***
Холодный ветер касался верхушек деревьев, раскачивая их. Пошёл снег, настилая подушки на еловые ветви. В окошке лесной избушки светился огонёк. Из трубы, торчащей на крыше, вился сизый дым. Жарко топилась старая печка, разливая тепло. Закипал чайник. — … как бросился на меня Всполох. Так проворно, что заметить не успел. Едва руку не откусил, — жаловался Ванька. — Гриву взъерошил, рычит, словно пёс, а я уздечку хотел надеть. Бесовская коняга. Он изо всей силы грохнул кулаком по столу. Загремели кружки и бутылки. — Так уходи от него, — посоветовал леший, разливая остатки содержимого. Тут же осёкся, встретившись с Ванькиным взглядом. — Отомсти тогда. — Отмстить, говоришь, — в глазах домового загорелись лукавые огоньки. Он залпом выпил кружку вина и вгрызся в уже надкусанное кольцо колбасы. — Придумал что-то? — Ыгы. Такое вазвечение пвидумал, — проговорил Ванька с набитым ртом. Его внезапно так разобрал смех, что он поперхнувшись непрожёванным куском закашлялся. Утерев набежавшие слёзы рукавом рубахи продолжил: — Достанется Кощею и коню его. Пьянствовали и шумели друзья ночь напролёт. Разговор становился веселее, несвязнее, громче. Заснули на лавках ближе к рассвету. Леший храпел с присвистом, а Ванька тихонько посапывал. Свеча оплыла и угасла, сквозь маленькое окошко лился бледный свет месяца.***
В то морозное утро лес сверкал в лучах зимнего солнца. Выпавший за ночь снег плотными подушками лежал на земле и ветвях деревьев. Открыв дверь навстречу свежему воздуху, Ванька невольно сощурился от ослепительного сияния. Шатаясь вышел на крыльцо. Он сидел на расчищенной ступеньке, сплетя руки на груди и наслаждался лучами солнца. Смотрел на мелкие снежинки, крутившиеся в воздухе. Молчал, выпускал изо рта облачка пара. — Что делаешь? — спросил леший, садясь рядом. — Думаю, — поёжился от колючего холода Ванька. — Думааааешь.., — протянул зевая леший. — В тепле оно лучше. В печи вновь горел огонь и поленья весело потрескивали, наполняя избушку теплом и уютом. Засвистел закипая чайник. Леший бросил в него горсть сушёных ягод. — Сам собирал на заповедных полянах, — похвастался он, разливая ароматный чай по кружкам. Подул чтобы остудить немного и отпил глоток. Некоторое время молча пили чай, думая каждый о своём. Леший не удержался и спросил: — Что надумал? — Помнишь избушку ведьмину, что летом в лесу нашли? Где оборотень с девкой своей хоронились. — Угу, — неопределённо протянул леший и поскрёб макушку. — Увидишь, — загадочно произнёс Ванька и одним глотком осушил кружку.***
Спокойно и безмолвно дремал лес. Свежий снег едва слышно хрустел под ногами и сверкал тысячами ледяных кристаллов. Меж высоких заснеженных елей проглядывало голубое небо. Снежная пыль осыпала их, но Ванька с лешим, увлечённые разговором, ничего не замечали. — Заберём череп, что за заборе висит и напугаем коня, — с азартом делился думами Ванька. — Кощей придёт проведать Всполоха, а того нет. Выбил коняга копытом дверь и убежал. Или лучше пускай лягнёт, а не убегает. Вот смеху-то будет. Шедший рядом леший слушал, порой не понимая сказанного, когда Ванька резко перескакивал с мысли на мысль и с жаром размахивал руками. Каждая новая выдумка домового была проказливей предыдущей. Пускай Кощей сам за конём своим ходит, гриву ему расчёсывает и за домом смотрит. Поймёт тогда, что весь дом на одном Ваньке держится. Придёт мириться, да прощенья просить за слова резкие и коня кусачего. Осерчает, конечно, сначала, а потом смирится, когда скотина в хлеву реветь от голода станет. Кто им корма задаст? А поля кто проверит? Вся чёрная работа на Ваньке и держится. А что он получает?чёрствый пряник и блюдце молока. Где обещанная ложка с васильками? Обещал Кощей ложку после большой осенней ярмарки. Обещанного три года ждут. Вот пускай и ждёт, когда домовой сменит гнев на милость. Не будет обещанной ложки, не видать прощения. — Разве я дурное говорю? — Э-э-э, — неопределённо протянул леший и покачал головой, не желая обидеть друга. — Вроде нет… Отлынить от работы Ванька любил, но и как-то хозяйственные дела успевал выполнять. Всё держалось на капризном домовом. — Один ты меня и поддерживаешь, — расчувствовался, умилился Ванька и утёр набежавшие на глаза слёзы. — Полно, — леший похлопал друга по плечу и придал своему лицу серьёзное выражение. — Поди пришли. Шмыгнув пару раз, Ванька обернулся. Точно она: избушка ведьмина. Вот и ель, и забор, и череп. Из снежной пелены едва выглядывает, чернея, крыша и треугольник чердака. Налетел ветер. Постучал в окна, крышу. Заунывно засвистел в печной трубе. Послышался резкий стук, сорвалась одна из ставен. Дверь соскочила с петли и повисла криво. Сквозь эту щель ворвался ветер. Зашумел, загудел, застучал под кровлей. Ванька с лешим невольно поёжились. — Холодает. — Угу. — Говорили, что ведьма знакома была с нечистой силой. От её взгляда коровы теряли удой, куры забивали себе зоб, а лошадь могла сбросить и затоптать всадника. Пускала она по ветру лихорадки, чёрную немочь и хвори всякие. Послушны ей были домовые… — напевно проговорил леший. — Чепуха, — махнул рукой Ванька. — Помоги лучше. Храбрясь он подошёл к редкому покосившемуся забору. Череп был на самой длинной крепкой с виду жерде. Покачав и убедившись, что тот падать не собирается, Ванька решил залезть сам. — Подсади меня и держи забор чтоб не раскачивался, — наставлял друга домовой. Подтянувшись на руках, он полез наверх. Жерди ломались оборачиваясь трухой. Кое-как добравшись до черепа, Ванька легонько поддел его. А потом он погрузился в туман. Густой, как сметана. Всё исчезло. Из клубящегося тумана показалась фигура бледной девушки. Распущенные её волосы чёрным пологом окутывали худой стан. — Где я? — В тумане воспоминаний. Мы здесь только вдвоём. — Ведьма, — прошептал Ванька. — Хочешь стать частью сна? — Я… — Вечный сон успокаивает тоску, но не выпускает из объятий… Неволя не бывает вечна… Ведьма склонилась, поцеловала домового в лоб. Безумно расхохотавшись закружила вокруг себя. Она беззвучно закричала исчезая в тумане. Не выдержав тяжести верхняя жердь сломалась. Ванька кубарем скатился на землю, держа в руке череп. Потерев ушибленное место, он тяжко поднялся на ноги. Голова кружилась. Если присматриваться, то вокруг вставал туман и призрачная фигура с длинными волосами. — Погляди на небо, — леший подёргал домового за рукав. Ванька заморгал глазами и замотал головой, взглянул вверх. Тёмные тучи заволакивали небо. Налетел сильный ветер, бросил в лицо горсть колючего снега. Замотав череп в тряпицу, Ванька перекинул узел через плечо. Они шли вперёд, но чувствовалось, что конец их пути далеко. Снег забивался за шиворот, обдавал лица ледяными колючками. Взглянув вверх можно было с увидеть, как неслись тяжёлые тучи. Ветер дул сильнее и сильнее. Он яростно кружил взрытые снежные хребты. Гнал вперёд лохматую тучу, словно стремился утопить лес, поля и прилегающие деревни. Вихри кружились и, увлекая за собой, снежную пыль поднимались к небу. По воздуху летели мелкие сучья деревьев, клочки сухой травы. Чудом сориентировавшись в снежной круговерти они набрели на избушку лешего. Замёрзшие до того, что на них жалко было смотреть ввалились внутрь. Сизый дымок вился из печной трубы. Ванька с лешим отогревались, протянув к огню озябшие руки. Друзья перетащили ближе к печи лавку, потому как почувствовали сильную усталость. Вскоре их разморило. Тепло окутывало продрогшие тела, исчезало неприятное покалывание. Глаза закрывались. — Чаю бы, — встрепенулся леший, заглядывая в чайник. Он потряс задремавшего Ваньку. — Сходи, набери снегу, а я пока на стол соберу. — Сам сходи. Ты хозяин…чего дерёшься, — возмутился домовой, получив чайником по голове. — Ладно, схожу. А узел с черепом где? — На бочонке с соленьями в углу. При упоминании бочонка и солений Ваньку внутренне передёрнуло от воспоминаний Праздника урожая. Выскочив за дверь, он зачерпнул снега из ближайшего сугроба и шустро нырнул обратно в избяное тепло. Начало смеркаться. Метель только усиливалась, снежным ливнем ударяя в окна, прокатываясь плачем. Горячий травяной чай подливался в кружки. Вновь весело свистел, закипая, чайник. — Нешуточная метель разыгралась при ясной-то погоде, — заметил леший. — Неспроста. — Думаешь? — Ведьма её наслала за то, что вторглись в её владения и украли череп. Точно тебе говорю. — Она ж утопла давно. Как могла метель наслать? — Тело поди уже раки съели, а дух неупокоённый в избушку вернулся. Не в силах выйти за порог. Разве что во снах людских. Ведьма. Одним словом тут сказано. Услышав сказанное, Ванька замер с кружкой в руке. Смутные воспоминания всплывали и тут же пропадали в его голове. Кто-то говорил ему про сон. Про волю. — Не верю я во все эти сказки. Как она мёртвая может зло насылать? — Дух ейный, — стоял на своём леший. — Ведьма, ведьма. Заладил одно и тоже. Давай спать ложиться. — И то верно. Умаялись за день.***
Надувши губы, Мила села на лавку. Губы её задрожали. Стирая пальцами со щёк слёзы начала тихонько плакать и громко всхлипывать. Серый прислушался из-за двери. Хотел было вернуться, но раздумал. Услышав удаляющиеся шаги, девушка зарыдала во весь голос. В её плаче слышались обида, униженная гордость и нечто безысходное, безнадёжное, чего нельзя было исправить. Серый перекинулся и по проторенной тропинке отправился в глубь леса. Куда с середины лета его звал женский голос. Он иногда звучал в ночи во сне и смолкал к рассвету. Тихий, настойчивый, полный тоски. Когда смолкал, рисовался девичий силуэт и таял стоило к нему приблизиться и протянуть руку. Длинные волосы развевались на невидимом ветру. Тонкая, словно сотканная из тумана, рука тянулась вперёд, приглашая последовать следом. Каждый раз во сне Серый лишался силы и воли. А на утро силился стряхнуть наваждение. Его звериная ипостась требовала охоты, ночных прогулок, дикого леса. Мила хотела наслаждаться семейным счастьем, богатством, любовью мужа, почтением людей. Но замужняя жизнь оказалась не таковой. Пришлось проститься со свободой и весёлой жизнью. Прежние подружки отвернулись от неё и перестали звать в лес по грибы да ягоды. Она несчастна в семейной жизни. Избалованная с детства, не умела хозяйничать в избе и приходила в ужас при виде тряпичной тушки зайца, отказываясь прикасаться к ней. Муж её днями напролёт не бывает дома. А с недавних пор и ночами. Сколько раз просыпалась она одна и давала волю слезам, сидя у окна, кутаясь в платок. Наутро Серый ничего не помнил о своих отлучках. Мила плакала, уговаривала его не оставлять её одну ночами. Кричала. От непривычки к женскому плачу Серый молчал, не зная что говорить и делать. Безнадёжно смотрел в окно на тёмную стену леса. Молодая жена не унималась и вечером не выдержала. Бросилась к двери, загораживая её. — Не уходи! — дрожащая Мила схватила мужа за руку. Невидящими глазами посмотрел на неё Серый. Вырвался и скрылся за дверью. С осени сны участились. Зовущий голос стал мягче и с тем же требовательней. Нашёптывал. Уговаривал уйти прочь, оставить жену. Серый беспокойно ворочался и несвязно бормотал во сне. Ему снился лес, избушка и неясный девичий образ. Ночами он уходил из дома, но казалось, будто продолжает спать и видит сон. На небе ткались лохматые тучи. Вскоре начался снег. Лёгкий пушистый он кружевным белым покрывалом лежал на еловых ветках. Волк всё более и более углублялся в чащу. Ведомый наваждением он искал глухое место с покосившейся избушкой. Уткнув нос в землю, он едва касался её своими сильными лапами, вынюхивая каждую кочку. Пахло прелыми листьями. Здесь пробегал заяц. По его следу прошла лисица. Избушка обнаружилась на самом конце поляны. Неожиданный ветер вздыбил шерсть на загривке волка, сделав его свирепым. Из пасти вырвался глухой рык. Сразу стало не по себе и захотелось развернуться и убежать, но неведомая сила притягивала и заставляла войти внутрь. Перекинувшись, Серый шагнул вперёд и остановился, схватившись за дверную ручку. Всё в нём рвалось. — Проходи, — пригласил лаковый женский голос. Серый вошёл внутрь избы. Там было пусто, доски под ногами угрожающе скрипели. Кирпичная печь возвышалась посреди груды мусора. Мелькнула тень на стене, явилась тонкая девичья фигура. Шагнув вперёд, она протянула вперёд обе руки. Серый сделал несколько нерешительных шагов. — Почему ты всякий раз покидаешь меня? — уткнувшись лицом в грудь оборотню и стукнув кулачком, строго проговорила ведьма. Она подняла голову и посмотрела на него умоляющим взглядом. Лёгкая улыбка появилась на её бледных губах, обнажая нежно-острые стиснутые зубы. Широко распахнутые глаза заблестели от слёз. Серый задыхался. Кровь зазвенела в ушах. Тело его трепетало, но не от юношеской робости. Он знал, что-то должно произойти. Слова и тон голоса ведьмы взволновали его настолько, что ему было трудно совладать с собой. На мгновение он пришёл в себя и отшатнулся. — Не уходи. Я истосковалась, а когда увидела тебя с этой девкой, то разозлилась. Ты всегда был таким. Все девушки заглядывались на тебя, а на меня почти не обращал внимания. Ни ты, ни твой друг. Позабавились и бросили. Но я стала сильнее и возьму своё. Теперь нам никто не помешает. Скоро подлая разлучница помутится рассудком и оставит тебя в покое. Наша жизнь будет, словно во сне.***
Вышли затемно. Метели как не бывало. Леший, знавший свой лес, вывел на звериную тропку. Повёл по ней, ориентируясь по одному ему ведомым приметам. Еловый лес сменился редколесьем. Наконец показался просвет, и они вышли на опушку. Деревня была близко. Они прокрались к окраине двора и вошли в полутёмную конюшню. Едва мелькали силуэты, когда друзья перебегали светлое пространство, скупо освещенное лунным светом. Специфический запах смешивался с ароматом сухой травы. Пофыркивали кони.***
Утром Кощей пошёл в конюшню задать лошадям корм. Третьего дня не было видно домового. Где носит этого бездельника? “Это что?” — подумал Кощей, увидав отворённую дверь. Тихо он шёл мимо денников, как вдруг неожиданно увидел домового с лешим вешающих череп на крюк в стене. — Что ты задумал? Застигнутый врасплох, Ванька выронил череп из рук и тот раскололся на части. На несколько мгновений всё окутало дымом. Лошади от испуга встали на дыбы. — Неволя не бывает вечна… — прозвучал и тут же стих Ванькин голос. Когда дым рассеялся, на месте, где стоял домовой лежала тряпичная кукла.