***
За те десять лет, проведенных вместе, они могли бы достичь чуть ли не вершины Олимпа, взойти на пантеон богов, стать повелителями судьбы, а не ее рабами, как нынче. Возможностей целый океан, а этот упрямец смеет воротить нос, принимать препараты и мечтать избавиться от него, неблагодарный! Да как только смеет отказываться от несметных сокровищ?! Жизнь Доппио жалкая, по мнению альтер-эго, не имеет ни малейшего предназначения, высшей сути и конечной цели, как таковой. Разве ему не хочется попробовать все разнообразие удовольствий в мире, построить свою империю, быть выше и лучше всех? Но каждый раз он слышит один ответ – нет. Дьяволо кривится от такого, как категорично! Такой добрый, наивный и, что самое ужасное, такой беспомощный, становится тошно. Второй личности не прельщает плыть по течению, он сам жаждет управлять им, подстраивать направление для себя и только для себя, наплевав на желания окружающих. Первые годы сосуществования хотелось кричать от негодования, испустить пар на первом попавшемся человеке, делать что угодно наперекор и, конечно же, захватить контроль над телом. Вот он корень зла! Все дело в том, что без физической оболочки идеи личности не имеют никакой ценности, не стоят и гроша, но как только появится возможность управлять Доппио – механизм придет в действие. Но как это сделать, когда в лечебнице был строгий контроль и прием лекарств, действующих на него крайне негативно, подавляя всякую мозговую активность? Самое удивительное в приеме таких веществ – смещение фокуса с чего-то грандиозного и величественного по своей сути, на что-то низменное и приземленное. Так случилось и в этот раз, когда каких-то три года назад на приеме были назначены новые нейролептики, поскольку старые стали неактуальными для прогрессировавшей мании Дьяволо. Было мерзко осознавать свое положение дел. Если бы у него было больше времени, несомненно, мир познал все его коварство. И все же Доппио повезло больше, на какое-то время наступило затишье. Альтер-эго частично растворилось в сознании Винегара, утратило возможность генерировать безумие и транслировать его путем нескончаемых монологов и манипуляций с помощью мигрени. Поначалу казалось, что и вовсе осталось дело за малым – пройти медикаментозный курс и психотерапию, а дальше, глядишь, и реабилитация не за горами. И только стало дышать легче, но вдруг одним утром Доппио проснулся в состоянии крайнего возбуждения. Не сказать, что парень и раньше никогда не испытывал подобные ощущения, как никак, это вполне обыденное физиологическое явление, но чтобы настолько… Он не помнит, чтобы у него стоял так сильно и болезненно, а оргазм был столь ярким и накрывающим с головой. Не помнит и то, чтобы с таким острым желанием мечтал о сексуальных экспериментах. Это было не свойственно зажатому и стеснительному Доппио. Все это было так похоже на … – Дьяволо! – завопил Винегар, как только пришел к логическому умозаключению, он вмиг покрылся испариной, сердце стучало так бешено, как только могло, в горле же мгновенно пересохло. Стало невыносимо страшно от самого осознания, что этот подлец может вернуться вновь. И только он воскликнул имя своей проблемы, в голове тот час раздался оглушительный смех: «Ты такой очаровательный, когда к тебе приходит отчаяние, так бы и размазал тебя по стенке… Ах, но не будем об этом, мой милый Доппио! Ты и, правда, думал, что сможешь скрыться от меня? Сможешь убежать прочь от самого себя? Ты привык только убегать и прятаться в тени, тебе самому не надоело? Не тошно от своего бытия? Ты думаешь, я не способен на что-то другое, кроме убийств и шантажа? Ты меня расстраиваешь, мой глупый мальчик. Я всегда найду способ вернуться и показать тебе, как много ты упускаешь в своей жизни. Твое время словно песок, утекающий сквозь пальцы». – Отстань! Хватит! Я ненавижу тебя! Из-за тебя моя жизнь разрушена, мой отец навсегда останется инвалидом, а я даже не могу помочь ему, хотя бы увидеть! Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Я никогда тебе не прощу этого. И даже сейчас, когда я могу стараться жить спокойной жизнью, радоваться мелочам и хотя бы попытаться искупить свою вину, снова появляешься ты, снова раздражаешь меня своим бредом! Я больше ни слова твоего не удостою вниманием! – речи альтер-эго окончательно разгневали Винегара, он посмотрел с вызовом в пустоту комнаты, будто другая личность стояла перед ним. Желваки на его лице стали нервно подрагивать, глаза враждебно сузились, брови свелись к переносице, и весь его вид кричал: «Оставь меня в покое, я в ярости!». Такое могло сработать на ком угодно, но только не на Дьяволо, его таким не возьмешь. Он проигнорировал выпад Доппио и только подогрел свое желание довести основную личность окончательно: «Метаморфозы в твоем теле не простое совпадение, если ты так хочешь пить свои таблетки, пожалуйста, но только пусть тебя не удивляют занятные последствия. Как считаешь, не слишком высокая цена за твою свободу? Стоит ли игра свеч? И да, мой милый Доппио, не впадай в ступор, если одним утром вдруг обнаружишь в своей постели какого-нибудь соблазнительного незнакомца…. Я помогу открыть для тебя мир нескончаемого наслаждения… Подумай, вдруг тебе и самому такое придется по душе. Если ты будешь слушаться, я, так уж и быть, не буду прибегать к насилию. Все зависит от тебя». – Угрожать мне смеешь? Ты сейчас не в том положении, Дьяволо, чтобы это делать. Один звонок врачу и ты снова исчезнешь, даже если ненадолго. Я буду делать так раз, за разом, пока ты окончательно не перестанешь существовать. В крайнем случае, я вернусь в больницу навсегда, – было сложно говорить о подобном, но Винегар знал, что другого выбора у него нет. – Я сделаю это, лишь бы никто больше не пострадал от твоих выходок. И пусть ответ звучал убедительно, Дьяволо не придал ни малейшего значения словам, сказанным ему, потому что знал, что у всего живого есть слабости и можно подгадать момент, завладеть телом, да хоть на непродолжительное время, и воплотить свои фантазии. Все остальное уже проблемы Доппио, не его. Мужчина вновь громко рассмеялся. И это сопляк пытается угрожать ему больницей? Как это нелепо! Он поплатится за свою выходку, за то, что отнял у него возможность мыслить и воплощать свои величественные мечты, что теперь он стал настолько приземленным, настолько зависимым от физического наслаждения. Отныне жизнь станет для Винегара настоящей пыткой: всякий раз, находясь в общественных местах, он будет испытывать дискомфорт и стыд из-за внезапного возбуждения, будет краснеть и пугаться при каждом случайном контакте с другими людьми, будет винить себя и ненавидеть оттого вторую личность еще больше. Всякий раз мысли о том, что Дьяволо таки сможет полностью взять контроль над ним, сотрет навсегда его личность и сможет кому-либо навредить, вводили в крайнюю степень ужаса и паники. В состоянии вечной борьбы за право контролировать тело они провели три года.***
Ризотто Неро был приятно удивлен тем, что Доппио вышел из дома, уже полностью собранным, вовремя. Мужчина ценил в других пунктуальность. Мысленно он повысил свой уровень симпатии к новому знакомому. В глаза сразу бросился короткий темно-малиновый кроп-топ, который казался не таким теплым, как такая же короткая кофта при их первой встрече. Он едва ли прикрывал множество царапин и гематом, которые за ночь стали похожими по цветовой гамме с одеждой Доппио, они разрослись по всей пояснице и, вероятно, чуть выше меж лопаток, стали более отчетливыми, с прорезями сосудистой сетки. И о чем он думал, когда надевал такую короткую вещь с его увечьями? Впрочем, спрашивать напрямую о таком было бы слишком грубо, а потому мужчина тактично промолчал. Неизменными остались фиолетовые штаны, кажущиеся на стройном парне слегка великоватыми. Впрочем, для Ризотто такой образ, несомненно, показался слишком пёстрым и непонятным, но все же мужчина отметил для себя, что такой стиль, наверняка, является визитной карточкой его спутника. И это цепляло еще больше – он любит незаурядный ум и креативный подход к внешнему облику. И это не смотря на то, что сам в своем гардеробе не допускает отклонения от базовых цветов, классических фасонов и проверенного веками простого кроя, лишь изредка позволяя себе приобрести повседневный вариант одежды, но без перегибов в виде слишком ярких оттенков и принтов. Например, в эту поездку мужчина все же разрешил моднику Мелоне и завсегдатаю пафосных бутиков Прошутто подобрать себе плотные по текстуре, хлопковые бриджи в изысканном кремовом оттенке, которые были надеты на нем сейчас. Но разрешить купить себе рубашку-гавайку или сумасшедшего вида футболки – было выше его сил, даже умоляющий взгляд товарища-экспериментатора не помог ему пойти на такие уступки. И тогда было решено остановиться на элегантной, черной, шелковой рубашке, с золотыми запонками и почти незаметными темно-синими пуговицами из натурального камня. Дополняли весь образ любимые часы Ризотто, оставшиеся еще от отца, но не утратившие от того своей ценности и превосходного внешнего вида, и средней толщины цепь из белого золота – подарок сестры на четырнадцатилетие, как раз практически перед самой смертью. Этими аксессуарами Неро невероятно дорожил и менял на другие крайне редко. В этот вечер у них появилась дополнительная функция – служить неким талисманом удачи на свидании, которого у мужчины слишком долго не было. –П-привет, Ризотто, вы п-прекрасно выглядите! – поначалу Доппио даже не понял, что сказал, но немного погодя его щеки покрылись густым румянцем, а взгляд был прикован куда-то вниз. Мужчину такая реакция порадовала, значит, сказал комплимент искренне, без всякого помысла. Симпатия к этому смущающемуся, пусть временами странному и пугливому, пареньку возросла еще на пару порядков. – Спасибо, могу сказать тоже самое, и про тебя, – пребывая в самых сильных и неординарных чувствах, ответил пепельноволосый, параллельно пожимая руку Доппио, в качестве приветствия. Его веселило то, как к нему обращаются на «вы» после всех тех вчерашних приключений. Слегка холодные руки согревались в его теплых, будто упавшая снежинка в зимнем Неаполе таяла под лучами итальянского солнца. Было от того так приятно и до странного радостно. И все же не хотелось впадать в наивную влюбленность, не зная до конца всех мотивов и намерений Винегара. Ризотто знал, нельзя открывать свое сердце до конца на первых порах, нельзя жить и мечтать о несбыточном, нельзя влюбляться в того, кого знаешь от силы сутки. Прекрасно знал, но в данный момент, возможность обжечься была такой соблазнительной, что захотелось тут же подарить Доппио ключи от всех замков на его измученном сердце. Однако натренированное годами самообладание и холодный рассудок победили мимолетное желание. Ризотто лишь чуть дольше принятого подержал руку парня, стараясь запомнить острые выступы на костяшках, небольшие мозоли на ладонях и пальцах, и местами попадавшуюся нежную кожу. Неожиданно интересно стало узнать, чем нанимается Винегар, его возраст и увлечения, но видя, как нервничает юноша, Неро решил оставить это на потом. – Тогда пойдемте, пока все столики не заняли, – неловко улыбнулся парень, а его вид стал еще милее, сложно было не очароваться, но Ризотто лишь кратко кивнул и последовал за своим проводником в мир традиционной сардинской кухни. Вечер обещает быть незабываемым.***
– Извините за грубость, у вас необычные глаза, мне интересно, вы носите линзы? Честное слово, никогда ранее не видел такого! Если я доставил вам этим дискомфорт, можете не отвечать, – спросил Доппио в момент ожидания заказа. Его неуверенность значительно улетучилась за то время, пока они шли вдоль берега и беседовали обо всем подряд. Он сидел в более-менее расслабленной позе, иногда постукивая незамысловатую мелодию по поверхности стола. Удивительно, но это не раздражало Ризотто, как бывает обычно, а наоборот, даже успокаивало наравне с шумом моря, который тоже было слышно на веранде заведения. Доставляло особое наслаждение недурной вкус знакомого, было сразу видно, он знает толк в хороших местах здесь. И все же Сардиния не перестает удивлять, даже среди бюджетных домашних ресторанов можно найти что-то достойное внимания искушенного гостя. Осталось только продегустировать местную кухню и напитки. – Доппио, мы на пляже договорились перейти на «ты», не заставляй меня чувствовать себя стариком. А касательно моих глаз… – Ризотто на мгновение задумался, пытаясь подобрать слова и ответить понятно, но без лишних подробностей. – У меня генетическое заболевание, называется глазной меланоцитоз, сразу скажу, что еще повезло не остаться слепым при этом, но лазерную коррекцию зрения мне делать все же пришлось. Сейчас вижу я достаточно хорошо, главное, что работе не мешает. – Я даже подумать и не мог, что такое бывает! Просто невероятно! – выражение лица у парня такое удивленное, что кажется, будто его и без того огромные карие глаза, вывалятся из глазниц. Картину дополняет забавно приоткрытый рот и приподнятые тонкие брови. Неро такая реакция кажется по-своему очаровательной. Он еще минут двадцать, не отрываясь, изучает своего спутника, чем вгоняет последнего в краску, но это только прибавляет азарта. Долго ли еще будет таким стеснительным? Это такая стратегия или он, и правда, такой человек? Рассуждать об этом на первом свидании для Ризотто доставляет сплошное удовольствие, как будто, он легендарный детектив, а его собеседник – нераскрытое за долгие годы дело. Такой интимный, для мужчины, процесс прерывает официант, принесший брускетты, ассорти из фермерских колбас и сыра, дополненный свежим салатом, и вино – довольно популярное на острове Cannonau. Прекрасное начало для трапезы положено – им разливают ароматный, рубиново-красный напиток по бокалам и после, пожелав, приятного вечера, оставляют наедине. – Предлагаю выпить за прекрасный вечер и нашу встречу, – мужчина поднимает свой бокал и легонько чокается с бокалом Доппио. Тот воодушевленно кивает и отвечает знакомому тем же. На самом деле, сидя с Ризотто на веранде с потрясающим видом на побережье, он не может до конца пересилить нарастающую раз за разом тревогу. Ему больно от одной мысли о том, что все выйдет из-под контроля, Дьяволо пересилит действие препаратов и навредит такому приятному и замечательному человеку. Ризотто, по мнению Винегара, не заслуживает этого. Он обещал себе не пить, дабы не спровоцировать приступ, но под пристальным и глубоким взглядом умопомрачительных черных глаз, теряет всякий контроль. Роковая ошибка. На момент, когда закуски сменяются основным блюдом – пастой с морепродуктами в нежнейшем сливочном соусе и аппетитным донельзя морским окунем, приготовленным на гриле с добавлением местных трав, розоволосый парень уже находится в весьма приподнятом настроении. Он, не стесняясь, спрашивает у Неро о его карьере, привычках, друзьях и многом другом. Он становится еще более раскрепощенным, уже не краснеет от внимательного изучения его персоны, шутит и заразительно смеется, позабыв обо всем на свете. Алкоголь творит с людьми самые интересные перевоплощения, и Ризотто эта истина знакома, но это не делает его удивление меньшим. Пьяный Доппио и трезвый Доппио – два разных человека. Про себя мужчина жалеет, что не остановил Винегара от заказа второй бутылки, уже белого полусладкого, вина. –Так, значит, ты ювелир, да? – немного заплетающимся языком спрашивает парень, а обладатель необычных глаз, будто не слышат его, увлеченный игрой морского ветра с его челкой. Локоны так и стремятся ускользнуть вслед за потоком воздуха, причудливо то колыхаясь, то прилипая обратно к щеке. И лишь длительная пауза заставляет прийти в себя и ответить. – Все верно, я ювелир. А что ты скажешь о себе? Мы все это время говорим только обо мне, а я даже ничего о тебе не знаю. Нечестно получается, не находишь? – обаятельная ухмылка и низкий тон, с которым произносится фраза, вынуждает сердце Доппио биться невозможно быстро, кровь с пульсацией отдает в виски и резко уходит ниже живота. Почувствовав, резкое возбуждение, парень желает тот же час сбежать в уборную, но понимает, что нужно хотя бы попытаться ответить на вопрос. – Ох, я, я даже не знаю, что бы я мог рассказать о себе… – видно парню неловко от расспросов о его жизни, но Ризотто смотрит все более настойчиво. – Я работаю на дому, ничего особенного, можно сказать у меня маленькая мастерская, но это не что-то серьезное. – А учеба? Ты где-то учишься? – У меня, в общем-то, и нет никакого образования, кроме средних классов школы и немного церковного. Мне уже и поздновато будет его получать, – после этих слов собеседник и вовсе перестает смотреть на Неро и отводит печальный взгляд в сторону темной морской глади. – Прости, если это задело тебя, – Ризотто смягчается, он старается более не быть таким напористым рядом с ранимым парнем и потому едва заметно касается его руки в знак поддержки. На другом конце стола оживляются и дарят легкую, но еще грустную улыбку. – но если не секрет, почему же поздно пойти учиться, в твои-то годы это вовсе…. – О, подожди минуточку, сколько ты думаешь, мне лет? – Доппио деловито задирает нос, в ожидании заведомо неправильного ответа. Его до чертиков веселит обманчивость его внешности. Ризотто принимает задумчивый вид, видно, он не ожидал, что мог ошибаться на счет его возраста. – Думаю, лет восемнадцать-двадцать, разве я не прав? – Ха! А вот и не угадал! Мне в этом году уже исполнилось 33, вот так вот! – деловито заявил Винегар, при этом чудно потягиваясь и размахивая ногами под столом, каким-то чудом не задевая Ризотто. Последний же чуть не давится вином, теряя весь сдержанный и серьезный вид. И только откашлявшись, начинает вдаваться в дикий хохот. Мужчине, что совершенно не выглядит на свой возраст, нравится такая реакция, она вызывает желание тоже присоединиться к этому процессу безудержного смеха. Доппио начинает смеяться в ответ. – Я требую твой паспорт, я не поверю, пока не посмотрю. – Это уже лишнее, просто верь мне на слово, – заверяет Винегар находящемуся в замешательстве Ризотто. – Это будет нелегкая задача, – неожиданно Неро тянется через весь стол в сторону собеседника, чтобы поправить выбившийся из прически розовый локон. Он возвышается над ним и горячим от вина дыханием опаляет край уха, заставляет краснеть и теряться в своих чувствах с удвоенной силой, – но я постараюсь, – томный шепот раздается так близко, что хочется провалиться сквозь землю от того, что из-за короткого топа нельзя спрятать факт возбуждения от внимательного мужчины. По итогу такая провокация длится не достаточно долго, чтобы на них обратили внимание другие гости ресторана, но достаточно, чтобы Ризотто сделал для себя определенные выводы, а Доппио до конца вечера сидел краснее самых спелых томатов.