Моя семья и другие звери

― Владь, а вы чего как инкубаторские? ― куда-то в макушку выдыхает Миха. Доходит не сразу. Костя тоже коротко хмурится, замирает, неуверенно опуская взгляд вниз ― вот оно. Сквозь расстегнутую джинсовку проглядывает знакомая футболка с «Лебединым озером». На Владе толстовка с таким же принтом. ― Ой, можно подумать у вас с отцом не было одинаковых вещей, и вы их не носили. ― Одинаковых точно не было. На звук разгорающегося спора из кухни выходит Андрей. Останавливается чуть поодаль, одним взглядом вопрошая, что там опять. Костя плечом дергает ― мол, без понятия. Влад все это краем глаза замечает, пока неотрывно следит за опасно нависшим над ним Михой. Тот прикипает ответным непримиримым взглядом, как и всегда, когда аргументов не хватает. А доказать собственную правоту остро необходимо. Кому, зачем ― кто бы знал. Кажется, он сам не понимает. И никогда не понимал. Зато Андрея рядом чует мгновенно. Вскидывается с широкой, хищной улыбкой: ― Дюш, ну, хоть ты ему скажи, е-мое! ― А давай фотки посмотрим, пап. Раз ты мне не веришь. Кроссы остаются валяться на коврике у двери. А он уже спешит в гостиную. Тут, среди прочего памятного хлама, хранится несколько альбомов ― иные потерялись при переездах, какие-то надежно осели у бабушек-дедушек. Но не эти. Фотки в них из разудалой, концертной юности постепенно сменяются кадрами молодой семьи. Костя замирает рядом. Улыбается едва заметно, тепло так, мягко. В глаза заглядывает ― и Влад чуть успокаивается. Пока его, их не догоняет насмешливый окрик: ― Не, ты только погляди, кого мы с тобой вырастили, Дюш. Бунтаря, ― Миха входит следом, пышущий праведным гневом. Где-то за его плечом закатывает глаза Андрей, и от этого тоже становится немного легче. ― А на это что скажешь, а? На фотке родители в одинаковых черных косухах и тяжеленных берцах, радостно запрокинув головы вверх, лыбятся в камеру. ― Владь, так это косухи. Нещитово. Тогда они все такие были, блин! Это сейчас тебе и красные, и синие, да хоть радужные, а тогда… ― дальше можно не слушать. Нудный бубнеж только подстегивает злой азарт. ― На, любуйся. Очередная общая фотка снята посреди нигде. То ли ДК, то ли клуб какой ― откровенно похрен. А вот на парные штаны с раскрашенными штанинами ― нет. ― Вы одинаковые абсолютно. ― Ниче не одинаковые! У Андрюхи огонечки оранжевые, а у меня красные, ― горячится Миха. Того и гляди, у него крышу сорвет от раздражения. Ну, или крышку. Конкретно этот Горшок ― с самоподогревом. Никакой печи не надо, чтоб внутри все закипело. ― Сам-то себя слышишь, нет? ― глядя исподлобья, цедит Влад. ― Все, брейк, ― Андрей вклинивается между ними с привычной легкостью. Костя только медленно смаргивает, головой качает, стряхивая наваждение. Брови, спохватившись, приподнимает: ты как? Как-как. Никак. Влад, обогнув родителей, возвращается в прихожую. Тут в шопере («Гламурной авоське» ― привычно поправляет внутренний голос с интонациями Кости) остались пироги. Миха страсть как полюбил в последние пару лет киш с семгой. Плевался, конечно, поначалу: мол, хорошую вещь кишом не назовут. Но когда распробовал, то оценил. ― Тут с семгой, тут с яблоками и корицей, а тут с кроликом, ― коробки Андрей принимает с нечитаемым выражением лица. Не хватало еще и с ним посраться ― этого Влад точно не выдержит. Да и Костя на очередные семейные разборки не подписывался. ― А мы поедем. У меня завтра поезд рано. ― А я там, ― Миха возникает непривычно незаметно. В дверях гостиной замирает, переминаясь с ноги на ногу. ― Чай твой любимый заварил. Может, ну... Останетесь ненадолго? К концу фразы его голос затихает. Владу не нужно видеть, чтобы знать ― Андрей уже ожидающе вскинул бровь. Иногда кажется, что они общаются телепатически. Иначе, как, сука, у них получается настолько синхронно на него давить? На плечо опускается теплая рука, заземляя. Костя в глаза заглядывает: «Только скажи, и мы тут же уйдем». И все же, все же, все же. Просит всем собой дать им еще один шанс. Пауза затягивается. Михины брови складываются скорбным домиком. И сердце привычно пропускает удар. Как бы они не срались из-за фигни временами, они все еще семья. Всегда семья. ― Ага. Костя хотел уточнить кое-что по поводу сценария второго сезона, ― улыбка выходит натянутой, но это пока. Сейчас полегче станет. Костя подхватывает тут же с яростным рвением: ― Да, есть там один момент с волчьей шкурой, и я не совсем понимаю, как… Его слова теряются, растворяются в глубине кухни: они с Андреем незаметно уходят вперед. В цепком взгляде Михи столько благодарности, что в груди мучительно тянет. Он даже не морщится, заслышав начало сбивчивого пересказа истории из собственной жизни. И за это уже Влад ему благодарен от всего сердца.