Рыцарь "Пурпурного вихря"

Пик спал под стук колёс и покачивание вагона. Он выехал в четыре часа вечера в обществе своей пожилой учительницы истории Гертруды Софиевны, которую очень уважал и доверял ей, ведь та учила ещё его мать, пары на всякий случай телохранительниц и нескольких человек прислуги. За окном купе было уже темно, двенадцатый час, а висящий под потолком фонарь не мешал Пику крепко спать, завернувшись в одеяло и иногда тихо всхлипывая. Ему снилась мать, и мальчик плакал во сне, отчётливо понимая, что это не наяву. Учительница, сидящая на соседней полке, не будила Пика, хотя знала, что ему снится. Пусть бедняжка хоть во сне с мамой побудет… Пожилая женщина знала Пика так давно, с рождения, что даже называла его на «ты» и по имени, а не Вашим величеством, она хорошо научилась читать эмоции по лицу, даже если бы оно было абсолютно спокойным. Гертруда Софиевна понимала, что тот видит не кошмар, а мать, значит, мешать ему не надо. Поезд подъехал к станции и плавно остановился. Тут стояли час, чтобы успеть выгрузить спящего короля и его багаж. Пика перенесли в карету и уложили на заднее сиденье, решив, что будить его ни к чему, пусть отдохнёт и выспится. Учительница истории тщательно проверила купе на предмет забытых вещей, но лишь мягкая игрушечная кошка находилась вне чемоданов, и её положили в надлежащее место — в руки юному королю, прижавшемуся щекой к игрушке. На переднем сиденье устроилась учительница, и карета тронулась. Ехали долго. Уже стало светать, а дорога всё ещё уходила вдаль, и ничего, кроме гор, по пути не было. Но скоро начали появляться деревья, луг, а затем, уже в десять часов утра, вдалеке показалась большая кремовая с сиреневой крышей вилла в окружении светлой зелени и цветов. Перед ней было большое кристально чистое озеро, берега которого были усыпаны где мягким, светло-бежевым или золотистым песком, где гладкой галькой, а по краю пляжей тянулись до самого леса аллеи парка. Карета плавно остановилась, но даже это разбудило выспавшегося — впервые за год — Пика. Зевнув, мальчик открыл глаза и сел, откинув одеяло. — Уже приехали? — спросил он Гертруду Софиевну. Учительница кивнула, и юный король, забыв даже обуться, выскочил из кареты, а навстречу ему уже неслись несколько десятков кошек и собак Изумрудного Залесья. Пик со смехом бросился обнимать их и гладить, а те, мурлыча или виляя хвостом, ласкались к мальчику. Учительница, стоя на пороге кареты, с улыбкой наблюдала, как юный король, сбросив придворную скованность, ловил весело скачущих вокруг кошек, разрывался на части, не зная, кого первыми погладить, смеялся, когда чей-нибудь пушистый хвост задевал его лицо, а затем в той же компании побежал к озеру, собираясь купаться прямо в короткой пижаме. Брызги полетели во все стороны, когда Пик и питомцы шлёпнулись в воду. Кошки не боялись купаться и уже плавали вокруг, вертясь наподобие волчков. Собаки же, особенно крупные, выстроились крыльями, предлагая юному королю покататься. Тот был не против — обхватил каждой рукой по две собаки, и те сорвались с места, везя мальчика вдоль берега. Они знали, что Пик, не умеющий плавать, боится глубины, и везли его лишь там, где он при желании мог коснуться ногами дна. Кошки сновали рядом, не мешая живым моторам, зато время от времени горланя с целью, видимо, распугать озёрную живность, чтобы та не лезла под лапы и ноги. Накупавшись и набесившись, юный король с питомцами направились к вилле. Кареты у ворот уже не было — загнали под навес, лошади паслись за забором возле леса, а чемоданы громоздились на террасе, где двое слуг расставили пару дюжин тазиков с водой — все уже знали от Гертруды Софиевны, что король с собаками удрал купаться и, поскольку он босиком, наверняка нанесёт песку, а о питомцах и говорить нечего — на мокрых-то лапах. Дни отдыха проходили безоблачно. Даже одиночество перестало терзать Пика. Стоило ему вспомнить пурпурные глаза рыцаря из переходившего отряда, как боль в сердце проходила, а на её месте разливалось тепло. Даже сейчас, на «каникулах», мальчик не мог забыть взгляд этой девушки, как щитом оградившей его от страхов, одиночества и негатива. Юный король теперь мог часами лежать на берегу озера, в гамаке между деревьями или в здешней своей комнате (разумеется, далеко не такой роскошной, как во дворце, но куда более уютной и удобной) на кровати, вспоминая эту неизвестную рыцаря. Они хоть и не знакомы, но Пик уже любил её всем сердцем и мечтал встретиться с ней, чтобы поблагодарить за ласку и поддержку, подаренную тем взглядом. И, может, признаться, что любит её… Иногда мальчику становилось грустно от осознания того, что он может больше не увидеть эту девушку. В такие моменты он тихонько плакал, но уже не по полдня. Надежда грела сердце юного короля, сушила слёзы, и теперь он засыпал не заплаканный, а с тихой нежной улыбкой. Эти счастливые летние дни продолжались до тех пор, пока в одно утро Пик не проснулся с жуткой головной болью. Запоздалое последствие хронической усталости изрядно отравило мальчику жизнь. Он не хотел есть, не купался и не бродил по тихому парку, даже к питомцам не зашёл. Бедный король не мог подняться с кровати, каждое движение глазами или поворот головы усиливали и без того невыносимую боль. Не помогало ничего, ни холодный компресс, ни массаж висков и лица, ни даже обезболивающая настойка. Пик неудержимо плакал, с каждым часом ему становилось хуже. Несколько кошек пробрались к нему в комнату, гладили бедняжку лапками, мурчали, стараясь облегчить боль, но, увы, мальчику становилось легче лишь на пару минут, а затем голова снова начинала болеть. В Залесье не было врачей, профессионально работающих с головными болями, только пара разносторонних на случай разбитого колена или какой простуды. Короля нужно было везти в столицу. Вещи собрали, питомцев привели прощаться — быть может, Пик не вернётся этим летом сюда. Самого мальчика перенесли на руках в карету — он не мог ходить от боли, — устроили поудобнее, положив на многочисленные мягкие подушки, чтобы в случае тряски ему не стало хуже. Убедившись, что ничего и никто не забыты, пожилая учительница дала понять, что можно ехать.