СОВ приближались и приближались. Пятикурсникам об этом напоминали не только преподаватели, но и сам Барти, довольно раздосадованный фактом, что его друзья не торопятся нырять в подготовку.
— Сдам как-нибудь, не такой я тупой, — Уолт откусил яблоко, и капельки сока брызнули на страницы учебника.
Они сидели в гостиной, придвинув стол и пару кресел к дивану у камина.
— Не вижу смысла сдавать
все предметы на высшие баллы, — сказала Пандора. — Что мне надо, я и так знаю. Есть более важные дела, чем эти экзамены.
— Это какие же? — спросил Барти, раздраженно стирая капельки со своей книги. Те впитались, расплылись и стали только заметнее.
На его коленях покоилась голова Женевьевы, которую одолел сон во время продирания сквозь чащобы магического права. Хоть кто-то не бросал Барти наедине с талмудами. От этого, правда, было больше вреда, чем пользы — он постоянно отвлекался на тисканье ее щек.
— Ну-у, — Пандора взъерошила черно-апельсиновый ежик (местами с проплешинами). Настолько коротких волос у нее никогда не было — последствия неудачного заклинания. — Мне нужно доработать, наконец, чары перевода рисунков на ткани: надо избавиться от побочного волосяного эффекта…
— Понятно, — Барти нахохлился от зависти свободе действий, перевернул страницу. Капли и туда просочились.
— Ладно, я побежала, — энергично вскочив, Пандора чуть не перевернула кресло. Будь у нее крылья, она бы взлетела под потолок. Может, и будут когда-нибудь…
Уолт тоже встал:
— И мне пора. Тренировка. Не знаю, на что они надеятся? Но если мы разобьем Хаффлпафф, может, заберем второе место…
Бубня под нос туманные прогнозы, он удалился. Барти вздохнул. Если бы не Женевьева, скрашивавшая его унылое времяпрепровождение, пришлось бы совсем туго. Иногда, в перерывах между занятиями, ему казалось, что живет он исключительно ради того, чтобы побесить ее щипками. Одно ее присутствие придавало его жизни смысл. Многие знакомые ему парочки терпели характеры друг друга, повинуясь физической привязанности, но Барти знал, что ни поцелуи (и более тесные контакты), ни жажда покровительства (или наоборот, инфантилизма) не стоят и рядом с
дружеской связью, образовавшейся между ними. Как два цветка (или луковицы, кому как угодно), они медленно раскрывали и изучали слои личностей друг друга, делая это нежно и осторожно, но все-таки не избегая мелких надрывов по краям.
— Барти, — Женевьева проснулась, нахмурилась и прикрыла лицо учебником. — Ну хватит уже.
Пришлось вернуть руку на стол.
— Прости, не могу удержаться, — он закусил щеки, лишь бы не улыбнуться: Женевьеве сейчас это бы не понравилось.
— Они что, такие большие? — она тронула щеку, где розовело пятно размером с подушечку большого пальца.
— Кто?
— Мои щеки.
— Нет, с чего ты взяла? — удивился Барти.
— Вечно ты их трогаешь. Не будь они большими, ты бы их не замечал.
— Глупости, — Барти закрыл учебник и уставился вниз. Спокойно, не время этому! — Я замечаю их, потому что у тебя … — он немного пригнулся, — миленькое… — зажал ей руки, — очаровательное… — их носы почти соприкоснулись, — и очень привлекательное лицо, которое совершенно невозможно игнорировать!
Он накинулся на нее с фырчанием, дуновением в уши и устрашающим хихиканьем, не давая защититься руками. Женевьева вертелась и вопила, суча ногами и моля о пощаде, пока на них не прикрикнули:
— Эй! Сохраняйте дисциплину в гостиной!
Барти стукнулся головой о край столешницы, Женевьева кубарем скатилась под стол и влезла на бывшее кресло Пандоры. Замечание сделала Эвелина.
— Крауч, как не стыдно! Староста, а такое себе позволяешь!
—
Извините, — Барти сделал постное лицо, а как только Эвелина отвернулась, скорчил отвратную гримасу.
Женевьева задохнулась смешком и закашлялась в кулак. Барти играючи поугрожал ей и вернулся к книжкам. Вот бы ему, как Пандоре, все время отдать дурачествам, но…
Одновременно хотелось и ускорить, и замедлить бегущие часы: с одной стороны, быстрее отделаться от СОВ, а с другой лучше бы они никогда не наставали, страшно ведь. Так или иначе, бежали часы своим темпом, и с распустившейся на деревьях листвой пришли весенние каникулы.
Барти собрал вещи и вместе с Женевьевой, Ванессой и Джинджер спустился вниз, чтобы добраться до станции Хогсмида. Уолт больше не ездил домой на короткие выходные, Пандора решила подхватить эту затею, как и многие другие. Какие старшекурсники предпочтут торчать с предками? Однако Барти знал, что его ждут дома, потому смиренно вышагивал по влажной, чавкающей дороге, держа руки глубоко в карманах. Женевьева и Ванесса держались неподалеку: они активно болтали о том, как замечательно проведут каникулы в доме Старки.
— Барти, может, летом и тебе разрешат приехать ненадолго? Мама была бы рада, — обратилась Женевьева к Барти.
Чавк, чавк.
— Ага, конечно, — пробормотал он, глядя в сторону. Затылком чувствовал, как злорадствует Ванесса. Хоть она и не вмешивалась в их отношения, слепому понятно, что не дается ей одобрение, даже показательное. — Скорее отец бросит работу и запишется в Пожиратели Смерти.
Чавк, чавк.
Каменная плитка. Застучали каблуки.
Рейвенкловцы взошли на платформу, где собралось порядочно младшеклассников. Барти бесцеремонно разгребал маленькие затылки руками, пропуская девушек к вагону. Женевьева случайно задела плечом одного четверокурсника, и тот пренебрежительно ругнулся. Буквально краем уха Барти услышал «толстуха», но это резко подтолкнуло его обернуться и достать палочку:
— Никаких оскорблений, — его тон был сравним со смертельным ядом. — Кто это сказал?
— Ну, я, — к нему обратился хаффлпаффец.
Совсем непохожий на гоблина.
Подросток вскинул брови. На Барти обрушился шквал мыслительных процессов: он не мог определить, узнает ли его прошлогодняя жертва, или это крутой блеф перед старостой. К горлу подступил трусливый ком. Не будь здесь столько людей…
— Пять очков с Хаффлпаффа, — выдал наконец Барти, пряча палочку.
Мальчик подкатил глаза и забросил в рот жвачку, ничего не ответив. Хотя Барти показалось, что что-то подозрительное промелькнуло в его невыразительных глазах…
— Да он придурок, что ты, — в тамбуре Ванесса стояла, упершись руками в колени. — Вон твой Крауч сейчас ему… а, нет. Ну и ладно.
Она замолчала и выпрямилась, стоило Барти, почти одного с ней роста, забраться по ступенькам.
— Лучше без стычек, — удрученно сказала Женевьева, пряча ото всех свой взгляд.
Ванесса первая вошла в коридор; Барти, подогнув ноги, подхватил Женевьеву под локоть:
— Эй, звездочка, Ванесса дело говорит — он просто придурок. Зачем таких слушать?
— Низачем.
— Да, так и есть. Вы с Ванессой поедете в одном купе?
— Ну да, мы же вместе собираемся ко мне домой, — она остановилась у купе, которое успела занять подруга. — А ты не хочешь зайти?
Барти напрягало общество Ванессы. Перспектива провести последние преддомовые часы без Женевьевы тоже не радовала, но в присутствии
третьей он все равно не сможет насладиться ими в полной мере. Да и о чем им втроем говорить?
— Не буду греть уши, — он послал Женевьеве воздушный поцелуй и сделал шаг назад. — Семь часов сплетен, такое нечасто случается.
— Вы и так друг от друга не отлипаете, — громко добавила Ванесса из приоткрытого купе. — Пора уж отдохнуть!
Барти махнул им и двинулся дальше. Пока они переговаривались, купе заполнились — преимущественно одним-двумя людьми на отсек. Пришлось пройти несколько вагонов, прежде чем найти свободное местечко. Не успел он вытянуть ноги и достать толстенную книгу по теории магии, в стекло уверенно постучали. Барти поднял глаза и замер.
— Не занято? — Регулус Блэк с довольным видом сдвинул дверь и остановился в проходе.
Поезд тронулся, и слизеринец покачнулся, но остался уверенно стоять на ногах.
— Как видишь.
Барти не сводил с него глаз, пока он медленно входил, закрывал за собой дверь и со всеми манерами богачей опускался на сидение. Дорожной сумки при нем не было — наверное, оставил где-то в другом месте. Некоторое они молчали, пялясь друг на друга, как незнакомые коты. Регулус действительно походил на незнакомца. Как могло из непорочного ребенка, ждущего старшего брата, вырасти жестокое чудовище? А Барти, что выросло из него?..
— Я тут недавно нашел листок один, — Регулус, безмятежно откинулся на спинку и взглянул на бегущий за окном серо-голубой пейзаж.
— Листок, — Барти шумно перевернул страницу и уткнулся в иллюстрацию энергетического обмена магии в человеке, искоса посматривая на бывшего приятеля.
— Ага, и на нем был такой почерк… — Регулус изобразил пальцами что-то непонятное.
— Почерк.
— Как твой, точь-в-точь. Я помню твой почерк со времен, когда мы делились конспектами. Вот времена-то были!
— Да ну, мой почерк? — хмыкнул Барти. — И что же там было? Вымученное эссе для «ППЭ»?
Регулус размял плечи, поправил туго уложенные волосы.
— Стихи, — ответил он. — Там были стихи.
— Тогда это не мой листок, — отрезал Барти.
— Хорошо, — Регулус медленно моргнул, принимая утверждение. — Но это были красивые стихи. Про звезды.
— Я не пишу стихов. И где ты его взял вообще?
Барти приблизил книгу, вчитываясь в подпись под иллюстрацией. Регулус хитро улыбнулся.
— В Астрономической Башне, в щели оконных кирпичей. Ветром, наверное, занесло.
Барти глубокомысленно кивнул. Регулус все еще занимался этой чепухой с чисткой горгулий? Вот у кого времени полно! А говорили, из библиотеки не вылезает…
— И я так ими восхитился, Мерлин, что, представляешь, сам попробовал что-то сочинить, — поделился Регулус, пока Барти сосредоточенно рассматривал обкусанные ногти. — Конечно, вышла полная хуета. Ну, это неважно.
Нецензурное слово проскочило легко, как сова выпархивает из совятни, и от звучало будто бы отдельно от Регулуса. Он сидел, как ни в чем не бывало, постукивая себя по коленям и, наверное, забавляясь происходящим.
— Я думаю, живи мы в другой вселенной, могли бы стать очень хорошими друзьями, — сморозил он нелепицу.
Барти фыркнул. Ну и ерунда.
— Во вселенной, где у нас одно мировоззрение? — не без иронии уточнил он.
Глаза Регулуса безостановочно осматривали то один угол, то другой, пока, наконец, не зацепились за книгу в руках Барти. Немного поразмыслив о чем-то, он спросил:
— Насколько ты поддерживаешь своего отца?
Мысленно Барти превратился в колючий шар, готовый вот-вот разорваться и унести жизни всех, находящихся в этом купе.
— Что ты хочешь узнать? Если интересуешься, как я на самом деле отношусь к политике чистоты крови, так и спроси.
— Я спросил то, что спросил, — Регулус приподнял одну бровь. — Но теперь мне интересно и второе тоже. Вы с Финниганом уверяли нас, что для вас нет ничего дороже чистой крови.
Барти сжал книгу. Меньше надо болтать, особенно с такими, как Регулус. Выкручиваться теперь...
— Я не поддерживаю его во всем, — осторожно сказал он. — Особенно в том, что мракоборцам разрешили использовать непростительные заклятия. И в том, с какой скоростью выносятся приговоры.
Кажется, эти ответы нравились Регулусу, потому что его лицо разгладилось и остатки напряжения ушли. Коту поставили под морду тарелку масла.
— Но, с другой стороны, «чистая кровь», — продолжал Барти. — Кровь не может быть «чистой» или «грязной», этому нет доказательств.
— Как же? — Регулус приблизился к нему, его лицо приобрело слегка фанатичное выражение. Но он все еще не внушал опасности, шерсть не вздыблена. — Вспомни, Барти, кто у нас лучший на курсе?
— Ну… — Барти хотелось отодвинуться от него, да только некуда, и шестое чувство подсказывало сохранять «доверительную» дистанцию.
— Смелее, — глаза Регулуса горели пламенем неистовой веры. — Ты, и я, и еще Олливандер — самые чистокровные семьи Великобритании. На шестом курсе Нотт, а на седьмом — Аббот. Да даже Руквуд, у него всего три поколения чистокровных, но он очень силен!
— А что ты скажешь про Эйвери? — ухмыльнулся Барти. — Умом он не блещет. И… твой брат.
— Паршивые овцы везде встречаются, — отмахнулся Регулус. — Большинство говорит о своем.
Барти хотел бы сказать, что среди «чистокровных» такой же разброс умных и глупых, сильных и слабых, как среди «полукровок» и «магглорожденных», но конфликты с Регулусом никогда не кончались чем-то хорошим.
— То есть, умные полукровки тоже исключение из правил? — спросил он вместо этого.
— Назови хоть одну, — Регулус наморщил нос.
— Да тот же Снейп, — Барти закрыл книгу и спустил ноги на дрожащий над рельсами пол. — Он гений Темных искусств.
— Пф, не разбрасывайся громкими словами. Да, он придумывает заклинания, но разве это признак гениальности?
— Слышал, у него большой талант в зельеварении.
— И никакого в остальных отраслях магии. А вот ты и я — мы хороши во всем. Нам хватает
магической силы преуспеть везде.
—
Магической силы. — насмешливо повторил Барти. — Я не встречал ни одного научного доказательства ее существования.
— Откуда мы можем знать наверняка? — пожал плечами Регулус. — Да и чем тебе не доказательство то, что все магглы — непроходимые идиоты?
— Ты знаком хоть с одним?
Регулус скривился так, будто Барти спросил, не в родстве ли он с садовыми гномами.
— Ладно, не все идиоты, — уступил он. — Некоторым же хватает ума воровать палочки и выдавать себя за волшебников.
Барти слышал о такой теории происхождения «магглорожденных», но всегда относился к ней, как к неудачной шутке.
— Ты считаешь, что магия не может появиться в человеке спонтанно? — спросил он. — Не просто же так она не проявляется с рождения.
— Физиологические тонкости, — Регулус мелко помахал рукой. — А как, по-твоему, она передается? Как и все остальное, мама-папа, ты знаешь. А в семье брюнетов никогда не родится рыжий.
Он многозначительно посмотрел на Барти. Тот отвел взгляд в окно, но в этот момент стекло забликовало под лучами выглянувшего солнца, так что ничего, кроме отражений, он не увидел.
— Это все только слова, — Барти через силу ответил на пустой, льдистый взгляд. — Научно не доказано —
не ебет, что сказано.
— Что?
— Твоя позиция построена на воздухе. Магглы крадут палочки — где хоть одно судебное дело? Полукровки и магглорожденные слабее чистокровных — где статистика с процентом исключений? Магия передается от родителей — ну, это довольно негуманно, но кто-то ведь мог провести ряд экспериментов и… а откуда, по-твоему, берутся сквибы?..
— Так! — взвизгнул Регулус обрывая поток речи.
Поезд въехал в тоннель, и на несколько мгновений их поглотил мрак.
— Слушай, Барти, — голос Регулуса вдруг стал мягким и ласковым, как при разговоре с маленьким
котенкомребенком, которому нужно объяснять очевидные вещи. Удивительно, как ему удалось сохранить терпение. Льдинки мрачно сияли в темноте. — Все, что я сказал — общеизвестные факты. По-любому в недрах министерства хранятся и дела, и статистики, и данные экспериментов, просто
некоторым, кто занимает верхушку правительства, невыгодно об этом говорить. Да-да! Они сделают все, лишь бы удержать власть, но правду не скроешь… Когда ты встречаешь в учебнике какую-нибудь аксиому, вроде «все василиски — смертельно опасны», ты же не идешь это проверять самостоятельно?
— Нет.
— Ну вот и все!
Он хлопнул в ладоши, и в эту же секунду купе залил солнечный свет — поезд выехал из тоннеля. Регулус выглядел счастливым и наверняка считал свой триумфальный аргумент железным. Однако, увидев скепсис Барти, немного поник.
— Помнишь, в декабре ты сказал, что у меня однобокая точка зрения? — не теряя надежды, спросил он. Барти утвердительно помычал. — А ты не задумывался, что это у
тебя она такая, что это
ты ошибаешься? Ты когда-нибудь смотрел на вещи с другой стороны?
— С какой? — устало Барти потер точку между бровями.
Разговор надоедал. Чего Регулус так пристал к нему? Мало ему своих сторонников? Присел, как демоненок, и науськивает...
— Ну, представь, что по итогу ты полностью неправ, и теория «чистоты крови» действительно работает. Представь, просто на секунду вообрази — я знаю, у поэтов замечательное воображение —, если к власти придут те, кто изначально был «за», мы же создадим лучший мир! — Регулус повел ладонями с растопыренными пальцами, мечтательно расфокусировывая взгляд. Лед поплавился от грез. — Все будет упорядоченно, никаких войн и распрей. Все люди одинаковы и равны, ведь никто не будет скрещиваться с маггловскими отродьями. Они просто исчезнут, вымрут, и вся планета расцветет! Мы создадим Рай!
Он развел руки, как бы показывая всю расветшую планету. Весь Рай.
— Но вы же не будете ждать, пока магглы «вымрут» сами собой.
— Ну да, — кивнул Регулус. — Зачем долго ждать? Можно же просто взять и… — он изобразил взмах палочкой. —
искусственно ускорить процесс эволюции.
Неплотно закрытая дверь в купе противно дребезжала. Даже ей хотелось, чтобы Регулус покинул это место.
— Это жестоко, — заметил Барти. «Победа не без жертв», вспомнились слова Уолта, с которыми Барти всегда соглашался. Но… — убивать столько людей за раз.
— Мир жесток, — равнодушно ответил Регулус. — А магглы не чурались убивать нас раньше. К тому же можно не убивать их, просто поручить обслуживание нормальных людей. Страшно подумать, во что превратятся города, если лишить их рабочей силы.
— Мне некогда об этом думать, — завершил диалог Барти. — У меня без философствования
есть более важные дела.
— Какие же?
— О, — он опасно улыбнулся, показывая зубы. — Нужно стать гением во всех отраслях магии, иначе меня приговорят к Азкабану за несоблюдение родительских ожиданий.
— Значит, тебе все-таки важно их одобрение, — сдался Регулус. — Хм-хм. Ну, становись гением, это полезно. В запасе целых два года, чтобы гениально обдумать, на какую сторону вставать после школы.
Он встал и шагнул к вибрирующей в пазах двери. Его слизеринские друзья наверняка успели его потерять.
— Через два года все закончится, — Барти вернул ноги на диван и раскрыл книгу на том же месте. Желтая звезда рождалась в середине схематичного человека, сбегала по руке и вырывалась наружу через палочку.
— Возможно, — на прощание Регулус любезно подал руку для рукопожатия. Барти пожал, не слабо и не крепко. — Тогда и решать не придется.
О’ревуар.
Он ушел, а Барти так и остался сидеть над книгой. Остаток пути глаза следили за перемещающейся по одной траектории желтой звездой. Разговор разбирался на составные детали и собирая заново, но под другим углом.
Прекрасный мир. Об этом же он мечтал?
***
— А что это за девочка прощалась с тобой на платформе? — спросила миссис Крауч за завтраком. Вчера, в присутствии главы семейства, она была не особо разговорчива.
В окна бил косой дождь, и в камине горел слабый огонь. Барти и его мать сидели в гостиной друг напротив друга.
— Моя одноклассница, Женевьева Старки, — Барти размешивал сахар в овсянке, держа тарелку на весу. Каждый раз, когда он возвращаля, во время трапез на уши давила непривычная тишина. — Ничего не говори, мы просто друзья.
— А, — она ехидно прищурила глаза и коснуась его ноги своей ступней. Лучше бы она так никогда не делала. — Ладно. Я не видела Пандору Олливандер, она не поехала домой на каникулы?
— Нет, осталась в школе. Многие остаются.
— Это ужасно. Разве им не хочется повидаться с семьей? — за утро она успела трижды сообщить, как скучала по нему.
Барти без удовольствия проглотил одну ложку овсянки.
— У многих не лады с семьей, — ответил он.
Его мать вздохнула и подала ему корзинку со свежей выпечкой. Барти положил ее рядом с собой и взял одну скону.
— Больно слышать, — сказала миссис Крауч. — Хорошо, что у нас крепкая семья.
— Да.
— Барти, — она посерьезнела. — Мы же помирились с тобой? Я хочу, чтобы между нами ничего не стояло. Мы самые близкие друг другу люди.
— Да, все отлично, — он выдавил улыбку, хотя еле сдерживался, чтобы не расколоть бедную чашку о пол.
Его бесило, что когда-то его мать строила из себя строгое и обвинительное неясно что, а теперь вела, будто ничего такого не было. Так безвинно!
Барти не понимал, что чувствует. Его подгрызала совесть за неприязнь к собственной матери (которая несколько раз перед ним извинилась), но у него не получалось выжечь ее из себя. «Мы далеко не самые близкие люди друг другу», — думал он. Он не доверил бы ей и самого малюсенького секрета.
— Вот и славно, — она снова коснулась его ноги, играясь с кромкой штанины. — Я так горжусь, что ты наш сын. Признаю, тогда я была ужасно неправа! — и вот, снова извинения… — Всё отпрыск Бейнов, могла сразу догадаться. Я с Донной с Рождества не разговариваю… Знаешь, что он сбежал из Святого Мунго?
— Да ну? — натурально сыграл изумление Барти.
— Да! Сбежал и сгинул, почти год в розыске. Но я считаю, — она зачем-то понизила голос до шепота. — Таких, как он, незачем держать в Мунго. Занимают место тех, кто действительно достоин помощи.
Овсянка встала в горле Барти комом. Опять рассуждения о достойных и недостойных, они просочились даже к нему домой. Это бич десятилетия, модное философское течение? Хотя тут она права — Кэмпбелл не нуждался в помощи, он зря варился в Мунго.
Поев, Барти удалился в свою — нет, совсем не свою — безжизненную комнату. Распухшая голова побаливала, но он не мог позволить себе бездельничать. Нужно готовиться к СОВ, а еще не дать себе думать о словах Регулуса. Ни в коем случае. Нельзя задумываться, нельзя…
«Лучше я перечитаю еще раз “Магическое вмешательство в маггловские войны Новейшего времени”» — он игнорировал просьбы одинокой матери провести с ней больше времени. Его голая комната ощущалась относительно нормальным островком в этом больном, полном одиночества и заглушенных чувств доме.
Незадолго до Пасхи Бревно принесла общее письмо от Уолта и Пандоры. В первой части не содержалось ничего существенного — так, сводка хогвартских слухов, но написанное Пандорой вызвало интерес:
Черт, Барти!
Думала, не свижусь с этими Олливандерами до лета, но нет же! Приспичило им видеть меня на празднике, собирают родню со всех уголков земли. Вот пишу и барахло собираю, пройду через камин Флитвика — мне разрешили. Что за невезение, ух! Я почти доработала заклинание, и на следующее появились заметки, а тут бац — отправляют в дыру скукоты. Чем я заслужила? Кому я там понадобилась? Меня же на дух не выносят!! Сто процентов заставят готовить и убирать (и все без палочки): рук, уверена, не хватает. Чертовски зла. Пожалеют, что притащили, я им устрою праздничек!
Пандора
Низ листа украшали нарисованное пламя и маленький домик, охваченый огнем. Барти усмехнулся и достал два чистых листа: на первом написал поддерживающее послание для Пандоры, а второй адресовал Женевьеве.
Привет, Женевьева!
Надеюсь, ваши с Ванессой канинкулы занимательнее моих. Должно быть, у озера сейчас очень красиво. В Эдинбурге, как всегда, дождь.
Ко мне закралась одна мысль… Может, если я все-таки сдам двенадцать СОВ на «Превосходно», у меня получится раскрутить родителей на краткосрочный визит к тебе? Отец не слишком интересуется моей личной жизнью, а мать сделает все, чтобы угодить мне. Так мне кажется. Хотя в последнее время она так себя ведет…
…«что может заревновать ненароком и никуда не пустить», — подумал Барти.
…в общем, я еще не уверен. Да и СОВ пока не сдал.
Очень скучаю по тебе. Только расставшись с чем-то, мы по-настоящему чувствуем значимость этого. Жизнь совсем без тебя поблекла. Вот бы скорее мы снова встретились, и скорее закончились экзамены, чтобы мы весь июнь радовались жизни, не думая ни о чем. Кажется, у тебя день рождения в июне? Напомни, пожалуйста, какого числа?
С любовью, Барти
Он украсил края пергамента приторными рисуночками, чтобы Ванесса, сунув нос, подавилась желчью. И почему Барти ей так не нравился, предвзятость из-за его лучшего друга, Уолта? Ведь он, Барти, много раз показывал, как сильно отличается от него — и успеваемостью, и дисциплинированностью… Да, Женевьева проводила с ним много времени, но она никогда не забывала о своих друзьях. Так в чем же дело?
***
На платформе 9¾ Барти вытягивал шею, выискивая Пандору. Если она провела остаток каникул в Лондоне, то должна была возвращаться в замок на поезде.
Мать тронула его за руку:
— Барти, это не мисс Старки вон там?
Барти повернул голову. На перрон и правда прибыли Ванесса, Женевьева и миссис Старки, все трое в приподнятом настроении. Женевьева быстро нашла глазами долговязого Барти, но тот округлил глаза и высоко поднял брови, запрещая подходить к нему. Она не поняла и сделала опасный шаг навстречу — тогда он красноречиво пострелял взглядом в свою мать и помотал головой. Женевьева сконфуженно попятилась и врезалась в Ванессу, они сразу о чем-то заговорили.
— Встретимся летом, — Барти отвернул от них мать и обнял — искусный отвлекающий маневр.
— Счастливого пути, не забывай об экзаменах, — напутствовала она, прижимая его к себе — для этого ей пришлось встать на носочки, а ему согнуться. В голове это движение наложилось на образ Женевьевы, и Барти поплохело.
— Я не забываю, — нахмурился он.
— Но можешь ведь, — она потрепала его по щеке и отпустила. — В
шестнадцать у юношей один ветер в голове…
Она попыталась выглянуть из-за его спины, но девочек уже сменили другие вошедшие на платформу. Барти скомканно попрощался и с первым свистком запрыгнул в вагон. Во-первых, у него все тело зудело от недостатка прикосновений с неболезненной энергетикой, а, во-вторых, нужно было найти Пандору и разузнать, как прошли ее каникулы — с последнего письма от нее было ни слуху, ни духу.
Барти прошел весь состав, но так и не нашел ее. Наверное, вернется так же через камин, почему бы и нет? «Значит, пора отправляться в логово мантикоры», — подумал Барти, направляясь к купе, занятое Ванессой и Женевьевой. — «Пусть раздувает свои ноздри, сколько влезет.»
— Привет, — заулыбался он, проникая в купе.
Женевьева тоже не сдержала улыбки. А Ванесса словно хлебнула прокисшего молока, но быстро взяла себя в руки и, когда Барти сел вплотную к ее подруге, выглядела спокойно.
— Мы как раз обсуждали кое-что, — вкрадчиво сказала она. — Интересное.
Барти обвил руками Женевьеву и уткнулся носом в ее волосы, вдыхая запах полной грудью. Да, да, наконец-то! Что-то прошебуршало на фоне? Совсем неинтересно.
— Барти, я не собираюсь исчезать, — пропищала Женевьева, отстраняясь от слишком настойчивых ласк.
— Видел? — сжав губы, Ванесса протянула ему развернутый на середине номер «Ежедневного пророка».
Барти выпустил Женевьеву и принял газету. На каникулах он совсем не следил за новостями, разве что Винни по старой привычке прислал ему номер «Magic-Music». Что в этих газетах искать, сплошная чернуха.
На одной из страниц, в углу, было размещено фото изрядно перепуганной Пандоры с контрастно-черными волосами и номерной табличкой в руках. У Барти ухнуло сердце:
— Это еще что такое?
— Магия вне Хогвартса, — пояснила Ванесса. — Почитай.
Грубое нарушение Статута о запрете применения магии несовершеннолетними
Учащаяся на четвертом курсе школы «Хогвартс» Пантера Олливандер из известной семьи мастера волшебных палочек учинила настоящее бедствие в разгар празднования Пасхи. Как известно, в семействе Олливандеров нет ни одного маггла — школьница решила, что среди двух десятков волшебников ее магию не отследит Надзор. Используя незарегистрированные, самостоятельно изобретенные чары, она провернула попытку проказы, окончившуюся пожаром поместья в Хэрроу, пригород Лондона.
Несколько абзацев было посвящено вылизыванию чистокровного семейства Олливандеров, ранее не замеченного ни в одном преступлении.
В пожаре пострадало пять человек, смертей нет. Пантера задержана и доставлена в следственный изолятор Министерства Магии до суда, который состоится восемнадцатого апреля. Какое наказание ждет нарушительницу и исключат ли ее из школы «Хогвартс» даст знать малый суд Отдела Магического правопорядка.
Подготовила Рита Скитер
—
Ты, собака! Почему ты мне не сказал? — вечером в гостиной Барти швырнул газету в Уолта, который барски разлегся в кресле. — Восемнадцатое, это же завтра!
— Я откуда знал-то? — Уолт подскочил и неверяще вчитался в заметку. — Я не видел даже!
Стоявший рядом с ним худосочный третьекурсник с темно-рыжими волосами-перьями любопытно заглянул в разворот. У него был длинный цыплячий нос, по которому Уолт стукнул свернутой газетой:
—
Иди! У нас с кентом разговор!
Еще в поезде Барти испереживался о Пандоре, коротающей вечера в темном, холодном министерском подвале наедине с настоящими преступниками. Никакие уверения, что все обойдется, не успокаивали его — наоборот, детализировали все более и более страшные картины: как Пандоре выносят приговор, сотрудник суда рубит палочку пополам, и ей ничего не остается, кроме как переехать в обветшалую хижину и влачить жалкое маггловское существование вдали от цивилизованного мира… зато не в Азкабане, в лучшем случае…
—
Что делать будем? — почесал Уолт голову и цокнул языком. —
Не полетим же ее вызволять, тем более разбирательство уже завтра. А можно было бы, на самом деле. Она, наверное, ждала, что мы ее освободим.
—
Вряд ли, — Барти нервно затоптался на месте. — Мы же не гриффиндорцы, чтобы пускаться в глупые авантюры.
— А ты не можешь отцу
черкнуть, чтоб он ее того,
помиловал? — Уолт поджал ноги.
— Он не будет заниматься такой мелочью. Да и кто я такой, чтобы он меня слушал?
— Ты его сын, — напомнил он.
— Ну и что? — Барти присел на краешек стола. Было так страшно, будто судить завтра будут его. Как он будут без Пандоры? Пока он помалкивал и прятался от новостей, безжалостная длань закона добралась до его друзей! — Будто это что-то меняет. Для него правила важнее семейных просьб, все должны отвечать по заслугам — иначе никакого порядка не будет. Сначала ты отпускаешь подружку сына, а не успеешь оглянуться — гребешь галеоны взяткой.
Уолт тяжело вздохнул. Тут к ним двоим подбежал запыхавшийся Джон. Вымывшаяся черно-бурая краска осталась только на кончиках слабо вьющихся волос.
— Вы же знаете? Знаете? — в полном шоке загалдел он. Слухи распространялись со скоростью пожара. — Пандору задержали за самодельные заклинания!
— Не только за самодельные заклинания, — с нажимом сказал Барти. — За магию вне школы и блядский пожар.
— Ну, да, ты прав, — Джон поморгал и потряс головой, утряхивая информацию по полочкам. — Ебануться, она на каникулах обещала помочь мне с покраской волос! У одного ее заклинания есть побочный эффект — от него волосы чернеют…
— Да, — замахал руками Уолт, однажды убедившийся в этом лично. — Мы знаем.
— Наверное, Дамблдор будет на суде, — Барти спрятал лицо в ладонях. — Он не даст исключить такую блестящую студентку, как Пандора.
— Да, не даст, — с облегчением поддержал Джон.
Все трое ухватились за эту мысль, и им стало немного спокойнее. Барти поклялся, что весь завтрашний день будет держать пальцы скрещенными — это все, что он мог сделать в сей печальной ситуации.
