* * *
Минуту спустя, Гарри уже был на кухне дома номер четыре по Тисовой улице. Ослепительное сияние, исходящее от старательно начищенной плитки на полу с чёрно-белым ромбическим узором, от кафеля спокойных серых тонов, в котором Гарри без труда разглядел своё хмурое отражение, от раковины, которая в свете кухонных ламп отливала розовым, да и вообще от любой доступной глазу поверхности, нещадно резало глаза и многократно усиливало дурноту. Подойдя к холодильнику — новенькой чёрной блестящей навороченной махине марки Bosch (тётя Петунья всё никак не могла нарадоваться недавней покупке, во всеуслышание заявляя, что «только респектабельные и понимающие толк в комфорте люди могут купить такую замечательную вещь», и этим вызывая жгучую зависть их соседки миссис Полкисс), он открыл дверцу и извлёк оттуда бутылку газированной воды. Благо теперь, когда Дадли принёс из школы годовой табель успеваемости, в котором рукой школьной медсестры было написано несколько исчерпывающе аргументированных замечаний касательно его лишнего веса и того пагубного влияния, которое он оказывает на здоровье Дадлика, холодильник был полон «кроличьей еды», как говорил дядя Вернон. Среди залежей капусты, моркови, руколы, сельдерея, различных тонизирующих напитков и безглютеновых батончиков, пропажу одной бутылки воды не заметил бы даже острый взгляд тети Петуньи. Гарри до половины наполнил стакан и залпом выпил шипящую пузырящуюся жидкость. Голове легче не стало, но склизкий ком в горле начал понемногу рассасываться. Окинув кухню меланхоличным взглядом, Гарри наткнулся на две тарелки на кухонном столе. Они были измазаны кетчупом и сыром, а по краям намертво присохли остатки макарон. Гарри негромко хмыкнул: тётя Петунья опять допоздна смотрела «Санта-Барбару», а чтобы прямо во время просмотра было с кем обсудить невероятные сюжетные повороты и несчастную судьбу героев, видимо, усадила с собой дядю Вернона, на свою беду оказавшегося рядом. Не испытывая ни малейших сомнений в том, кого Дурсли заставят мыть посуду, когда проснутся, он решил сэкономить нервы и себе и родственникам и, подхватив со стола тарелки, направился к раковине. Хотя следовало признать, что просить об этом Дадли в данный момент было бы чревато: диета отразилась на его и без того не ангельском характере самым прискорбным образом. Гарри до сих пор помнил, как две недели спустя после его возвращения на Тисовую, Дадли за завтраком попытался отобрать его порцию фруктового салата. Если бы увесистый кулак кузена достиг цели, ему пришлось бы провести пару недель в маггловской больнице с травмой головы. Воображать, что Дурсли повезут его в Мунго было глупо. Остановил сына, как ни странно, дядя Вернон. Впрочем, как подозревал Гарри, дело тут было вовсе не в неожиданно проснувшихся тёплых чувствах, а в том, что Дадерсу ради своего же блага не стоило нагружать организм лишними калориями – неизбежными спутниками переедания. К тому же, пришлось бы объяснять медикам, каким образом племянник получил травму. Тем не менее, подходить к Дадли с просьбами было опасно. Сейчас он и на обожаемую мамочку смотрел, как на злейшего врага. Холодная струя неожиданно бодрила. Заметно посвежевшую голову начало отпускать, признаки выхода из коматозного состояния начал подавать и весь остальной организм. Монотонные движения губки и поскрипывание керамики успокаивали. Про себя Гарри называл это ежеутренней медитацией. Он медитировал таким образом уже чуть больше месяца и с тоской и нетерпением ожидал возвращения в Хогвартс. Можно будет наконец-то увидеться с друзьями и прервать на время унизительную карьеру дворецкого. Правда, прощаясь с ним на вокзале, Рон упоминал, что возможно мистер Уизли сможет достать билеты на Чемпионат мира по квиддичу и они отправятся туда вместе. Время шло, но от Рона так и не пришло ни одной весточки. Он не отправил письмо с сычом -подарок Сириуса в конце прошлого года и не позвонил по телефону (вряд ли, конечно, чистокровный волшебник знал, как им пользоваться). Отсутствие новостей от Гермионы, тоже не обнадеживало. Магглорождённая девушка, выросшая в мире обычных людей, была прекрасно осведомлена о последних достижениях в мире техники и уж определённо была в состоянии набрать номер домашнего телефона Дурслей. Видимо, после случая прошлым летом, когда снявший трубку дядя Вернон крайне агрессивным тоном посоветовал «маленькой настырной чудачке оставить нормальных людей в покое и передать остальным ненормальным, чтобы они держались от их совершенно обычного дома подальше», Гермиона зареклась связываться с Гарри, когда он жил у родственников. Как бы то ни было, за исключением открыток с поздравлениями, пришедших три дня назад на его день рождения, друзья, казалось, забыли о его существовании. Гарри нажал на рычажок, и поток воды из крана незамедлительно прекратился. «медитация окончена», пошутил он про себя. Вытерев руки, он вышел на улицу. До пробуждения Дурслей оставался по меньшей мере час, а значит торчать в доме смысла не было. Включать телевизор было чревато: разбуженный дядя Вернон, это явно не то, с чем бы вы хотели иметь дело с утра пораньше. Лёгкое дуновение ветра обдало лицо прохладой и растрепало и без того взлохмаченные волосы. Поправив лезущую в глаза чёрную прядку, Гарри осмотрелся по сторонам. Тисовая в этот утренний час ничем не отличалась от любой другой улицы в пригороде Лондона. Чинными рядами по обеим сторонам от дороги стояли дома с одинаково, под линеечку подстриженными газонами, с одинаково шикарными большими машинами, блестящими лаком на подъездных дорожках в лучах утреннего солнца, даже крыши почти у всех домов были одинакового красного цвета. Вот из дома напротив вышел мистер Перкс — мужчина с каштановыми волосами, традиционно уложенными на одну сторону, он был столь же толст, как дядя Вернон и даже имел такие же моржовые усы, но, как человек, был несравненно более приятен. На его круглом моложавом лице было ясно написано удовольствие от каждой секунды этого дня, да и жизни вообще, небольшие карие глаза приветливо щурились на солнце и приязненно блестели. Вообще, своим добродушным характером, мистер Перкс очень напоминал Хагрида. До Хогвартса Гарри нередко общался с ним (он чуть ли не единственный, не боялся разговаривать с «малолетним преступником Поттером», когда Вернон был на работе, Дадли в школе, а Петунья со своей подругой Ивонн отправлялась по её собственному выражению «проредить» магазины. Гарри даже играл с его сыном Реджи, а однажды, к своей несказанной удаче, попал к нему на день рождения. Правда торта он так и не попробовал: почти сразу же явилась тётя Петунья, и стараясь скрыть выражение ярости на лице, стала слащаво уверять мистера и миссис Перкс, что мальчик случайно убежал, пока её не было дома, что они ни в коем случае не хотели испортить милое семейное торжество и выразила надежду, что неподобающее поведение её совершенно испорченного племянника не омрачит отношения двух достойных семейств. Сложно сказать, что об этом думал сам мистер Перкс, смотревший на миссис Дурсль с вежливой улыбкой человека, думающего как-бы поскорее выпроводить курьера из телемагазина, впаривающего какую-то хрень, но Петунья, ухватившая Гарри за руку так, что у него побелели пальцы, волоча его домой бормотала что-то о ненормальных, неуправляемых, неблагодарных подкидышах, которые только и делают, что позорят уважаемых людей перед соседями. После того случая Гарри две недели просидел в чулане под лестницей, но всё-таки в его жизни была эта странная дружба. Увидев его, мистер Перкс помахал ему через дорогу своей пухлой короткопалой рукой. Гарри, улыбнувшись, помахал в ответ. Вдруг, через три дома от них, хлопнула форточка. Обернувшись на звук, Гарри увидел, что из окна за ними пристально наблюдает миссис Полкисс. Эта дама была гораздо более типичным жителем Тисовой улицы. Высокая, болезненно худая, с безвкусно закрученными по моде пятидесятых кудрями и вечным выражением неимоверной брезгливости на узком лице. В любое другое время, миссис Полкисс, вероятно, не преминула бы сообщить тёте Петунье, о том, что её вздорный племянник отвлекает опаздывающих на работу людей праздными разговорами. К счастью, мистера Перкса она, как и большинство соседей, считала чудаковатым легкомысленным типом, «хоть и выбившимся в люди». Поэтому, ничего предрассудительного в том, что два странных типа ведут посреди улицы праздные разговоры, она не усмотрела – как известно, птичка к птичке тянется. Это напомнило Гарри о том, что к Дадли сегодня должен был прийти его друг, Пирс Полкисс, а значит придётся постричь газон, ведь «Дадлик должен был пользоваться уважением среди друзей». Гарри направился вниз по Тисовой, вышел на улицу Магнолий и не спеша пошагал вдоль неё по одноимённому шоссе. На свежем воздухе головная боль совершенно утихла, и мысли Гарри приняли радостно мечтательное направление. Сириус. Наверное, после поступления в Хогвартс, обретение крёстного, было самым счастливым событием в его жизни. Сириус просидел двенадцать лет в Азкабане — тюрьме для волшебников, а потому, до недавнего времени, в воспитании крестника участия не принимал. Чтобы защитить его от Питера Петтигрю — человека предавшего родителей Гарри Волдеморту, он сбежал оттуда и направился прямиком в Хогвартс. Вместе с Роном, Гермионой и Ремусом Люпином — школьным преподавателем Защиты от Тёмных Искусств и ещё одним старым другом отца, им удалось разоблачить предателя. Они собирались отправить его в Азкабан, тем более, что в школе в то время находился сам Министр магии, Корнелиус Фадж, который мог бы лично убедиться в невиновности Блэка. К сожалению, вмешался профессор Снейп — преподаватель зельеварения и декан Слизерина. Отказавшись выслушать Ремуса и Сириуса, из-за старой (хотя и довольно жестокой) школьной шутки, он потратил драгоценное время на бессмысленные препирательства и даже собирался передать Сириуса в лапы дементоров, дабы те применили к нему поцелуй. Гарри нисколько не сожалел о том, что они с друзьями слегка переборщили, приложив его экспеллиармусом. Снейп, сволочь! Дальше начался сущий кошмар: Ремус превратился в оборотня и Блэку, в облике волкодава пришлось с ним бороться, чтобы защитить детей от опасного хищника, потом Гарри, как уже было сказано, отогнал от себя и крёстного почти сотню дементоров, при помощи патронуса-оленя, а затем, с помощью поверившего им профессора Дамблдора и маховика времени Гермионы, они вдвоём смогли отправиться в прошлое, спасти приговорённого к казни Гиппогрифа Клювокрыла и бывший узник Азкабана улетел на нём в неизвестном направлении. Он не знал, где сейчас находится Сириус, но надеялся, что где-нибудь в безопасном месте. Может быть даже на юге: птица, в середине июля доставившая от него письмо на Тисовую улицу, а потом ещё одна, прилетевшая в день рождения, смахивала на огромного размалёванного попугая. Блэк заслужил долгий отдых после двенадцати лет, проведённых в месте, где из него постоянно высасывали все положительные эмоции. Было только очень обидно, что Гарри не сможет присоединиться к нему. Когда Сириус предложил ему жить вместе, Гарри сразу же согласился, погрузившись в сладостные мечтания о том, как всего через несколько недель расстанется с ненавистными родственниками и заживёт с человеком, который его по-настоящему любит. К сожалению, Петтигрю сбежал и крёстный лишился единственной возможности на оправдание. Настроение снова испортилось. Он не заметил, как свернул с шоссе на улицу Глициний и дошёл до детской площадки. Усевшись на качели, он стал медленно раскачиваться под порывами ветра. Дамблдор, наверно, решил оставить его здесь до конца лета. Директор, похоже, полагал, что вне Магического мира Мальчик-Который-Выжил принесёт меньше неприятностей. В конце концов, он мог бы провести лето у Уизли в Норе и безо всякого Чемпионата. Если бы только Снейп выслушал их, тогда Гарри мог бы… Поток мыслей оборвался, когда Гарри посмотрел на часы на своей левой руке, когда-то давно подобранные им на помойке. Они показывали 8:50. Хотя теперь, когда всё семейство Дурслей, а вместе с ними и Гарри, сели на диету, готовкой занималась тётя, родственникам всё равно не понравится, что он где-то шляется с самого утра и естественно, отдельно накрывать ему на стол никто не станет. Он вздохнул и поднялся с качелей. Пора было возвращаться…* * *
Дом встретил его звоном тарелок, бормотанием телевизора и разговором на повышенных тонах: — Я не собираюсь это есть! — ревел Дадли с истерическими нотками в голосе. — Но тебе придётся, молодой человек! — визгливый голос Петуньи взвивался до небес, — В противном случае, мы заберём телевизор из твоей комнаты! Гарри в удивлении приподнял бровь: удивительное рядом, раньше ни тетя Петунья, ни дядя Вернон никогда не повышали голос на своего Дидди, а уж о том, чтобы в чём-то ограничивать любимого сыночку (сыночка), и речи не шло! Пожалуй, с утверждениями о полной беспросветности лета, он несколько поторопился. — Забирайте! — тем временем продолжал бушевать Дадли, — Всё равно, после того, как вы забрали мою приставку, он мне больше не нужен! По всем каналам показывают полную ерунду. — Но ты сам выкинул её в окно! — Только после того, как вы заставили меня есть суп-пюре, —кузен подпустил в голос плаксивую нотку, — а ты же знаешь, я его ненавижу! — Но Дадлик, школьная медсестра сказала, что с подобным весом недалеко до сахарного диабета и порока сердца. — В голосе тётки зазвучали жалостливые нотки, — Ты что хочешь умереть таким молодым и оставить своих любимых маму с папой совсем одних с этим ненормальным? Однако и этот убойный аргумент Дадли не убедил: — Но мам, я не ем шпинат и чеснок, — протянул он несчастным голосом. — может быть я съем хотя бы один сникерс? — с надеждой спросил он. — Прости, Дадли, милый, — проворковала тётя так, будто едва сдерживала слёзы (Гарри бы не удивился, если так оно и было.), — но миссис Липскомб категорически запретила тебе есть что-то жирное, сладкое или каллорийное до тех пор, пока ты не сбросишь хотя бы тридцать фунтов. Гарри услышал, как жалобно задребезжала посуда, когда его кузен со злости ударил массивным кулаком по столу. Гарри прошёл прямиком на кухню и, привалился к косяку наблюдая, как тётя Петунья быстрыми, нервными движениями нарезает на кухонной столешнице помидор и отправляет его в стоящую рядом салатницу. Дадли, хмурясь и двигая челюстями, демонстративно отворачивался, усиленно делая вид, что внимательно слушает запись концерта Эдит Пиаф пятьдесят восьмого года, шедшую по телевизору. — Где тебя носило в такую рань?! Не стой столбом, помоги мне накрыть на стол! — тетя Петунья, наконец, его заметила. — Гулял, — бесцветным голосом ответил Гарри, сильно опасаясь, как-бы от ультразвукового тона её голоса, у него снова не начала болеть голова, — и я помыл посуду перед тем, как уйти. — Ах, ну надо же, какое достижение! — фыркнула она, — Как, наверное, тяжело делать что-то своими руками. В этой вашей школе всё, конечно же происходит по мановению волшебной палочки? Гарри задумался: а не рассказать ли ей о многочисленных охранных и вспомогательных чарах, наложенных на замок за тысячу лет, или об эльфах-домовиках? Но во-первых, она настолько боялась магии, что от излишних подробностей о мире колдунов её мог хватить удар, а во-вторых, от домового эльфа она бы всё равно отказалась, ведь у неё уже был один. — Если ты способен к такому упорному труду с утра по пораньше, — тем временем продолжала (тем временем) тётя, — то, думаю, для тебя не составит труда поднапрячься ещё немного и отнести эту салатницу на стол. Гарри едва удержался от того, чтобы не закатить глаза, и взяв салатницу, поставил её на стол, прямо перед Дадли, который не замедлил запустить туда ложку. — Дай хлеба! — потребовал он. — Нет, — не прекращая вытирать скопившиеся после готовки помидорные очистки, резко бросила тётя Петунья. Гарри слабо улыбнулся: всё-таки в том, что на диету посадили всю семью, было что-то хорошее. Наконец, все расселись, и некоторое время на кухне царила полная тишина, нарушаемая лишь пением Эдит Пиаф. Сверху послышались тяжёлые шаги, жалобно заскрипели ступени. На лестнице показался дядя Вернон — уже в костюме и в галстуке, но с не расчёсанными волосами. Усы его тоже не приобрели ещё свой привычный ухоженный вид и гневно топорщились. Впрочем, возможно, так казалось из-за крайне кислого выражении лица, которое не сходило с дядюшкиной физиономии с того самого момента, как он начал вести здоровый образ жизни. — Привет, спортсмен! — преувеличенно бодро обратился он к сыну, угрюмо ковырявшему салат в своей тарелке, и тут же сменив тон, гаркнул, — Мальчишка, сделай мне кофе! По мнению Гарри, Дадли скорее походил не на спортсмена, а на спортивный снаряд. Например, на боксёрскую грушу, из которой высыпали весь наполнитель. Однако Гарри благоразумно воздержался от комментария и поднялся, чтобы выполнить дядюшкину «просьбу». Подойдя к кофемашине и нажав START, он услышал, как позади, под тяжестью Вернона скрипнул стул. — И что это? — раздалось его недовольное ворчание. Гарри обернулся и увидел, как тётушка накладывает мужу его порцию салата из помидоров, свежих огурцов, шпината и чеснока. — Завтрак, — нарочито громко и чётко отрезала тетя Петунья, указав подбородком на понурого Дадли, который уже прикончил свою порцию и уныло таращился в тарелку отца. Вернон покривился, в раздражении дёрнул пшеничным усом, но покорно наколол на вилку дольку помидора. — Ничего сынок, — потрепал он Дадли по голове, — ты и так здоров как бык, а уж после такой-то диеты станешь истинным Гераклом! Надо будет поговорить с тренером Хоккинсом, он думает, что у тебя есть неплохие шансы начать подготовку на второй юниорский разряд, после того, как ты сбросишь в весе, — добродушно пророкотал дядя. Настроение кузена, с утра находившееся где-то на уровне плинтуса, после похвалы отца заметно улучшилось. Он выпятил грудь и с гордой улыбкой взглянул на мать. Судя по всему, его картина мира окончательно вернулась в привычный вид, когда дядя Вернон повернулся в сторону племянника и недовольно заворчал: — Пошевеливайся, паршивец! У меня нет времени ждать свой кофе целый день! — Дядя Вернон глумливо усмехнулся и добавил, — Или ты ждёшь, что кофе попадёт в чашку по волшебству? Ха! Нет, сэр! Дадли рядом с ним радостно гоготнул и даже тетя Петунья спрятала улыбку за модным журналом. — Сейчас, дядя, — Гарри дождался, пока кипящая пенистая жидкость стечёт в любимую дядину чашку и поставил перед ним коричневый горьковатый напиток. Дядя пододвинул чашку к себе, смачно отхлебнул большой глоток и, облизнув губы, блаженно откинулся на стол, раскрыв свежий выпуск Дейли мейл. — О, Quick repair заключила несколько весьма прибыльных контрактов. Вы посмотрите: они собираются провести капитальный ремонт в усадьбе Герцога Йоркского. — Какая удача, дорогой, что Мейсоны признали, что то фиаско, — Петунья бросила на племянника уничижительный взгляд, — было просто недоразумением! Просто замечательно, что они согласились прийти к нам на примирительный ужин пятнадцатого. — О да, большая удача! — порядочно отхлебнув из чашки, поддержал супругу дядя, — что, Дадлик, — он от души хлопнул сидящего рядом сына по плечу, — скоро пойдём выбирать ласты и маски? Будешь загорать и кадрить испанских девчонок, хе хе! Майорка всё-таки нас дождалась! Только Гарри успел подумать, что скорее каждый день будет любоваться на фотографии питомцев миссис Фигг и есть её любимую тушёную капусту, чем отправится на отдых вместе с Дурслями, как Вернон вперил в него колючий взгляд своих поросячьих глаз: — После того случая с пудингом, — начал он, недобро понизив голос, — пришлось объяснять Мейсонам, что сестра-алкоголичка Петуньи и её непутёвый муженёк померли в автокатастрофе и взвалили на наши плечи своего отпрыска, — сделав ещё один изрядный глоток кофе дядя продолжил, — и хотя мальчик не здоров и асоциален, мы изо всех сил стараемся ввести его в общество и он растёт в любви и заботе. Гарри с трудом подавил усмешку: выполнять обязанности прислуги, значит расти в любви и заботе?! В таком случае, Дурсли были никак ни меньше, чем Святыми великомучениками англиканской церкви. — Если что-то из сказанного тобой, — рычал тем временем дядя Вернон, — будет противоречить данной версии, и если ты ещё раз посмеешь поставить нас в идиотское положение, то я предупреждаю тебя: ты просидишь в своей комнате без еды до самого отправления в свою дурацкую школу, а эту чёртову птицу я отправлю на корм бульдогам Мардж. Ты понял меня, мальчик?! Гарри, который за время устрашающего монолога успел доесть свою порцию салата, (которая, видимо, в стратегических целях поддержания морального духа была в пару раз меньше, чем у Дадли), окинул (дядю) старшего Дурсля меланхоличным взглядом и, отложив вилку на край тарелки, спокойно произнёс: «Я не подведу, дядя». — Так-то лучше, — пробурчал тот и, опрокинув чашку (это значит он её уронил), вылил себе в рот остатки кофе. — Уже уходишь, дорогой? — тётушка сама принялась мыть оставшуюся после обеда посуду. — Да дорогая, — Вернон направился в прихожую, наверняка, чтобы причесаться перед зеркалом, — Нам же не сваливается с небес на голову всё, что пожелаешь. Нет, сэр. Обычным людям нужно много работать, чтобы заслужить уважение и достаток, — он вышел из кухни, посмеиваясь себе в усы. В это время Дадли, громко рыгнув, отвалился от стола (отвалился — это значит откинулся назад, сидя на стуле, он должен встать чтобы потопать) и потопал к себе наверх. — Во сколько приходит Пирс, милый? — проворковала ему вслед тётя. — В два. — Ты слышал, мальчишка? К двум газон должен быть в полном порядке. Друзья Дадлика должны видеть, что они приходят в дом к людям, которые знают себе цену, — не оборачиваясь приказала она. — Хорошо, тётя, — выражая полную покорность судьбе вздохнул Гарри, а Дадли, обернувшись у порога послал кузену гаденькую улыбку. — Если Пирсу что-то не понравится, мы всегда можем засунуть тебя головой в клумбу, братец! — радостно объявил он и, наконец, убрался вон из комнаты. Гарри на секунду закрыл глаза, с шипением выпустил сквозь зубы воздух и отправился следом.* * *
На улице был уже ясный день, становилось жарко. Гарри вытащил из гаража газонокосилку (гордость дяди Вернона) и, выставив её прямо по линии, пошагал с нею по траве. Газон был идеально ухожен, иногда можно было заметить лишь крошечную, выбивающуюся из общей картины травинку, да и то, только если нагибаться к самой земле. Но для тети Петуньи, у которой каждый цветок был посажен в строго определённом месте, даже такое незначительное отклонение от нормы, было личным оскорблением. «Кто бы видел сейчас Мальчика-Который-Выжил», мрачно размышлял Гарри, направляя газонокосилку в обратную сторону. «Хорош Герой-садовник. Победитель самого страшного тёмного лорда за всю историю магического мира в естественной среде обитания, так сказать. Ха! Именно так должен жить «наглый, самоуверенный, самовлюблённый мальчишка». На ум снова пришёл Дамблдор: ну вот и какой смысл ему держать Гарри у ненавистных родственников на положении домработницы? Закаляет героя? Что-то вроде: тяжело в учении, легко в бою? В неосведомлённость Директора о его жизненной ситуации он не верил. О том, что до одиннадцати лет Гарри жил в чулане Дамблдор в курсе, а об отношениях в семействе Дурслей не знает? Мысли сами собой вернулись к школе. Как он скучал по замку с его бесчисленными коридорами, движущимися лестницами, живыми портретами и приведениями. По чаепитиям с Хагридом, полётам на метле под свист ветра в ушах, по родной квиддичной команде. Ему вспомнилось, что Вуд в этом году обещал представить совершенно новую стратегию тренировок и игр с помощью которой они «размажут слизеринцев по всему полю». При этом последнем воспоминании лицо Гарри озарилось счастливой улыбкой. А ещё он скучал по приключениям. Возможно, кто-то бы назвал это мазохизмом, но здесь, на чинной Тисовой, ему до ужаса не хватало ощущения опасности, преследующей тебя на каждом шагу, интриги, тайны скрывающейся за каждым поворотом и электрического разряда бегущего по позвоночнику от предвкушения предстоящего риска. Конечно, к концу года это ощущение начинало утомлять, но по прошествии времени, хотелось снова искать себе приключений на все части тела. Воспоминания подёрнулись ностальгической дымкой: вот Гарри на первом курсе вместе с друзьями проходит все препятствия на пути к Философскому камню и побеждает Квирелла. Вот мёртвый василиск с грохотом падает на массивные плиты Тайной комнаты и визжит, извиваясь в предсмертной агонии отпечаток из дневника, пронзённого клыком своего ручного монстра. Вот холод и мрак, излучаемый десятками дементоров растворяется и уходят из головы надрывные мамины крики под напором нестерпимо сияющего патронуса-оленя — анимагической формы папы. Улетает в рассвет Сириус… Почему-то ему особенно врезался в память именно первый курс. Может быть потому, что именно тогда он впервые оказался в совершенно новом для себя мире, и с жадностью впитывал всё происходящее вокруг себя, может быть потому, что на первом курсе у него, наконец, появились настоящие друзья. Но, скорее всего потому, что именно на первом курсе они всё делали вместе: Гарри поймал ключ, Рон обыграл в шахматы МакГонагалл, а Гермиона решила задачу Снейпа. Потом ему всегда приходилось идти на дело с кем-то одним из них двоих, и только в том первом приключении, они действовали, как единое целое. Гарри выключил газонокосилку и поставил её обратно в гараж. Снял и бросил поверх неё садовые перчатки. У крыльца вытер о коврик ноги и вошёл в прихожую. Благо Тётя Петунья была занята, развешивая бельё в ванной, и прерывать его мысленное путешествие в прошлое было некому. Он поднялся к себе на верх и толкнул дверь, входя в комнату. Прямо на него из зеркала уставились ярко-зелёные глаза в круглых проволочных очках. На него смотрел высокий мальчик, слишком худой для своих четырнадцати лет, его чёрные волосы заметно отрасли и теперь их пряди даже немного спускались вниз по шее. На его узком, чуть бледноватом лице впервые за много дней блуждала счастливая улыбка. Он подошёл к своей кровати и опустился возле неё на колени. Пошарив пару секунд по полу, Гарри указательным пальцем подцепил неплотно прилегающую половицу. Половица скрипнула и отъехала в сторону. Здесь у него был хитрый тайник, где он хранил самые ценные свои вещи: альбом с фотографиями родителей, Карту Мародёров, мантию-невидимку и волшебную палочку. Теперь тут находились ещё и запасы еды. Сообразив, что ему грозит всё лето просидеть на одной моркови, он послал к друзьям Буклю, с призывом о помощи, и те, к их чести, не пожалели усилий. Из дома Гермионы Букля вернулась с огромной коробкой печения без сахара (её родители были стоматологи), Хагрид не пожалел мешка твердокаменных кексов собственного приготовления (к ним Гарри не притронулся, опасаясь сломать зубы — слишком велик был опыт по части его стряпни), Миссис Уизли прислала их семейную сову Стрелку с огромным тортом и чудовищных размеров пакетом пастилы. А на день рождения Гарри получил сразу четыре роскошных торта — от Рона, Гермионы, Хагрида и сириуса. Так что не смотря на отсутствие писем, друзья всё же заботились о нём. Набрав полные ладони Гермиониного печения, Гарри плюхнулся на кровать. Когда он закинул в рот первую галету, в голову ему вдруг пришла внезапная мысль: «А ведь если бы Гермиона тогда не решила задачу с зельями, мы, при самом лучшем раскладе, застряли бы в той комнате, до тех пор, пока нас не нашли бы профессора. (Должны же были они периодически проверять защиту?), и это ещё в том случае, если бы мы не умерли, глотнув не из того флакона. Ох-ё…к нам ещё и Квирелл мог выйти! Кстати, он-то как собирался оттуда уходить? Для преподавателей был сделан специальный выход? К тому же, Волдеморт в любом случае получил бы камень. В общем, хорошо, что у них есть Гермиона, а у неё — её замечательные мозги!» Гарри про себя усмехнулся этой мысли, и, откусив кусочек от новой галеты, задумчиво сощурился: Хмм…как там было? Две(?) из нас помогут…ты только их найди… В двух вино всего лишь, а ещё в трёх(?)...яд… «Любопытно…», Гарри в лёгкой растерянности потёр шрам на лбу. «А Снейп у нас ещё и поэт…кто бы мог подумать. Получается, из энного количества сосудов необходимо найти то, что вам нужно. Гермиона сделала это за три минуты, да…» «А чем я, собственно, хуже? Делать мне всё равно нечего, кроме как сдерживать в себе порывы повеситься со скуки. Работу на лето я всё равно уже сделал: Дурсли отличный мотиватор к учёбе.), я умён, сообразителен, пораскину мозгами, заодно, ещё немного поностальгирую.» Гарри и сам не понимал, чем его вдруг заинтересовала эта задача трёхлетней давности. Наверно в попытке получить хоть одно положительное впечатление этим летом, он пытался найти способ снова пережить своё самое первое настоящее приключение. Хоть и в таком ограниченном масштабе. Он поднялся с постели и, на ходу стряхивая с себя крошки, направился к своему письменному столу. Через пару минут он наконец разгрёб ворох из старых выпусков «Пророка», учебников, обрывков пергамента, черновиков своих работ, пузырьков из под чернил и совиного лакомства для Букли и вытащил чистый свиток пергамента. Обмокнув перо в чернильницу Гарри начал писать: Дорогая Гермиона, Где бы ты сейчас не была, я надеюсь, ты хорошо проводишь время. Ваши посылки просто спасают мне жизнь! Я до конца своих дней буду благодарить тебя и твоих родителей за это печенье. Тётя и дядя собираются записать Дадли в секцию бокса. Не один несчастный теперь не сможет избежать расправы. Дорогой братец будет лупить всех профессионально. С диетой дела идут туго: на днях он даже выкинул свою приставку из-за того, что тётя заставляла его есть суп-пюре. Я уже выполнил все задания на лето. Могу представить твоё удивление, что ж, скука отличный стимул. Миссис Уизли нужно не заставлять Рона обезгномливать сад и чистить сарай, а просто оставить его в покое на пару недель. Уверен, академические успехи нашего друга резко улучшатся. Правда, моё праздное времяпрепровождение дало неожиданный побочный эффект. Видишь ли, от нечего делать, меня накрыли ностальгические воспоминания. О, незабываемый первый курс! Тролль, квиддич, мантия Снейпа… Прости, я немного отвлёкся. Так вот, на этой волне я вспомнил, как ты за три минуты решила задачку зельевара всея Хогвартса (поэта в душе)