«…учитель А подозревается в связи с несовершеннолетними, издевательствах над учениками и нападении, вследствии которого пострадал человек…»
Сейчас это везде – зачем? Был ли какой-то смысл привлекать столько людей?
– Гад, – бормочет Рики и только сильнее хватает за плечи Сону.
Вмешивать сюда лучшего друга прямо перед его отъездом – не лучший вариант. Сону долго сомневался и оттягивал до последнего, но скрывать всё (ведь эпизод с мостом так и остался только в кругу потеряшек) было мучительно. Зато теперь наконец раскрылись все карты, а Рики лишь выслушал и поддержал.
Сону
мог сделать это раньше. И правда надо было довериться самому себе, а не кому-то ещё.
– Полный муд…
– Цыц, – Джей прикладывает руку ко рту Рики, – понимаю твоё негодование, но не выражайся в автобусе.
Привлекать сюда ещё и Джея точно не хотелось. Но у Джейка и Сонхуна сегодня экзамены, а Чонвона было опасно с собой брать – таким злым Сону его ещё не видел. Страшно было бы представить, какой у них разговор произошёл бы с матерью, приедь сюда именно Ян. Нужен был трудно воспламеняемый человек, вот Пак Джея и взяли. Хотя Сону всё ещё на него косые взгляды время от времени кидал – человек, по факту, надёжный, и не дал в себе усомниться ни разу после примирения с Джейком.
– Как тут не выражаться, хён? – злобно шепчет Рики, – у меня ни одного цензурного выражения нет, чтобы описать
его. Этот у…пырь такое творил, а ты мне предлагаешь молчать?
– Я предлагаю сохранять самообладание, чтобы не сеять панику. Ты на Сону посмотри, его уже трясёт.
Ким переводит рассеянный взгляд на старшего и поджимает губы, когда видит нахмуренные брови друга. Серость за окном была поводом отвлечься от переживаний, а пристальное внимание этих двоих заставляло нервничать. Потому что они были в реальности полностью, а у Сону за спиной будто
он кто-то шептал слова, сеющие сомнение.
Это всё из-за тебя. Это ты виноват. А вдруг ты человеку жизнь сломаешь, хотя сам был неправ? Кто тебя будет слушать, ты же малолетка, а он – уважаемый человек.
Сону будто живёт в кошмаре, сколько себя помнит, и открытые после сна глаза не помогают прийти в себя. Реальность перемешалась со снами, и ущипнуть себя для проверки никак не получается. Больно
везде.
– А? – переспрашивает Сону, пытаясь уловить нить разговора, – что случилось?
– Перестань мучить свои ногти, – просит Джей и накрывает ладони Кима своими, – ты уже достаточно пострадал. Теперь надо научиться заботиться о себе. И давать отпор – такая же забота.
– А если не получится? – спрашивает Сону.
– Даже если не получится наказать по закону, вам нужно показать, что вы сильнее и не боитесь его. Люди продолжают делать…
всякое, пока чувствуют себя безнаказанными. Многие раскалываются после первой же угрозы, некоторые – совершенно отбитые – стоят на своём до конца. Сам же сказал, что
этот выбирал только тех детей, которые точно не расскажут. Подозреваю, что шанс помотать
его есть.
– Как сильно?
– Давай испортим
ему жизнь, Сону, – Рики бьёт рукой себе по коленке, показывая решимость, – отмудохаем по полной.
Сону не уверен, что им удастся это сделать. Но отступать теперь не вариант – Сону
уже взялся за это,
уже пообещал, что они смогут,
хотя уверенности нет.
– Рики, я же просил.
– Да не могу я себя сдерживать!
Чужая болтовня вновь становится белым шумом, который не даёт провалиться в свои мысли полностью. Рики не отпускает руку Сону, то и дело проверяя его состояние, Джей даёт советы, как нужно себя вести и что следует делать, чтобы волнение ушло. А Сону готовится к тому, чтобы рассказать в очередной раз свою историю. Удивительно, но постепенно, произнося вслух, понимаешь, что приходит смирение, а вместе с ним и осознание, что отмыться от этой грязи и вывести яд из организма всё же можно. Пусть это будет долго и болезненно – пугает лишь возможная вероятность, что остатки всё равно испортят будущее.
На Джихон смотреть тоже тяжело: на лице натянутая улыбка, волосы растрёпаны, а ладони полностью усыпаны ранками. Она всё пытается
отмыться, используя самые простые средства. Не получается: ни горячей водой, ни мылом, ни губкой, натирая кожу до красных зудящих пятен. Сону поэтому с собой теперь носит крем для рук (с запахом клубники – любимый у Джихон). Мало – но так он хоть как-то заботится о своей Фее.
Как Джей и сказал: они уже достаточно пострадали от чужих рук; нельзя и своими причинять себе боль. Кто-то же должен заботиться. И кто это будет в первую очередь, если не ты сам? На других надеяться можно, но до самого конца только ты останешься на своей стороне.
– Сколько, говоришь, вас там должно быть? – Джей подхватывает Сону с другой стороны и выводит из автобуса.
– Пять. Анонимный помощник отыскал ещё троих.
Повезло, что он решил не кидать в игнор Сону, а пошёл навстречу, хоть и не раскрыл тайну своей личности. Нельзя слепо доверять, но тут пришлось играть ва-банк: они либо потеряют всё, либо дойдут до справедливости. Не было другого выбора.
Сону перебирал в голове все известные ему имена, но так и не понял, кому выгодно будет стать частью этого непростого дела. Кто? Почему? И как далеко
он зашёл по отношению к другим?
Один пострадавший –
уже много; пять
найденных – дохрена и больше. Сколько их там на самом деле?
– Мне тебя надо было силой оттуда вытягивать, – цокает Рики, – и Джихон тоже. Знал бы я только, с
кем вы имеете дело, сразу бы начал действовать.
– Не получилось бы,
он хорошенько мозги промыл и заставил нас думать, что на нашей стороне нет
никого. Только к
нему можно прийти, чтобы быть в безопасности. Только
он помочь может – нет других. Хотя Джихон пыталась рассказать своим родителям. Никто ей так и не поверил.
И вот, наверно, почему
его угрозы срабатывали.
Он знал, кого надо вылавливать и на что давить, чтобы получить желаемое.
Он как хищник, высматривающий жертву, которая принесёт долгожданное насыщение.
Он, как какой-то демон, питается страхами и детской наивностью.
Он –
не человек.
– Я бы всё равно попробовал, – Рики стоит на своём, и при одном взгляде на него понимаешь: не отступит, не сбежит и будет здесь до конца рядом с тобой.
Рики – хороший друг. Отличный. Такой, которого Сону вовсе не заслуживает. Что он сделал для Нишимуры, а что он для него?
– Давай, мистер справедливость, заходи внутрь, – Джей открывает перед ними дверь, но не отпускает Сону, – а ты дыши, карапуз. Не забывай –
самое страшное позади.
Разве? Разве самое страшное уже осталось в прошлом?
Помещение встречает гнетущей атмосферой, которая спёртым воздухом и мигающей лампой бьёт в лицо. Как тут дышать, если кислорода не хватает? Тут как в темнице под землёй, как в катакомбах или ещё хуже – в гробу, а Сону закопан заживо. Он скоро задохнётся, и никто его не сможет вытащить. Спохватятся слишком поздно, когда на крышке останутся следы от ногтей, на ладонях такие же глубокие и больные раны, чтобы что-то почувствовать перед последним вздохом, не заставляющим себя ждать.
Ещё чуть-чуть и Сону правда задохнётся.
– Так, тихо, – Джей разворачивает к себе лицом и машет вверх-вниз рукой, помогая с дыханием. Сону повторяет. Как человек, подвергшийся гипнозу – безукоризненно следует за чужим голосом, – давай, Сону, вдох, выдох, снова вдох и…
И на выдохе легче почему-то совсем не становится.
То ли нервозность, наконец, совсем затуманила разум, то ли нежелание увидеть
кого-то что-то предупреждает об опасности и кричит:
«беги, глупый!».
Однако ноги врастают в землю, тело не двигается, и только руки Джея на предплечьях удерживают вот здесь –
в реальности – не давая улететь куда-то на обломках крыльев. Если бы это было возможно сделать, Сону бы упорхнул куда-нибудь подальше, где его никто не знает, где его никто не ждёт. Там, может, получилось бы начать новую жизнь, в которой нет от старой вообще
ничего.
Никого –
особенно.
– Всё же…всё же пройдёт хорошо? Меня не будут обвинять?
– Почему тебя должны обвинять? – хмурится Рики, – ты, Сону, не тот, кто должен понести наказание и получить нагоняй от общественности.
Страх есть и никуда не делся. Кому поверят больше: каким-то детям или человеку, который успел зарекомендовать себя в обществе? На чью сторону встанут люди, когда им придётся выбирать?
Рискнуть или остаться в спокойных (которые едва ли можно назвать так) условиях? Знать, что тебя не достанут, а не идти напролом, чтобы доказать что-то тому, кто тебя
уже нехило покалечил?
– Если я однажды сбегу, вы будете меня осуждать?
Конечно. Конечно, Сону, ты получишь осуждение в любом случае.
– Нет, – качает головой Джей, – это не наша битва, поэтому только ты решаешь: отступить или остаться. Мы можем лишь принять твоё решение.
Отступить или остаться?
° • 🦢 • °
– Мы получили…
кое-что, – мужчина нервно сглатывает, вспоминая что-то, и переводит взгляд с Сону на его мать, – пока неизвестно, кто решил отправить это нам, но вы должны увидеть.
Сону неуверенно кивает.
У
него наверняка сохранились записи, которые можно было бы использовать против
него самого.
Он хранил их, Сону помнит, как
он вытаскивал флешку и выключал компьютер. Пусть не было самого худшего, но увидеть со стороны ещё раз, как тянутся к собственному ослабленному телу когтистые лапы, оставляющие следы там, где никто не увидит..?
Сону не может. Глаза закрываются сами.
Показать матери (пусть ей плевать по большей части на самочувствие сына) то, как её ребёнка
оскверняют, не зная, что от неё ожидать? Будут ли выдвинуты обвинения против того, кто навредил Сону? Поймёт ли мама хоть что-то? Пожалеет ли хоть раз?
Или так и будет стоять на своём, видя в сыне разочарование, которое стало таковым ещё больше, когда он
упал и продолжил падать
в её глазах.
Сону никогда образцовым ребёнком и не был, но сейчас. Сейчас он, кажется, перегнул палку, хоть и чувствовал наконец свободу вдали от людей, которые слишком много от него ждут.
Он не идеальный и никогда таким не будет. К этому стоит привыкнуть не только ему самому, но и остальным. Завышенные ожидания всегда сопровождаются крахом.
Мама встретила чересчур спокойно, не удостоив взглядом Рики и Джея, выступивших в роли группы поддержки, которая действительно нужна была Сону. Хотя бы один человек, который верит и остаётся на твоей стороне – уже достаточно. Много ли вообще надо, чтобы стать чуть сильнее, чем ты был?
– Это как-то относится к нашим предыдущим визитам или только к
этому?
Лицо мамы, как и всегда, не выражает эмоций, а холод в голосе заставляет поёжиться, чуть ли не вжимаясь в стул. Хочется свернуться клубочком и укатиться. Подальше. Пока не будет места раскинуться и смотреть на небо, разглядывая облака и дорисовывая воображением им различные формы.
– Вот то, – тыкнул бы Сону в небо пальцем, – похоже на птицу. То – на яблоко. Там – на за́мок. А вон это…
…которое нависло над Сону, похоже на меч, который скоро упадёт остриём вниз, протыкая насмерть.
Над ним не облако – туча, предвещающая очередной ливень. Будет ли когда-нибудь солнце?
– Ко всему и сразу, – отвечает мужчина, – точнее сказать, одно вытекает из другого. Всё взаимосвязано. И если раньше, уж простите, были сомнения, что виновный есть, то сейчас…
Джихон была права, когда предполагала,
чья вина скрыта в этом падении. Неизвестно, приложил ли
он руку к тому, чтобы Сону мог забраться повыше (как следствие – полёт был бы больнее), но известно, что спихнул на самое дно именно
он.
Он выбил землю из-под ног и выдрал полуживые крылья, которые Сону пытался сберечь любой ценой.
Кто-нибудь однажды их бы подлатал.
– …есть доказательства, что ваш сын был одним из тех, кто говорит правду. Возможно, для тебя, Сону, это будет слишком болезненно, но ты ты должен подтвердить увиденное или опровергнуть его. Готов?
– Я, – тихо тянет Сону. Кидает взгляд на маму, и та кивает головой, – д-да.
– Тогда, – мужчина разворачивает ноутбук, – смотрите.
Откуда только?
На экране появляется запись с камер наблюдения. С того самого дня, когда Сону очнулся в больнице. Когда начал винить себя и чётко решил – уйду, раз прежней жизни больше не будет, а начинать с нуля сил нет. Как начало конца или новое начало – в тот момент было без разницы, как называть откат на точку старта.
– Электричества не было пару минут, это знают все, но после, – в кадр, к лежащему на полу Сону, кто-то приближается, – как вы видите, к Сону подходит мужчина. Лицо в камеры не попало, однако, мы успели опросить некоторых людей до вас, и все в один голос утверждают – такое пальто носит только один человек. Учитель Хон Чжихо.
Тот, чьё имя никогда не всплывало в негативном ключе. Тот, кто столько лет избегал наказания и продолжал жить так, будто был чист. Тот, чья вина останется отпечатком на детях, которые открылись не тому, выбрав вместо этого врага, скрывающегося под маской героя.
В театре маски носят все – надо было сразу стянуть её с
него, чтобы увидеть реальное лицо.
– Даже если и не столкнул, то, как учитель, на котором лежит ответственность за своих воспитанников в стенах студии, должен был оказать помощь. Но он проверяет пульс и просто уходит. Через пару минут прибегает Мун Джихон, которая и звонит в скорую.
Мамино лицо остаётся нечитаемым, хотя Сону ожидал увидеть там презрение
к себе или злость на тех, кто обвинял их во лжи.
Ни-че-го. Совсем.
– Ты не вспомнил, что произошло до инцидента? – мужчина смотрит на Сону, и тому приходится покачать головой, – в любом случае, у нас есть ещё кое-что, что повлечёт куда более серьёзные последствия, если отправитель решит поделиться этим со СМИ или опубликует в соцсетях.
Мужчина нажимает на следующее видео, и Сону приходится закрыть глаза.
Это он смотреть точно не будет и надеется, что мама последует его примеру, однако слышит, как она, прокашлявшись, задаёт лишь один вопрос:
– Вы задержали его?
Как далеко
он может быть сейчас, чтобы Сону хоть на каплю почувствовал себя в безопасности?
– Вчера вечером, когда получили видеофайлы, – голос мужчины становится тише, когда он обращается к матери, – не сказал бы, что вашему сыну повезло, но, к сожалению, мы нашли случаи хуже. Не беспокойтесь, вряд ли ему удастся избежать наказания.
Погубит ли его, наконец, собственный яд?
° • 🦢 • °
Неизвестный номер [14:06]
Я сделал всё, что было в моих силах
Я не настолько смелый, чтобы прийти
Увы
Неизвестный номер [14:07]
Хотелось доказать, что я могу ему противостоять
Но нет же
Я завидовал вам, потому что вы были
под его влиянием
И всё равно оказались
наверху
Неизвестный номер [14:08]
Всё началось с банальных угроз в вашу сторону
Потом в его сторону
Мне стыдно, ладно?
Я разрывался между желанием помочь и занять пьедестал
Неизвестный номер [14:09]
И всё же выбрал первое
Рискнул, когда попытался украсть все записи
Но пока это всё, что я могу сделать
Возможно, однажды?
Примите ли вы меня однажды, если я сейчас не смог?
Неизвестный номер [14:10]
Просто пойми
Даже откопав всё это
Я не чувствую себя в безопасности
° • 🦢 • °
Когда ежедневные срывы становятся нормой, невольно задаёшься вопросом – а бывает как-то
по-другому?
Смотришь на остальных девочек, с которыми хочешь не хочешь, но проводишь время вместе – один в один; смотришь на тех, кто далёк от этого всего – и зависть бьёт так сильно, что падаешь на землю, а возможности подняться нет. Тебе будто крылья вырывают из спины, хотя ты должен летать. Так природой было заложено.
Вонён ещё ребёнком поняла, что
по-другому не будет. Постоянные тренировки, голодовки, стрессы, состояние конкуренции и дикая боль – почти родная семья, ведь так часто она с ними. Иногда хочется сдаться, как девочкам, которые уходят из академии; или и вовсе быть отчисленной, чтобы
не самой. Тогда ведь не
я сдалась, а внешние обстоятельства помешали. Себя винить будет не за что.
Но Вонён себя винит за многое: за то, что
родная мама ушла; за то, что не может быть лучшей дочерью для отца и для мамы, которая приняла её в семью; лучшей сестрой для своего брата, который ей всё, а она столько же взамен отдать не может; за то, что старается недостаточно, чтобы быть лучшей; и за то, что начала что-то чувствовать к тому, кому этого совсем не надо. Как же глупо.
Чан Вонён – маленькая и очень-очень глупая девочка, живущая в своём выдуманном мирке, потому что реальность не соответствует собственным ожиданиям.
Как вообще её можно любить, если она недостаточно хороша?
– Оппа, – тихо зовёт Вонён, когда Сонхун встречает её, чтобы вместе забрать Сону, и тянет его за рукав пальто, – можем поговорить?
– Конечно.
Пак Сонхун на четыре года старше. У него другие интересы, другие цели в жизни и другое окружение. Он в целом
другой. Не такой, как остальные люди, окружающие Вонён. Ему не приходится давить улыбку и играть кого-то другого, чтобы стать частью прекрасного.
Пак Сонхун и есть прекрасное.
– До прекрасного не дотянуться, – сказал Рики, провожая взглядом Ли Хисына, – сколько не пытайся, не выйдет. Будешь думать, что приближаешься, но вот этот вот один шаг всё равно останется – как стена между ценным экспонатом и обычным посетителем. На него многие смотрят, а ты лишь один из многих, но никак не единственный.
Выглядит ли Вонён так же, как Рики? Так же отчаянно и безнадёжно, будто знает, что ничего не будет, но почему-то продолжает надеяться. Может, шанс всё же есть? Или нельзя давать себе даже надежду?
– Не может же быть прекрасное всё время одно.
– Может, – вздыхает Рики, – прекрасное будет идти вместе с чем-то таким же прекрасным, а если нет, увы, останется одно, потому что не может снизойти до простых людей, которые смотрят на него снизу вверх и пытаются понять замысел мастера. Но…не поймут никогда. Какой тогда смысл ему быть с кем-то, кто восхищается только загадкой и внешней привлекательностью, а не тем, что скрыто на самом деле?
Можно ли восхищаться тем, что скрыто за красотой Вонён?
Восхищается ли она тем, что скрыто за красотой Пак Сонхуна?
– Но не всегда за просто красивым скрывается что-то ещё, – добавляет Рики, – иногда так – чтобы глаз порадовать. Не больше.
«
Ты красивая» – факт; а не мнение. Сонхун просто озвучил то, что многим и так известно. Вонён красивая просто потому, что повезло ей такой родиться, а не потому, что кто-то в ней эту красоту видит на самом деле.
Может, Сону видит. Потому что
знает всё, что скрывается под красотой Вонён.
Значит, он может знать и то, что скрывается под красотой Пак Сонхуна?
– У тебя что-то случилось? – по-доброму произносит Сонхун, замечая, как нервничает девочка, – из-за Сону так переживаешь?
И за него (больше), и за себя (чуть меньше), но.
– Я просто.., – Вонён хлопает глазами, пытаясь избежать слёз, которые в любой момент готовы появиться, – просто не знаю, что мне делать, когда внутри столько всего одновременно.
Будто всё и сразу решило начать проявлять себя, чтобы добить не такого уж и большого человечка, который складывал переживания в одну кучу и в один момент не выдержал таких объёмов. Всё, что происходит в жизни Вонён слишком – её
холодное пламя не успевает возвращаться в норму.
Ей холодно и одиноко, будто все её бросили.
Появилось необъяснимое ревностное чувство, когда Сону ушёл из дома и нашёл новых людей, которые приняли его и, забирая с собой,
разрешили уйти из предыдущего мира. Вонён знает, что брат никогда её не бросит, однако не может не чувствовать злость и не замечать пустоту вокруг себя.
Дом без Сону – не дом. А он всё никак не возвращается за сестрой, собравшей чемоданы и терпеливо сидящей около входной двери, ожидая появление самого близкого человека, который протянет ей билет и заберёт с собой в лучшую жизнь.
Почему все её бросают?
Что она делает не так, раз остаётся одна?
– Вонён, – Сонхун останавливается и разворачивается к ней лицом, – ты можешь рассказать мне, если хочешь.
– Я не хочу, но мне надо, оппа, – она быстро бросает слова, которые не должны были вылетать из её рта.
Если признается, останется ли снова одна?
Не лучшее время, чтобы выяснять отношения, пока брат страдает, но оно же никогда и не наступит. Можно сколько угодно оттягивать момент и говорить себе
«не сейчас» – когда тогда? Легче-то не становится от того, что всё остаётся внутри.
Под реальной картиной.
– Как понять, что тебе кто-то нравится? – тараторит Вонён и опускает голову, чтобы не видеть чужого лица.
– Осознание приходит само. Человек просто вписывается в твою жизнь, а ты принимаешь его, как нечто родное, а не инородное. Понимаешь?
– Не совсем.
Потому что нет того принятия: Вонён, как могла, пыталась отойти от Сонхуна, но тело её не слушалось и тянулось к нему, ожидая тепла. Она сгорает от чувств, а не наслаждается теплом, которое могло бы перетянуть её холодное пламя и заменить его полностью
настоящим огнём.
Ей всё ещё холодно.
– Тебе кто-то нравится? – осторожно спрашивает Сонхун.
– А тебе? – тут же произносит Вонён, сожалея об этом.
Ненависть к проигрышам привита ещё с детства, когда все вокруг внушали: Вонён
должна быть лучшей. Второе место или, ещё хуже, проигрыш – конец.
Есть только первое место, которая надо вырывать у других, чтобы оставаться на вершине. Будут ли это справедливые решения или нет – неважно. Но Вонён всегда выбирает человечность. Из неё этого не убрать.
– Мне?
Отказ – такой же конец. Хотя не должен быть.
– Да, – произносит Сонхун через некоторое время, – есть кое-кто важный для меня.
Слёзы, собирающиеся в глазах – награда за проигрыш. Вонён изначально была вне конкуренции, но не потому, что была рождена победителем. Ей даже шанс побороться не дали, хотя она была готова трудиться для главного приза.
– Кто? – шёпотом.
Не хочется слышать ответ. Нет никакого желания узнать, что она останется одна снова, пусть шанс не был велик. Она должна была послушать Рики и провести черту, в которой стала бы одной из восхищающихся искусством, а не произведением, стоящим за витриной. Она – наблюдатель, которому дали шанс посмотреть на чей-то шедевр; посетитель музея; читатель.
Они всегда были на разных уровнях. Между ними всегда было то самое стекло и больше – ещё ограждение для особо ценных экспонатов. Это даже не один шаг, а целых два.
У Пак Сонхуна есть тот, кто стоит в таком же стекле, но рядом с ним. Не должно быть ненависти к тому, о ком говорит старший, и, удивительно, Вонён не испытывает чего-то столь сильного к неизвестному (
а, может..?) второму шедевру, который будет сопровождать Сонхуна.
В ней снова сталкивается человечность и эгоистичный настрой быть первой всегда и везде. То самое врождённое и приобретённое воюет, заставляя менять стороны каждую минуту.
– Не отвечай, – просит Вонён, когда замечает готовность Пака поделиться, – оппа, не отвечай, оставь это в секрете, пожалуйста. Прошу тебя, не говори ничего. Потому что мне нравишься ты.
– Но.., – теряется Сонхун.
– Не отвечай.
Вонён замечает выходящего из здания Сону и бежит к нему, потому что хочет почувствовать себя в теплоте, а не на осеннем холоде. Рядом с Сону никогда не было проигрышей или побед, потому что они всегда были в одной команде. И вряд ли что-то могло это поменять. Вонён не позволит никому и ничему встать между ними и разрушить единственное светлое и родное в её жизни.
Только если Сону попросит отступить.
– Пожалуйста, пойдём
домой, оппа, – Вонён прижимается крепко к Сону, и тот на самом деле греет, потому что становится теплее, – или куда угодно, но только вместе.
