Владычица Уразара. Смутное время

      Несколько минут они так и просидели в тишине. Темиен продолжал прижиматься к Алинн, а она, закрыв глаза, прислушивалась к тому, как постепенно замедляется бешеный стук его сердца. Потом послышался шорох и громкий бум, на который Темиен тихонько фыркнул, а Алинн усмехнулась. Со стороны шума донесся раздражённый запах, как будто она вдохнула острых специй, и нос зачесался. Это Жуть, её Воплощение, спрыгнула с полки под самым потолком низкого домика на пол.       Кровать под ними прогнулась. Алинн открыла глаза, и на неё тут же уставились недовольные синие глаза, поблескивающие в темноте. Большая черная кошка растянулась во весь свой немалый рост на узкой постели, и принялась раздражённо хлестать хвостом по полу. Плечи Темиена задрожали от едва сдерживаемого смеха.       Жуть подползла ближе и ткнулась носом в его спину. Алинн в который раз удивленно вскинула брови, глядя на это. Её Воплощение всю жизнь была нелюдимой. Редко кого к себе подпускала, предпочитая наблюдать за жизнью Дарктраксара сверху, с высоких шкафов и полок, которые создали специально для неё в общих залах. Она не играла с другими Воплощениями, не давалась остальным членам Семьи в руки. И особенно сильно не выносила Сумрака. Впрочем, он отвечал ей не меньшей нелюбовью.       Стоило им только заметить друг друга издали, Жуть начинала шипеть, а Сумрак скалиться и рычать в ответ. Будучи еще котенком и щенком они постоянно дрались, катаясь клубком по коридорам Цитадели, и разнять их могла разве что Ярость, Воплощение дяди Димитрия. Волчица никогда не церемонилась с этими проказниками, хватая первого попавшегося зубами за шкирку и тряся, пока не угомонится.       Алинн до сих пор не понимала, почему Жуть и Сумрак так реагируют друг на друга. Воплощения всегда были дружны, как дружна и сама Семья. Тем более что, вопреки этому, Жуть обожала Нат. Только её она подпускала к себе, кроме самой Алинн. Если от одного взгляда на Сумрака, Жуть начинала шипеть, стоило Нат протянуть к ней руку, как шипение тут же превращалось в мурчание. Она могла бодать Нат головой, если та долго не обращала на кошку внимания. Могла тереться об её ноги, едва не сваливая сестру на пол. И никогда столько не мурчала для самой Алинн…       Это одновременно и злило, и смешило. А позже, после того злосчастного поцелуя, к этому ещё добавился такой ворох чувств, что она лишь усилием воли заставляла себя не краснеть при виде такой реакции её Воплощения. Не краснеть. И не завидовать…       Теперь же, когда Алинн с Темиеном выбросило из портала в эту глушь, Жуть смягчилась и к нему. Стала даже по-своему заботиться, как о потерявшем кошку-мать детеныше. И Темиен начал понемногу приходить в себя. Первые дни он вовсе не разговаривал, а свет в глазах и улыбка, та улыбка, за которую его в народе прозвали Принцем-Солнце, казалось, навсегда померкли.       Но вот Темиен уже вновь посмеивался, повернувшись к кошке, и запах его сменился с тяжелой давящей атмосферы осени на едва уловимый аромат расцветающей весны.       Детеныш расставил пальцы, изображая когти, и, передразнивая, прорычал, растянув первое слово:       — Жуууткая Жуть!       Кошка спрятала морду под лапами и прижала уши к голове, мол, страшно-страшно. От неё к Алинн пришел смех, будто в груди, где-то под сердцем, заплясали над костром искорки. И она не удержалась, прильнула всей собой к этому чувству, вновь закрыв глаза.        Темиен захихикал громче. Она больше не видела их обмен взглядами, но кровать заскрипела, когда Жуть начала поспешно отползать назад, видимо подальше от желающих её обнять рук детеныша. Он издал возглас недовольства, и с жалобным вздохом прижался обратно к Алинн.       — Что, не любит она тебя?       — Нету…       — Жуть какая!       — Угу…       Кошка недовольно зарычала с другого конца кровати.       На маленький домик вновь опустилась тишина.       Алинн почувствовала, как Темиен вытянулся вдоль её тела во весь рост, и ноги его тоже свесились с кровати, почти коснувшись пола. Она невольно усмехнулась, в очередной раз подумав, что Нат её убьет.       Убьет, потому что доверила Алинн маленького мальчика, едва достававшего им обеим до пояса. Хоть Темиену уже было восемь, еще несколько недель назад ему на вид можно было дать лет пять максимум. Детеныш был одним из нескольких Дарков за всю историю рода, кто так медленно рос. Одним из нескольких, кто мог себе это позволить. Большинство с раннего детства находились в постоянной опасности, и чем больше было этих опасностей, тем быстрее они взрослели.       Самым ярким примером, конечно, была Натан Вторая, о которой знал каждый Дарк чуть ли не с пеленок. Будущая Владычица родилась в разгар Мора, страшнейшей эпидемии в истории Уразара. Болезнь эта возникла от проклятия одного из Темных Лордов, Скамдара Нечистого, а разнесли её по всему миру зараженные крысы.       Если при обычном заражении пострадавший от укуса или когтей нечисти умирал в горячке за сутки-двое, то от Черной Смерти, как окрестили болезнь, человек мучился неделями, пока тело его гнило заживо. Пальцы на руках и ногах чернели, кожа лопалась от гноя и слезала, оголяя мясо. А заразиться можно было и вовсе от одного вдоха отравленного воздуха. Черная Смерть не щадила даже устойчивых к обычному заражению Дарков.       Владычица Александра из последних сил боролась с болезнью, но не выдержала тяжелых родов и умерла, успев лишь дать дочери имя. И, едва родившись, Натан Вторая начала стремительно расти. Меньше чем за четыре года она достигла совершеннолетия и вошла в полную силу, соответствующую имени. Родилась она не только с иммунитетом к Черной Смерти, но и настолько могущественной, что была способна эту болезнь у человека излечить.       Ко времени Алинн, спустя тысячу лет, мало кто из простых людей верил, что Натан Вторая была способна так быстро вырасти. Почему-то в её силе исцеления они не сомневались, а вот это осознать им было трудно. На Севере придерживались версии, что она родилась намного раньше, просто это скрывалось Владычицей Александрой из страха, что Темные Лорды доберутся до принцессы еще в детстве. И явила Натан себя только, когда обрела силу, способную им противостоять.       На Юге же, где Мор, легко распространявшийся в теплую погоду, уничтожил большую часть населения, люди превознесли Натан Вторую настолько, что решили, будто она вошла в этот мир уже взрослой, как живое Воплощение Натан Первой, едва ли не спустившись с небес в сиянии Великой Матери.        Дарки знали, почему для неё ускоренный рост был возможен. Эта способность передавалась в роду фактически с самого его зарождения, ещё от Алинн Первой, дочери первой Натан. В её историю не поверили бы люди вообще, может быть, поэтому до них дошел лишь отголосок правды. Что Алинн была дочерью от вервольфа. Что она создала Воплощения, отделив от себя волчью сущность и придав ему материальную форму, которая после этого стала рождаться внутри каждого Дарка.       Чего в народе не знали, так это того, что у Алинн Первой не было никакого отца. А кровь вервольфа в ней действительно была, от второй матери. На Натан Первую, как и на Вторую, вообще мало распространялись естественные законы Уразара. Алинн всегда забавляло то, что люди охотно верили в сына Натан от дракона. Но вот в то, что она была способна связать силу крови, чтобы родить от женщины, – это в истории так и не закрепилось.       Не знали они и того, что, как Воплощение в попытке защитить хозяина принимает боевую форму, преумножая свой размер и силу, так и тело самого Дарка при угрозе жизни способно на это.       Доказательство лежало прямо на плече Алинн, обхватив ее руками за талию и крепко прижавшись. Детеныш на глазах за несколько недель вытянулся в росте, достиг своих восьми лет и, кажется, начал перерастать.       Ветер, его Воплощение, свернулся внутри вокруг пульсирующей точки боли, Алинн видела это в ауре Темиена. Волк, как мог, защищал хозяина, передавая ему часть своих сил. Братишка то и дело замирал, прижимая руку к груди, будто пытался выдавить эту боль из себя. У него был шанс на детство в тишине и свете мира, которым окружили его Нат и родители. Он рос ярким и солнечным мальчиком весны, от него всегда так пахло. Раньше.       Нат точно её убьет.       Хоть в этом тоже не было вины Алинн, она носила её в себе. Казалось, это чувство с ней с самого детства. «Тот инцидент», неоправданные ожидания матери, потом поцелуй, теперь Темиен. И, возможно, отец – Предатель.       В последнее Алинн верить не хотелось. От одной мысли внутри вспыхивал пожар, раскаленным пламенем гнева разливаясь по венам. Но за эти несколько недель в тишине дома у неё было много времени для раздумий. Она любила копаться в сложных схемах, со всех сторон изучать объемные модели, находить причинно-следственные связи. И если отбросить эмоции, всё выстраивалось довольно логично.       Отец в тот момент находился на Рубеже, ничего не мешало ему воспользоваться своей кровью, чтобы разрушить барьер. У него было больше всего причин сделать это. Михаиль Дарк, старший сын, лишенный наследства в пользу младшего. Со слабым даром, не позволившим ему взять власть силой. Всё логично, за одним исключением. Это было не в его характере.       Алинн с детства ощущала это всей собой. Как хищник находит в большом стаде одну уязвимую особь, как львы, большие саванные кошки, обитающие далеко на юге за Арадрогскими горами, вторгаются на чужую территорию, если чувствуют запах старого самца. Отец трусом не был. Хороший воин, всегда на передовой в многочисленных стычках с нежитью, высокий, широкий в плечах, физически сильный. Но бесхарактерный, не способный командовать и брать ответственность за жизни других. Ведомый сначала своей матерью, затем женой.       Вот у её мамы характер был. Вспыльчивая, гордая по натуре, Милуша, дочь Вождя сильнейшего Клана веркатов Кровавого Леса, целеустремленно шла к своей цели, добившись сначала места лучшего воина Клана, а затем положив глаз на старшего сына Владычицы.       В то время отец ещё считался наследным принцем, и хоть метаморфы, особенно веркаты, всегда неохотно принимали человеческий облик, предпочитая ему свободу быстрых лап, тепло шкуры и пьянящее чувство охоты, мама сделала всё, чтобы покинуть Клан и стать его женой.       А потом бабушка лишила его наследства в пользу дяди Димитрия. Алинн тогда ещё не родилась, мама была только беременна Ромменом, но зная её, реакцию нетрудно было представить. Брат наследником считаться не мог, потому что за год до этого у дяди Ольгерда родилась старшая дочь, Ладомила, первая девочка в роду Дарков после целого поколения только мальчиков. Разумеется, она тут же стала прямой наследницей после бабушки Клавдин в обход всех дядей и своего отца.       Маме нужна была сильная дочь, которая могла бы претендовать на трон и сместить с наследного титула Ладу. Она даже высчитала момент зачатия, чтобы забеременеть в полнолуние, в ночь-покровительницу метаморфов.       Не будь мама столь суеверной, наверняка бы решилась назвать её Натан. Но всё же оказалась достаточно тщеславной, чтобы дать ей второе по силе имя в роду Дарков. И три года Алинн, несмотря на слабость дара отца, считалась наследной принцессой.       А потом родилась Нат…       Тоска острыми когтями сжала всё внутри. Их совместное детство, вся её злость и ревность, попытки отстраниться, игнорировать, возненавидеть — всё это казалось таким мелочным и глупым теперь. Померкло по сравнению с ужасом, который охватил Алинн, когда барьеры пали и на Дарктраксар волной устремилась нежить.       Воспоминание, как они с Нат стояли напротив друг друга у овала перехода, отпечаталось в её памяти острыми осколками боли. Как сестра с Темиеном хватались друг за друга, не желая даже на мгновение ослаблять объятий. Как Алинн не желала уходить, не желала оставлять Нат там в опасности. Как сестра, не глядя на неё, тихо попросила позаботиться о Темиене, впервые попросила о чем-то, и Алинн не смогла отказать. Как пришлось с силой забирать из её рук умоляющего остаться с Нат детеныша. Как Алинн просто хотела, чтобы та посмотрела на неё в последний раз, если всё же с кем-то из них что-то случится, и они не свидятся больше. И как Нат, будто услышав, вдруг подняла глаза, темно-синие, как ограненные сапфиры, как глубокое соленое море.       Взглянула пронзительно и сильно, что слабость разлилась по всему телу Алинн, и захотелось наплевать на всё и всех вокруг, на дрожащие рушащиеся стены, на пламя пожара у Цитадели, на нежить, что продолжала лавиной наступать. Захотелось шагнуть вперед, наплевать на собственный страх и неуверенность, и, наконец, сказать. Сказать, что соврала тогда, после того поцелуя. Соврала, что ничего не чувствует.       Темиен зашевелился в её руках и посмотрел снизу вверх. Нахмурился. Кончиками пальцев коснулся её щеки, стирая влагу. Алинн поморгала, возвращаясь в себя, в этот домик и лунную ночь.       — Может быть, ты споешь мне? — попросил вдруг он.       — Спеть? — хрипло отозвалась Алинн и тяжело сглотнула. — Что, например?       — Натти часто мне пела колыбельную про «Маленького принца». Знаешь такую?       Алинн покачала головой. Темиен опустил глаза и задумался на несколько мгновений.       — Значит, она сама её сочинила, — вдруг понял он, довольно заулыбавшись, и вновь поднял на неё взгляд, полный искр света.       Она встрепенулась.       — Сама? Ты думаешь?       От детеныша остро запахло недоверием.       — Она часто сочиняла стихи и сказки, ты не знала?       Алинн вновь покачала головой и попросила, надеясь, что голос её не дрогнет:       — Может, тогда ты споешь мне? Эту колыбельную.       Темиен застенчиво улыбнулся, улегся вновь ей на плечо и тихо запел:       Спи, мой маленький принц,       Усни, как последний солнца блик.       Волк и кот уже бродят во мгле,       Дай темноте взглянуть на твой лик.              Спи, свет моих темных дней,       Спи, лучик безлунных ночей.       Одеяло из полярной звезды       Надень и пижаму из света луны.              Спи, мой маленький принц,       Оживи во сне свои мечты.       Пусть на краю земли       Тебе поют сонные корабли.              Спи, мой милый брат,       Разгони собой этот мрак.       Завтра встретишь ты новый рассвет,       Чудеса тебя ждут ещё много лет.              Спи, мой будущий лорд,       Отыщи грозу силы в себе.       Озари своим светом черную ночь,       И приду хоть сквозь бурю к тебе.*