кто-то предполагал, что обвинения в очередном покушении на своего гражданина выдвинет Керчия, что маловероятно. Нейтральное островное государство на такое не пойдёт, точно не в пользу Равки, скорее всего Торговый Совет тайно начнёт поддерживать или Шухан или Фьерду, одновременно с этим финансируя равкианцев. Или все стороны, войны, как ни прискорбно, дело крайне выгодное и прибыльное. Юноша так же жадно всматривался в чужие лица, пытаясь распознать малейшие изменения и намёки на что-то странное. Уверенность в том, что олень дело рук Дарклинга не прошла, но у того как минимум должны быть сообщники, раз он сам находился в Каньоне. Каз хотел убедиться, что дело действительно только в этом и не более, но что-то мешало. Думалось после произошедшего намного лучше и состояние всё ещё было выносимее, чем то, в котором он находился последние дни. Словно это правда выздоровление и собственная подозрительность даже не спешила разрастаться до размеров паранойи. В голове лишь маячила очень смутная догадка, что это явно неспроста, но Бреккер решил вникнуть в это позже, собрав достаточно информации и доказательств. Вроде бы никто из присутствующих гришей, министров и военных из Первой армии не выдавали никаких эмоций, которые можно было посчитать подозрительными. Даже Апрат выслушивал всё без каких-либо изменений в лице и не смотрел украдкой одним из своих хищных взглядов. Зато на самого Апрата смотрели и не только Каз. Женины глаза выдавали тревогу, но долго на священнике не задерживались. А взгляд Николая и взгляд Морозова был почти одинаковый: холодный, цепкий, полный непонятной мрачной решимости и смутной досады. Как будто принц и генерал либо что-то знали, либо сами подозревали Апрата, которого почти никто не воспринимал иначе, чем религиозного фанатика. Это было любопытно. Под самый конец из-за количества людей в военной комнате Казу стало немного не по себе. Пускай помещение было просторным, никто его не касался, а в позволительной близости сидели лишь Женя и Давид, долгое пребывание здесь всё равно ощущалось неприятным. Поэтому, когда совет закончился, Бреккер был практически счастлив снова оказаться в прохладных коридорах Малого дворца. Неплохо было бы сразу поговорить с Зоей, но та слишком быстро скрылась с глаз в компании Дарклинга. Видимо, придется искать ее позже, а у самого Каза не получилось долго ковылять по коридорам в одиночестве, обдумывая услышанное. Правое колено болело теперь едва ли не сильнее, чем все годы до этого и то, что его получилось залечить в ночь нападения кергудов, сейчас казалось чем-то нереальным. Юноша сдавленно ругался сквозь стиснутые зубы, шёл, бесцеремонно толкая плечами проходящих мимо гришей, пока к нему не присоединился надоедливый и раздражающий Хэршоу вместе с его новым развлечением. Николай совсем вскользь упомянул, что инферн подобрал бродячую полосатую кошку по дороге из окраин Раевости, такую же рыжую, как его собственные волосы, привязался к ней буквально за часы и теперь таскал это тощее недоразумение с собой. Фантазии дать животному имя у парня не хватило, назвал Накошкой на каэльский манер и рад стараться. Но Хэршоу хотя бы молчал, привычно бормотал что-то, теперь обращаясь к новому питомцу, смотрел на Бреккера ещё более благовейным взглядом, но самому юноше не говорил ни слова. В принципе таким образом терпеть его компанию было сносно и Каз почти не огрызался, когда инферн увязался следом. В его покоях он не был каким-то новым гостем, Женя с Давидом скорее всего уже на месте и направлялся Бреккер именно туда, но не сильно спешил. Всё ещё лихорадочно думал, останавливался время от времени, но в общей суматохе на него никто толком не обращал внимания. Кроме Николая, который стремительно приблизился к нему, только заметив издалека. Хэршоу учтиво кивнул, но выражение его лица в присутствии принца так и оставалось местами непривычно хмурым из-за чего Каз даже захотел спросить о причинах. - Собрался от меня бегать? – с ноткой лукавства начинает Ланцов. Видимо, его ничуть не смущает, что инферн может услышать их диалог и прийти к определенным выводам. Бреккеру в принципе всё равно, кто про него что подумает и он выразительно закатывает глаза, отвечая правду. - Нет. На самом деле нет, ведь это бессмысленно. Вездесущий царевич в любом случае не оставит его в покое, юноша успел убедиться в этом лично. Бегать Каз не собирается, ему самому нужно о многом расспросить Николая, но сейчас не самое удачное время, о чём он и говорит принцу. - Давай поговорим позже. Звучит это намного мягче, чем хотелось бы, но Бреккер не придаёт значения. Им действительно о многом нужно поговорить. Как минимум про незнакомую Тамару, а как максимум про то, что Назяленская и Морозов что-то не договаривают. Ланцов будто понимает, кивает снисходительно, но его улыбка никуда не исчезает, когда он произносит: - Ладно. Я просто хотел сказать, что мне придётся украсть у тебя Давида и Женю, очередные скучные государственные собрания, на которые ты, вероятно, сейчас не пойдёшь. - Надо же, как учтиво. С каких пор тебе требуется моё разрешение? – с ноткой раздражения фыркает Каз. Он правда не собирается перемещаться в Большой дворец, ему бы обсудить с гришами немного другие вопросы, съездить в Ос Альту и навестить Багру. Обсуждение придется отложить на потом и ехать сразу в ''Ворон''. - Всегда, если ты не заметил, - вкрадчиво отвечает Ланцов. На самом деле он прав и это даже злит. Принц действительно спрашивает, нуждается в глупом разрешении и по сути не делает ничего, что сам Бреккер не хочет. Как будто специально, из-за чего юный вор так же подозревает его во всём на свете и не верит в бескорыстие, но Николай всё ещё Николай и зачем-то на него не получается злиться дольше и сильнее, чем нужно. Зачем-то Каз даже не против, но настроение снова падает, стоит увидеть Зою и Дарклинга. Никто из них ничего не говорит, не подходит, Морозов лишь выразительно смотрит на Николая, кивая ему и, вероятно, этим жестом подзывает за собой. Самого Каза не удостаивает взглядом и юноше хочется снова от души ударить его тростью, разбить массивным набалдашником беспристрастное лицо, сделать всё что угодно, лишь бы он хоть что-нибудь сказал. Бреккер не знает, зачем ему это нужно, особенно когда подозрения подтверждаются раз за разом, но избавиться от навязчивой идеи не получается, только затолкать её на самые задворки сознания на некоторое время. - Мне надо идти, - говорит Николай, отвлекая его от мрачных мыслей. Каз знает, ему и самому надо, время не бесконечное. Он рассеянно кивает в ответ, что принц конечно же замечает. - У тебя всё в порядке? – участливо спрашивает Ланцов. Скорее всего искренне, ведь у него взгляд снова меняется, не смотря на беззаботное выражение лица. На самом деле не в порядке, но Бреккер не хочет об этом говорить, особенно ему и сейчас. Неопределенно пожимает плечами и отвечает сухо, почти холодно, переводя тему: - Вполне. Я тоже спешу, ко мне скоро приедут гости. Эта мысль греет до такой степени, что у юноши немного смягчается выражение лица. У Николая же оно оживляется и улыбка становится ещё ярче. - Познакомишь? – любопытно спрашивает принц и как будто не удивлён фактом, что у такого, как Каз Бреккер, могут быть гости в этой стране. Как будто даже знает наверняка и здесь не удивился бы уже сам юноша. В ответ Каз снова кивает, Николая это удовлетворяет и он скрывается из виду, кратко попрощавшись. Хэршоу опять смотрит вслед принцу одним из своих непонятных мрачных взглядов и Бреккер всё-таки не выдерживает. - Чем тебе не угодил будущий король? – спрашивает ровно, без каких-либо эмоций, но смотрит на каэльца с любопытством. Тот удивлённо хлопает глазами, задумчиво гладит кошку, которая практически задремала на его руках и отвечает: - Ничем. Он хороший, Накошке тоже нравится. У него просто моряцкие повадки. Теперь удивляется уже Каз. Вопросительно выгибает бровь, оглядывая инферна с недоверием, но не находит ни одного довода поспорить со странным наблюдением. Юноша, пускай и часто бывал в Пятой гавани, не обращал должного внимания на моряков, кроме крайне полезного Шпехта. А повадки самого Николая списывал больше на военные, беря в расчёт его службу в Первой армии. Должно быть Хэршоу разбирается в этом лучше, он родом с Блуждающего острова, где каждый второй, охотно или нет, но осведомлён о мореходстве или им занимается. А сама мысль странная, интересная и точно стоит того, чтобы над ней подумать. Николай всё ещё является большой загадкой и вполне вероятно, что мимолётное наблюдение может оказаться ключом к истине. В конце концов он буквально пару дней назад зачем-то упомянул духов моря, наравне с равкианскими Святыми, находясь во взвинченном состоянии, это должно что-то значить. В итоге отвязаться от прилипчивого инферна удаётся благодаря Зое. Она забирает его из конюшен, когда сам Каз уже собирается ехать в столицу и ожидаемо кривится от кошки. На Бреккера шквальная смотрит странно, встревоженно, видно, что хочет что-то сказать, но ни у кого из них нет времени. Юноша уверен, что чуть позже они обязательно поговорят и отправляется в Ос Альту почти со спокойной душой. Там Каз так же толком не находит никаких причин для беспокойства и почти ничего интересного. Его беспризорники прекрасно себя чувствуют и охотно делятся новыми сплетнями. Разве что теперь дети куда чаще упоминают Дмитрия Смирнова добрым словом. Бреккеру это совсем не нравится и даже становится жаль, что у него нет таких талантов, как у Инеж, чтобы разузнать что-то про ушлого трактирщика. Ему юноша не доверяет и опасается даже не смотря на недавний бескорыстный поступок и есть поводы. Один из которых, что по словам Виктора, Смирнов нередкий гость в ''Вороне'' и для равкианцев вообще-то нормально посещать заведения конкурентов в мирных целях. Однако, Каз всё ещё керчиец и даже в страшном сне не может вообразить, чтобы он сам в Кеттердаме приходил в тот же ''Изумрудный дворец'' для отдыха. Поэтому наказывает парню следить за стариком во все глаза. Виктор ожидаемо соглашается, не спорит и не задаёт лишних вопросов. Бреккер в который раз убеждается, что не прогадал, взяв мальчишку в компаньоны. Он смышлёный, исполнительный, а ещё беспристрастный настолько, что не поражается вообще ничему на свете. Даже если на порог клуба заявится живое чудище, Виктор не более чем предложит ему приватный столик и отдельного крупье. Каз чувствует нечто отдалённо похожее на гордость, проверяя работу парнишки и удостаивает его сухой короткой похвалой. Всё-таки заслужил. Время проходит намного быстрее, чем думалось. Каз устраивается в своей каморке, разбирая документы и письма, на которые не было времени до этого. Много думает про предстоящую аферу с Ледовым двором, как уговорит своих Воронов, какие слова скажет Багре, набрасывает несколько планов. Снова вспоминает про Николая, воспроизводя в памяти его поведение. Скрепя сердце читает послания из Кеттердама, в которых нет новых вестей и происшествий, но они ожидаемо напоминают про Дарклинга. Думает про Каньон, про оленя, про войну и что-то в этих мыслях опять не сходится, будто подозревать кого-то одного и конкретного неправильно и всё куда сложнее. Пишет на полях гроссбухов очередную идею, помечает с кем связаться, кому написать и кому заплатить. Падение Тенистого Каньона оказывается крайне полезным событием, чтобы вести бизнес не только в Ос Альте, но и в Ос Керво. Дело обещает быть прибыльным и настолько воодушевляет юношу, что он не думает даже про то, что когда-то отсюда уедет и всё это станет бессмысленным. Когда-то, но не сейчас. Увлекается настолько, что не замечает, как время близится к вечеру и кто-то бесцеремонно входит в тесное помещение. Точно не Виктор и не кто-то из клуба, они все стучат. Вероятнее всего Женя, быть может Николай, но когда Каз поднимает голову и видит Зою, он даже удивлён. Шквальная никогда не проявляла интерес к этому месту и не искала его здесь, значит, на это есть весомая причина. Или она действует по наводке Дарклинга, это вероятно и невооружённым взглядом видно, насколько они сблизились. Бреккер старательно не забивает голову такими мыслями, цепляясь за ту, что Зоя Назяленская не тот человек, которого можно заставить что-то делать без веских причин. Или неуместно банальный факт, что шквальная на его стороне или была по крайней мере. Юноша неосознанно напрягается, хмуро смотрит на неожиданную гостью, но действительно рад её видеть, живой и почти невредимой. Зоя хмыкает, замечая его реакцию и садится в кресло возле его рабочего стола не дожидаясь приглашения. Смотрит прямо, цепко, сейчас её глаза обычного цвета, но они оба понимают и знают наверняка, что-то случилось и что-то не так. Назяленская начинает говорить первой: - Что с тобой произошло? - Я всё рассказал на собрании. Как и ты, - в тон ей отвечает Каз. Ненадолго наступает тишина, неуютная и тяжёлая. Ответы нужны обоим, но юноша едва ли уверен, что шквальная станет откровенничать, он сам не собирается этого делать, по крайней мере первым. Но Зоя смотрит так, что серебро опять появляется в её взгляде и раздражённо шипит: - Бреккер, ради всех Святых, я же не враг тебе. Каз это знает. Как знает и то, что она наверняка расскажет про этот разговор Александру. От этого становится почти паршиво и произносит он с изрядной долей ехидства: - Ради таких Святых, как мы? Как Дарклинг? Зоя закатывает глаза и вздыхает: - А он тебе что сделал, Каз? Вопрос попадает в точку и лицо Бреккера становится похожим на восковую маску, лишённую красок, что не скрывается от цепкого взгляда Зои. Она почему-то смягчается и начинает говорить снова: - Давай секрет за секрет? Оно будет справедливо. Назяленская почти в точности повторяет то, что не так давно говорила Багра. Не совсем справедливо, она захочет знать не только про оленя Морозова, но ещё и про то, что произошло между ним и Дарклингом. Каз слишком хорошо видит это по её глазам, сделка не до конца честная, но… Вдруг Зоя останется на его стороне? Не столь важно, что сблизило её и Александра в Каньоне, если она узнает то, что её генерал творит, она, исходя из собственных принципов, может поменять мнение. В конце концов Бреккер очень хочет в это верить. - Хорошо, я начну, - Назяленская даже облегчает ему задачу, несколько мгновений собирается с мыслями и рассказывает то, о чём умолчала на собрании. Зоя говорит настолько поразительные и невероятные вещи, которые было бы сложно выдумать и Каз жалеет, что под рукой нет фляжки с чем-то высокоградусным, ведь нестерпимо хочется выпить. Она рассказывает про трёх Святых, которые на слуху в Равке, про Каньон и его падение, про ничегоев, про силу, которую сама приобрела благодаря Санкт Юрису, про гибель наставника и про дракона. Юноша понимает, каким тогда образом они добрались в Ос Альту настолько быстро и почему не рассказали ничего остальным. Слишком велик риск наличия шпионов, такую информацию можно давать лишь тем людям, которым доверяешь настолько же, насколько себе. Бреккер не знает, почему оказался одним из таких людей, но знает, что Зоя ему не врёт. Он слушает жадно, внимательно, смотрит в её глаза, снова подмечая вертикальный звериный зрачок и она даже не скрывает взгляд. Назяленская говорит, что он и сам в чём-то был прав про их усилители. А ещё слишком тепло отзывается про Дарклинга, из-за чего внутри что-то давит сильнее и ощутимее, чем её рассказ про него и Санкт Лизавету. Морозов по каким-то сумасшедшим причинам отказался от величайшего господства и разрушил с Зоей Тенистый Каньон в пользу Равки и её народа. Конечно, весьма и до дурного патриотично, но из-за новой информации собственные подозрения всё больше и больше трещат по швам. Бреккер знает, что Александр, по сути, далеко не хороший человек и ему плевать на это на самом деле. Но мужчина патриот, его мотивация ясна, как и то, что он совершил едва ли не геройский поступок. Юноша напряжённо думает, основываясь на услышанном, запутываясь при этом всё больше и больше. Наверное, здесь действительно требуется взгляд со стороны, поэтому от Зои Каз ничего не скрывает. Про оленя сказать толком нечего, происходящее было будто в тумане и в неестественной тишине, но он рассказывает каждую деталь, которую помнит. Делится догадкой, что это мог задумать Морозов, на что Назяленская неверяще и непонимающе хмурится. Бреккер собирается с силами и рассказывает больше, чтобы её убедить. Про вещи, что произошли в Кеттердаме и почему они имеют для него значение. Про то, что доверил Александру свой секрет, намеренно опуская интимные подробности. И даже сам секрет, сухо и кратко делясь воспоминаниями про Баржу Жнеца, про Пекку Роллинса, про всё и сразу, но в скупо общих чертах. С одной стороны становится легче, как тогда, когда он рассказал Дарклингу, в груди как будто лопается тугой металлический обруч. С другой это всё ещё опасно и обмен информацией, даже после рассказа Зои, слишком односторонний. Но в итоге Каз думает, что это не имеет должного значения, если они правда на одной стороне. Зоя слушает его столь же внимательно, лишь изредка и сухо что-то уточняя. То хмурится, то задумчиво накручивает на палец свои тёмные волосы, то со странной тоской смотрит куда-то сквозь юноши. Когда он заканчивает, шквальная молчит, после чего её губ касается печальная усмешка. - А меня в девять лет насильно выдавали замуж за человека, который в шесть раз меня старше, - глухо произносит девушка, упоминая о чём-то таком же личном, делая эту сделку честной. Каз не знает такой информации про неё и даже замирает, когда она не менее кратко и скупо рассказывает. Становится более чем понятно, почему своей тётей Зоя дорожит больше, чем родной матерью и зачем скрывает факт того, что наполовину сулийка. Всё ещё хочется выпить, уже слишком, ведь такие разговоры Бреккер переносит так же тяжело, как переносит она. В конце, конечно, легче, но слишком откровенно, слишком опасно, слишком лично. Просто слишком. Молчание, что наступает потом, больше не кажется тягостным, скорее немного неловким. Каз хочет начать говорить первым, но Зоя перебивает, в который раз задавая самый верный вопрос: - Ты уверен, что это вообще затеял один человек? Уж очень разные методы. В том и дело, что Бреккер не уверен и Назяленская снова понимает это без слов. Она солдат, разбирается в подобных стратегиях лучше ввиду опыта. И права, что немаловажно. Ферма Ритвельдов, пожар в ''Зверинце'', его Вороны на корабле Штурмхонда, пропажа Уайлена, информация про его мать, приглашение Роллинса в Равку, продажа Пятой гавани – будто дело рук человека, который хочет лишить его чего-то важного, но не прибегая к грубому насилию по каким-то причинам и очень похоже на некий личный мотив. Лазарет с одурманенными людьми и олень Морозова – словно происки кого-то другого, кто не гнушается ничем и будто намеренно изучает реакцию и возможности Каза такое вытерпеть, жестоко, но явно ничего личного. Зоя именно это имеет в виду, Каз уверен, но ему от этого не легче. Потому что Дарклинг всё ещё может оказаться кем-то из инициаторов, на него указывает слишком много фактов, догадок, но складная картина в голове всё равно медленно рассыпается, кусочек за кусочком. - Если кто-то из них Александр, то какой у него мотив? – резонно спрашивает Зоя, добивая окончательно. Потому что мотива нет, но в том и прелесть самых громких и страшных преступлений, что совершают просто так, с размахом, чтобы было. Потому что Дарклинг не совсем такой человек, ему почему-то больше нравилось развлекать себя тем, что он приручал Каза к своим прикосновениям, создавал иллюзию и ложную надежду, наверняка тешил своё самолюбие и возможно считал сам себя особенным, раз мог делать то, что не мог никто до него. И потому что Зоя называет его по имени так просто и легко, что под рёбрами клокочет, сжимает, душит и гадко до тошноты. Почему-то Назяленская угадывает лишь последнюю его мысль, выразительно фыркает и качает головой: - Поразительно, ты ещё ко мне его приревнуй, очень обоснованно и логично. Каз игнорирует сарказм и ехидство в её голосе, ведь на самом деле очень. Зоя Назяленская первая красавица Малого дворца, если вообще не всей Равки и должную конкуренцию в этом ей составляет только Женя Сафина. Зоя теперь живая Святая, может даже больше, чем может Каз. Зоя знает Дарклинга намного дольше и они провели достаточно времени в Каньоне, а про личные подробности она могла умолчать, как умолчал Бреккер. Это более чем веские причины и мотивы, пускай Каз никого не ревнует и не собирается. Шквальная, судя по её красноречивому взгляду, не верит ни на миг, но юноше всё ещё плевать на чужое мнение. - Если бы Юрис был знаком с тобой, он бы меньше попрекал меня тем, что это я наказываю себя за то, что у меня есть сердце, - Зоя усмехается, но с мрачной и тоскливой ноткой. Вероятно скучает по погибшему наставнику, а юноша фыркает в тон ей. - Он был стар как этот мир и вряд ли что-то понимал. - Я тоже сначала так думала. Но он был Святым, - Назяленская пожимает плечами, а взгляд у неё немного теплеет. - Мы уже убедились, что стать в Равке Святым под силу даже ублюдку из Керчии, - парирует Каз, но у него уголок губ дёргается в кривой усмешка. Зоя издаёт короткий смешок и чуть щурит глаза с лукавым выражением, когда отвечает: - Здесь любят всё безнадёжное, не забывай. Настроение становится чуть лучше, Бреккер в ответ может только пожать плечами, ведь сколько можно про это повторять. Совсем скоро Зоя встаёт из неудобного кресла, лениво потягиваясь. Юноша отчётливо замечает, что после пребывания в Каньоне изменились не только её глаза, но и ещё что-то. Неуловимое совсем, но даже жесты Назяленской кажутся более плавными, властными и говорит она увереннее, чем когда-либо: - Мы во всём разберёмся, Каз. Он бы ехидно спросил о том, с каких пор это важно, если бы не её прямой взгляд, в котором читается невысказанное обещание. Пора бы наконец признать, что они всё-таки команда, сам Бреккер тоже её неотъемлимая часть, поэтому его трудности и подозрения так же имеют значение. - Возможно. Или я вернусь в Кеттердам с самой большой загадкой в своей жизни, - хмыкает Каз, так же встаёт на ноги, но сам до конца не уверен в своём ответе. Слишком многое изменилось за эти месяцы, чтобы можно было утверждать наверняка. По крайней мере он вряд ли покинет Равку, пока не разберётся в некоторых важных для себя вопросах. - Ты намерен туда вернуться? – спрашивает Зоя, изящно выгнув бровь. Бреккер смотрит на неё так, что в его глазах не отражается ни одной эмоции, но внутри как будто бушует шторм. Вопрос, ответ на который он не раздумывая дал бы ещё не так давно, сейчас кажется сложным и чуть ли не провокационным. Юный вор в любом случае собирается покинуть Равку, но больше не уверен, что вернётся домой. Конечно, в Кеттердаме из всех Святых повсеместно почитают только Гезена, про статус Каза когда-нибудь забудут, всё вернётся на круги своя. Однако, Каз прекрасно понимает, что та же самая Инеж, если и вернётся с ним, в Керчии не задержится, она теперь свободна и сможет осуществить свою мечту. Джеспер и вовсе может остаться в Малом дворце, он в конце концов гриш. Личные вещи в ''Клубе Воронов'' распроданы ушлым Пером Хаскелем, Пятая гавань больше Бреккеру не принадлежит, как и комната в Клепке, как ферма в Лиже, как собственная месть длиною почти в половину жизни. Кажется, что нет смысла туда возвращаться и по кусочкам восстанавливать всё, когда в Равке он приобрёл нечто большее за этот короткий срок. Бреккер знает, что Николай вряд ли станет его держать, он не связан никакими договорами и сделками с наследным принцем. Связан с Дарклингом, но это даже мысленно звучит глупо и тот прекрасно знает, что святость торгов и сделок не имеет для Каза никакого значения. Значение имеет нечто другое, что юноша никогда никому не скажет, ведь и сам не в силах подобрать слова. Поэтому Зое он отвечает смутной общей фразой, давая понять, что говорить про это не намерен: - В Равке и без меня хватает Святых. Неудивительно, что она всё понимает. Беззлобно хмыкает, в глазах теплеет и произносит мягче, чем того требуют слова, с озорной многообещающей хитринкой: - Но не хватает бессовестных жуликов. Каз усмехается достаточно сухо, но на душе всё равно становится легче. Он обязательно подумает над этим, но позже. Список вещей, о которых юноша обещает себе задуматься потом и без того растёт едва ли не с каждым часом. Они возвращаются на территорию Малого дворца вместе, переговариваясь почти по делу. Назяленская волнуется про официальное объявление войны и с живым интересом спрашивает про то, нет ли у Бреккера плана, связанного с Фьердой. План есть, но делиться он пока не спешит и отстранённо излагает про то, что в скором времени собирается вести дела и в Ос Керво. Шквальную не совсем удовлетворяет такой ответ, но она подмечает, что это хорошая перспектива и прощается с ним на хорошей ноте. Каз совсем недолго собирается с мыслями и идёт к Багре. В этот раз Бреккер появляется в хижине ещё более вовремя, чем обычно. Морозова сначала на него не смотрит, ведь собирается в путь и юноша определенно знает, куда именно. Женщина почти готова. На ней неприметная темная шуба и шаль, скрывающие статную фигуру, небольшой узелок с необходимыми вещами и она на ходу натягивает на руки меховые перчатки. Видимо, в дальнюю дорогу Багра отправится налегке, как и все разы до этого, которых в её жизни было бесконечное множество. Каз знает про многие из них, Морозова сама рассказывала во время чаепитий, но знает не про все. Наверное, Багра не терпит долгих прощаний, потому что смотрит на юношу привычно недовольно, нетерпеливо, но Каз так же замечает, что оно больше наигранно. В её тёмных глазах читаются отголоски неясного тепла, смутной тревоги и сейчас не нужно ничего говорить на самом деле, что-то просить, припоминать и в деталях обсуждать план. Морозова и без него прекрасно всё знает и понимает, но с тонких губ женщины всё равно срывается обречённый вздох. - Я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь и никто потом не будет хоронить тебя, - с ворчливой ноткой произносит Морозова, как будто это действительно не имеет значения и просто фраза. Каз знает, что это не так, но ещё знает, что ни траура, ни похорон не будет, он уверен в себе, своём плане и своих людях. Уверен, что сама Багра даст необходимую фору и стоящий отвлекающий манёвр. Уверен, что загадка больше не будет загадкой. И не уверен лишь в том, почему Морозову волнует что-то личное. По сути она не должна переживать. Только за себя, за своего сына, быть может за эту страну, с присущим равкианцам патриотизмом, но никак не за Каза Бреккера и дело здесь не в том, что он спас ей жизнь и она вроде как у него в долгу. Дело в том, на что юноша снова не находит слова и Багра не даёт их сказать. Неожиданно протягивает к нему руку, затянутую перчаткой и касается затылка, мимолётно гладит и лохматит волосы. Женщина банально треплет его по голове, словно несмышленного мальчишку, который имеет для неё значение. Каз замирает, кажется, не дышит вовсе, настолько это ей не присуще и настолько теряется от краткого, незнакомого до, но такого искреннего прикосновения. - Не подведи нас, мальчик, - тихо говорит Багра, смахивая с его лба непослушные пряди и уголки её губ едва-едва приподнимаются в тёплой, но усталой улыбке. Бреккер знает почему и смутно догадывается, что она чувствует. Морозова по-настоящему волнуется и рискует чуть ли не сильнее, чем рискнёт он. Неизвестно как вообще отреагирует Улла, ставшая ожившей легендой, даже на собственную мать и неизвестно, полетит ли к чертям весь план. Известно наверняка только то, что Каз не подведёт.

***

Как бы хорошо Каз себя не чувствовал, заснуть всё равно не получилось. Голова была забита ворохом мыслей, тех самых, что он собирался отложить до лучших времён. Лучших времён может никогда не быть, тем более в Равке, где события происходят беспощадно, с последствиями и необратимо. Ни с кем толком поговорить не вышло, но может оно и к лучшему. Помимо маячащей на горизонте поездки во Фьерду, Бреккера интересовала череда махинаций и необходимых действий, связанные с “Вороном”, с Ос Керво и местным бизнесом. Сейчас это было куда занятнее и отвлекало от размышлений про войны, парем и подозрения, что словно въелись в собственную кожу. Отвлекало от необходимости объясниться с Николаем. Отвлекало от мыслей про Дарклинга, с которым Каза в данный момент разделяли только стены их покоев. Юноша великолепно знал о том, что Морозов у себя, может быть отдыхает после этого сумасшедшего дня, может занят, а может вовсе не один. Про последнее думать не хотелось совершенно, оно сбивало с ровного хода собственных мыслей и в итоге Бреккер не придумал ничего лучше, чем собраться в Ос Альту на самом исходе ночи. Там, в тесном помещении, хотя бы всё понятно, всё ясно, привычно и никто не посмеет нарушить его покой даже косвенно. Собирается юноша недолго и уже несколько минут спустя покидает свою комнату. Рассеянно кивает двум дежурящим опричникам, устремляясь вперёд по коридору. Откровенно говоря, дежурить в этой части дворца, конкретно перед его покоями и покоями Дарклинга, абсолютно бессмысленно, но здесь настоял Ланцов. Наверняка встревоженный тем, что произошло с Казом, но они это ещё не обсуждали. В конце концов, какая разница, чем занимается дворцовая стража и где они дежурят. Малый дворец в этот час начинает постепенно просыпаться, а кто-то из его обитателей не спит, возвращаясь с ночных прогулок. Как например Надя Жабина, растрёпанная, с зацелованными алыми губами и крадущаяся обратно в свои покои так, словно её застукали за чем-то постыдным. Каз на это лишь презрительно фыркает и идёт дальше по коридорам. По пути так же встречаются патрулирующие опричники или сонные гриши, что вот-вот проснулись и собираются отправится в очередной военный поход. Поэтому, когда Бреккер видит у самой библиотеки вполне бодрого Апрата, что тихо переговаривается со стражем, он не удивлён. Старик после разрушения Каньона должен ехать в Ос Керво со своими проповедями, видимо он так же готовится в путь. Юноша хочет пройти мимо, но Апрат кивком даёт понять опричнику, что тот может идти, а сам преграждает дорогу. Каз не хочет с ним разговаривать, слушать бесполезные речи и туманные намеки, но зачем-то останавливается. – Как вы себя чувствуете, Санкт Ритвельд? – учтиво интересуется Апрат, глядя на юношу изучающим взглядом, что даже ощущается липким и неприятным. Вроде и говорит прямо, но тон у старика такой, будто неуловимо на что-то намекает. – Вас это не касается, - сухо отвечает Каз. Вероятнее всего, что старик имеет в виду случай с оленем, но вести с ним беседы всё равно нет желания. Однако, что-то подсказывает, что от вынужденного диалога никуда не деться и верх берёт скорее любопытство. Апрата до сих пор не получается ни в чём уличить и выдвинуть прямые обвинения, пускай Бреккер и уверен в том, что священник замешан. Он может быть в сговоре с Фьердой, с Шуханом, может быть заодно с Дарклингом, может что-то знать про мотивы Николая, может иметь дела даже с Керчией и Торговым Советом. Беда только в том, что на провокации он не ведётся и никогда не говорит ничего прямо, изображая глубоко верующего фанатика. Но Каз может пойти на минимальные уступки, поэтому всё-таки идёт вслед за мужчиной, когда тот жестом приглашает пройти в помещение и закрывает за ними дверь. Библиотека в этот час безлюдная, тихая, даже мёртвая, что ощущается ещё больше из-за могильного запаха, что сопровождает каждое появление Апрата. Это противно, но достаточно выносимо, Бреккер демонстративно лениво прислоняется плечом к одному из книжных стеллажей и выжидающе смотрит на священника. На самом деле в таком положении лучше переносить усилившуюся боль в колене, юноша не подаёт вида, хмурится, но старый ублюдок всё равно замечает. – А ведь я вас предупреждал, - старик говорит с мягким укором. Каз помнит один из их диалогов, конечно же помнит предупреждение и не может не согласиться с тем, что оно было к месту. Но согласиться только мысленно, вслух он произносит иное, неприятно скривив губы в подобии оскала: – Если вы так переживаете за меня, то предупредили бы про опасность с вашей стороны. Апрат сухо усмехается, но не выглядит удивлённым или оскорбленным такими словами. Напротив, приторно вздыхает и качает головой, когда даёт ответ: – Хоть я вам откровенно не нравлюсь, но заметьте, что я единственный человек, который вам не врал. Если бы вы прислушались, то не стали бы втянуты в игры, которые ведут генерал и младший царевич. Я знаю, что вы умный молодой человек, но вместе с тем ещё очень юный и все мы ошибаемся. Впрочем, моё предложение всегда в силе. Каза не передёргивает только из-за хваленой выдержки и на самом деле в словах мерзкого старика действительно есть резон. Апрата нельзя уличить во лжи, но только потому что он никогда не говорит ничего прямо. А про чьи-то игры юноша догадывается и знает без него, лишнее напоминание об этом только злит. – На вашем месте я бы беспокоился быть сам втянут в чужие игры или понести наказание, - язвительно произносит Каз. От его реплики глаза Апрата буквально загораются. Бреккер отмечает насколько они тёмные, будто ледяные воды Кеттердама, в которых он тонет из раза в раз в очередном приступе. Не те тёмные омуты, к которым он успел привыкнуть, куда более отвратительные, ненавистные и вызывающие тошноту. Священник, наверное, замечает и это, подходит чуть ближе, обдавая могильным затхлым запахом, а юноша стоически это терпит. Не хватало ещё показывать собственную слабость перед священнослужителем, пускай и думается, что тот прекрасно всё знает и так. – Я уже давно не в том возрасте, чтобы во что-то играть. И бояться мне нечего, я же не совершал никаких преступлений против равкианской короны, - спокойно произносит Апрат, но в его взгляде горит неистовое пламя. Каз понимает, что священник намекает на переворот и этого прозрачного намека вполне хватает, чтобы потерять остатки самообладания. Юноша не использует физическую силу, слишком уж брезгует касаться старика даже кулаками, но по его воле чужое сердце больно сжимается, а по телу струятся опасные голодные тени. Однако, Апрат не пугается даже на мгновение. Сухо фыркает и пронзительно смотрит на разъяренного оппонента, вновь качая головой, словно говорит с несмышленным ребёнком: – Ну, бросьте, Санкт Ритвельд, я вас не осуждаю. Напротив, мы с вами оба делаем то, что будет лучше для этой страны, осознанно или нет. И, заметьте, я достаточно преданно храню молчание. В его словах можно угадать скрытую угрозу, но совсем слабо. В принципе, Каз не боится, точно не Апрата, но если информация про переворот станет общедоступной, то проблемы будут не только у него. Со своими Бреккер справится, но не может быть уверен в том, что Николай никак не накажет триумвират гришей, что прямо или косвенно ему помог. Не может быть уверен, что Николай сделает с ним самим. И, конечно же, не может быть уверен, что принц до сих пор не в курсе. В конце концов Ланцов умён, он мог знать и это очень многое бы объяснило. Толику своего замешательства Каз никак не выражает, лишь отзывает тени и свою силу. – Ваша преданность того не стоит, то что случилось больше не такая тайна, - Бреккер и сам отвечает туманно, неоднозначно, но выделяет слова. Он блефует, как умеет делать едва ли не лучше всего, но старик в ответ усмехается хищно, почти скидывая с себя образ фанатичного священнослужителя. – Правда? Именно по этой причине вы не видите, что генерал Кириган и принц Ланцов в сговоре? Не видите, что происходит? Неужели вы настолько очарованы обманчиво располагающей внешностью обоих, что слепы в самой сути, Санкт Ритвельд? Олень, странности в керчийской столице, даже ваше состояние! Святые, я ни за что не поверю, что вас можно было так одурачить. "Слышишь, братец? Всё ещё самый умный? Всё ещё не последний филя?" Голоса Апрата и Джорди мешаются в голове и Каз невольно отшатывается. Ему нечего сказать и лучшее, что он может сделать - молчать, пока священник вываливает нелицеприятную правду. Ему юноша не доверяет ещё больше, внимательно глядит за выражением лица, но... Проблема в том, что слова слишком похожи на истину, которую он, кажется, упрямо не замечал, пускай и догадывался. Но вместе с тем похожи и на невероятно удачное стечение обстоятельств, которые можно трактовать так, как выгодно. Старик с каждым словом подходит чуть ближе из-за чего Каз опять начинает задыхаться, но не пытается ничего сделать. Старается сохранить хоть ничтожные остатки беспристрастного образа, но хлесткие фразы лишают не только их, кажется, что лишают даже опоры, из-за чего стоять оказывается невероятно сложно. – Я столько раз пытался призвать к вашему благоразумию, но вы отмахивались от меня как от назойливого насекомого. И что теперь? Один из них - Чёрный Еретик, который задурил вашу юную голову, а второй скрывается под личиной пирата и берёт в плен ваших людей из Кеттердама. Кстати, вы не заметили, что вам стало лучше? Тоже думаете, что дело лишь в том, что вы выспались, а не в чужом вмешательстве? Каз всё ещё молчит. Это всё логично, обоснованно, правдиво, даже пазл в голове складывается, со всеми исходными данными, чужими мотивами и необратимыми последствиями. На самом деле он был к этому готов, но недостаточно, ведь внутри него как будто рушится целый мир. Надеяться было не на что, ожидать хорошего исхода тоже, но в самой глубине души хотелось… “Чего тебе хотелось, идиот? Проникся равкианским духом? Начитался их сказок? Как же ты жалок, братец.” От слов мёртвого брата Бреккер чувствует привычный приступ мигрени, а Апрат добивает окончательно. – Было бы напрасно надеяться, что в Равке у вас есть друзья и вы сами великолепно это знаете. Командер Назяленская сказала хоть слово, что постигло Королёва после инцидента в лазарете? Вас вообще пытались оттуда вытащить ваши, так называемые, друзья? Господин Костик и госпожа Сафина поведали о том, как секретничают с царевичем про новые мореходные изобретения и у них в планах отобрать у вашей родины море? Может своими планами во Фьерде с вами делилась Багра? Может каэльский инферн не случайно вёл вас именно тем путём, на котором вероятно встретить стадо Морозова? Не давайте мне ответы на эти вопросы, но будьте честны сам с собой. Каз совершенно не удивлён тем, что Апрат столько знает, ведь должно быть он и есть тот самый влиятельный двойной агент. Вообще юноша сам должен быть таким, керчийцы не выбирают одну сторону, но какие-то личные принципы в который раз играют с ним злую шутку. Бреккер на самом деле почти готов поверить каждому резонному слову и доводу, быть может готов прислушаться к мертвым голосам в собственной голове. Но опасные привязанности, которые он годами вытравливал из себя, не дают этого сделать и именно в этот момент почему-то дают взглянуть на это с другой стороны. Как бы наивно то ни было, Каз верит Жене, Зое и Давиду настолько же, насколько верит себе. Верит Багре и вопреки сильной личной неприязни не находит ни одной причины подозревать Хэршоу. Конечно, всё складывается очень логично, однако имеют место быть немаловажные нюансы. Информация про смерть Королёва не была столь важной, поэтому они это не обсуждали. Про моросеи и планы на Керчию Каз знает и сам, знает, что Женя и Давид неплохо сблизились с Николаем, они ведь теперь занимают значимые должности. Бреккер самостоятельно и без зазрения совести многого бы лишил свою родину, будь то преимущество в море, махинации с силосами или с Торговым Советом, Кеттердам жесток и порождает таких же жестоких людей. Даже правда про Николая, про которую юноша смутно мог догадываться, не является столь шокирующей, потому что многое не сходится и словно шито белыми нитями. Ланцов сам давал много предпосылок, намёков и как никто другой руководствовался личными мотивами из-за того, что Каз лишил его семьи. На месте принца юноша поступил бы куда хуже, вспоминая хотя бы то, что он в своё время сделал с актерами Роллинса. Но зачем-то Николай не опустился до откровенной жестокости и зачем-то не верилось, что предыдущее скверное состояние дело рук его шпиона сердцебита. В этом надо было разобраться, пускай принц и правда будет в сговоре с Морозовым, но детали, что до этого сходились, сейчас рассыпаются прямо на глазах. Особенно слова Апрата про истинную личность Дарклинга. Каз, черт возьми, знает это уже давно, а старик преподносит будто открытие, неужели просчитался? Вероятнее всего священник стремится запутать его и переманить на свою сторону, но не берёт во внимание тот факт, что на Бреккере не работают должным образом даже древние усилители. Как уже выразился Николай – с ним всегда всё идёт не по плану. Апрат вдруг слабо улыбается, почти ласково, почти по-доброму и Каз Бреккер бы поверил в это, если бы Каз Ритвельд уже не видел такую же улыбку у Якоба Герцуна восемь лет назад. Лживая, обманчивая и обещающая всё на свете, лишь бы получить собственную выгоду. — Я всего лишь хочу вам помочь, Санкт Ритвельд, вы как никто другой достойны большего и достойны стать великим, а не марионеткой в чужих руках. Подумайте над этим, - мягко говорит священник и быстро уходит. Нельзя отметить, что Апрат хорошо подбирает слова, играя на чужом самолюбии, но когда Каз снова может дышать нормально, он убеждается в том, что не верит. Вопреки своей натуре, юноша в этот момент выбирает одну сторону и выбирает вовсе не иллюзорные обещания старого политика, который строит из себя истинно верующего. Каз лихорадочно придумывает план. Порядок мыслей и будущих действий на самом деле прост и не включает в себя ничего мудреного и хитроумного. По пути в “Ворон” у юноши есть достаточно времени всё обдумать. Апрату можно банально подыграть, ведь ясно как день, что старик не поверит в неожиданную лояльность, он преследует свои цели, но доверие в данной ситуации не имеет значения. Из-за невероятно сильной неприязни, Каз до этого не думал о таком всерьёз, но сейчас, руководствуясь лишь холодным расчетом и доводами разума, вариант кажется самым выигрышным. Ещё следует вывести на разговор Николая, не поддаваясь эмоциям и хотя бы постараться не придушить будущего короля голыми руками. Самое скверное, что Бреккер очень и очень его понимает и не может обвинять с той ослепляющей упертостью, с какой обвинил во всех грехах Морозова, будучи не в состоянии держать себя в руках. С Кеттердамом и с его Воронами все более-менее понятно, однако, детали слишком привлекают внимание. Исходя из них причастность того же Дарклинга к Ланцову, к усилителям, да хоть к лазарету, теперь кажется зыбкой и преступлением без какого-либо мотива. Если быть откровенным, то юноша и до этого почему-то замечал, что такое не совсем в характере генерала и только собственное упрямство не позволяло подумать с другой стороны. Он и так думал про Александра слишком часто, слишком жадно и слишком самозабвенно, неважно даже в каком направлении. Бреккер ни в коем случае не собирался отказываться от своих слов или пытаться перед ним объясниться, но последняя фраза мужчины всё равно эхом звучала в голове и скребла под рёбрами. Факт того, что он провёл с Зоей в Каньоне очень много времени не давал покоя. Очередные кусочки пазла складывались не так, как должны были и единственный верный ответ по поводу своих собственных эмоций ускользал из рук подобно дыму. Каз не хотел приходить к этому ответу, по крайней мере точно не сейчас. Бреккер добирается до клуба и устраивается в каморке. Думать в этом месте всё ещё легче и временами возникает мысль и вовсе обосноваться в этой тесной комнате, как было в Кеттердаме. Что-то в этом есть, хотя бы по той причине, что свои покои в Малом дворце уже давно стали своеобразным рабочим кабинетом и залом для собраний некоторого количества людей. Каз успевает проверить письма, которые приносит Виктор и кратко ознакомиться с последними новостями, коих мало, ведь он был здесь меньше суток назад. Успевает снова поразмышлять про Ос Керво и задумывается про то, какие связи можно найти во Фьерде. Даже не потому что планирует ограбление Ледового двора и не потому что это полезно. По большей части по-настоящему переживает за Багру, она и строчки не напишет оттуда, ничего не скажет и действует едва ли не наобум, выигрывая для юноши драгоценное время. Бреккер для себя не отрицает своё беспокойство и делает мысленную пометку ненавязчиво расспросить про это ушлого и противного Дмитрия Смирнова. С трактирщика всё-таки началось приобретение связей в Равке, наверняка можно начать переписку и с другой страной, у Смирнова должны быть связи, по молодости он вроде как имел дела с Фьердой. На некоторую удачу, захмелевший Дмитрий как раз заседает в игорном зале “Ворона” в столь поздний или откровенно ранний час, но юноша решает начать с ним разговор немного позже. Потому что общества одного мерзкого старика ему хватило, обращаться к другому такому же нет никакого желания. Позже наступает уже после рассвета. Каз успевает вдоволь подумать, решить что-то для себя и возвращается в привычное ему мрачное расположение духа, вспоминая то Кеттердам, то Николая, то беседу с Апратом, то Дарклинга, то снова Багру. Всё кажется запутанным, странным и предательски обидным на самом деле. До той степени, что хочется остаться здесь на весь день, может даже вздремнуть после очередной бессонной ночи. Скверное состояние постепенно возвращается, вместе с гулом голосов, тянущей неприятной болью в колене и приступом мигрени. Наверное, действительно стоило бы отдохнуть, но Бреккер упрямо считает, что станет от этого лишь более вялым и несобранным, пока мозг работает и отголоски злости дают сил, нужно действовать. Когда Каз выходит в полупустой зал, то отмечает, что нужный ему Смирнов сейчас изрядно выпивший, о чём-то горячо спорит с неким мужчиной и без особого повода дёргает уже сонного Виктора. Юноша подходит к столику, за которым устроился мужчина, из-за чего его вынужденный собеседник быстро ретируется и Каз бесцеремонно плюхается напротив. Дмитрий смотрит с ноткой лёгкого удивления в его блеклых глазах, неприятно улыбается и тянет почти с издёвкой: - Надо же, господин Морозов из Карьева, какая чу́дная встреча! Бреккера пробивает разряд неприятной дрожи. От самого присутствия трактирщика и от его обращения, что опять напоминает про человека, что прочно обосновался в мыслях. Глупый и нелепый фарс, Смирнов великолепно знает, кто Каз такой, а насмешки старого жулика только нервируют. - Лучше зовите меня по имени и перейдём сразу к делу, - холодно отрезает юноша, как и в любую из их предыдущих бесед. Дмитрий фыркает, опрокидывает в себя очередную стопку водки, но не кажется слишком пьяным. Наоборот, по азартному блеску его глаз понятно, что он мысленно просчитывает свою выгоду и просто порядком веселее, чем обычно. - А отчего не Санкт Ритвельд, вы же у нас местное достояние, - ехидничает трактирщик, на что Каз выразительно закатывает глаза. После двигает пальцами, заставляя воздух вокруг них почти вибрировать, потрескивать и этой мелкой демонстрации достаточно, чтобы Дмитрий стал серьёзнее. - Что за дело? – спрашивает он, изучая юношу цепким взглядом. Конечно, Бреккер не спешит выкладывать на стол все карты. Кратко излагает про личную потребность связей во Фьерде, особенно в близости к Кенст Хьерте, ни слова не говорит про Ледовый двор. По всей видимости Смирнов до конца не понимает что к чему, о чём свидетельствует хмурая складка на его лбу и то, как он задумчиво почесывает свою редкую бородку. Но соглашается быстро и легко, непонятно по каким причинам, даже не называет сумму, которую хочет за свои услуги. Снова становится беззаботно выпившим, отмахивается от юноши и продолжает осушать стопки горячительного. Бреккера это уже не волнует, поэтому уходит он достаточно быстро и возвращается на территорию Малого дворца. К его приезду солнце уже высоко, во дворе царит привычное оживление и почву из-под ног выбивают мелькнувшие в толпе фигуры Николая и Александра. Принц что-то воодушевленно рассказывает генералу, который мрачнее обычного и почти не пытается замаскировать хмурое и недовольное выражение лица. Если честно, то Каз не хочет видеть никого из них, точно не сейчас, догадываясь, что сорвётся и натворит глупостей, поддавшись эмоциям. С Ланцовым всё ещё стоит поговорить, но в другое время и точно в другом месте. С Морозовым и подавно выяснять ничего не хочется. Хочется просто скрыться с чужих глаз, снова воспроизвести в голове информацию и варианты развития событий, но в Малом дворце его обязательно от этого отвлекут и не дадут побыть в желанном одиночестве. Поэтому Каз практически незаметно крадётся к хижине Багры, решая переждать некоторое время там. В отсутствии хозяйки туда точно никто посторонний не сунется по своему желанию, даже занятой Дарклинг. Благо, в общей суматохе юношу действительно никто не замечает.

***

Дарклинг находился именно в том состоянии, что было уже откровенно непонятно, какое чувство терзало его больше всего. Их было слишком много: противоречивые, то вспыхивающие в израненной груди подобно силе, то затухающие и медленно тлеющие – казалось, что мужчина не чувствовал столько всего и сразу как минимум целую вечность. Наверняка дело было в том, что он и Зоя сотворили с Неморем, та так же непонятно себя чувствовала. Однако, Морозов достаточно быстро взял контроль над собственными эмоциями, не позволяя им толком отразиться даже на его лице. Назяленскую не пришлось долго уговаривать на то, чтобы они добрались до окрестностей Ос Альты с помощью её нового облика. Это сэкономило время, которого, на их счастье, за пределами разрушенного Каньона прошло гораздо меньше ожидаемого и было чудом, что дракона в небе никто так и не заметил. Договариваться не раскрывать всю правду на дворцовых собраниях им тоже долго не пришлось, обыкновенная предосторожность и верное решение. Тем более, раз за ничтожно малое количество дней в столице произошло столько событий. Самым важным, наверное, было преждевременное возвращение Николая Ланцова. Морозов точно знал, что наследник престола, скрывающийся в морях под личиной Штурмхонда, появился раньше лишь благодаря своим кораблям, которые могли передвигаться по воздушному пространству. Определенно, они оба действительно выбрали самые быстрые и полезные способы передвижения. Но и это не было столь важно на фоне других происшествий. Изначально они с Зоей остановились в окрестностях Ос Альты и должны были появиться в Малом дворце только под утро, ведь нужно восстановить силы. Воспользоваться помощью молчаливой целительницы не составило никакик проблем, как и связаться в тот поздний час с Иваном, чтобы узнать, что произошло в столице за этот короткий срок. А то, что сердцебит рассказал и заставило Дарклинга после сорваться в Малый дворец в самый разгар ночи, совершенно наплевав на то, что о нём вообще подумают и как это выглядит со стороны. Возвращение и бурная деятельность Ланцова, оборонительные тактики, странное нападение дрюскелей на отказников, непонятные подставные письма в Керчию, смутные планы на Торговый Совет – ничто из этого не имело никакого значения. Значение имело лишь то, что произошло с Казом Бреккером близ Раевости. Александр когда-то думал, что усилители его деда всего лишь сказка и вымысел, но реалии последних месяцев заставили поменять своё мнение. У него были некоторые планы на них, связанные с Алиной, но и их пришлось отложить в долгий ящик, когда события стали развиваться в другом направлении. И мужчина даже не догадывался, что эти проклятые рога могут возыметь такой эффект на гриша. Это заставляло подумать, что тот, кто наверняка подстроил такое, точно знал, какую опасность усилители представляют для юного афериста. Подумать про это в полной мере не удалось, слишком велико было беспокойство и Дарклингу для начала просто необходимо убедиться, что с Казом всё в порядке. Всё остальное можно решить и позже. На самом деле Морозов никогда не относился к младшему принцу плохо, в отличии от остальной его семьи, как не относился и хорошо. Помнил Николая ещё мальчиком, но почти не обращал внимания, не удивился, когда узнал про его деятельность корсара. Вполне вероятно, что принц являлся более чем талантливым, смышлёным и далеко не плохим человеком, но за то, что он касался и целовал Бреккера в ту ночь, Александр практически его возненавидел. Помимо банальной, но искренней вспышки ревности, которую генерал и не отрицал, в тот момент он так же почувствовал вполне обоснованное беспокойство. Потому что, по какой причине Ланцов вообще проявил столь откровенный интерес к Казу, являлось подозрительным и у Дарклинга были некоторые мысли на этот счёт. Мысли, которые вымело из головы, когда они остались с юношей наедине. Морозов невероятно устал после всего, через что прошёл в Тенистом Каньоне. Был встревожен состоянием Бреккера. А ещё просто и по-человечески соскучился и единственное, что ему хотелось – что хватит сил сжать юного вора в своих объятиях. Не выяснять отношения, не терзать себя мрачными мыслями и ни в коем случае не бороться и не выслушивать обвинения, но Каз естественно думал иначе. Это действительно задело, до ощутимой тянущей боли в груди, вовсе не от когтей, до вспышки клокочущей злости. Однако, когда Александр оказался уже в своих покоях и в полном одиночестве, он успокоился слишком быстро. Всё ещё злился, но после, хорошо всё обдумав, пришёл к простому и верному выводу, что Бреккер был не уверен и не серьёзен в своих словах, банально солгал, вбил себе что-то в голову и поддался подозрениям. В конце концов у Каза не так уж много совести и он зачастую шёл на поводу у эмоций, когда дело касалось Дарклинга. Но не смотря на это, мужчина всё равно не собирался с ним разговаривать в ближайшее время. Не столько из-за каких-то непонятных обид, сколько из-за необходимости разобраться, что вообще произошло в Кеттердаме, близ Раевости и кто к этому причастен. За пару ночей даже не удалось толком поспать. Ещё находясь в Каньоне, Дарклинг, конечно, предполагал, что в столице его ждёт череда событий, с последствиями которых придётся разбираться, но реальность превосходила все ожидания. В реальности от очередного междуусобного конфликта с Западной Равкой, где едва успели разгореться новые волнения из-за влияния Фьерды, спасло падение Неморя, появление целых двух новых Святых и, кто бы мог подумать – проповеди Апрата по поводу личности Каза Бреккера. Сам Каз подозревал священника во всём на свете и Морозов всё больше убеждался, что не без оснований. Однако, никаких доказательств вины старика в чем-либо не было. Напротив, с его же подачи Фьерда прекратила активно выдвигать кандидатуру Вадика Демидова на равкианской трон, сама Равка почти полностью принимала Николая и ждала его коронации. Было бы катастрофой, если бы с Апратом что-то случилось в их столь шатком положении, особенно если учитывать, что это своеобразное затишье перед бурей. Александр был уверен в том, что начнется война, масштабная, кровопролитная и инцидент с дрюскелями то доказывал, как доказывали письма от Нины и от других шпионов, которые находятся во Фьерде под прикрытием. Вражеская страна перехватила шуханского учёного, Бо Юл-Баюра, который искал политического убежища в Керчии. Этот мужчина как раз предположительно являлся создателем проклятой юрды парем, он бы ни в коем случае не добрался до Кеттердама, обладая настолько опасным знанием, по крайней мере пока престол Шухана занимает Макхи Кир-Табан. Генерал был более чем уверен, что нейтральная Керчия, точнее, Торговый Совет, сами это допустили и учёный не совсем пленник во Фьерде, скорее тщательно охраняемое сокровище, ведь Ледовый двор именно то место, откуда ни за что ничего не выкрасть. Если, разумеется, это не попытается сделать некто с теми же керчийскими корнями, но Дарклинг только догадывался, что Бреккер мог задумать по этому поводу. Собственная мать, кажется, была в курсе, но не сказала ему ни слова. Багру удалось увидеть лишь мельком, она пребывала в тревожном расположении духа и сутки спустя, после своего возвращения, Морозов не мог её нигде найти. Что было откровенно странно, ведь женщина не покидала свою хижину уже долгие годы и тревожился уже сам Александр. Ему как минимум нужно было разузнать у неё про усилители Ильи Морозова, чтобы сложить единую картину происходящего и разобраться, кто сделал это с Казом. Мужчина решил совсем немного отложить этот разговор, надеясь, что мать действительно никуда не уехала не сказав ни слова, но надежда была слишком призрачной. Так же у Фьерды в предстоящей войне было весомое преимущество касаемо технологий, взять хотя бы их танки. Равкианский прогресс пока не дошел до такого уровня, талантливых фабрикаторов, таких как Давид Костик, было мало и дрянное финансовое положение их страны лишь усугубляло ситуацию. Впрочем, Дарклинг не совсем разбирался в различных изобретениях, зато в них великолепно разбирался Ланцов. Разговор с Женей и Давидом только доказал это и генерал Второй армии не был удивлён, будучи осведомленным про личность принца. Зашифрованные послания от своих шпионов внесли только бо́льшую ясность и Морозов, что изначально подозревал молодого парня и возжелал сделать с ним что-нибудь откровенно неприятное, по итогу оказался сбит с толку неожиданным открытием. Открытием, что совсем не отличало Николая от него самого и это только сильнее терзало разум и искренне злило. Младший Ланцов не претендовал на престол с самого начала, пускай по иронии подходил на эту роль лучше всех возможных претендентов. Александр за свою долгую жизнь знал много королей из этого рода, плохих и хороших, поэтому вынужден был признать, что Николай являлся лучшим кандидатом в их реалиях и в принципе. Однако, сам царевич был иного мнения. Он честно отслужил в Первой армии, участвовал в боях на передовой и примерил на себя личину корсара, чтобы служить их стране таким образом, не возглавляя её, но принося пользу куда бо́льшую, чем это делал Александр Третий и мог бы сделать Василий. Штурмхонд стал своеобразной живой легендой Истинноморя, загадкой, чью личность, буквально перекроенную шуханскими гришами сердцебитами, практически нельзя было узнать и уличить. Но у Морозова были свои источники и делиться этим открытием с общественностью он так и не собирался. Александр наверняка знал, что Николай и являлся настоящим заказчиком похищения Алины Старковой, события, что имело за собой необратимые последствия. И так же был уверен, что принц, являясь далеко не идиотом, знал о том, кто стоит за тем, что произошло с его семьёй на королевской выставке. Мотивация Ланцова была более чем логична - личный мотив, месть и череда событий, подставных и не очень, в которые молодой хитрец умудрился впутать личность самого Дарклинга, навлекая на него все подозрения. Николай действовал под личиной Штурмхонда, лично находясь на борту “Волка Волн”, но тоже имел в своём распоряжении шпионов в Ос Альте. Именно он вполне радушно пригласил преступную шайку Бреккера на корабль, видимо, намереваясь использовать молодых людей в своих целях. Именно он прознал правду про прошлое Каза и был виновником пожара в Лиже, о чём свидетельствовало то, что члены его экипажа и замаскированное судно были замечены в Керчии во время этих событий. Он же сжёг дом удовольствий и ещё некоторые заведения Кеттердама, которые являлись плохими воспоминаниями для мисс Гафа и мистера Фахи. Стоило признать, что неплохая манипуляция, чтобы завоевать чужое доверие. Он же тайно выкупил Пятую гавань, свалив всё на Совет Приливов, прекрасно зная, что эту информацию невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть и никто не рискнёт копаться в этом деле, опасаясь загадочных керчийских гришей, что скрывают свои лица. Он же забрал из Кеттердама сына члена Торгового Совета, Уайлена Ван Эка и приоткрыл завесу тайны над инсценированной смертью его матери и её местонахождении. В той же лечебнице, куда Александр приказал тайно вывезти недееспособных Ланцовых, какая ирония. И, конечно, именно Николай официально пригласил в Равку лидера преступной группировки, Пекку Роллинса, того человека, что разрушил Казу Бреккеру жизнь и теперь этот человек находился едва ли не под протекцией равкианский короны. Дарклинг знал, что Ланцов подделал некоторые письма, перекладывая вину на него самого и знал, что Каз в это поверил. Слишком складная цепочка, хороший план и, можно сказать, равносильная месть человеку, который отнял твою семью. Помимо злобы на Николая, Морозов действительно отдавал должное в том, что продумал парень всё очень хорошо, кроме, наверное, одной единственной вещи, в которой Александр уже успел убедиться на личном опыте. С Казом Бреккером всё идёт не по плану. Скорее всего то, что произошло в покоях Каза, изначально являлось такой же частью плана. Невероятно сложной частью, но нельзя было отрицать, что Николай хороший лицедей. Но беда в том, что Дарклинг тоже, а ещё он прожил далеко не одну человеческую жизнь, чтобы быть уверенным, что проклятый принц не играл вовсе. Сильнее углубляясь в это, генерал находил лишь подтверждения. У него была мысль, что Ланцов причастен к случаю с оленем, ведь из одного послания стало известно, что команда Штурмхонда всё-таки отыскала в Истинноморе второй усилитель Ильи Морозова, Морской хлыст и собиралась доставить мифическое существо в Равку, но… Сразу после происшествия, Штурмхонд в срочном послании отдал не терпящий возражений приказ этот усилитель уничтожить, о чём Александр узнал из послания Нины Зеник. Что забавно, на борт “Волка Волн” сердцебитка и её спутник дрюскель попали почти случайно и почти одновременно с товарищами Каза, но была в этом масса преимуществ. Дарклинг хотя бы наверняка знал, когда они прибудут в столицу, буквально со дня на день и снова возвращался мыслями к теории об ограблении Ледового двора. Всё получалось слишком удобно, даже грядущий праздник во Фьерде и наличие лояльного дрюскеля в этой разношёрстной компании, получалось очень на руку и интересно. Но не столь интересно для Морозова, как выходки Ланцова. На самом деле, если бы принц хотя бы косвенно был причастен к усилителям, то Александр оборвал бы его жизнь не раздумывая и не сочиняя никаких планов. Быть может банально свернул шею, как Демьяну Королёву. Это не имело значения, если на кону стоит нечто невероятно дорогое и важное. Некто невероятно важный. Но, вместе с тем, у Дарклинга хватало опыта понять, что события в Керчии и события с оленем, в лазарете и череда других мелких нюансов – дело рук разных людей. Что Николай тут не при чём и что он сам очаровался юным аферистом и забеспокоился. Сопереживать принцу мужчина не думал, пускай и испытывал некое затаенное злорадство, что его столь продуманный план пошел под откос. Николай Ланцов, которого лишили самого дорогого, в ответ действовал с той же злой иронией и очень удобно подставлял Морозова, который по многим причинам мог представлять угрозу для Равки в понимании парня. Не без оснований, ведь не так давно Александр действительно мог быть угрозой. Для Новокрибирска, для Алины Старковой, для той же королевской четы Ланцовых, даже для собственной матери. И извращённая шутка была в том, что из-за череды непредвиденных событий и обстоятельств непреодолимой силы, Николай и сам Александр оказались на одной стороне и, как говорят в их стране, в одной лодке. У Дарклинга не было объективных причин враждовать с принцем, особенно в нынешнем положении. Тот всё ещё являлся хорошим человеком, даже со слов Сафиной и Костика, которые неожиданно восприняли возвращение Морозова в относительной целостности радушно. В конце концов они все сейчас были на одной стороне, но каждый имел ту или иную часть информации, объединив которую, можно было видеть всю картину. Он обсуждал это с Зоей, когда они решили не раскрывать всю правду на государственном собрании, но она всё равно рассказала Казу. Дарклинг не расспрашивал её о том, что юноша рассказал взамен, великолепно догадываясь, какие тайны мог поведать Бреккер и какие обвинения выдвинуть. Это и натолкнуло на окончательный вывод – им всем нужно поговорить о том, что происходит. Про войну, про Шухан, про Фьерду, да даже про Апрата, который вполне мог мутить воду. Наверное принц Ланцов пришел к тем же выводам, раз смотрел на священника с таким выразительным подозрением. Как бы то ни было – начать этот разговор всем и в одном месте пока не представлялось возможным и неплохо было бы дождаться возвращения Нины Зеник. На это было время и вообще Дарклинг порядком увлекся планированием военной тактики и координацией военных отрядов. На границе с Шуханом всё чаще случались непредвиденные сражения без прямого объявления войны и всё ещё нужно было укрепить оборону в Западной части страны. Угроза могла быть и с моря, подчёркнуто нейтральным керчийцам, которых теперь откровенно водили за нос с финансовыми махинациями, причин доверять не было. Их преимуществом являлось Истинноморе, планами на которое Ланцов охотно поделился. Вообще Николай вёл себя дружелюбно, позволял обращаться по имени и без титула, делился идеями. Умалчивал детали своей биографии, но не во вред общему делу. Лишь в отношении к генералу сквозило некое ревностное напряжение, Морозов великолепно знал причину и в ответ обращался к принцу подчёркнуто вежливо. Им с Зоей после возвращения приходилось почти всё время проводить в обществе Ланцова, девушку он изрядно раздражал моментами и это раздражение невольно передавалось Александру. Ему казалось, что в одно мгновение он просто вспыхнет, наплевав на вековую выдержку и царевич только подначивал. Однако, мужчина всё ещё умел держать себя в руках, не смотря на собственное скверное состояние, состоящее из тревог, незажившей раны и чего-то больного, тянущего и не проходящего до конца, стоило ему увидеть Бреккера хоть мельком. Дарклинг не смотрел на него настолько старательно, что жадных взглядов, которые он украдкой кидал, когда юноша отворачивался, так никто и не заметил. Быть может только Николай и лишь потому, что смотрел на Каза почти так же. Из-за чего злость и раздражение вспыхивали в Морозове с новой силой, не находили выхода и вынуждали изредка вяло язвить царевичу в ответ. Было в этом что-то настолько глупое, ребяческое, что-то простительное только для молодого принца, но никак не для бессмертного гриша. Что-то, что по невероятно злой шутке их с Ланцовым связывало, пускай никто из них того не желал. Кто-то. Александр даже не врал себе, что не собирался про это думать, потому что думал постоянно. Этот день с раннего утра шёл наперекосяк. После разрушения Каньона отряды отправлялись по направлению к Ос Керво ещё до рассвета, вокруг была суматоха, что ещё больше воспаляло сознание. Банально бы поспать, но такой роскоши не было, не сейчас. Дарклинг собирался сегодня же поговорить с матерью, но из-за суматошных событий, собраний, инструктажей, которые шли один за одним, выкроил время только к самому закату. Если честно – Морозов был почти на грани, проведя весь день в обществе Николая, даже без Зои, которая была ответственной за тренировки фабрикаторов, что совсем недавно примкнули ко Второй армии и обучать новоявленных солдат приходилось по ускоренной программе. Принц бесхитростно поделился информацией про Бо Юл-Баюра, которую Александр уже знал и пытливо смотрел весь день, туманно намекал, из-за чего генерал оплачивал ему той же монетой. Какая-то дурная игра, где каждая из сторон знает потаённые секреты другой, но не спешит раскрывать их. В тот момент Дарклинг, наверное, понял, где может быть его мать. Она же обязана Казу жизнью, они могли заключить сделку, Багра очень даже могла рискнуть и отправиться во Фьерду. И скорее всего не в столицу, а в сторону Кенст Хьерте. Самого Бреккера как назло не было нигде весь этот проклятый день, быть может и к лучшему. Потому что Морозов, внешне всё ещё беспристрастный, был взвинчен едва ли не до крайности и великолепно понимал, что с ним точно не сможет держать себя в руках. Во всех возможных смыслах и мужчина, выкроив крохи свободного времени, решил провести их в одиночестве в хижине своей матери, где никто точно не станет его беспокоить. Увидеть там Багру Дарклинг не надеялся. Как не надеялся увидеть и Каза, что дремал там прямо за столом, уронив лохматую голову на сложенные руки. Не проснулся, когда Морозов предельно аккуратно закрыл за собой дверь и застыл так на несколько долгих мгновений, в откровенной нерешительности, совсем ему не свойственной. Однако, половицы в этом жутко душном помещении скрипели оглушительно и стоило Александру сделать всего пару шагов вперёд, как Бреккер резко встрепенулся, просыпаясь. – Ты совсем не собираешься оставлять меня в покое, Морозов? – ворчливо, но как-то совсем беззлобно спрашивает юноша, вперив в генерала хмурый взгляд. Голос его тихий, хриплый, в ярких глазах всё ещё сонная поволока. Дарклингу по-настоящему интересно, когда он последний раз нормально отдыхал, как он себя чувствует, что его беспокоит, но по вполне объяснимым причинам удостаивает юного вора взглядом только на краткое мгновение. И отвечает довольно холодно, почти не врёт, но в который раз произносит совсем не то, что ему хочется: – Я здесь не ради тебя. Дарклинг не видит выражение лица Каза, потому что смотрит в стену перед собой, но, в силу новых возможностей, слышит сбитый ритм сердца, так предательски напоминающий его собственный. На примере Ивана и вспоминая ту же Нину, мужчина знает, что опытный сердцебит при желании может замаскировать своё сердцебиение или выровнять его, не прилагая усилий. Правда в том, что никто из них двоих не является опытным сердцебитом, а желание есть только у Бреккера, но даже у этого упрямца не получается должным образом. - Я это знал, - с мрачными ехидством фыркает юноша. - Но надеялся ты на другое, - спокойно парирует Морозов, хотя в груди снова вспыхивают отголоски ярости и злобы. Затихают слишком быстро, как уже привычно бывает рядом с Казом, но так и не исчезают до конца. Кажется, напряжение в душной хижине настолько сильное, что его можно даже потрогать. И Александр задевает своей фразой, из-за чего Бреккер резко встаёт из-за стола. Мужчина это слышит, ведь всё ещё смотрит перед собой, старательно, с долей упрямства и не позволяет ни одному мускулу дрогнуть на своем лице. Но взгляд всё равно становится темнее. - Разумеется. На твои похороны, - юноша старается говорить холодно, но в его голосе именно те интонации, судя по которым он в шаге от того, чтобы вспыхнуть. Не только он, они оба и даже интересно, кто же дольше сможет держать себя в руках. - Разумеется, - эхом откликается Дарклинг, соглашается и наверное Каз понимает, о чём он. Наверное вспоминает свои же слова, которые говорил на прощание, желая удачи и которые всему противоречат. Наверное ему нечего сказать, потому что молчит и зачем-то не спешит демонстративно покидать хижину. - Не хочешь рассказать мне о том, где моя мать? – холодно спрашивает Морозов. Знает, конечно, что ответа не получит или же Бреккер в очередной раз соврет, но и молчать не хочется. - Я не знаю, - слишком быстро отрезает Каз, но у него пульс подскакивает, выдавая откровенную ложь. Всё-таки, для того, кто он есть, у юноши не только весьма выразительное лицо, но и слишком пылкое сердце, подумать только. - Не знаешь? – медленно переспрашивает мужчина и наконец-то встречается с ним взглядом. С одной стороны Бреккер выглядит абсолютно так же, как выглядит обычно, даже не столь замученным после усилителя. С другой стороны Александр безбожно скучал по невыносимому мальчишке и не пытается скрыть эмоций в своём взгляде. У Каза их скрыть не выходит вовсе, зрачки расширяются, радужка темнеет и в его глазах читается что-то, что никак не похоже на ненависть, в которой он пылко признавался всего сутки назад. Бреккер молчит совсем недолго. Манерно расправляет плечи, постукивает пальцами по набалдашнику своей трости и нарочито безразлично произносит: - Если мы закончили обмен любезностями, то меня ждут. Дарклинг вообще-то знает, что это очередная ложь. Да, юношу много кто искал сегодня, но вряд ли его действительно кто-то ожидает. Разве что Николай и от этой мысли глаза генерала темнеют ещё больше, чем в принципе возможно, не предвещая ничего хорошего. Каз это замечает, криво усмехается, будто отмечая совсем маленькую, но победу и устремляется к двери. Проходя мимо Морозова он, по всей видимости, собирается нарочно толкнуть его плечом, просто так, в очередной раз демонстрируя скверный характер, вот только у мужчины свои планы. Скорее всего Бреккер не ожидает никакого фокуса. А Александру совсем ничего не стоит в пару шагов преодолеть расстояние между ними, оказавшись за спиной юноши. Дарклинг точным движением выбивает трость из его ладоней, одной рукой перехватывает за талию, тем самым рывком притянув к своей груди, а вторую же кладёт на горло, сжимая. Не сильно и не так, как когда-то в темнице, прекрасно зная, насколько Каза тревожит слишком чувствительная шея и к чему это может привести. Морозов сжимает так, чтобы не причинить лишней боли, но не призывает свои тени, хотя Бреккер всего за несколько секунд напрягается, рвано дышит и замирает от ужаса. Сначала он просто хочет получить ответы от этого упрямца, про которые догадывается сам, конечно догадывается, но желает, чтобы юноша заговорил сам. Хотя бы один несчастный раз. Мужчина склоняется к его уху, очень близко, почти касаясь губами и говорит вкрадчиво, неуловимо ласково, но твёрдо: - Мне придется научить тебя говорить правду с первого раза, чертёнок. Каза пробивает крупной дрожью, но он не произносит ни слова, особенно про обращение, на которое неохотно отзывается. Пытается дёргаться, но Дарклинг сжимает руку чуть сильнее, с нажимом, заставляя невольно вытянуть шею, в тщетной попытке уйти от прикосновения. Каз дышит загнанно, наверное, лихорадочно что-то придумывает и Морозов слишком явно чувствует, как у него слабеют ноги. Он знает, что Бреккер опять получил травму и опять с коленом, поэтому перехватывает за талию крепче, давая опору. Надеется, что юноша не рухнет от близости, но на деле уже почти готов использовать действенный фокус с тенями. - Что ты хочешь от меня услышать? – хрипло спрашивает Каз, делая очередной судорожный вдох, пытаясь успокоиться. Александр много чего хочет от него услышать на самом деле. Правду о том, куда и во что он втянул его мать, его грандиозные и масштабные планы с их разрушительными последствиями. Истину о том, какого вообще чёрта он оказался в объятиях принца Ланцова и что он опять себе напридумывал, помимо очевидного. Хочет услышать, как на самом деле всё произошло с оленем Морозова и как он себя чувствует, если по правде и откровенно. Конечно же хочет вместо всех слов слышать его судорожные, робкие, но чувственные стоны. Хочет услышать, что Каз действительно его - целиком и полностью, без всяких игр, противоречий и третьих лиц. Хочет просто знать, что он соскучился не меньше и готов даже не услышать объяснений за то, что Бреккер натворил, что наговорил и чему поверил. Юноша совсем не оправдывает ожиданий, ведь в ответ Дарклинг слышит самое худшее и лучшее из всего, что только может от него услышать. - Александр, - Каз говорит это тихо, как-то просяще, почти мягко и так, как может произнести только он. Наверное даже на грани поступающего обморока и мужчина предсказуемо сдаётся. Становится мягче в одно мгновение, пускает успокаивающие ласковые тени по его коже, хаотично гладит неприкрытую шею, заставляя к этому привыкнуть. Привыкнуть настолько, что Бреккер не напрягается, не вырывается и не падает, когда Морозов касается губами судорожно пульсирующей жилки. Наоборот. Издаёт такой желанный чувственный стон, почти неосознанно вытягивает шею снова, тем самым давая больше доступа и пространства для ласк. - Отпусти, - шепчет юноша, но шёпот срывается на очередной протяжный стон, когда генерал прикусывает бледную кожу у самого горла и перемещает уже обе ладони на его тело. Касается сквозь ткань одежды, расстёгивает пару верхних пуговиц рубашки для удобства и всё крепче прижимает к своей груди. Вопреки собственным словам Каз не сопротивляется и это осознание разжигает пламя внутри едва ли не сильнее, чем звуки, что слетают с его губ. - Нет, - не терпящим возражений тоном отвечает Дарклинг. Впивается очередным жадным поцелуем в нежную шею, где-то кусает, где-то зацеловывает свои укусы со щемящим трепетом. С собственническим и почти мрачным удовольствием отмечает, как на коже Бреккера мгновенно остаются яркие следы. И честно, Морозову откровенно плевать, что такой жест неподобающий и даже ребяческий, особенно для бессмертного гриша. Плевать, что они вообще-то находятся в душной хижине его матери и от реакций Каза становится только жарче и невыносимо сложно держать себя в руках. Плевать, даже если здесь всё сгорит прямо сейчас и если их кто-то увидит. Значение имеет только Бреккер, который дрожит в его руках не от ужаса, откидывает голову на его плечо и судорожно что-то шепчет в тех промежутках, когда не стонет от искреннего и неприкрытого удовольствия. Александр едва различает слова, но юноша опять шипит проклятия, требования отпустить и, да неужели, сдавленно пересказывает где Багра и что-то про Ледовый двор. Сдается во всех смыслах, прогибается в спине от особо ощутимых укусов, где-то срывается на задушенный крик. Чувствительный просто до невероятного. Мужчине плевать и на то, что он говорит, пускай хоть выдаст все стратегически важные тайны Керчии, это не имеет никакого значения. Дарклингу куда важнее, что Каз податливо льнёт к нему, отзывается на ласки всем телом и без каких-либо слов показывает и доказывает, что действительно соскучился не меньше. Морозов оставляет очередную метку на изгибе его шеи, кусает тонкую кожу и ведёт руками по груди юноши, вниз, с нажимом, властно. Оставляет единственной преградой между ними только слои одежды и ни миллиметра пространства. Эту преграду пока рано пересекать, Бреккер точно рухнет от переизбытка чувств и мужчина даже рад, что в данный момент не видит его лицо, искажённое удовольствием. Тогда бы он точно не сдержался и хваленая вековая выдержка превратилась бы в пустой звук. Александр и так откровенно теряет всякий контроль из-за Каза, сладко извивающегося в его руках, стонущего, всхлипывающего от наслаждения и теряющего любую опору, кроме сильных тёплых рук мужчины. Моментами он опять пытается сказать о том, как сильно Морозова ненавидит за мифические грехи, пытается потребовать свободу, но сдаётся под напором рук, которые откровенно жадно сжимают его бедра. Пускай. Пускай путает свои чувства с ненавистью, если ему так легче, пускай требует свободу, которой сам не хочет. Александр вообще более чем уверен, что Бреккер сам не знает, чего он хочет на самом деле и неплохо бы научить его в этом признаваться. Даже прямо сейчас, но генерал не спешит отпускать его, не спешит пробовать блефовать и наслаждается юношей, каждой его реакцией, каждым движением и каждым восхитительно откровенным стоном. Наслаждается тем, что Казу хорошо с ним, что он почти тает в его руках, что позволяет терзать свою шею и не пытается сбежать по-настоящему. В конечном итоге начинает казаться, что терять сознание Бреккер собирается уже от переизбытка неизвестного до этого удовольствия. Он весь взбудораженный, возбуждённый, чувственный, хаотично двигает бедрами, поддаваясь рукам Дарклинга и без слов просит большего. Мужчина, конечно, с радостью может это дать, но не сейчас. Последний раз кусает за шею и отстраняется настолько резко, что Каз буквально чуть ли не падает. Опирается об стол, тяжело дышит и смотрит с откровенным непониманием и смутными отголосками обиды. Лишённый чего-то желанного, он почти капризно пытается потянуться снова, но Морозов легко делает пару шагов назад. - Ты же сам хотел, чтобы я тебя отпустил, - Александр едва ли узнаёт свой голос, который похож на хрип. Бреккер едва ли это замечает. Смотрит на мужчину пылко, почти жадно, упрямо, но всё равно замирает на месте. Всё равно не признаёт того самого, правдивого и очевидного. Дарклинг и сам уже не уверен, что его терпения хватит, чтобы дождаться. - Больше всего на свете, - как-то надтреснуто отвечает Каз, будто он имеет в виду совершенно иное. Определенно, так оно и есть и даже такой мелочи для Морозова достаточно. Но он всё равно уходит, решая за них двоих, что сейчас так будет лучше. Хоть в чем-то остаётся непоколебим, не смотря на отчаянное желание. Так и не узнаёт, что Бреккер в шаге от того, чтобы нечаянно спалить хижину Багры в приступе эмоций. Зато узнаёт информацию, с которой на него буквально налетает взвинченный Фёдор Каминский и которая мгновенно становится общим приоритетом. Нина Зеник, её фьерданский спутник, преступная шайка Каза Бреккера и сын члена Торгового Совета Керчии только что все вместе пересекли границу Ос Альты и с этим нужно что-то делать.