***
Если бы в своё время похищение Алины Старковой шло столь же гладко, как похищение Бо Юл-Баюра, то Каз Бреккер и его команда были бы богаче на миллион крюге и всё осталось простым и понятным. Но нет и, как любила повторять Инеж, у судьбы всегда свои планы. Раньше Каз в это не верил, но сейчас не спорил бы с сулийской истиной. Катаклизм на Кенст Хьерте, что вышел за пределы одной части Фьерды и значительно затопил некоторые части местных городов, очень сыграл им на руку. Предполагалось, что пропускной пункт в Ледовом дворе будет куда жёстче и исходя из этого Бреккер и придумывал план. Всё оказалось проще, из-за Рингкеллы и из-за того, что большинство стражи и военных были посланы на устранение катастрофы и эвакуацию мирных жителей. Забавно, что фьерданцы окрестили происходящее происками гришей, но именно их силы сейчас пришлись бы очень кстати. Перед самым отплытием Женя настояла на том, чтобы перекроить их всех, хотя Каз и утверждал, что можно обойтись без этого. Наверное не совсем, ведь на его беду, в нынешних реалиях, теперь у юноши слишком узнаваемое лицо. Проблем с тем, чтобы не использовать Малую науку, не было, Бреккер бо́льшую часть жизни прожил как отказник и нельзя было рисковать в самом сердце страны, где гришей ненавидят. Они вполне могли оказаться мёртвыми на крепостной стене, как смутно знакомые Казу члены "Портовых Лезвий". Видно, единственная в Кеттердаме банда, которая приняла предложение Ван Эка, но жаль, что это были не "Грошовые Львы." После аферы с подменой заключённых успевали они едва ли не минута в минуту. Каз старался не думать о том, насколько Инеж было сложно снова облачиться в пестрые шелка для конспирации, но рядом с ней была Нина, понимающая и поддерживающая. Танте Хелен не узнала перекроенную сулийку, а Зеник, пускай шокирована не меньше Хельвара, старалась держаться подальше от Ярла Брума. Они оба были уверены, что командир мёртв, но тот был более чем бодр и даже встречал одного любопытного гостя. Бреккер почти не был удивлён, когда заметил в компании Брума Апрата, облаченного во фьерданские одежды вместо равкианской рясы. Но всё равно на некоторое время застыл на месте, пока Матиас воочию наблюдал за тем, что его армия на самом деле делает с беззащитными людьми, которых считает угрозой. Старик как будто ждал именно Каза и наверняка узнал его даже с чужим лицом. Юноша ничем себя не выдавал, у него убедительно получалось не хромать без приметной трости, но священник словно видел его насквозь. Бреккер помнил, что рассказал Хэршоу, однако, сам не поделился тем, что Апрат предлагал ему почти то же самое. Ни в коем случае не потому, что слова противного старика звучали убедительно, нет. Скорее всего Каз слишком самонадеян и пока у него нет точного плана, делиться такими нюансами он не собирался. Зато всё ещё собирался подыграть, чтобы выудить драгоценную информацию. Любая заминка могла стоить его команде жизни, но Бреккер всё равно остался, когда Апрат показывал ему то, что до этого с ужасом узрел Хельвар. Старик с напускной грустью говорил о том, что такова цена выживания и что участь стать лабораторной крысой может настигнуть любого гриша их страны. Каз слушал, но сам пытался собрать мысли воедино и понять, здесь ли находится Бо Юл-Баюр или его настигла та же участь. Многое становилось понятно. Масштабная кровопролитная война ждала не только Равку, с таким живым оружием она могла стать мировой. Даже нейтральную Керчию не обойдет, жертвы будут на каждом из континентов. А выгоду с этого получает такие ублюдки, как Ян Ван Эк, как Ярл Брум, как королева Макхи Кир-Табан с её опытами над созданием идеальных солдат, да даже как Апрат, который поразительно полезен всем и почти неприкосновенный. Об морали, конечно, судить не Казу Бреккеру, но и он осознаёт, что потенциальные жертвы едва ли того стоят. Всё гриши будут в опасности и под угрозой стать ходячей бомбой замедленного действия. Он сам и люди, которые имеют для него значение. В таких моменты зачем-то становится более чем ясна мотивация Дарклинга в отношении защиты гришей любым способом. Бреккер жадно запоминает всё, что Апрат успевает ему сказать. Особенно слух цепляет случайная совсем фраза про то, что при необходимости, ключевых лиц придётся глубоко спрятать. Не совсем понятный намёк, но Каз обязательно разберётся. Он обещает старику подумать, хотя думать нечего. План втереться к нему в доверие всё ещё хороший план и даже у Бреккера хватит на это актёрских талантов. Священник, в подтверждение своей мнимой преданности, помогает Казу уйти без лишних глаз. Однако, юноша прекрасно понимает, что его помощь и гроша не стоит. Пускай каждый из Воронов был предельно осторожен, но в итоге они всё равно себя рассекретили. События приняли другой оборот, Бо Юл-Баюр оказался мертв, но жив был его сын Кювей. Вероятно, тайна формулы юрды парем была ему известна и инферна необходимо было доставить в Равку, чтобы его ни в коем случае не перехватили керчийцы. Море бушевало неистово у самых стен Ледового двора, но и стихия могла не сыграть на руку, пришлось импровизировать. Наверное, ни у кого в здравом уме не хватило бы наглости угнать из самого сердца Фьерды танк и наделать столько шума. Ни у кого, кроме команды Каза Бреккера. Они всё равно могли не успеть, когда от окончательного побега их разделял только вражеский отряд. Пришлось применить силу и возможности Малой науки. Однако, у Джеспера или Кювея не было столько талантов и банальной практики. Они были у Нины, но только в том случае, если сердцебитка рискнёт использовать парем. Каз не позволил этому случиться, в конце концов Равка не просто так причислила его к Святым. Бреккер успел сам и вовремя. Это было целым представлением, где декорации как всегда на высоте. Сумасшедшее буйное море, гроза, грохот, сбивающий с ног ветер и смертельные тени. В тот момент Каз был столь увлечен, что при необходимости мог остановить не только один отряд. Наверное, выйди всё из под контроля окончательно, от Ледового двора остались бы лишь воспоминания. Юноше было интересно, что бы на это сказал бы Александр. Конечно, он никогда не нуждался в одобрении, но мысли снова предательски вели его к генералу Второй армии. Такая глупость. Надо было больше думать о Багре. У неё получилось, но что с ней и где она неизвестно. Бреккер никогда не верил в Святых, особенно когда стал им сам, но словил себя на том, что если бы умел - то молился бы за неё. Вовремя успели не только они. По сути, Николай должен был прибыть и встретить позже, но каким-то образом верно выгадал время. В общей суматохе удалось беспрепятственно попасть на лодку, где ждали Толя с Тамарой. Благодаря теневой завесе и отводящим внимание изобретениям Давида, фьерданцы почти не обстреливали молодых людей, пока те добирались до самого "Волка Волн". После того, что произошло на берегу, летающий корабль казался не столь удивительным, но впечатление судно Штурмхонда всё равно произвело неизгладимое. Каз не смог сдержать широкой, счастливой и почти безумной улыбки, когда оказался на борту. У них всё получилось, чёрт возьми. Нина, глядя на него, чуть не перекрестилась. Все, кроме Кювея и самого Бреккера уже были на этом корабле. Адреналин всё ещё разгонял по венам кровь, сбивал биение сердца, но понемногу отступал, возвращая краткие приступы морской болезни. Во Фьерду добирались по морю, из-за чего юноша мучился, терзаемый кошмарами прошлого, но брал себя в руки через силу. Сейчас легче, "Волк Волн", скрытый от чужих глаз, парит высоко в небе, однако Казу всё равно не очень хорошо. От очередного переизбытка сил и от невероятной боли в колене. В Ледовом дворе он заставил свою многострадальную ногу пройти через многое, шанс, что когда-нибудь заживёт, пропал вовсе. Каждый из них рад, включая команду самого Николая. Громко и радостно переговариваются, обнимают друг друга и искренне гордятся собой. Смотреть, как Толя сжимает Инеж в объятиях, на удивление не больно, только грустно и тоскливо. Ланцов, перекроенный сейчас под Штурмхонда, сам украдкой пытается приобнять Каза. Но он сейчас не может, совсем, колени слабеют и желудок скручивает от тошноты. Они не в открытом море, но море прямо под ними, Бреккер слишком хорошо слышит рёв волн. Поэтому долго на палубе не остаётся, сухо и кратко благодарит каждого из своей команды и скрывается в выделенной ему каюте. Николай великодушно отдал ему отдельную, по всей видимости даже свою, капитанскую. У Каза нет ни сил, ни желания за это благодарить. Он сворачивается в углу койки, подобрав под себя ноги. Старается концентрироваться на привычной боли в колене, чтобы не утратить связность мыслей и глубоко дышит. Путь предстоит недолгий, совсем скоро они будут в Ос Альте и эта мысль немного отгоняет тревожных призраков в собственной голове. Когда на ум приходит Морозов, то и вовсе зачем-то становится легче. Дверь в каюту открывается практически бесшумно и на этот раз Николай совсем не вовремя. Он садится на койку рядом, но не придвигается ближе, потому что видит, как встревоженный Бреккер жмется в угол. На удивление принц молчит, собираясь с мыслями и тишина эта непривычная, почти гнетущая. О чём Каз и говорит, начиная этот диалог самостоятельно: - Не знал, что ты умеешь молчать. - Ты единственный, кто способен лишить меня дара речи. Звучит как очередная попытка сделать нелепый комплимент, но голос у Ланцова натянутый. Они всё ещё должны поговорить, юноша прекрасно помнит, время сейчас не лучшее, но сделать это нужно. Каз сам не знает как начать, переводит дыхание и пробует позвать по имени и импровизировать: - Николай... Принц молча вскидывает ладонь, призывая его молчать. Каз не в состоянии спорить или огрызаться, поэтому замолкает и выжидающе смотрит. Ланцов подбирает слова достаточно быстро и на его губах появляется намёк на улыбку. - Знаешь, пока ты сеял смуту во Фьерде, было решено, что после коронации мне нужно жениться. Самый выигрышный вариант - дочка купца из Керчии, но я бы хотел, чтобы этим претендентом был ты, Каз Бреккер. Каз теряет дар речи по большему счёту из-за вспышки раздражения. Он серьёзно? Слухи про консорта и без того изрядно надоели, тот же Джеспер верит в них больше всех и не упускает момента отпустить идиотскую шутку. Наверное, только Инеж каким-то образом видит, что происходит на самом деле. - Претендент из Керчии совершил государственное преступление без смягчающих обстоятельств, Ланцов, тебе придется отправить меня не под венец, а на виселицу. Это опасная тема, но Каз не трус, а Николай не идиот. Они оба знают и понимают что к чему и пора бы уже разобраться. Как минимум для того, чтобы всё стало хотя бы понятнее. - Раз уж на то пошло, то за переворот придётся судить всех, - Ланцов говорит спокойно, без угрозы, но Бреккер всё равно невольно вздрагивает. За себя он действительно не боится и намного больше беспокоит безопасность Жени. Зои. Давида в том числе. Бреккер уже думал над таким вариантом развития событий, он расправляет плечи и начинает говорить ровно и холодно. - Никто кроме меня не действовал по своей воле. Я шантажировал Женю сплетнями и угрозой для жизни Давида. Родственников Зои я вовсе выкрал и использовал как давление на неё, есть свидетели. Их всех оправдают. Ложь получается убедительной и со стороны очень похоже на правду, особенно тот случай с семьёй Назяленской. Невероятно играет на руку, но понятно, что Николай всё равно не верит ни единому его слову. Однако, принц выглядит искренне удивлённым, а после устало, но мягко улыбается. - И после этого ты ещё утверждаешь, что не герой? Ланцов вновь повторяет сказанную уже фразу, но сейчас не раздражает. Внутри только что-то болезненно жмёт, когда юноша криво ухмыляется и язвит почти с бессилием: - Ждёшь от меня извинений? - Извинения не вернут мне семью. Николай мрачно замолкает после этих слов и смотрит уже не на Каза. Он прав, не вернут, как никто не вернёт Бреккеру его брата, дом и даже месть. Они с принцем квиты, это злит и ранит, но очень справедливо. Каз в какой-то степени виноват больше, осознание неприятное, но пора бы быть честнее хотя бы с самим собой. Николай по каким-то причинам всё ещё его не ненавидит и не хочется убеждаться почему. - Когда я делал это, то не знал тебя лично. Сейчас я поступил бы иначе, но это невозможно. Никаким Святым не под силу повернуть время вспять. Когда Бреккер говорит, его голос звучит неестественно хрипло и горько. Не кается, не извиняется, но очень похоже и он позволяет себе сказать правду. Ланцов в какой-то степени это заслужил. Они снова молчат. Каза не столько волнует тошнота, тревога и подступающая мигрень, сколько неприятное чувство в груди. Он рискует протянуть к Ланцову руку и сжать его ладонь, хотя именно в данный момент от контакта почти выворачивает. Рука принца безвольная, но тёплая и он, выждав несколько мгновений, сжимает в ответ. Опять что-то понимает и взгляд у него становится мягче. Взгляд Бреккеру незнакомый, он впервые видит принца под личиной Штурмхонда, глаза чужие, волосы раздражающе рыжие, но сломанный нос отчего-то добавляет своеобразный шарм. Про собственное перекроенное лицо думать не хочется. - Теперь ты должен понять, почему я не смог сделать что-то хуже того, что уже сделал. Потому что узнал тебя, Каз Бреккер. Когда это дойдет в твою гениальную голову? - почти шепчет Николай. Каз горько хмыкает. Ланцов даже здесь оказался лучше него, со своей снисходительностью и живыми чувствами, но юноше от этого только хуже. Он дышит через раз, справляясь с близостью, которую сам спровоцировал и почему-то тянет на ещё одно откровение. - На том вечере я выкрал изумруд Ланцовых. Он принадлежит тебе, я отдам кольцо, когда мы вернёмся в Ос Альту. - Неужели принимаешь моё предложение? - насмешливо спрашивает Николай, но взгляд у него полон проклятой надежды, которую Бреккер никогда не оправдает. От этого почти так же плохо, как от трясучки в воздушном пространстве, как от едва выносимого контакта рук и как от искренности, Казу не присущей вовсе, но сейчас необходимой. Он снова говорит правду. - Нет. Я больше так с тобой не поступлю. Оставь это предложение для того, кто будет его достоин. Такие слова от Бреккера звучат дороже всяких извинений, обещаний и клятв, а Ланцов по-настоящему шокирован. Он задерживает дыхание, на миг пытается порывисто потянуться к юноше, но тут же застывает, стоит Казу отшатнуться. Принц всё прекрасно понимает. Тени сейчас не помогут, разговоры тоже, даже если бы Бреккер очень захотел. Потому что не может так поступать не только с Николаем и это совсем не нужно произносить вслух. Каз может говорить что угодно, но на самом деле уже сделал свой выбор. Ланцов не переводит всё в шутку, опять не смотрит и не говорит ни слова. Разрывает касание рук и выдаёт себя только поникшими плечами и серьезным взглядом, уходит тихо и молча. Бреккер устало прикрывает глаза. На самом деле он великолепно осознаёт, насколько Николай замечательный и наперекор себе верит в его искренность. Даже не винит так сильно, как следовало бы, ведь принц и здесь оказывается справедлив и не жесток. У Ланцова, на фоне всех его достоинств, недостатком является болтливость и нет почти никаких обстоятельств непреодолимой силы, кроме одного. Николай Ланцов не Александр Морозов и никогда им не будет.***
На самом деле Зоя уставала намного сильнее, чем показывала, но она была не одна такая и когда вообще в Равке было легко? Сражения вспыхивали одно за другим. Война, которую никто не объявлял, захватывала страну со всех сторон и передышки практически не было. Не так плачевно, как могло бы быть, если Фьерда открыто использует парем, а Шухан своих кергудов, но всё равно прискорбно. Самые масштабные действия разворачивались под Балакиревом и Дарклингу пришлось рвануть туда, в гущу сражения, толком не пообщавшись с только что вернувшейся матерью и не дождавшись Бреккера. Зоя сама хотела поехать, но в этот раз генерал отдал приказ не терпящий возражений. Назяленская нужнее в Ос Альте и удар он собирался принять на себя. Единственное, что девушка могла сделать - следить за событиями из столицы. Позаботиться о Багре, не дать неугомонному Ланцову что-то вытворить и дождаться Каза. Последнее время Зоя всё чаще сопровождала Николая и Давида в Лазлайон. На самом деле там было даже интересно, вплоть до того, что фабрикатор и остался бы там, если б не Женя. Раздражал только князь Крыгин, который проявлял знаки внимания и терялся в присутствии Назяленской как мальчишка. Ланцов не упускал возможности пошутить, что её чары никого не оставляют равнодушными. Она прекрасно знала это и так, сам принц иногда смотрел на неё с ноткой интереса, но отнюдь не романтического. Совсем не так, как он смотрел на Бреккера. Каз с командой вернулись едва ли через сутки после того, как Дарклинг уехал в Балакирев. Честно, Зоя была поражена, что всё прошло гладко и Фьерда не сможет официально предоставить обвинения. Бо Юл-Баюр мертв, но удалось спасти его сына, который являлся гришом. И вместе с тем девушка была рада, что с этим жуликом всё в порядке. Хотя бы потому, что после его возвращения, он снова перетянул всё внимание прилипчивого царевича на себя. И это здорово, великолепно и просто прекрасно, но... Без этого внимания было как-то пусто. Конечно, изначально Николай раздражал до зубного скрежета, Зоя старалась вообще не удостаивать его вниманием, держаться отстранённо и официально, но нельзя было отрицать, что наследный принц весьма харизматичный. А ещё хорош собой, имеет кучу достоинств и просто хороший человек, в отличии, например, от вкуса самой Зои. Отвратительный вкус, о котором когда-то сказал Каз, на самом деле не единственный её недостаток. Вообще-то Назяленская никогда не нуждалась во внимании, она получала его от мужчин с лихвой и больше положенного. Но выбирать никогда не умела, взять хотя бы Дарклинга, в которого она была искренне влюблена в юности. Если разобраться, то выбор просто ужасный, однако, как показало время, Александр сам не блещет наличием хорошего вкуса. Вот только Каз это заслужил. Зоя действительно так думала. Например, Алину Старкову она невзлюбила с первых минут и до сих пор не питала никаких светлых чувств, потому что маленькая солнечная Святая не прилагала никаких усилий по её мнению. Старкова случайно открыла в себе силы гриша на семнадцатом году жизни и сразу же стала надеждой Равки и любимицей генерала Второй армии. Вроде бы с Бреккером и произошло нечто похожее, но Назяленская понимала, что этот человек прилагал усилия и боролся всю свою жизнь. Жил отказником, но и так представлял угрозу, не кичился на самом деле положением, не собирался становиться героем и как бы ни душил в себе что-то хорошее, всё равно его заслуживал. Как и она сама, наверное, его дружок земенец неспроста язвил про некоторые сходства. Однако, Зоя долго о таком не размышляла, просто не могла себе позволить. Существовало множество других вопросов и дел. В Лазлайоне вовсю испытывали моросеи и каким-то образом про это пронюхала Керчия. Николаю и Давиду искренне жаль расставаться с изобретением, но все понимали, что это самое малое, что Равка могла дать хотя бы для отвода глаз. А ещё девушку до сих пор тревожила её новая сила. Украдкой и когда позволяло время, Зоя много тренировалась, не изменяя себе. По возможности навещала Багру. И зачастую слышала голос Юриса в своей голове. Они теперь одно целое, но к этому было невероятно сложно привыкнуть. Моментами Назяленской казалось, что она просто сходит с ума, где-то даже не могла спать, когда слышала наставника. По хорошему счёту спросить бы про это Бреккера, у того несколько похожая ситуация, но он слишком занят своими махинациями в Ос Керво, очередным грабежом родины и гостями. Поэтому Зоя зачем-то намёком признается Жене. Александра рядом нет и ему сказать она пока не готова, а с Сафиной оказалось слишком легко говорить. Женя слушала внимательно, сочувственно сжимала руки шквальной и давала свои снадобья, чтобы можно было наконец забыться сном. Зоя не слишком на них надеялась, но благодарила искренне, пускай старалась использовать не часто. Дело пока не дошло до того, чтобы эвакуировать людей в Прялку, но непредвиденные ситуации могли произойти в любую секунду. Зоя злилась на то, что не смотря на происходящее, простой народ, чьи города сражения не затронули, был таким же праздным и беззаботным, как и в относительно мирное время. У них Масленица на исходе, радуются, жгут чучела, провожают зиму. Николай и тот затеял на днях приватный вечер для них, без лишних глаз, ушей и только для просвещенных. Быть может и мило, быть может им и правда стоило взять передышку хоть на один вечер, но Назяленская всё равно считала это глупостью. Единственное, что ей по-настоящему нравилось в этой идее - Инеж Гафа, которая так же будет присутствовать. Она прекрасная девушка из их кочующего народа, нечто щемяще родное и стоящее того, чтобы потерпеть. Тем более, что после Масленицы команда Каза Бреккера уедут кто куда, кроме Нины и Матиаса Хельвара. Зое даже интересно, найдет ли этот упрямец смелость показать свои истинные эмоции по этому поводу. До назначенного вечера остаются сутки, которые Зоя и Николай проводят в Лазлайоне. Давид в этот раз не поехал, а за принцем, наверное, действительно нужен присмотр. Так же в этом месте Назяленская чувствует себя на удивление спокойно. Здесь плотный непроходимый туман и холодно, но свежо и очень тихо. Календарная зима кончилась, однако, снег ещё не успел растаять и хрустит под ногами. Время позднее, а командер Второй армии проводит его на улице, кутается сильнее в свой синий кафтан и собирается с мыслями, которые порядком сбиваются. От холода успевает замёрзнуть кончик носа и руки, но Зоя не особо обращает на это внимание. Зато обращает его на звук осторожных шагов позади себя и ей не нужно оборачиваться, чтобы знать, кто к ней крадётся. Этот прилипала должен был остаться в тепле и пить с князем Крыгиным бренди за процветание Равки и прочую чушь. Назяленская зачем-то запомнила, что принц предпочитает этот алкоголь, а квас терпеть не может. И до чего же иронично, что в моменты, когда ей не хочется мысленно к нему возвращаться, Николай будто назло появляется сам. - Неужели Крыгин нашёл для тебя что-то кроме кваса? - Зоя фыркает, но достаточно вяло и не спешит оборачиваться. Снова думает о том, как же хорошо, что они окончательно отбросили формальности и титулы в разговорах, возвращаясь к ним лишь в те моменты, когда Ланцов раздражает сильнее обычного. Этих моментов достаточно, но не воспринимаются так остро и недовольно, как следовало бы. - Да. Не поверишь, когда Крыгин доходит до нужной кондиции, он чуть ли не серенады воспевает твоей красоте. Хуже Толи. Зоя бы даже усмехнулась, вспоминая крайне поэтичного шуханца, но напрягается, когда чувствует, что Николай подходит ближе. Несмотря на безобидное раздражение и неуместную предательскую симпатию, она всё ещё не ощущает себя в безопасности рядом с Ланцовым. Потому что принц знает про переворот, пускай никто не обсуждает это вслух и оно может дорогого стоить её тёте и племяннице. Конечно, Каз Бреккер позаботился о том, чтобы Лилиану и Ладу не нашли, но Назяленская и в нём моментами сомневается из-за керчийской натуры. Зоя зябко ведёт плечами и не совсем от холода, а Ланцов воспринимает такую мелочь иначе. Он чертыхается позади неё, шуршит чем-то и девушка даже оборачивается из-за любопытства. Смотрит с удивлением, которое не пытается скрыть и задаёт вопрос с изрядной долей язвительности: - Какого чёрта ты делаешь? Николай замирает в своём полуснятом пальто и сам выглядит удивлённым. Он растрёпанный, раскрасневшийся и видно, что слегка захмелевший. Но не пьян, наверняка моряцкая его особенность переносить алкоголь в большом количестве. А ещё принц как-то неправильно близко и неправильно привлекательнее обычного в темноте и почти умиротворяющей тишине. Он выше и чтобы заглянуть в глаза, требуется немного запрокинуть голову. Однако, Зоя даже так умудряется смотреть на него сверху вниз, изящно выгнув бровь. - Ты замёрзла, - просто и почти беззаботно отвечает принц, демонстрируя привычную улыбку. Быть может от этой улыбки что-то и греет, но Назяленская не та, которая станет про это размышлять. А ещё она не один определённый жулик из Керчии и это заведомо не имеет никакого смысла. Девушка позволяет себе лишь усмехнуться, но звучит сухо, почти строго: - Ты серьёзно собрался впечатлить галантностью женщину, которая на твоих глазах превращается в дракона? - У меня поразительная способность впечатлять Святых, - парирует Николай. Зоя понимает, что намёк даже не на неё. По едва заметной грусти в глазах принца оно очевидно, но она действительно не собирается обижаться. Только хмыкает и произносит уже устало: - Если тебе хочется поговорить по душам, то обратись к Жене, когда мы вернёмся. Я плохой собеседник. - Мне кажется, что вы себя недооцениваете, госпожа командер, - Ланцов фыркает почти ласково, вкрадчиво, слишком ему присуще. Назяленская же привычно уже закатывает глаза. - Твой объект для флирта тоже находится во дворце. После её слов наступает молчание, но Зоя не жалеет, что это сказала. Ведь у Николая по его выразительному живому лицу всё видно. Надо бы отойти, не смотреть на него, но аристократические черты не скрывает даже плотный туман Лазлайона. Назяленская остаётся на месте и, возможно, принц видит в её глазах не только мелькнувший вертикальный зрачок, но и причины, по которым она всё ещё не совсем спокойна в его присутствии. Он становится серьёзнее, что непривычно и вслух подтверждает её мысли. - Если тебе не нравится со мной разговаривать из-за того, что я знаю про королевскую выставку, то тебе не о чем беспокоиться. Каз признался, что выкрал твоих родных и шантажировал. Вряд ли ты нуждаешься в моей жалости, но... Николай даже не заканчивает фразу, начинает тихо смеяться, потому что сам в эту чушь не верит. Но Назяленская всё равно удивлена. Надо же, Бреккер за неё заступается и берёт вину на себя, подумать только. Керчиец не настолько безнадёжен, как всем вокруг доказывает. Да и она правда в жалости не нуждается, у Зои были свои мотивы и причины. Шквальная фыркает: - Ты ему всё равно не поверил. - Но он был убедительным, - парирует Ланцов. Принц всегда парирует, ему почти всегда есть что сказать и молчит, собираясь с мыслями, как сейчас, он редко. Зое же сказать нечего, даже если бы она хотела. Николай чешет затылок, лохматит свои светлые волосы и наверняка хочет опять нечто ляпнуть, снизить градус напряжения и снова уподобиться беззаботному клоуну. Назяленская не хочет слушать. До рассвета несколько часов, им возвращаться в Малый дворец, где ждут остальные и грядущий вечер, посвященный последнему дню Масленицы. Равкианцы тоже его празднуют, не думая про войну совсем. Глупая привычка, но по своему опыту во Второй армии, девушка знает, что народ неисправим. Соседней город может полыхать огнём, а они всё равно продолжат провожать зиму и просто жить, как ни в чём не бывало. Зоя выдыхает сквозь сжатые зубы, делает шаг вперёд. Рывком и командерским жестом натягивает обратно на Николая пальто, спущенное до локтей и ловко застёгивает на все пуговицы. Под подбородком, возясь с последней, почти не специально царапает тонкую кожу на горле, заставляя его растерянно ойкнуть. Ланцов удивлённо хлопает глазами, но как же хорошо, что молчит. Во взгляде только застывает немой вопрос, на который Назяленская зачем-то отвечает: - В отличии от меня, ты можешь простудиться, а недееспособный принц стране ни к чему. Николай открывает рот, намереваясь ответить. Возможно, даже поблагодарить, а не отпустить шутку в ответ. Зоя не даёт, предупреждающе взмахнув рукой, перед тем, как уйти вовсе. Ей не нужна его благодарность. Назяленской нужен крепкий сон и немного больше уверенности в завтрашнем дне. О другом она подумает позже.***
Сумасшедший вихрь событий захватывает Каза Бреккера и после возвращения из Фьерды. Новость про вторжение в Ледовый двор гремит по всей Равке, обрастая немыслимыми подробностями. Винят в произошедшем, кстати, не равкианцев. Винят гришей, проникших во Фьерду под прикрытием, несуществующих демонов, списывают на гнев Святых, на гнев Джеля - на что угодно, кроме того, как всё было на самом деле. За время отсутствия Каза, дела в Ос Керво стремительно пошли вверх. Стоило отдать должное Жене и Виктору, мальчишка вовсе оказался маленьким гением и так же пронюхал золотую жилу. Путь в море теперь открыт для всей страны, это подразумевает активную торговлю, вот только родная Керчия стремится это море забрать. Бреккер уже был в курсе про моросеи, но так же имел уверенность, что даже если Равка и отдаст Торговому Совету изобретения, то преимущество они вернут после. Про это как минимум почти шёпотом поведала Багра. Юноша даже осмелился коротко и скупо обнять женщину, когда увидел её после возвращения. Наверное он зря так сильно волновался, ведь Морозова выглядела словно моложе лет на двадцать, но вместе с тем крайне измученной. Она слишком давно не использовала свою силу в полной мере, оно явно пошло ей на пользу, но ворчала Багра точно так же, как прежде. Они почти не говорили про то, что произошло на Кенст Хьерте. Женщина коротко и неохотно поделилась, что Улла жива и даже смутно помнила её столько лет. Наверное, по этим причинам дала согласие, но наотрез отказалась пойти следом за матерью, как много лет назад отказалась следовать и за братом. Каз не уточнял и не расспрашивал, данная тема и так являлась для Морозовой поводом для переживаний и вскрывшейся застарелой раной. Бреккер рассказывал сам, про миссию в Ледовом дворе, за привычной для них чашкой чая. Юноша старался не затрагивать тему про Дарклинга, но не смог. Они оба снова за него переживали. Сражение под Балакиревом было масштабным, неудивительно, что понадобилась подмога. Каз уже не пытался врать себе, что не хотел всё бросить и помчаться туда, убедиться своими глазами, что ничего фатального не произошло и всё под контролем. Была некая ирония в том, что бо́льшую часть своего пребывания в Равке, юный вор то и дело собирался сорваться в ту или иную часть страны, когда дело касалось людей, которые имеют для него значение. Останавливало лишь то, что по сводкам в месте сражения, с приездом Морозова, ситуация стабилизировалось. Он должен был вернуться сразу после Масленицы. Но даже если Бреккер и хотел его увидеть, он всё равно нашел новый повод для злости. Зоя упомянула, что с Роллинсом беседовал не только Николай, но и сам Александр, совсем между делом и ничего не имея в виду. Однако, когда поняла, что Каза это взбесило, наотрез отказалась делиться подробностями. Юноша плевать хотел на подробности, его задевал сам факт, но нельзя было не согласиться, что сделка с каэльским ублюдком логична и более чем полезна. Хотя бы для Уайлена. Даже с помощью Бреккера, его отца сложно будет привлечь за все злодеяния. Каз продумал методы шантажа, которые включали в себя похищение молодой жены купца, Элис, и смещение его с поста. Шантажировать можно было и информацией про парем, даже неподтвержденной, тем, что Ван Эк запер бывшую жену в психиатрической лечебнице и тем, что чуть не погубил сына. Но и этого, чёрт возьми, было недостаточно. В Кеттердаме статус Святого Бреккеру не поможет, особенно на расстоянии, керчийцы больше чтят криминальных авторитетов и хрустящие крюге. Конечно, Грязные Руки всё ещё был на слуху, но королём Бочки так и остался Роллинс. Крайне полезный сейчас Роллинс, который подозрительно быстро на всё согласился. Однако, свои идеи на этот счёт у Каза тоже были. Он снова возобновил переписку с Пимом и Аникой и если всё пойдёт по плану, то Пер Хаскель первым останется не у дел. Остальное - всего лишь вопрос времени. Время Бреккер терять не хотел, его оставалось ничтожно мало. Буквально несколько дней и едва ли больше недели, прежде чем его Вороны покинут Равку. Инеж, как и мечтала, отправится в море, но и там останется на связи. Джеспер и Уайлен поедут в Кеттердам. В Равке останутся Зеник и Хельвар, но Казу от этого никак не легче. Юноша старается проводить остаток времени с товарищами. Даже соглашается посетить приватный вечер, который затеял Ланцов. И так же старается не думать о том, что среди всех этих людей кого-то до безобразия не хватает. Джеспер всё же дорвался до игорного стола в "Вороне" и ожидаемо проиграл едва ли не все сбережения. Каз ожидаемо отказался возвращать честный проигрыш. Уайлен часто находился в компании Давида, даже ездил с ним и Николаем в Лазлайон. Женя в шутку журила, что почти ревнует возлюбленного к очаровательному купчику. Кювей так же влился в эту компанию учёных, но остальную часть времени проводил с Хэршоу, тот также был инферном. Инеж часто общалась с Зоей, которая в её присутствии становилась будто мягче и, что неудивительно, с Толей. Призрак должна отправиться в Истинноморе как раз в его компании, а ещё с Тамарой. Туда же возьмут и Надю Жабину, которая слишком уж ярко краснела перед шуханкой. Стало понятно, к кому она бегала на свои ночные свидания. Назяленская предсказуемо ворчала, что весна в голову ударила и все окружающие с ума посходили. Каз был полностью с ней согласен. Связи с Фьердой Бреккер всё ещё поддерживал через Смирнова. Не только потому, что это было полезно и даже необходимо. Юноша смутно надеялся узнать что-то, что сможет потом рассказать Багре. Или Александру. Улла, в конце концов, для них обоих имеет значение. Каждую встречу Смирнов нарочно продолжает звать его господином Морозовым из Карьева и у Каза от этого зубы сводит. Юноша свирепо смотрит в ответ, но на трактирщика это не производит никакого впечатления. В этот раз они наедине, без лишних глаз и ушей. Дмитрий лениво оглядывается по сторонам, убеждаясь в этом и его лицо вдруг становится настолько серьёзным, что напоминает восковую маску. - Бьюсь об заклад, что ты увидел во Фьерде что-то, чего не совсем ожидал, - говорит Смирнов. Даже если Каз удивлён, показывать этого он не собирается. Простой народ не знает, как всё было на самом деле, старику никто не поверит, если он вздумает разглашать информацию про причастность Бреккера. Юноша подозрительно сужает глаза, выдерживая взгляд блеклых глаз трактирщика. На самом деле Каз не так много про него знает, кроме молодости во Фьерде, Дмитрий слишком тщательно скрывает информацию. Будто это что-то значит. Смирнов снова изображает на лице приторно гадкую улыбку, но взгляд остаётся серьёзным. Он театрально вздыхает и по каким-то причинам делится крохами драгоценной информации: - Ты, наверное, знаешь, что я отбывал во Фьерде службу, когда был молод. И был там один священник, мало мы пересекались, но змеюка такая, каких поискать. Мой тебе совет - ты хоть и смышлёный парень, Святой во плоти, но не надо играть в игры со священниками. Видал я уже, чем это заканчивается. - Зачем вы мне это говорите? - медленно и почти по слогам спрашивает Бреккер. Причин хоть немного доверять Смирнову у юноши нет, тот всё ещё последний продажный жулик. И доказывает это, когда фыркает и начинает говорить снова: - Господин Морозов, я, без сомнений, тебя продам при первом же удобном случае, но есть у меня принципы. Не поверишь, но есть. На моё великое счастье, этот человек меня не помнит уже, оба постарели, но кто его знает? Думаешь, я по своей прихоти в одиночку живу на старости лет? Если бы. Мне так хотя бы терять нечего, кроме кабака своего. А тебе видно, что есть и был бы ты осторожнее. Жалко будет терять святошу, который мне ещё и платит. Над ответом Каз долго не думает. Смотрит всё ещё хмуро и давит сквозь зубы: - Уж постараюсь. Мнение Бреккер конечно не меняет. Однако, как Зоя уже упоминала - Смирнов всё ещё равкианец, с присущими им привычками и не совсем понятными принципами для гражданина Керчии. Трактирщик даже в некоторых моментах показал, что не так плох. Корыстный, язвительный, несомненно продажный, прямо ничего не говорит, но явно не чудовище. Напоследок даже задумчиво бросает о том, что Казу не помешало бы присмотреться к пещерам. Апрат упоминал нечто очень и очень похожее и юноша запоминает догадку. Привычная тревога немного отступает на последний день Масленицы. Народ беззаботно празднует. Жгут чучело, угощают друг друга блинами, с радостными визгами на санях катаются. Людей на улицах Ос Альты просто тьма и Каз по понятным причинам там не появляется. Заседает в тесной каморке "Ворона" вплоть до самого вечера и без конца перечитывает почту. Особенно из Балакирева, но ничего ужасного и интересного не находит. Его вытаскивают обратно в Малый дворец Женя на пару с Инеж и юноша не так уж сильно обеим сопротивляется. В кругу знакомых людей оно похоже на праздник жизни, знаменующий маленькую победу. Тошнотворно мило по мнению Бреккера, но напряжение постепенно сходит на нет. Приятно смотреть на их счастливые лица и слышать беседы, которые не касаются войн и других плохих вещей. Наверное, они все заслужили этот праздник. Моментами Каз позволяет своим губам немного оттаять и дрожащие уголки выдают кривую робкую улыбку. Лицо его не столь хмурое и свирепое, как обычно и в принципе как-то легче. Но юноша всё равно чувствует себя несколько лишним, среди неуклюжих танцев, пересказывания равкианских сказок, задорно горящего камина и общего уюта. Остальные молодые люди разбились то на мелкие компании, то на пары. Нина со своим уже не таким хмурым фьерданцем и что-то игриво шепчет ему на ухо. Тот где-то даже хохочет, что удивительно и с Николаем достаточно дружелюбно общается. Инеж то переговаривается с Зоей, то слушает очередные стихи в исполнении Толи. Шуханец цитирует Рабинова, которого и Бреккер вообще-то знает наизусть, но это не злит и не ранит. Его Призрак как никто другой заслужила всего самого лучшего и раз Толя способен сделать её счастливой, то пусть будет так. Джеспер то и дело подбивает всех сыграть в карты, много болтает и едва ли не тискает отчаянно краснеющего от таких жестов Уайлена. Купчик смущается, но всё равно ворчит и периодически перебирается к Давиду, дабы отдохнуть от своего чрезмерно тактильного парня. Давид ожидаемо проявляет мало интереса к происходящему, разговаривает то с Женей, то с Николаем, то с Уайленом и наверняка про новые изобретения. Даже Хэршоу с его нелепой тощей кошкой к месту и находит себе компанию в лице Кювея. Оба инферны, оба иностранцы, ну и пусть. Каз вроде с каждым понемногу переговаривается, но держится отстранённо, украдкой пытаясь выпить как можно больше, чтобы заснуть после крепким сном. И не он один чувствует себя здесь не совсем уместно. Ланцов, пускай в самом центре веселья, но кидает на юношу долгие тоскливые взгляды. Они больше практически не говорили после того диалога в каюте, обоим нужно время. Николаю особенно. Зоя тоже порядком встревожена чем-то. Бреккер понимает это по её глазам и возможно, что она хочет спросить или сказать что-то важное. Юноша всё ещё отвратительно разговаривает с людьми, но её обязательно выслушает, когда она решится. Каз уходит в самый разгар вечеринки, когда все уже изрядно весёлые и захмелевшие. Сам он просто отвратительно трезвый, не смотря на то, что выпил достаточно. Поэтому прихватывает одну из бутылок виски с собой, быть может получится не думать о том, кого не хватало на своеобразном празднике. Каз злится на Дарклинга, даже без причин, которые ему не нужны. Но не получается отрицать, что если бы генерал был здесь, то юноша наверняка не чувствовал себя настолько лишним. Какая же нелепая ужасная глупость. Хуже вообще всего, что происходит в Равке, хуже напряжения всех последних дней и месяцев. Каз даже запирает дверь в свои покои, чтобы его точно никто не потревожил. По пути к кровати пьёт прямо из горла, повинуясь дурной керчийской привычке, хочет банально взвыть. И не хочет ничего и никогда больше чувствовать, ведь чувства свои, кроме агрессии и ярости, выражать всё равно не умеет. А вообще Бреккер с радостью поддался бы сейчас эмоциям. Смел бы всё с рабочего стола, но там важные записи, приборы и своё понятие порядка среди хаоса, понятное только ему и Давиду. Разбил бы вдребезги окна, застужая тем самым комнату, но не найдёт в себе сил их починить. Разворошил и сломал бы собственную кровать, но глупость и спать останется не на чем. Колено опять начинает неприятно пульсировать и крепкий алкоголь не действует как обезболивающее. Юноша только начал привыкать, а потом случилась та проклятая пуля и задание во Фьерде. Нога теперь болит и ноет невыносимо и хромота более отчётлива, чем когда-либо. Но сильнее всего ноет в груди, ноет из-за того, о ком в здравом уме не стоило даже думать. Александра нет рядом и Казу словно всё не то. А когда он есть, то становится едва ли не хуже. Бреккер не допивает до конца. Закрывает лицо нервными руками и ложится на кровать прямо в одежде. Вряд ли получится полноценно заснуть, но можно хотя бы занять себя мыслями. Однако, мысли эти совсем не про собственные дела, не про товарищей и не про месть, которую он когда-то выстраивал кирпичик за кирпичиком. Каз с ужасом и бессилием понимает, что теперь, кирпичик за кирпичиком сдаётся, будто оно вообще могло быть иначе. Не могло, но он всё равно не придумывает, что вообще с этим делать.***
Операция в Балакиреве, пускай не имела тех фатальных последствий, какие могли быть, по мнению Дарклинга всё равно прошла просто ужасно. Вплоть до того, что генерал замешкался и кто-то из вражеского отряда умудрился его ранить. Не смертельно конечно, но в многострадальную грудь, которая не успела толком зажить после Каньона. Лекаря на поле боя не было, оказывать первую помощь пришлось Фёдору. Да и не помог бы Морозову никакой целитель, его раны к сожалению не лечатся. В остальном всё было более-менее сносно. Только Иван хмурился больше обычного, но вызвался остаться вместе с Каминским и несколькими добровольцами в той местности ещё ненадолго. Наверное потому, что верный сердцебит видел состояние своего генерала и Александру удалось вернуться домой раньше остальных. Дарклинг прибыл в Ос Альту спустя сутки после официального окончания равкианской Масленицы и был невероятно злой и уставший. Время было позднее и оповестить о своём возвращении он решил только мать и Зою. Сонная Назяленская не расспрашивала ни о чём, они кратко поделились друг с другом военными новостями и благоразумно отложили всё прочее на утро. Мать была так же немногословна. С ней толком не вышло нормально поговорить после её возвращения, потому что пришлось срываться на место военных действий. А ещё не получилось даже встретить Каза, которого нестерпимо хотелось увидеть. Про дело в Ледовом дворе Дарклинг знал только в общих чертах и с чужих слов, но и этого было достаточно для более-менее целой картины происходящего. И так же можно было отложить на грядущее беспокойное утро. Оказавшись в своих покоях, Морозов направляется в ванную и кое-как приводит себя в порядок. За время его отсутствия накопилось много дел, хотя значительную часть посланий разобрали Женя с Зоей. Вместо того, чтобы пойти сразу в постель, мужчина решает просмотреть некоторую почту. Намного удобнее это делать в военной комнате, там есть и карты местности, и удобный стол. Собственный стол генерала не самый лучший, он когда-то давно специально подбирал именно такой, чтобы отучить себя от привычки работать в спальне. Зря. Ведь всё равно устраивается за ним прямо в пижаме. Продуктивной работы ожидаемо не получается, потому что собственные мысли расползаются в разные стороны. В основном думается про Каза. Где он сейчас бегает, какой безумный план придумывает, какие проблемы решает. Отдохнул ли хоть немного после Фьерды, тревожит ли его колено с новой силой, как вообще себя чувствует. Морозов сам бесконечно и невероятно устал, ранен, ему почти отвратительно, но думает про самочувствие Бреккера. Поговорка про безнадежность подданных Равки точно правдива. Как оказывается, поговорка про чёрта, лёгкого на помине, тоже. Каз не входит, а врывается в покои мужчины, без стука и без каких-либо церемоний. Наверное юноша был где-то недалеко, возможно в компании своих товарищей. Существует вероятность, что у Ланцова, но Дарклинг даже думать про это не желает. Время позднее. Бреккер без пиджака, без жилета и в тёмной, слегка мятой рубашке выглядит очаровательно небрежно. Юноша ещё и лохматый, снова слишком похожий на встревоженную птицу, цепляется за свою трость и смотрит на Александра так, словно сам не понимает, что говорить. Словно он не сам сюда пришёл, снова не хотел совсем Дарклинга видеть и снова бесконечно упрямый. Мужчина вспоминает ночь перед его отъездом и от воспоминания теплеет где-то внутри. Каз и тогда упрямился и говорил что угодно, кроме правды, но в конце концов уступил. Остался до самого рассвета, беспокойно ворочаясь под боком, но не изменяя себе ушёл до пробуждения Морозова. Иногда он такой упрямый дурак, что невозможно. - Ты разговаривал с Роллинсом, - хмуро и холодно начинает Бреккер, глядя на генерала исподлобья. Не смотря на недовольный тон, он всё равно подходит ближе. Александр не скрывает тяжёлый вздох. Конечно, мужчина прекрасно понимает, что с юным аферистом никогда не будет легко, но если он хотя бы умел нормально разговаривать, это было бы уже хоть что-то. Можно понять, почему Каза этот факт зацепил, но начинать диалог с него - идея на редкость отвратительная. Настолько, что Дарклинг позволяет себе съязвить, когда отвечает: - Ты ограбил Ледовый двор. Бреккер даже теряется. Смотрит с откровенным недоумением, не совсем понимания, к чему это было. Но выражение его лица остаётся таким же недовольным, что подталкивает Морозова на ещё одну колкость, когда он встаёт из-за стола. - Ох, прости, чертёнок, я подумал, что мы констатируем друг другу факты. Каз буквально вспыхивает и стремительно подходит ещё ближе. Его свирепая гримаса может показаться угрожающей, но он снова пришёл сюда сам и дыхание у него восхитительно сбитое, как и гулкий стук сердца. Генералу даже не нужно прислушиваться должным образом. - Морозов, какого чёрта ты снова лезешь туда, куда тебя не просят? - шипит юноша. Вообще-то Александр никуда не лез и не лезет, оба прекрасно это знают, но Бреккера будто заело. Или он действительно не понимает, что ещё говорить, кроме оскорблений и неоправданных обвинений. Мужчина уже обещал, что научит упрямца говорить правду с первого раза, но тому, видимо, недостаточно. - Ты не за этим сюда пришёл, Каз, - почти строго произносит Дарклинг, пресекая все его попытки развязать ссору. Юноша яростно сверкает глазами, но отвечает не сразу. Выпрямляется, взгляд не отводит и кажется настолько напряжённым, будто к войне готовится. Морозов на самом деле совсем не войной хочет с ним заниматься, как бы наивно оно ни звучало. Он всё ещё зол, всё ещё ранен и всё ещё просто соскучился. Но Каз ситуацию совсем не спасает, ехидно выговаривая: - Разумеется. Я лишь хотел убедиться, что Вторая армия не потеряла своего драгоценного генерала. - Ты хотел убедиться, что сам меня не потерял, - отрезает Дарклинг. Смело, но он попадает в точку и самому неплохо бы начать говорить именно то, что думает. У Бреккера в глазах проносится столько всего, но он всё ещё напряжённый, нервный и тревожный. Сдаваться не собирается, а сам генерал изрядно уже устал от всего этого. - Если ты... - начинает юноша, но Александр не даёт закончить. Не хочется слушать мнимые угрозы, оскорбления и язвительные комментарии. Хочется услышать что-то более честное, но мужчина произносит те слова, что заставят Каза замолчать вовсе: - Если ты скажешь ещё хоть слово, то я тебя поцелую. Так себе угроза на самом деле, но на Каза действует. Упрямец демонстративно сжимает трость ещё сильнее, будто готовый атаковать. Дарклинг великолепно это видит и добавляет, припоминая то, что юноша однажды уже сделал: - И мне плевать, сколько раз ты ударишь меня за это своей тростью. Каз делает порывистый вдох и застывает на месте. Кажется, что больше не дышит вовсе и хотелось бы знать, что вообще творится в его голове. Хотелось хотя бы надеяться, что он сдастся, но Бреккер в который раз не оправдывает чужие надежды. Он их превосходит. Смотрит на Морозова с вызовом и специально роняет трость. Она падает куда-то под стол и оглушительно громко, но плевать. Александр вскидывает брови, не пытаясь скрыть приятное удивление и юноша замечает. Чертыхается и говорит почти обречённо, будто генералу был известен исход. - Ты знал. - Надеялся, - привычно и не думая поправляет Дарклинг. Последний шаг остаётся за ним и конечно же мужчина его делает. Юноша рефлекторно вздрагивает, но самостоятельно сжимает чужие плечи, когда их губы встречаются. Морозов сам едва ли не стонет от того, насколько сильно этого ждал и хотел, насколько невыносимо истосковался по Бреккеру даже за небольшой промежуток времени. Каз и сам скучал. Он неспокойный, пылкий, дрожит целиком и полностью в сильных руках. Успокаивается от знакомых ласковых теней и поцелуев, которые Александр опять прерывает раз за разом и даёт привыкнуть. Но и вековой выдержки не хватает, после тихого и чувственного стона мужчина рывком сажает Каза на столешницу и целует уже глубже. Бреккер привычно пытается кусаться, перехватить инициативу и сжать плечи генерала почти до ощутимой боли. Но вместе с тем до дрожи ласково и невесомо касается ладонями в перчатках его израненной груди. Робкие трепетные прикосновения как будто заглушают всю злость, боль, усталость и всё перестаёт иметь значение. Только Каз, который рвано дышит от его поцелуев, льнёт ближе и водит нервными пальцами везде, куда может дотянуться. Его Каз. Дарклинг дышит тяжело, шумно и целует снова, целует жарче, целует до головокружения. Юноша гладит уже по спине, поддаётся и мутно смотрит своими яркими глазами. До чего же он невероятный. Вот только стол правда неудобный, как и положение, Морозов убеждается в этом на личном опыте. Каз болезненно шипит, когда пытается обхватить мужчину ногами и становится понятно почему. Дело в травмированном колене, ему больно и мысль возвращает Александра в реальность. Лучшее, что он может придумать и сделать - подхватить Бреккера под бёдра и двинуться к кровати. Это происходит совсем быстро, но достаточно, чтобы юный вор растерялся. Генерал пользуется его замешательством, когда стаскивает с них обоих мешающую обувь, устраивает юношу на кровати и бережно подкладывает под его больное колено небольшую подушку. Хотя бы условно должно помочь. - Что ты делаешь? - хрипло спрашивает Каз. Он пытается хмуриться и смотреть недовольно, но Дарклинг обращает внимание только на его зацелованные покрасневшие губы, горящие щеки и лохматые тёмные волосы. Такой красивый сейчас, просто до невозможного. - Тебе же больно, - тихо объясняет мужчина, склоняясь над ним. Бреккер смотрит на него как-то странно, почти что зло, будто его раздражает чужая забота. Он тянет Дарклинга за ворот спальной рубахи, яростно целует сам, прикусывая губы почти до крови и превращая ласку в борьбу. Генерал сдерживает болезненный выдох, с нажимом проводит по бокам юноши, устраивается меж его ног и полностью забирает инициативу. Заставляет тени струиться по коже Каза, скрытой под тонким барьером одежды, целует его до задушенных стонов и заставляет сдаться под этим напором. Юноша уступает быстро, податливо льнёт к теплу и запускает пальцы в волосы Морозова, взлохмачивая пряди и слегка их оттягивая. Если откровенно, то Александр сам до конца не знает, при всём своём вековом опыте, что с Казом делать. Каждое прикосновение равносильно ходьбе по минному полю, дотронуться до обнажённой кожи там, где юноша не привык, генерал вовсе не рискует. Бреккер и так чувствительный до невозможности и наглядно понятно, что для него подобное впервые. Дарклинг ни в коем случае не хочет спешить, к чему-то принуждать или пугать. Напротив, хочется избавить Каза от этой фобии и не важно, сколько времени и попыток на это понадобится. Хочется показать, что может быть не страшно и приятно до щекотных мурашек. Хочется сделать ему настолько хорошо, чтобы Бреккер не сбегал больше на рассвете и остался с ним. Морозов сам от себя не ожидает, что способен относиться к кому-то с таким трепетом. Он не пытается раздеть Каза и прикоснуться к чувствительной коже. Конечно, очень хотелось бы, но ясно, что юноша с ума сойдёт от тревоги и дурных воспоминаний. Генерал трогает через одежду, а Бреккер, только привыкающий, реагирует так остро и чувственно, что оно цепляет намного сильнее собственного удовольствия. Кажется, что ему вообще много не нужно, чтобы начать задыхаться от ласк, Александр позволяет себе расстегнуть пару пуговиц на его рубашке, чтобы удобнее было целовать шею. На бледной коже уже успели сойти метки, мужчина касается губами осторожно, трётся колкой щетиной, едва-едва прихватывает зубами жилку. Не хочет в порыве оставлять новые следы, которые все увидят. Хочет оставить их там, где будет знать лишь он и Каз, интимно, только для них двоих. Хочет доказать уже наконец этому упрямцу, насколько он особенный, насколько желанный. Любимый. Мысль может показаться поражающей, но Дарклинг всё ещё не врёт самому себе. Не удивлён, что такое приходит в голову и совсем не жаль. Лишь улыбается между поцелуями от согревающего сердце осознания, чем несколько сбивает Каза с толку. Касается сквозь ткань, жадно смотрит на юношу, что разметался под ним и тяжело дышит. Смотрит на трогательно длинные ресницы, затянутые поволокой глаза, растрёпанные пряди волос. Любуется острыми линиями черт его лица, вслушивается в неровное дыхание и бешеный стук сердца. Едва ли сам вдохом не давится, когда Бреккер тянется к нему самостоятельно. У юноши руки до сих пор нервные, лихорадочно касаются генерала в ответ, он растерян, возбужден до крайности, но смотрит в ответ на изучающий взгляд генерала решительно упрямо и намного мягче обычного. Доверяет и этот факт дороже каких-либо ценностей. Морозов трогает, гладит и целует везде, где дотягивается, но всё ещё через одежду, чтобы Каз окончательно не сошёл с ума. Мужчине самому сложно держать себя в руках, но он не делает ничего лишнего и запретного. Целует чужие кисти сквозь перчатки, которые так хочется снять и ласкать кожу, наверняка бледную, тонкую, чувствительную. Но Александру хватает сейчас и этого, он с нажимом ведёт губами по линии вен, по пальцам, бугоркам, гладит по запястьям. Целует снова и Бреккер пылко отвечает, тихо, но так восхитительно стонет. Дарклинг просто не может перестать смотреть на него, запечатляя в памяти неприсущую ему мягкость, запоминая каждое движение губ и каждый выдох, сорванный с зацелованных губ. Каз усердно пытается не стонать, когда мужчина ласкает его тело руками, тенями и губами, но получается плохо. Бреккер еле слышно и судорожно шепчет его имя, подобно молитве, прижимается ближе, а у Морозова внутри всё сжимается, щемит и горит. Он целует юношу снова и снова, гладит везде, откровенно наслаждаясь ответной реакцией. По груди, которая тяжело вздымается, по плечам, по бокам. По рёбрами, напряженному животу, позволяет себе ласкающе провести по тазовым косточкам и бёдрам. Но намеренно не прикасается к самому интересному, почти что дразнит, прощупывая границы дозволенного. Бреккер льнёт к его рукам и практически задыхается. Он весь как оголённый нерв, реагирует на самые безобидные ласки и отчаянно просит ещё. Не словами, но всем телом. Юноша прикрывает глаза, а Александр не может удержаться, касаясь его век. Губам приятно щекотно от касания к ресницам Каза, в груди же щекотно от чувства, что годами дремало внутри и наконец нашло выход. Конечно же, происходящее не может длиться вечно или хотя бы подольше. Дарклинг сам вжимается в него бёдрами и наконец-то трогает там, где Бреккер больше всего хочет. Чувствует, насколько под собственной ладонью твёрдо, напряжённо и ненавязчиво ласкает, сжимая. Юноша мечется в его руках, разгоряченный, чувствительный и ему правда много не нужно. - Александр! Голос Бреккера срывается на громкий стон и когда он кончает, это похоже на произведение искусства. Он дрожит всем телом, жмется к Морозову, дышит прерывисто и лицо у него становится мягче. Настолько, что уголки губ едва ли не растягиваются в блаженной ленивой улыбке. Александр крепко держит Каза в своих объятиях и судорожно шепчет на ухо, что рядом, что всё хорошо. Быть может откровенные глупые нежности, но хочется. Однако, Бреккер его не слышит. Голубые глаза закатываются и он обмякает в руках Дарклинга, буквально лишаясь сознания от пережитого удовольствия. Мужчина понимает, что Каз просто перенервничал, что всё случившееся ново для него, но всё равно сначала пугается. Собирается даже позвать целителя и плевать ему, как со стороны оно будет выглядеть. Но знатно успокаивается, когда прислушивается к сердцебиению юноши. Оно ровное, размеренное, дыхание становится тише, спокойнее и нет никаких негативных признаков, кроме обычного переизбытка эмоций. А ещё Каз такой мягкий, тёплый, растрёпанный, что щемит от приступа нежности. Морозов осторожно отводит взмокшие пряди волос с его лица и сам не замечает, что опять широко улыбается. Не имеет оно никакого значения, ничто не имеет, когда Бреккер рядом. Перед тем, как привести его в порядок перед сном, генерал не выдерживая ткнется носом в щеку юноши. Замирает так на несколько мгновений и произносит с той невероятной нежностью, которой внутри тесно и нужен выход. - Мальчик мой. Жаль, что Каз не слышит, но Александр обязательно ему это повторит.