Рыцарь "Пурпурного вихря"

— Ваше величество, проснитесь! — доносился из-за двери голос, по-видимому, одной из лакейш. — Ваше величество, уже почти семь утра. Завтрак остыл, министры вас ждут, сто двадцать шесть писем на ваше имя! Пик с трудом открыл глаза, немного болевшие от недосыпа и слёз. Голова была будто свинцовая и тоже побаливала, тяжесть и слабость во всём теле… Отдохнуть бы мальчику надо, а не вставать в рань несусветную, но нет, он же король, изволь пахать, как лошадь, целыми днями. Нахлобучив как попало корону и заправив постель, Пик поплёлся в ванную. Холодная вода смыла часть сонливости, но всё же юному королю было сложно подолгу держать глаза открытыми, он неудержимо зевал, с трудом передвигая ноги в направлении столовой. Лакейша, видимо, оповестила всех на кухне, что король проснулся. Завтрак — обожаемая Пиком гречневая каша, булочка с ежевичным джемом и несколько маленьких помидорок — был частично свежеположенный, частично подогретый, чай заварен не больше минуты назад. Мальчик сонно, но торопливо — министры, чёрт их дери, ждут — умял кашу и булочку, выпил, вставая из-за стола, чай, а помидорки взял с собой и съел по дороге. За время прогулки от столовой до тронного зала он почти проснулся и лишь изредка зевал, слушая разглагольствования министров. Под конец церемонии Пик уже чувствовал, что устал, хотя и десяти утра не было. Больше всего Пику хотелось пойти поспать, но нет, нужно разделаться с письмами, решить, на кого оставить управление, посмотреть, что взять с собой в Изумрудное Залесье. С ним каждый год такое случалось — перед самым отдыхом мальчик был вымотан настолько, что повседневные дела казались непосильными. Письма юный король едва прочитал, управление перекинул на Нору, министра внутренней политики, чему Нора была не сказать чтобы рада, но приказ есть приказ. Обедать Пик опять не пошёл, решив урвать часик на сон, а если повезёт, то и полтора — как раз до начала молодёжного перехода. Пик уснул, едва его голова коснулась подушки, и ровно через полтора часа его, так и не выспавшегося, разбудил противный треск будильника. — Опять вставать… — недовольно пробормотал мальчик. Одна радость — не нужно больше работать, да и на переход посмотреть интересно. По правилам этикета рыцари, проходя мимо королевы или короля во время переходов, должны повернуть в её/его сторону голову и смотреть в глаза несколько секунд, пока можно держать взгляд под нужным углом. В прошлый раз, когда шли ветераны, Пик хорошо запомнил их лица: обветренные, в шрамах от ожогов, льдинок и когтей разных существ, с каменным выражением и плотно сомкнутыми губами. Это были взрослые, сильные, опытные воительницы, закалённые жизнью. Но глаза — глаза живые, взгляды разные. Некоторые смотрели на юного короля с сочувствием, мягко, кое-кто — с уважением к его не по возрасту большим достижениям и несомненному таланту лидера, иногда попадались недоверчивые взгляды, будто говорящие: «вот ещё хлебнёшь жизни, малец», были холодные и безразличные, а в некоторых взглядах мальчик прочитал такое откровенное презрение и насмешку «пустили мужчину на трон», что после просмотра перехода убежал к себе и расплакался от обиды. Может, среди молодёжи не будет таких?.. Умывшись для бодрости, что, впрочем, не очень помогло, Пик надел полагающийся в таких случаях парадный плащ — шёлковый, тёмно-фиолетовый, с вышитым по центру серебряным грифоном. У его матери был такой же, но ярко-синий — цвет выбирался в зависимости от предпочтений носителей. Пик же любил фиолетовый, по цвету своих волос. Нахлобучив корону, мальчик почти бегом — он опаздывал, переход вот-вот начнётся — бросился к балкону тронного зала, выходящему на проходную часть двора. Военная министр и несколько лакейш были уже там. — Переход уже начался, Ваше величество, — заметила министр. — Скоро будут тут. И правда, из-за ворот уже раздавалось цоканье подков на копытах лошадей и сапогах пеших рыцарей, мягко шуршали подошвы ботинок лучниц, гремели доспехи, фыркали кони. Отряд приближался… Первая, на золотистом рысаке, въехала во двор предводительница отряда — известная своим мастерским боем восемнадцатилетняя Клеопатра. Она, как и все остальные, сейчас была без шлема, и её длинные тёмно-синие волосы развевались от лёгкого ветра, а золотисто-карие глаза сияли даже ярче, чем начищенные до зеркального блеска доспехи. За ней ехала знаменосица Эмма, чьи чёрно-красные доспехи зловеще поблёскивали в тени знамени: пурпурный смерч на чёрном фоне. Её коняжка, чёрная, как и короткие волосы Эммы, выглядела сгустком тьмы в форме лошади, а её красные, как и у хозяйки, глаза напоминали кровавые лужицы. Пик подумал, что Эмма будто сошла со страниц какой-нибудь жуткой легенды. За Эммой последовала вереница неизвестных юному королю рыцарей. Бледные, смуглые, румяные, чернокожие, с белыми, зелёными, красными, рыжими, каштановыми, сиреневыми волосами, синими, изумрудными, жёлтыми, красными, карими, серыми, фиалковыми глазами, у кого короткие, у кого длинные волосы, пешие и на лошадях всевозможных мастей и пород… Разные, но все ещё совсем молодые, едва старше своего короля. И каждая, проезжая и проходя мимо, смотрела ему в глаза… Как и у ветеранок, у этих молодых рыцарей были различные взгляды. Одни смотрели тепло и дружелюбно, с уважением и даже восхищением, кто-то будто спрашивали, каково королём быть, некоторые глядели с интересом, похоже, видели Пика в первый раз, в некоторых взглядах читалась бесконечная преданность и обожание. Попадались и холодные, и даже враждебные взгляды, а в некоторых читались такие отвращение и ненависть, что мальчик едва не заплакал, закусив губу и изо всех сил вцепившись в перила балкона. Всё-таки ненавидят его, презирают, считают никудышным королём… Из груди Пика вырвался невольный всхлип, слёзы, выступившие на глазах, покатились по щекам, капая на потрескавшиеся кирпичи двора. Взгляды рыцарей внизу поменялись. Всё больше становилось встревоженных глаз, будто спрашивающих юного короля, что с ним, но было и несколько пар злорадных, как будто твердящих с издёвкой: «Все мальчишки — плаксы!», и от этого бедняжке стало ещё хуже. Огромных усилий ему стоило не разрыдаться и не убежать в слезах к себе. Внезапно от взгляда одной из рыцарей Пика будто окутало солнечным светом. Её лучистые пурпурные глаза смотрели на мальчика мягко, с теплотой и лаской, будто уговаривая не плакать и не обращать внимания на ехидных скептиков, которые только и умеют, что критиковать. В этих глазах светилась любовь, не слепое обожание, а именно любовь. Рыцарь улыбнулась юному королю краешком рта, и Пик улыбнулся сквозь слёзы в ответ, с благодарностью и некоторой грустью. От взгляда этой девушки его сердце дрогнуло, а её улыбка подействовала на мальчика, как объятие. Но встретит ли Пик эту рыцаря ещё раз? Или она погибнет, уедет, влюбится в кого-нибудь и забудет своего короля?.. Мальчик долго вглядывался в толпу уходящих рыцарей, пытаясь ещё хоть разок уловить в их строе отблеск пурпурных волос, поймать тёплый, ободряющий взгляд пурпурных лучистых глаз. А отряд всё шёл вдаль, но теперь юный король и в самом деле не обращал внимания на редкие злые зырканья. В его сердце будто зажёгся огонёк, и теперь на лице Пика была слабая улыбка, хотя по щекам всё ещё скатывались редкие слёзы. Сердце стучало громче обычного, а когда отряд уже прошёл, мальчик ещё долго стоял на балконе с той же рассеяной улыбкой. Он не мог забыть момент, когда встретился с глазами с той рыцарем, не мог забыть её взгляд, такой по-родному тёплый. Впервые, засыпая, Пик не плакал. У него перед глазами стояла всё та же картина: неизвестная девушка из рыцарского отряда, её тёплые пурпурные глаза, глядящие не него с такой нежностью, почти незаметная ласковая улыбка. Всё остальное будто перестало существовать в тот миг для короля. Всё насмешливые и злые взгляды, всё неверие в его способности, все ехидства и колкости — это отошло на задний план. Уже почти уснув, Пик понял, что влюбился…