To Crouch [К Краучу/Пресмыкаться]

В стенах семейного дома Барти только мог и делать, что постоянно переосмыслять случившуюся сцену между ним и профессором Беллами. Она так и не ответила, почему не может дождаться его совершеннолетия. И к чему была привязана история про проклятие? Ему было приятно оказанное доверие, но он никак не мог срастить начало и конец того разговора. Он хорошо помнил, что в ней не проскальзывало никакой конкретики насчет того, что именно должно случиться, но нутром чувствовалось, что это не будет что-то хорошее. Излишняя драматичность подкрепляля сомнения разнообразными картинками, где профессора Беллами посреди урока прошибают смертельные и неостанавливаемые конвульсии, обязательно с пеной изо рта. Барти был знаком со смертью, хоть и нечеловеческой: однажды его подслеповатый дедушка сел на домашнюю пушишку. Но все равно не был готов к такому. Фенечка, подаренная к Рождеству, работала, а может, дома Барти было просто не на что отвлекаться. Однако, если боковое зрение улавливало хоть ее кусочек, в лоб тут же ударяло притворно-суровое «постоянная бдительность!» в исполнении Ирис, и посторонние мысли тут же исчезали. А благодаря тому, что она висела на видном месте, это происходило довольно часто. Несмотря на такой прогресс, иногда он все равно подвисал дольше чем на пять или даже десять минут, пялясь на нитки и гадая, кем же был второй человек, заполучивший доверие Ирис первее него. «Наверняка какой-нибудь старшекурсник» — не приходя ни к какому обоснованному выводу, Барти с трудом выпутывался из транса и продолжал дела. Кэмпбелл согласился на поход в театр, и Барти посчитал его согласие слегка… необычным. В нем жила уверенность, что друг придет к ним в маггловском тряпье и обязательно выкинет что-то чудное, что заставит миссис Крауч навсегда запретить им видеться. Но этого не произошло. — Здравствуйте, миссис Крауч, — Кэмпбелл появился на пороге их дома, одетый с иголочки. — Прекрасно выглядите. — Здравствуй, Кэмпбелл, благодарю, — мама Барти передала сыну сумку и поправила перед выходом шляпку. Барти уронил челюсть, и Кэмпбелл сдержанно ему улыбнулся. Костюм в еле различимую темную полоску отлично на нем сидел, волосы намертво приглаживал гель. Вообще, третий билет должен был использовать Барти-старший, но он, знатно удивившись предложению жены, отказал под предлогом футовой стопки отчетов, требующих разбора перед концом года. Добравшись до театра, они вполне спокойно насладились представлением с оперными вставками, и все два часа Кэмпбелл держался подозрительно умиротворенно, соблюдая правила этикета и поддерживая с матерью Барти вежливую беседу. От таких новшеств в его поведении Барти чувствовал себя не в своей тарелке и прослушал половину сюжета, благо знал его почти наизусть и без проблем оценил кульминацию. После театра они поужинали в ресторане, оплаченном Краучами, и вот там Кэмпбелл немного прокололся. — Право, столько приборов… — он через силу приподнял уголки губ. — Прошу простить мое простолюдинство. Барти пнул его под столом, призывая прекратить паясничество, и Кэмпбелл, ограничившийся простыми вилкой и ножом, подмигнул ему. Остаток каникул ничем не выделился. Барти получил обычные подарки (и напоминалку от Кэмпбелла), прочитал новую книгу о жизни великанов и помог Винки разобрать чулан, стараясь не думать, как все его друзья веселятся в снежных дворах Хогвартса или жарят над камином зефир, отогреваясь после снежных побоищ. Они встретились с Кэмпбеллом в последний день каникул, дождливый и промозглый настолько, что оба не пожелали высовывать длинных носов за пределы домов. Там Барти послушал несколько маггловских новинок и пролистал новый номер «Magic-music», до последнего не обвыкаясь с «новым» Кэмпбеллом. Что-то такое проскальзывало в нем в июле, но сейчас он хотя бы не был таким мрачным, как тогда. Как и по дороге в Лондон, Барти занял полностью пустое купе «Хогвартс-экспресса» и приготовился к шестичасовому путешествию в компании стука колес и книги «В пещере великана, том II», но ближе к двум дня его покой нарушили. Скинувший ботинки Барти вытянул ноги вдоль сидения. Путешественник, автор книги, посвятил целую главу тягомотине объяснения семейных традиций великанов, и в отсутствии экшена Барти постоянно отвлекался и перечитывал абзацы по нескольку раз. «Когда великан и великанша приходят к соглашению организовать семейную ячейку…» — в пятый раз читал он, когда дверь с тихим писком сдвинулась дюйма на четыре. Вошедшего не было видно, и его личность установилась только после громкого и протяжного «мяу». — Патрик? — Барти закрыл книгу и подогнул ноги. Кот запрыгнул на освободившееся место и принюхался, а потом недовольно оскалил крошечные передние зубки. — Ты что тут делаешь? — Мя-а, — звук был утробным, но от этого не менее жалобным. В коридоре послышался чей-то бег, и вскоре дверь открылась полностью. — Извините, вы не видели ко… ой, — округлив глаза, Женевьева Старки схватилась за косяк и замерла. — Привет. — Привет, — буркнул Барти, отпихивая ластящееся животное. — Твой же? — Да, — тихо ответила она и позвала его, как обычно люди подзывают кошек, а потом простыми словами: — Ну же , цветочек, иди ко мне. «Нихера себе, цветочек» — Барти смотрел на тщетные попытки расшевелить развалившегося на сидение кота, — «А я тогда король Артур». По каким-то причинам Женевьева не входила в купе, и Барти, вздохнув, взял тяжеленное существо в руки, запоздало соображая, что она вряд ли его так не дотащит. — Твое купе далеко? — спросил он. Патрик лениво вытянул все четыре лапы, растягиваясь в подобие мохнатой сосиски, и показал белые когти. — Через вагон, — она отшмыгнула от него и засеменила по коридору. — Спасибо. — Да не за что, — плечом Барти задвинул свою дверь и пошел следом. Ему было непривычно видеть ее не в форме, а простых брюках и большеватом темно-бордовом свитере, делавшим образ неряшливым. Черные волосы были завязаны в низкий неопрятный пучок, всю одежду покрывала кошачья шерсть разных цветов. «Какая муха тебя укусила?» — мысленно ругал он кота, — «Бежать два вагона от хозяйки!». В точно таком же безлюдном купе они заперли его в переноске, и Барти быстро попрощался, чтобы вернуться к чтению. По прибытии поезда Уолт и Винни не поленились встретить друга у входа в школу: — Джон в лазарете, — объяснил первый. — Пандора испытывала на нем какое-то заклинание, и у него из ушей выросли сосульки. — Мерлин, — засмеялся Барти. — Наверное, очень холодно. — Не то слово! Больше встречи с друзьями и плакатами над привычной кроватью с пологом Барти ждал испытания Дуэльного клуба, ведь на сей раз он был во всеоружии. Просидев неделю уроков как на иголках, он примчался в кабинет защиты за час до начала и потратил выкроенное время на избиение тренировочных манекенов. — Превосходно, — прокомментировал голос из другого конца кабинета. — Надеюсь, в настоящем бою вы покажете такое же мастерство, мистер Крауч. — Здравствуйте, — Барти крутанулся на месте и расплылся в улыбке, на сердце сразу потеплело. Когда люди подтянулись, профессор Беллами разбила всех по парам, как и в прошлый раз. Желающих пробоваться было на две трети меньше, чем осенью, к тому же их число оказалось нечетным. Но она предвидела это, потому что в кабинет вошел один из действующих членов клуба. — Барти, — обратились к нему. — Встанете с мистером Люпином, хорошо? — Ладно, — не мог же он ей отказать. Долговязый Люпин, явно не пренебрегающий услугами местной парикмахерши, остановился рядом с ним и безразлично отвернулся, не утруждаясь приветствием. Барти никогда не видел его на таком близком расстоянии и, пока тот не смотрел, позволил себе поразглядывать косые шрамы на желтоватом лице. Люпин не горел к нему ненавистью или желанием отомстить за прошлое, но он мастерски делал вид, будто вместо Барти его поставили рядом с пустым местом. Сам Барти не боялся его, невзирая на жутковатый видок, ведь на решение профессора Беллами влияла не победа, а показанные навыки. Таким образом она отстранила обоих пятикурсников из пары, применивших в сражении довольно темные и запрещенные в школьной программе заклинания. — Конфринго! — рубяще взмахнул палочкой Люпин, как только профессор Беллами дала им отмашку. Барти отпрыгнул назад, и в месте, где он только что стоял, сорвались половицы. Тут-то его и нагнал запоздавший страх: Люпин колдовал гораздо точнее и мощнее Блэка, лающего пустыми угрозами. И двигался намного быстрее и проворнее, не задерживаясь на одном месте дольше секунды — настоящий дуэлянт. Одно из десяти заклинаний Барти лишь мазнуло по его мантии, остальные пролетали мимо. — Эверте статум! — Депульсо! — в последний миг выкрикнул Барти. Желтый шар ударил Барти в грудь, и он подлетел в воздух, переворачиваясь кувырком. Его же заклинание не достигло Люпина, но он в него и не целился: несколько стопок непроверенных работ взметнулись к потолку и зрелищно посыпались вниз, перекрывая всем обзор. Барти отполз под ближайшую парту, пока Люпин во все стороны раскидывался чарами помех и наставлял щиты. Мозги бешено работали, разрабатывая победную тактику — еще немного, и они бы однозначно закипели. Оттолкнув зрителей, Барти выполз с другой стороны парты, схватил чью-то чернильницу и запустил к окну. Приманка сработала: Люпин развернулся на шум и бросил заклинание туда, подставляя спину. — Экспеллиармус! — прошипел Барти, лишая Люпина палочки. В это же время на пол осели последние листки. — Стоп! — профессор Беллами громко хлопнула в ладоши. — Мистер Крауч одерживает победу! Резко оглянувшись, Люпин смерил его ничего не выражающим взглядом и кивнул профессору, а потом захватил с парты свою сумку и так же молча ушел. «Немой что ли?» — в смятении подумал Барти, до сих пор не веря в победу. Профессор собрала пергаменты с помощью волшебства, но вывести с них чернильные пятна ей не удалось. — Ладно, придется зачесть работы всем, — шутливо обратилась она к половине неразошедшихся студентов и посмотрела на Барти. — Мне всегда нравилось, что Рейвенкло подходит к бою творчески, со смекалкой. — Хах, — он отчего-то смутился, хотя думал, что все смущение рядом с ней осталось в прошлом триместре. — А по каким дням занятия? — Мы делимся на две группы, так как нас многовато, — вместо преподавательницы ему ответила одна девушка из клуба, пришедшая во имя хлеба и зрелищ. — Вторник и четверг, можешь выбрать любой. — Тогда четверг, — решил он, вовремя вспоминая, что по вторникам у него астрономия. — С семи до полдевятого, — предупредила она же. — Ты пока не дорос до полдесятого. — Ага, — он все еще ждал, что ему ответит профессор. — А еще можно назначать здесь дуэли в любое время, только оповести меня — я чемпионка Рейвекло и обязана следить, чтобы никто никого не покалечил. — Хорошо, спасибо, — он начал раздражаться. — Профессор… Но Беллами была занята тем, что объясняла то же самое остальным новобранцам. В итоге она просто выпроводила всех, не уделяя никому излишнего внимания, как и подобает нормальному профессору.

***

Зима пролетела так же быстро, как и началась. Теперь, когда в расписании Барти убавилось свободных часов, он стал еще больше выматываться, но, к счастью, друзья не давали ему унывать. Дуэльный клуб, куда он так отчаянно стремился попасть, немного разочаровал его однообразием занятий и редкими настоящими сражениями. Он победил Дария, но снова уступил Джинджер, оказавшейся не менее находчивой, чем он, а Регулус Блэк, лучший среди юниоров, просто растоптал его в лепешку. Его друзья, Джон и Уолт, не посещавшие никаких кружков, мылили глаза своими прохлаждениями. Джона на время выдворили из хора — профессор Флитвик сказал приходить, когда его петушащий голос окончательно сломается, и теперь он все свободное время уделял игре на гитаре. По вечерам из их комнаты через стену доносились нестройные упражнения или разучивания мелодий, мешающие учиться и спать. Но Барти не мог ничего ему предъявить, так как технически тот не нарушал правил. На выручку пришел Винни, предложивший в пользование новую пару беруш, и тогда Барти до глубины души поразился возможности сотворять тишину посреди балагана буквально из ничего. «И чего я раньше ими не пользовался?» — каждый раз приходил он в восхищение. На свой день рождения Уолт попросил его и Джона сходить с ним на матч по квиддичу — Рейвенкло против Слизерина, так как ему, лишенному Дейва, «осточертело торчать там одному». Барти соорудил из пустой банки неизвестного происхождения, найденной в гостиной, нечто вроде обогревателя, поместив на дно волшебный синий огонь, которым грелись многие болельщики. С ними пошел хаффлпаффец Томас Джордан, так и не добившийся места комментатора и ведущий собственный репортаж им на уши: — Дэвис дает пас Фурмагу, он становится в «голову ястреба» и… и… да, он забивает! Рейвенкло победили, поймав снитч и обогнав слизеринцев на десять очков. По мнению Уолта, в их команде определенно наблюдалось слабое звено в области ворот, с чем все, кто его слушал, безоговорочно согласились. Вечером, по традиции, старшекурсники закатили громкую вечеринку, где единственным второкурсником был Дэвид, и то, только до одиннадцати вечера. Как и все прошлые подобные вечера, Барти провел этот с ухом у двери, улавливающем играющую музыку. Он все ждал появление загадочной Ангеллы Д’Амико, хоть одной ее песни, чтобы иметь представление, о чем все вокруг говорили, но у старшекурсников она, видимо, была не в почете. Однако кто-то в шутку включил Селестину Уорлок и изменил ей голос, превратив в визгливое похрюкивание, приклеившееся к Барти настолько, что он напевал эту ерунду целую неделю. — И мы уйдем с тобой вдвоем, хрю-хрю, — низко, насколько позволяли удлинняющиеся связки, гудел он. — Туда, где никто не найдет… Он сидел на полу перед своей кроватью, почесывая висок палочкой и вчитываясь в страницу учебника продвинутого курса магии. Патрик окончательно его достал, и если с тем, что кот жевал его волосы, пока Барти спал, можно было смириться, то набеги на тайник он терпеть был не намерен. Проспав подъем, однажды Барти закинул осметаненные трусы под кровать, но, когда вернулся вечером, увидел, что их с интересом обнюхивает и пытается закопать вездесущий кот. Также он притаскивал туда всякий найденный в углах замка мусор или воровал блестящие и шуршащие штучки. Так что Барти разыскал в библиотеке книгу с подробной инструкцией по установлению долговечных щитовых чар и пытался воспроизвести их аккурат между ножек кровати. — Протего диу Лонгум! — воздух сгущался и рябил, но стоило повести палочкой вдоль пола, расправлялся. — Черт, Протего диу Лонгум! Он занимался этим битый час, пока Уолт и Винни где-то пропадали. В какой-то момент к нему приковылял сам Патрик: забравшись на кровать Винни, кот стал с презрением наблюдать за его потугами. Барти несколько раз менял положение затекших ног, пока ему не удалось установить мало-мальски работающий щит. — Давай, пробуй, — махнул он коту и с удовольствием растянулся по полу. — Ничего у тебя больше не получится. Кот широко зевнул и вышел из комнаты. Спине Барти было так удобно, что он не спешил вставать: подтянув учебник ногой, раскрыл его над лицом и пролистал другие параграфы. В самом конце описывалось Дезиллюминационное заклинание, помеченное звездочной — то есть, настолько сложное, что не всем семикурсникам под силу его освоить. Самым последним шла магия Патронуса, читать о которой было так интересно, что Барти забылся и пролежал в одном положении больше десяти минут — поднятые вверх руки совсем окостенели. «Интересно, у меня будет когда-нибудь телесный Патронус?» — думал он, разглядывая картинку бегущей сквозь ночь белой волчицы. — «А у Уолта? У Пандоры точно будет…» — И мы уйдем… — бормотал он. — Вдвоем… — Барти? — дверь позади его головы скрипнула. От неожиданности он выронил книгу из ослабших рук, и острый угол нехило врезал ему между глаз. — Блять! — он откинул ее и перевернулся на живот. В дверях стоял обескураженный Винни, при котором они никогда не использовали матных слов. — Что-о-о? — очень похоже на Селестину переспросил он. — Прости, Винни, — он поднялся на дрожащих руках и встал, отряхиваясь от пыли. — Ты меня напугал. Винни прошел к своей кровати и положил сложенную шахматную доску, а потом вопросительно стряхнул с одеяла черную шерсть. — Чем это ты тут занимался? — Учился щитовым чарам, — носком туфли он продемонстрировал невидимую загородку. — Ого, ничего себе, — удивился Винни. — Как бы на дверь не пришлось ставить, мне уже этот кот вот здесь, — он показал ребром ладони на шею. — Слишком запарно, — отмахнулся Барти. — Каждый раз снимать и ставить… Щит пригодился ему в Дуэльном клубе — его наконец-то удостоила серьезной похвалой профессор Беллами. Но у него были и другие проблемы, например, весной оказалось, что иногда его член может встать в самое неподходящее время, даже во время урока. Особенно, если это была защита от Темных искусств, за что он часто наказывал себя отказом от развлечений и двойным налеганием на учебу. Возможно, его навыки в качестве колдуна улучшились, но это определенно не сказывалось хорошо на общем состоянии. — Я, кажется, прям здесь и засну, — жаловался он Уолту в душе. — Сейчас же история, там и поспишь, — его было плохо слышно за шумом воды. — Я не могу, — он присел на корточки, так низко, что пока еще непропорционально длинный и тонкий пенис кончиком коснулся плитки. — Я должен писать конспект. — Кому должен? — Вам, идиоты, вы же нихрена сами не пишите. Потом будете ныть, что неоткуда учить… Сон как рукой сняло в Большом зале, когда он, отхлебнув приторно-сладкого чая, повернулся, чтобы передать Регулусу одолженный конспект по трансфигурации, и засек на уровне своих глаз бедра проходящей старшекурсницы, так плотно обтянутые юбкой-карандашом, что проступали очертания белья. Вся кровь сразу же отхлынула вниз, и он даже забыл, что собирался сделать — единственной оставшейся мыслью было накинуть на ноги полу мантии и поскорее закончить терзать яичницу и сосиски. Регулус как-нибудь обойдется без своих рукописей до обеда. Еще его немного беспокоило то, что частота получаемых от родителей писем уменьшилась. Он привык к постоянному контролю, и такая перемена немного сбивала с толку: что же это получается, его предоставили самому себе? Привыкший наведываться в совятню чуть ли не через день, сначала Барти перенаправил освободившиеся силы на Кэмпбелла, но потом забросил и это — все же лучше было потратить время на что-то более полезное, вроде дурачеств с Уолтом или заучиванию странных песен Джона, чтобы петь с ним вместе. Вместе с этим он научился щелкать пальцами и высвистывать невероятные мелизмы, аккомпанируя гитаре. Джон за это время выучил всего одну волшебную песню, выпросив какие-то табулатуры у Гордона Тагвуда — она была из творчества Диринар, что, по словам Джона, сильно походили на каких-то маггловских Жуков. Дорогие мама и папа, У меня все хорошо, если вам интересно. Научился продвинутым Щитовым чарам, без помощи профессора, по учебнику. Я полностью исправился по всем предметам, даже по трансфигурации, и с зельеварением нет проблем. Профессор Слизнорт мой Рябиновый отвар даже поставил в пример (знаю, что в нем нет ничего сложного, но я ведь все равно старался). Пока я писал о нем домашнее эссе, наткнулся на красивую легенду, в которой спящую под действием напитка Живой Смерти принцессу поцеловал принц (она на староанглийском, я мог неправильно прочитать), помазавший губы Рябиновым отваром и пробудивший ее. Какой же силы должен был быть тот отвар, чтобы обернуть вспять саму Смерть? Возможно, я прошу многовато, но можно, если я закончу этот год на отлично, мне завести сову или кошку? Если нет, то можно жабу? Они почти бесшумные, у нас в башне живет одна, она почти что не квакает. И убираться за ними надо не так много, не надо выгуливать, и магглы не заметят даже, в отличие от совы. Хотя мне все же бы хотелось сову. Ну, это необязательно. И можно вместо подарка на день рождения. Мне же оставлять заявление на отъезд в пасхальные каникулы? Ну, да, зачем я спрашиваю. Мам, я тут думал насчет подарка для Кэмпбелла, как ты смотришь на набор лосьонов от мисс Сахариссы? Он напрямую сказал, что хотел бы их, жалуется на ужасные прыщи на лице и шее. Надеюсь, меня это обойдет стороной.

Ваш Барти.

Привет, Кэмпбелл, Все шикарно: я договорился насчет того, что ты хотел. Ты в прошлом письме как-то мало написал, у тебя все нормально? Я приезжаю в Пасху, так что готовься потусить со мной. Летний трюк не пройдет — я сломаю дверь, если не откроешь. Даже если ты будешь при смерти. Мой Рябиновый отвар воскресит кого угодно. Слышал, в мае выходит новый альбом Уайта, а еще этой Ангеллы? На второе плевать, но Уайта я жду больше, чем своего дня рождения. Он пока не колется, что там будет, но, как обычно, что-то грандиозное — другого ждать нет смысла. За зиму о нем вообще было мало новостей, ты не заметил? Хотя в американском туре наверняка нашумел, и он, и его дочь. Я повесил вырезку, где он держит ее над головой рядом со Статуей Свободы. Знаешь, у меня уже кончилось место на стенах, и я вешаю все во второй слой, там, где плакатный фон и всякое такое, ненужное. Так что у меня теперь зеленоволосый и розоволосый Уайты на одном клочке… Помнишь, я рассказывал о коте своей одноклассницы? Так вот, я почти победил его, и он теперь не может залезать ко мне под кровать. Но этот шерстяной жук все равно иногда приходит ночью и ныкается под бок ко мне или теперь еще к Винни. Затаил на меня обиду, нашел себе новую грелку. Ну и пожалуйста, мне только на руку. Ты, случаем, не знаешь никого, кто играет на гитаре песни волшебников? Если знаешь, не мог бы, пожалуйста, переписать у него аккорды (или что там нужно для песен) чего-нибудь? Я хотел бы дать Джону, а то он ни маггловские не учит, потому что здесь неоткуда, ни магические, потому что не знает вообще ничего. Шляется по замку, а про гитару и забыл, зачем брал. Спрашивается, смысл в ней тогда? Он говорит, типа, не успевает и все такое. Я же как-то успеваю все и не жалуюсь. А я, между прочим, состою в двух кружках и поддерживаю отметки на самом высоком уровне. Раздражает. В общем, ответь поскорее,

Барти

Кэмпбелл и правда ответил быстро — ответ пришел за полтора дня. Барти получил письмо с вечерней почтой, и было видно, как устала сова от быстрого и тяжелого полета. Погодка и правда стояла не из приятных, и ветер бушевал между острых крыш Хогвартса вторую неделю кряду. Барти с интересом развернул свиток и вчитался в знакомые острые буквы, написанные синей шариковой ручкой. Привет Барти Я сбежал из дома, так что не пиши на старый адрес. Повезло, что перехватил твою сову прежде, чем она сдала меня. Сейчас я живу в пригороде у своего парня, его зовут Инрейг и он учится в маггловском колледже. Вряд ли мы встретимся на Пасху, я боюсь, что ты приведешь за собой хвост и меня вернут домой. А я бы очень этого не хотел. Мне кажется, я потому и болею, что дома живет какое-то зло. Прям под моей кроватью, в полу. А тут я чувствую себя легким и свободным, могу все шотландские горы до оснований свернуть. Инрейг совсем не такой, как все мои прошлые друзья. Он не давит и вообще очень крутой. Я пока не говорил ему, что я волшебник, и сову пришлось объяснять импровизационно, а ответ отправлять другой… Ну, это нормально. Волшебники же как-то женились на магглах все это время, и ничего. Я не собираюсь на нем жениться, конечно, хах, но все равно надо что-то будет делать, потом. Насчет Уайта — нет, я не слышал, я сейчас отрезан от всех магических новостей, боюсь что мои друзья увидят не то. Движущиеся фотки гораздо сложнее объяснять, особенно трезвым. Ну, уверен, тебе этот альбом понравится. Нот у меня тоже нет, прости. Прости, что редко пишу. Я сейчас очень занят, просто миллион дел. Постоянно забываю заскочить в почтовое отделение.

Кэмпбелл

— О-ху-еть, — прошептал Барти, перечитывая письмо снова и снова. — Ебануться-не-развернуться. — Что там? — нагнулся в его сторону Уолт, а Винни больно пихнул локтем. — Да так, — Барти засунул письмо в сумку. — Кэмпбелл опять чудит. — А, — Уолт запихнул в рот кусок мяса. — Так бы и фказал. Я думал, фто-то плохое флуфилось. Барти усмехнулся, хотя внутренне пребывал в страшной панике, будто это не Кэмпбелл, а он прятался по всему Эдинбургу от родителей и жил у парня, непонятно на сколько лет старше себя. «Ну» — Барти проглотил кусок, тяжело пролезающий в горло, — «Совет да любовь».