I choose you to fill your void
Oh, I choose you to fill your own, I fill you up
© The Weeknd, Lily Rose Depp & Ramsey — Fill the Void
Somewhere
In some other lifetime
I roam free…
///
…Am i playin' alright now, daddy?
© The Weeknd, Lily Rose Depp — Dollhouse
Джулс приходит. На этот раз — без ничего, открытая, отвергнутая, откровенная. Они в комнате Нейта. Или в комнате Джулс. Или в номере мотеля, где обычно зависал Кэл. Или посреди космического пространства. Не суть важно, здесь возможно всё. Здесь возможна невозможная. На Джулс длинный прозрачный халат, её острые плечи ювелирно очерчены тонким серебром ткани. Её волосы заколоты палочками в небрежный пучок, на верхних веках серебристая пудра; полукружья ее грудей белым призраком выглядывают из-за халата. Плоский живот, молоко и кровь кожи, улыбка на губах понимающая и обещающая. Джулс Вон — лучший кошмар во вселенной. Нейт лежит пред ней, нет — упал пред ней. Он на коленях, его руки на коленях, его взгляд устремлен на её колени. Он похож на молельщика у алтаря. На человека перед жертвоприношением. — Это всё, чего ты хочешь? Чего ты когда-либо желал, Нейт? Надо бы поднять голову, ответить ей в своей фирменной манере, как обычно отвечают Джейкобсы: лягнуть, оскалиться, показать шавке, кто главный. Но его голова опущена, и даже когда Джулс касается его коротко стриженной макушки, вплетая в волосы ледяные длинные пальцы, оглаживая его, как провинившегося кобеля, — Нейт глаз не поднимает. Он боится смотреть на неё. Он не может не чувствовать её. — Почему ты молчишь, Нейт? Ты столько говорил, и сделал ещё больше, — голос Джулс звенит в стенах, в полу и потолке; в его рёбрах, черепе, глазницах и сосудах. Она не звучит осуждающе, она тепло улыбается, светится и кричит изо всех фибр его души. — Почему же сейчас ты молчишь? Нечего сказать? Не верю. Говори, Нейт. Он разлепляет сухие губы; не поддаются, кажется, что рот склеили липкой смолой. Во сне всегда так — и бег не бег, а ходьба в замедленной съемке, и пульса нет, и воли. Джулс держит его за волосы, и кончики её пальцев отныне — ось его существования. Он на её орбите, она — единственная его опора на Земле. Тишина накалённая, болезненная. Джулс хихикает над ней, ничуть не удивленная. — Ты сказал, что ты весь мой, Нейт. Докажи это. Под халатом Джулс — лишь белизна слоновьей кости её фигуры. Её тело как православный храм из белого камня. Её кожа — облака и туманы где-то на вершинах величественных гор. Её ноги — обитые войлоком стены палаты для буйнопомешанных. Джулс красива, и это ужасно. Нейт опускает голову ниже, теперь его лоб касается маленькой косточки таза. Всё вокруг такое мягкое и уютное, точно водяной матрас. Джулс раскрывает халат пошире, не пряча своего тела. Она пахнет чем-то молочным и сладким, запахом цветков улуна, лилиями и жасмином. Приятным, но не приторным. Нейт видит её голой не в первый раз, но впервые вот так. Вплотную. Как будто она живая. Как будто не придётся больше сдувать пылинки с её распечатанных фотографий, а можно потрогать, вкусить, узнать. Хоть и страшно. Хоть и очень, очень, просто до усрачки страшно. — Я жду. Это не звучит приказом — это констатация факта, мягкое успокоение его упаднического осознания того, что ничего уже не исправить. Джулс, словно святая, разрешает ему рано или поздно прийти к ней, чтобы вымолить то, что ещё не стыдно обозвать своей душой, попросить прощения и поддержки. Если бы она осуждала, если бы она царапала и кусала его, Нейту было бы легче. Но когда она вот такая — прекрасное доброе привидение, позволяющее ему просто быть — становится так паршиво, что хоть верещи. И чем ужаснее кошмар, тем легче его больному (под)сознанию возбудиться. Джулс вся обнажена под халатом, и он может видеть её член прямо перед своим носом. Странно, но у него совсем нет внутренних терзаний по этому поводу. Член для него давно синоним опасности, ассоциация с подавлением, грубостью и унижением, со всеми теми больными вещами, что творил его отец. Но Джулс — добрая и понятная. У неё красивая фигура и прелестная улыбка соседской девчонки. В ней соединились непомерное мужество и космическая женственность. Она больше, чем набор хромосом и устройство гениталий. Она больше, чем просто человек. Коснуться её уязвимой кожи между ног, от внутренней стороны бедра к выбритой мошонке, где она тоньше и нежнее, — не страшно и не противно. Это не глупо и не неправильно. На самом деле, Нейт впервые испытывает столь резкое всеобъемлющее облегчение, и ему хочется зарыдать. Её тело на ощупь как облака тумана. Подушечки пальцев покалывает прохладой, его нервные окончания рвут микроимпульсы. Вспышка-вспышка. Камерой айфона, в новом белье, в новых боксерах, в темноте комнаты, пока папа работает в кабинете. Общая тайна делает эти прикосновения только слаще. Нейту не нравятся члены. Но Нейту нравится Джулс. Она нужна, чтобы спасти его душу, этот последний не сгнивший кусочек за его грудиной. Потому его губы касаются её бедра; так целуют иконы и стену плача. Потому его медвежьи ладони бережно ложатся на её птичьи колени, поэтому Нейт весь подаётся к ней, всем телом, всей сущностью. Джулс не мешает и не помогает. Просто продолжает перебирать его волосы на затылке и замечает, что пора бы подравнять. Нейта трясет от страха, но всё-таки он рискует приоткрыть губы и кончиком языка провести по её члену. Джулс дышит немного сбивчиво, но ничего не говорит и не мешает. Ему хочется услышать её голос не через искаженную связь мессенджера, и он вжимается губами, уходя ввысь, от головки до чернильного ручейка вены вдоль ствола. Джулс обрезана. Для Джулс всё ощущается остро, словно взмахом ножа по запястью. Она реагирует на сей раз громче, чувствуя его яркой фотовспышкой на коже. «Докажи. Это.» Нейт берёт её медленно, постепенно, привыкая сам, и не желая, правда не желая причинять ей боль. Его губы обхватывают узким кольцом небольшую головку, во рту сухо, но он всё равно старается. Он не закрывает глаза — он смотрит снизу вверх на её искажённые тусклым освещением белые линии, сливки и снега её волос и грудей, нежный жемчуг её улыбки. Созерцает, просит прощения. Его взгляд покорный и принимающий. Я докажу, говорят его радужки, я знаю, что я мог бы стать лучше, шепчут расширенные зрачки. Когда у Джулс тоже темнеют глаза, в тот момент, когда Нейт впускает её в рот глубже и пробует прижаться корнем языка к члену, дыша через нос, — чистота образа расплывается, но тем не менее это всё ещё самое трогательное из всего, что он переживал. «Докажи это. Докажи.» У него немного ноет в коленях. Нейт не отодвигается — движется только вперёд, изредка покачивая головой, привыкая к её размеру и длине. Чувство новое, но не плохое. И, как ни странно, не менее приятное, чем когда отсасывали ему самому. Он отстраняется, кружит языком по хрупким исколотым иглами бёдрам, вылизывает подвздошные линии, вновь обхватывает губами её длину и сосëт, втянув щёки. Хватка Джулс усиливается в его волосах. «Ты мой?» «Весь.» Нейт низко стонет вокруг неё, посылая волну дрожи по всему телу Джулс. Он словно воочию видит искры тока, прошивающие её позвоночник. Собственный член стоит уже до боли, но он не пробует даже потереться о неё. Даже не касается руками. Они на коленях, немые и послушные. Он берёт глубже, заставляет её коснуться его горла. Зато Джулс касается его охотно: резко двигает бедрами навстречу его рту, тянет за волосы, царапает затылок. Душит его собой. Зрение застилает белым жаром, но Нейт продолжает смотреть упорно вверх, на свет. Он в душном коконе, превращается из куколки в бабочку, и стенки этого плена пульсируют и горят. В них жарко. В них так удивительно, потрясающе, лучшее самосожжение на Земле. «Ты чёртова шлюха» «Ты пизда. Настоящая жалкая пизда» «Сделаешь это ради папочки?» «Это всё, чего ты хотел?» Джулс встряхивает, она издаёт глубокий красивый звук, приоткрыв розовые губы. Нейт, наконец, крепко зажмуривается, чувствуя густую соль нёбным язычком. Джулс, когда кончает, просто непозволительно очаровательна — он никогда не встречал настолько по неземному чувственного существа. Это мгновение лучше собственного оргазма, видеть её такой: голова запрокинута, пальцы свободной руки сжали левую грудь, рот в форме «о» и в складке между бровей блестит пот. Джулс раскрывается только ночью, как примулы. Она разрешает ему себя, доверяет. Его руки слетают с колен и сжимают её ягодицы под халатом, не позволяя Джулс отодвинуться, принимая её всю, жадно, до последней капли. И когда Нейт просыпается дома, на мятых мокрых простынях и с пятном на передней стороне боксеров, он понимает. Хотел. Как никогда не захочет ничего сильнее.