***
— Бля, бля, бля, Ц-цинцю-эр, ах… Сука, ну кончай уже. Шэнь Цзю ебали. В начале ночи, конечно, ебал он (несколько раз), потом его, потом был тройничок, где он просто надрачивал, пока клиент ебал Ди-эр, пара-тройка минетов и куни, потом еще один тройничок, потом петтинги на зале, и вот теперь… Вставало у него уже едва-едва, благодаря ебаному чуду стимуляции простаты и таблеткам. Чтоб у них всех поотваливалось. Ну, хоть всеночку сегодня никто не брал, хотя, честно, непонятно, что хуже: кончать двенадцатый раз за ночь или всю ночь делать вид, будто тебе так приятно лобызаться и тискаться с каким-то хуем… Даже если рядом кто-то из его сестриц. Даже если всю ночь занимают какие-нибудь БДСМ игрища, где он доминирует. И особенно, если всю ночь занимают БДСМ игрища, где он подчиняется. Господи, как же он заебался. Буквально. А посему не мог не возвращаться мыслями к последней «шоколадной всеночке»… Ну. С его очаровательным болваном. Было то только позавчера, но что ж. Шэнь Цзю не мог не надеяться на скорейшее возвращение самого интересного клиента на своей памяти, вместо-… — Да, Цинцю-эр, вжарь мне! …Вот этого. Бля, кто вообще говорит «вжарь мне»? Даже Ци-гэ не дошел бы до такого позора, дойди он до секса. Не говоря уже о том, что «жарили» тут только Шэнь Цзю. Очень хуево жарили, прошу заметить. … …Технически, у него ведь теперь есть номер Шэнь Юаня. Можно было ему написать… через пару недель, потому что два дня — это слишком скоро, правильно? Хмм. Старые-добрые методы манипуляции в этом плане были бы более действенными. Надо было спиздить у него кошелек, чтоб он за ним вернулся. Или еще что-то спиздить. На слабо развести, мол, у тебя не столько денег, чтобы ходить сюда через день, богатенький мальчик. …Нет, слишком хорошо для него. Шэнь Цзю не положено хороших вещей. Даже если хорошие вещи — это разговоры с богатеньким литературным задротом о хуевых книжках. — Оооо даааа!!! Вонючая липкая туша над ним сотряслась в конвульсиях, а мерзкие ручонки сильнее сжали его грудь. Сука, до чего же блевотный. — Ха, ха, хаааа. Ху! Цинцю-эр, я люблю тебя, — пропыхтела туша, слюняво лизнула ему ухо и шлепнула по заднице. Терпи, Шэнь Цзю. Главное — не выблевать свои внутренности прямо здесь и сейчас. — Время, уважаемый господин. Потому что слава небу этот час почти закончился (нет, уважаемый господин не был атлантом секс-мира, это у него почти весь час не могло встать). — Ли Чжан. Ты что, забыл? Не всралось Шэнь Цзю его имя. Стоило за уважаемым господином Вонючим Хером закрыться двери, как Шэнь Цзю просто рухнул на кровати, закрывая лицо сгибом локтя. Небо, как он устал. Не было сил даже окно открыть, чтобы проветрить, вся комната воняла дурным одеколоном, потом и письками. А до конца рабочего дня (ночи) еще почти два часа... Щелкнула дверь, и он лениво перевел взгляд на вошедшего. … Что-то упало внутри и расползлось холодком по венам. Блять. Как и следовало ожидать, вселенная не преминула ебануть его по самым яйцам. Потому что спокойная рабочая ночь — роскошь, и больно много у Шэнь Цзю их было в последнее время. Очевидно. Цю Цзяньло прошел как к себе домой, занюхнул воздуху и, цыкнув, направился к окну. Открыл. Прошагал до кресел и по-хозяйски расселся в одном — том самом, где еще недавно сидел лучший клиент Шэнь Цзю. Подпер голову рукой, типа скучающе. Молчание. Проблеваться теперь хотелось с новой силой, но уже совсем по другим причинам. — Встань, — лениво произнес главный мучитель его жизни. И Шэнь Цзю, превозмогая усталость, поднялся с кровати, представая во всей своей обнаженной и потной красе. Цю Цзяньло молчал, как будто попялиться на Шэнь Цзю ему хотелось куда больше, чем сделать то, зачем он, едва приехав из Пекина, сюда явился. Блять. Шэнь Цзю как мог ровно втянул носом воздух, наполняя живот, грудь, горло. Считая до четырех и медленно, медленно выдыхая весь воздух без остатка. Техника дыхания из цигуна. Должна приводить внутреннее состояние в равновесие. В теории. — Господин Цю сегод-… — Знаешь, Цинцю, что больше всего тревожит хозяина борделя, когда дело касается проступков его девочек? Блять. — … — Наказание, Цинцю, — он картинно вздохнул. — Как наказать так, чтобы не потерять прибыль с работника? Я не могу тебя побить, потому что не могу пускать работать с синяками. Не могу работать с тобой, как с новенькими, потому что ты за годы стал той еще давалкой. Еще, может, и понравится. Что же делать? У тебя есть идеи, Цинцю? Еще один через силу ровный вдох. Эта сволочь чует страх, как акула чует кровь. Поэтому Шэнь Цзю стоял ровно, как палка, сжимая губы в угрюмой решимости, лишь бы казаться невозмутимым. — За что меня наказывают? Цю Цзяньло фыркнул. — За что? — скучающий вид мигом забыт, вместо этого он подался вперед, привалился локтями в колени. — Дурачка решил включить? Тебя это не спасет. — Хочу знать, что я сделал не так по твоему мнению. Цю Цзяньло вздохнул. — Все, что ты способен в принципе делать «так» — это давать. Вот сколько раз я тебя просил, по-хорошему, и не рыпаться никуда больше? М? Что мне теперь делать с тобой, Цинцю? Он смотрел. В глаза ебаному зверю. Зверям в глаза смотреть нельзя — это приводит их в бешенство. Но не то, чтобы Шэнь Цзю было, что терять. — Дерзкий. Ну, раз дерзкий, то иди сюда. И Шэнь Цзю, будто псина, послушался. Цю Цзяньло, хмыкнув, поднялся тоже. Неспешно обошел его кругом. Остановился за спиной. Шэнь Цзю стоял. Вдох. Задержать дыхание. Длинный медленный выдох. И еще. И опять. Это должно помогать. Если его вдохи слегка подрагивали, а выдохи были чуть короче нужного — сделайте вид, что не заметили, ладно? Шэнь Цзю и так вот-вот потеряет лиц-… Бах! Он полетел на пол, отбивая колени, спина вспыхнула болью. Блять! — Ну что, понравилось геройствовать? — бросило сверху ебанувшее его хуйло, и холодный ботинок придавил Шэнь Цзю к полу сильнее. А что случилось с «я не могу тебя побить, потому что не могу пускать работать с синяками»? Ха. Как безыскусно. Ведь есть столько способов помучить человека, не оставляя следов. Электрошок, удушье, яды, пытки водой, а еще тысяча возможностей сломать личность психологически. И он выбирает это. (…Неважно, что он выбирает, если это пиздец как больно, знаете?) — У меня намечается отпуск? — тихо хмыкнул Шэнь Цзю в капли крови на полу. Нос, что ли, разбил? — Отпуск? — насмешливо повторил Цю. — После таких выкрутасов? Эти «выкрутасы» были-то когда — Шэнь Цзю забыл уже. Еще позже бы приехал (пусть бы вообще не приезжал). Его голову больно подняли за волосы, как пакет за ручки — он безвольная кукла — въебали в пол до белизны перед глазами. И снова въебали, и опять. За веками то темно, то свет, огнем разливалась боль, жгла скальп, жгла лоб, жгла нос, вверх, вниз, еще, все плыло и его тошнило, Цю Цзяньло отбивал его голову об пол будто мяч. И опять. И снова. Да чего он пытается этим добиться?! Ебанутый садист. Выблядок. Уебище, пиздорот, хуесос, выдрочень, гнида трахнутая, когда ты уже сдохнешь-то блять-… И снова об пол! — Х-хватит! Трещало по швам его достоинство которого нет, потому что умолять эту тварь — все равно, что псу лизать ботинки живодера, но оно само вырвалось, против воли, против силы, против здравого смысла, как из глотки битого пса вырывается надрывный скулеж. — Ты моя собственность, — рассмеялся Цю Цзяньло. — Забыл? Я могу делать с тобой все, что захочу. Как он мог забыть. Хотел бы, не забыл бы. Все пульсировало от боли, перед глазами каша, каша в голове, доски пола измазало кровью, все вертелось, лицо залепило волосами, и он-… — Я привез гостей из Южных Зверей. Они будут очень рады узнать, что на время пребывания у нас в подарок им будут отданы не только их любимые девочки, но и лабораторная крыска. Или мальчик для битья. Мне, в общем-то, без разницы, что они будут с тобой делать. М? Что скажешь? Пошел нахуй, выблядок, — вот что он скажет. Сказал бы, если бы слушалось горло, если бы боль и адреналин не колотили его как последнюю тварь, если бы он не был псиной, что лижет ботинки живодера. …Увы и ах. Пропала нога со спины, и Цю Цзяньло дернул его за волосы выше, сел перед ним на корточки. — Посмотри-ка. Все лицо себе испортил. Не товарный вид теперь, — и, растянув рот в оскале: — Надо исправить. Потом дернул его опять, бросил спиной в пол, лицом вверх — Шэнь Цзю не боролся, не вырывался, это как в сексе с господами вроде Вонючего Хера — просто терпи, пока закончится. — Выглядишь как бродяга с помойки, — поделился ценным мнением Цю Цзяньло. Подобрал трусы Шэнь Цзю откуда-то с пола (куда тот бросил их час назад, устраивая шоу господину Вонючему Херу), сходил намочить их в ванную и принялся обтирать — обдирать, по ощущениям — ему лицо. Вытер — больше издевательство, а не вытирание, наверняка кровь по нему только сильнее размазал, учитывая, что она все еще текла как минимум из носа, и хуй знает, может, еще откуда. — Где ты хранишь свои пидорские примочки? А тебе мало было лицо Шэнь Цзю разбить, надо еще чего-нибудь в придачу?! …Видимо, да, потому что зачем еще он пошел и разъебал Шэнь Цзю все шкафчики? Все со столов, тумбочек, из выдвижных ящиков и с полок в комнате — все нахуй летело на пол, трескалось, разбивалось и ломалось. Цю Цзяньло не ленился по всему еще с хрустом потоптаться. Его вещи. Все, что Шэнь Цзю так кропотливо себе выбирал, что покупал за свои честно насосанные. Приходит его сутенер, и делает все, что хочет. — Ха. Нашел. Что он там нашел? Какие-нибудь бритвы, осколки, которыми можно порезать Шэнь Цзю? Заставит его сожрать что-то несъедобное? Телефон расхуярит? Видимо, ничего из этого — видимо, Цю Цзяньло теперь просто развлекался. Вечер смехуечков решил тут устроить себе, видите ли. Потому что со словами: — Сейчас красивым будешь, — он вернулся к Шэнь Цзю — колотившемуся на полу нагому измазанному кровью Шэнь Цзю — с помадой и розовым бантиком в руках. Ах. Радость-то какая. Куклу сломал, теперь куклу надо разукрасить. Еще больше, в смысле. Он возился с ним долго: калякал помадой всякую хуйню — сердечки, хуйцы, черт знает, что еще; размалевал ему рот, обвел соски, и, вишенка на торте, прицепил бантик на член. Потом еще нафотографировал и наснимал в разных ракурсах, мол, сядь, руки за спину, и еще с моим членом давай, вот так, видишь, можешь же, когда хочешь. Потом он наконец-то ушел. Шэнь Цзю наконец-то остался один. … Он поднялся, ноги тряслись и подгибались как сука, ступали не туда и не так, как он им велел, но похуй. Главное дойти до ванной. Дойти до ванной, запереться, съехать по двери и плюхнуться голой жопой на плитку, и зависнуть, глядя в потолок стеклянным взглядом, потому что мозг вылетел и все, что осталось — это пустота, пустота, пустота. Пустота. Его трясло, кровь капала с носа на размалеванное тело и плитку. …Шэнь Цзю же говорил. Ему не положено хороших вещей.***
Шэнь Юань, уверенно войдя в комнату, прошествовал до кресла. — И вам добрый день, господин Шэнь. Как здоровье, как поживаете? Все такой же девственник? Ни привет, ни как дела, даже не посмотрел на Шэнь Цзю! А он сегодня, между прочим, особенно красивый: у него новые блесточки для глаз и стрелки, готовые пронзать сердца, мог бы и заценить. — Завались. И прикройся, ну. Экие манеры! А может, он поэтому и приходит к Шэнь Цзю трындеть о книжках? Кто еще за бесплатно такие обращения терпеть будет. Кроме людей вроде Юэ Ци, конечно. — А что, стесняешься? — очень важная оговорка: он даже не голый, он в трусах красивеньких. — У тебя, эм, — Шэнь Юань упрямо не поднимал головы от телефона. — Стоит? — Каждый раз, — обреченный вздох. Вот кто здесь еще обреченный, между прочим! Это Шэнь Цзю тут старается, старается, да все никак. Тем не менее: — Рад, что ты заметил. — Эм. Шоколадных всеночек у него в расписании пусть и стало побольше нынче — раньше и две за месяц было редкостью, а теперь чуть ли не по четыре — но откуда Шэнь Цзю знать, когда это его дражайший болван записался, а когда — очередной вонючий хер (имя нарицательное)? Запись к проститутке — дело анонимное, знаете ли! К тому же, теперь каждый раз, видя шоколадную всеночку в расписании, Шэнь Цзю встречался с неопределенностью: кто же будет в этот раз — вонючий хер или его любимый болван? Никогда прежде он не чувствовал себя настолько противоречиво перед приходом клиента. …И все это не говоря о том, что он вернулся на работу буквально три дня назад. Пытался ли записаться за это время Шэнь Юань, он не знал, но судя по его поведению — вряд ли. Не то, чтобы Шэнь Цзю так уж хотелось, чтобы его порасспрашивали, где он был последние две недели, но. Знаете. …Как бы то ни было: — Я уже начал думать, что ты просто слепец, а красоту не можешь оценить по физиологическим причинам. Шэнь Юань оторвался от телефона и таки вскинулся, очень возмущенно скрещивая руки на груди: — И кто сказал, что я что-то там оценил? Что, неужто зацепило? Ай-яй, господин Шэнь. — Раз пока не оценил, будем работать над этим. — Святые помидоры, — театрально закатив глаза, якобы он весь такой уставший гетераст, Шэнь Юань подхватил подушку с соседнего кресла и ебанул ею… ну куда вы думаете. Шэнь Цзю перехватил счастливицу в полете — приблизительно в цуне от своей выставленной напоказ (но обтянутой кружевными трусиками!) промежности. — Меткость у тебя что надо. Не хочешь прицелиться в другое место?~ Вот чуть-чуть пониже и чуть-чуть другими частями тела, да. Шэнь Юань, продолжая театр одного гетераста, драматично схватился за переносицу. — …Цинцю-эр, прошу. И. — …Шэнь Цзю. Шэнь Цзю лох. — В смысле? — Меня так зовут. Цинцю-эр — рабочий псевдоним. Да, да, он в курсе, он идиот. Шэнь Юань ясно дал понять, что срать он ебал на то, чтобы знакомиться ближе. Секс, не секс, план по совращению или нет, а у них отношения сугубо клиентские. Дал — взял. Он понимает, правда! Просто. Он идиот. (Когда-нибудь это очень сильно укусит его за жопу.) — А, — Шэнь Юань тупо моргнул. — Ой. Я не думал об этом… Видите? Он даже не думал об этом. Латентный гей он или нет, а Шэнь Цзю как личность его мало интересует. Куда ты прешь, Шэнь Цзю? … Но, конечно, не будь он упрямым засранцем с чемоданчиком личностных психотравм, он не работал бы до сих пор протитутом под крышей у ненавистного садиста. Добивательствами он бы тоже не стал заниматься. Но увы! Что имеем. — Что, по твоему, все шлюхи рождаются с пафосными сладострастными именами? — Шэнь Цзю сощурился. — Считаешь, родители назвали тебя выпендрежно, и видимо у тебя на роду — или в паспорте — написано стать проституткой? Не спрашивайте, зачем он доебался. — Блять, я сказал, что не думал об этом, а не что я тупой. — Ты немного недалекий, — Шэнь Цзю это про себя, но ш-ш-ш. Это секрет. — Ты немного дерзкий. — Часть рабочего образа. — Да как-то непохоже. — Хочешь сделать меня кротким и послушным? — копать себе могилу? Шэнь Цзю не нужна лопата, это и голыми руками запросто. Шэнь Юань помолчал — лицо его было очаровательно розового цвета, и, о! это упрямое раздражение во взгляде! Сладко. Достаточная плата за незаинтересованность. — …Хочу обсудить новую новеллу, — сказал он наконец, меняя весь настрой разговора. Снова тыча Шэнь Цзю носом в его лошарность. Жаль, жаль, может быть, когда-нибудь он пофлиртует в ответ. Продолжай пытаться, Шэнь Цзю. — Конечно. С тем — и с тяжелым, сокрушенным, печальным вздохом впридачу, — Шэнь Цзю садится в кровати, подбирая с пола живописно валяющийся шелковый халатик.***
Часы медленно подползали к отметке в четыре утра. — Шэнь Цзю. — Что? После без малого семи часов болтовни (Шэнь Цзю вообще не уверен, что когда-либо работал языком так много, даже учитывая его богатый секс-опыт), бурные обсуждения потихоньку выдохлись. Теперь они лениво перебрасывались остаточными вопросами и замечаниями, которым в пылу беседы не нашлось места раньше. Шэнь Юань выглядел сонно. Шэнь Цзю, признаться, тоже притомился. Они немного выпили: где-то в процессе второй кружки чая Шэнь Цзю предложил заменить его на что-то более солидное, Шэнь Юань не отказался. Так бутылка когда-то спизженного из бара внизу рисового вина нашла последний покой в желудках двух Шэней. — «Цзю» типа как «алкоголь», «давний»… «прижигание»..? — Как цифра. Шэнь Юань моргнул. — Подожди, серьезно, что ли? Шэнь Цзю кивнул. — …Ладно. Эм. … Шэнь Цзю подождал. Но, как и в прошлый раз, никаких вопросов. «Какой дурак назовет своего ребенка «девять»? Это что, «Очень странные дела»? Ты уверен, что это твое настоящее имя?» — ничего. Ну и ладно. Как бы то ни было, сложное выражение лица Шэнь Юаня все не облегчалось. Так может все-таки… — Что-то еще? Но нет. Всего лишь: — У нас фамилии звучат одинаково. Как твоя пишется? Раз уж не получил вопросов, которые хотел, хотя бы на этот позвольте Шэнь Цзю ответить радикально. Сплыв со своего места, он продефелировал до тумбочки и вернулся уже с листком и ручкой. Накалякал иероглиф своей фамилии. (Он в курсе, что мог объяснить словами и пройти по комнате не как по подиуму, но, видите, у него теперь агитка: Заинтересовать Собой Шэнь Юаня. И он не намерен сдаваться так просто. Так что.) — О. Одинаковые, — Шэнь Юань взял листок в руки и начал рассматривать. — Охуеть. — Что? — невинно спросил, будто не ожидал такой реакции. Будто не рассчитывал на нее (смотрите, его план работает). — У тебя такой красивый почерк… Мне кажется, я никогда не видел, чтобы кто-то писал так… Это ж настоящая каллиграфия! Можешь написать что-то еще? …Ха. Шэнь Цзю пораскинул мозгами и решил накалякать отрывок из стихотворения Ли Бо, но с небольшими изменениями от себя. Шэнь Юань терпеливо ждал (даже не смотрел в телефон? Почти. Всего раз глянул, ладно). Закончив, Шэнь Цзю представил свой небольшой экспромт уважаемому критику на оценку.«Тот, кто покинул меня и ушел, солнце вчерашнего дня не вернет. Тот, кто смутил мое сердце, с солнцем сего дня найдет тьму забот. Ветер протяжный на тысячи ли — с ним вдаль провожаю гусей. К ветру лицом — все нипочем — ей в башне кутить веселей.»
— Вау, — Шэнь Юань забрал листок и пялился. — Понравилось? Дарю, забирай, — Шэнь Цзю был доволен. По нему сильно видно? Столь лаконично поменять всего пару иероглифов, да так, чтоб весь смысл перевернулся! Нет, конечно, он в курсе, что талантлив, но дайте ему минуту на самолюбование, ладно? …Тем более, что вряд ли Шэнь Юань знает оригинал наизусть и поймет весь гений его задумки. Или примет текст на свой счет. — Это вас в школе для проституток такому учат? Дерзкий выпездыш. Ну как такому стихи не посвящать? — Красиво писать? Конечно. Четырем благородным искусствам и сексу. Как предки завещали. — Что, ты и в вэйци играешь? — И рисую еще, представь себе. Смотри, Шэнь Юань, он такой классный. Ну разве не хочется ради такого сказать пока-пока своей «гетеросексуальности»? Ну? — А музыку играть умеешь? — У меня есть гуцинь, — Шэнь Цзю кивнул, будто это ничего такого, и имел удовольствие наблюдать, как брови Шэнь Юаня комично скрылись под челкой. — Стой, серьезно? Охуеть. — День замечательных открытий, а? Шэнь Юань хмыкнул. — По-другому и не скажешь. — Что, еще не очарован, сладкий? — Не по-гейски, нет. — Жаль. Ну да. Подумаешь, он самый талантливый человек, которого знает. Подумаешь, без надлежащего обучения всего за пару лет освоил то, на что обычные люди все детство и юность кладут. Чем тут очаровываться-то. Ладно-ладно, Шэнь Цзю и не ожидал, что будет просто (ну, вы уже в курсе: будь все просто, он бы и не заинтересовался этим болваном в принципе). Как бы то ни было, когда через четверть часа ленивого словоблудия Шэнь Юань вдруг предложил: — Давай сыграем в вэйци. Ухмылка расползлась по лицу Шэнь Цзю почти сама собой. — Ну давай.***
Шэнь Юаня размазали. Трижды. — Я не понимаю, — хмурился он, упрямо раскладывая камни назад по чашам для четвертого раунда. — Чего, пирожочек? …Будь Шэнь Юань полностью трезв, абсолютно точно не спустил бы ему с рук «пирожочка». Но что ж. Так и быть, он сделает вид, что ничего не слышал. О более насущном: Шэнь Юань не считал себя таким уж ужасным игроком в вэйци… Вообще-то, в детстве он ходил в кружок по вэйци! А с папой они до сих пор время от времени садились за партию-другую. …Возможно, он не так хорош, как думал, окей, но послушайте! То, как играл Шэнь Цзю? Он вел игру как гребаный гроссмейстер, определенно понимая каждый свой шаг и каждый шаг Шэнь Юаня, пользуясь какими-то стратегиями, комбинациями ходов и всем таким. Чуете, да? Совершенно другой уровень. — Ты умный. Ты ж пиздец какой умный. И талантливый. Где ты вообще, ну. — Ну? — Ну, реально, ты где-то учился всему этому? Шэнь Цзю в ответ остро усмехнулся, и, положив ногу на ногу, вальяжно откинулся в своем кресле. — Не совсем. Его длинные волосы рассыпались по плечам, жилистыми пальцами он играл пустым бокалом, в бликах дна будто пытаясь разглядеть что-то особенное. И с полуприкрытыми глазами он выглядел одновременно мягче и острее. (И нет, Шэнь Юань не пялился, это все алкогольная призма восприятия!) — Эм, — в любом случае, что бы этот парень не имел в виду, Шэнь Юаню определенно не нужно знать подробности. Вообще, вините его бессовестное пьянство за длинный язык. Шэнь Цзю, впрочем, продолжил: — Где проститут может научиться играть в вэйци? А ты как считаешь? — его голос звучал и бархатно, и трескуче. — Богатый клиент научил. Миллиардер из самых сливок общества, самый умный бизнесмен Поднебесной. Рисовать научила художница, которую я трахаю на ее холстах. Нотную грамоту объяснял подвешенный на цепь композитор, он любит БДСМ-игры, знаешь. Тоже лучший в стране. Откуда еще шлюха может научиться таким вещам. …Это он серьезно или пиздит все-таки? Стоит сменить тему? Наверное, стоит. Шэнь Цзю, опережая его порывы, вздохнул. — Дай угадаю: так как ты родился в богатенькой семье, к тому же, наверняка полной, что такое жопа жизни знаешь только из новостей, которые изредка долетают до твоего сто двенадцатого этажа небоскреба класса люкс. Или, может, ты считаешь, что торговать телом — грязная, недостойная профессия? Фу, какой ужас, как он может заниматься такими вещами, если мог заняться социально одобряемым трудом. Угадал? …Да Шэнь Юань вообще молчал! И, продолжая молчать на всякий случай, пододвинул в центр столика пустую доску для вэйци. — Ха, — Шэнь Цзю лениво положил первый камень. — Не всем так посчастливилось, золотой мальчик. И не всех так отвращает секс за деньги. Твой ход. … И что на такое отвечать? Вот он всегда считал, что меньше знаешь, крепче спишь. Доказано в очередной раз! И кто его дернул спрашивать вообще?! Ну ладно. Гораздо важнее сейчас было вот что: выиграть эту партию, демоны ее раздери. Проиграть три раза подряд! Такого удара его самооценка не готовилась выносить в этот вечер. …И вообще: — Я не считаю, что твоя профессия «грязная и недостойная», — Шэнь Юань положил камень тоже. — Это ты так сказал. — Я так не считаю, — кладя камень. — М, — еще один камень нашел место на доске. Шэнь Цзю закатил глаза: — Что? Да что «что», кто тут целый монолог на пустом месте развел, ну? — Считай я проституток отвратительными, не ходил бы к тебе, вообще-то. Шэнь Цзю на это только фыркнул: — Милый, знаешь, сколько мужчин приходит ко мне, чтобы унизить? — И ты говоришь, что работать тут тебе нравится. — …Этого я не говорил. Двадцать минут спустя, Шэнь Юань все-таки выиграл. Каким-то образом.