Владычица Уразара. Смутное время

      Солнце давно скрылось за горизонтом, и на маленький неприметный домик посреди густого леса опустилась непроглядная тьма, а Алинн всё продолжала сидеть на узком деревянном подоконнике, вглядываясь в ночную мглу острым, почти как у кошки, зрением.       Почти.       Всё в ней было «почти». Почти кошка. Почти синие глаза. Почти старшая. Почти самая высокая. Почти самая сильная. Почти наследная принцесса…       И дела никому не было до того, что ни на что из этого она не в силах повлиять. Как хорошо бы ни училась, как бы долго ни тренировалась, как бы сильно ни старалась. Всегда оставалось это «почти».       «Алинн-почти-Владычица» – так в шутку еще в детстве окрестила её Настаси́я, одна из старших сестер, вторая дочь дяди Ольгерда. Наст была всего на год старше, поэтому они всё детство были практически неразлучны. И она была единственной, кто по-настоящему её понимал. Наст называла её так без злобы, и добавляла, что именно так Алинн и запомнят в истории. Именно так, если она ничего не изменит.       Если ничего не изменит…Как будто она не пыталась!       Алинн в очередной раз прокрутила тонкий нож между пальцами правой руки, и острое лезвие со свистом рассекло воздух, на мгновение отразив лик луны ослепительным серебристым светом. Она отрешенно наблюдала за своими действиями.       Прозрачное стекло окна приятно холодило левое плечо. Снаружи кроны деревьев мерно качались на ветру. Лес дышал и жил своей жизнью, лишь деревянный домик своим видом нарушал привычный зверям и птицам вид.       Она медленно окинула взглядом свое небольшое убежище, подбросила нож и, не глядя, поймала за рукоять. Домик она создала сама, больше десяти лет назад, когда её фактически отправили в негласную ссылку из Дарктраксара в поместье отца после несчастного случая, который она давно мысленно окрестила «тот инцидент».       Алинн нравилось создавать. Пусть многое было придумано и использовалось ещё задолго до её рождения, например, вечное перо или самоочищающаяся ткань, ей нравилось создавать вещи самой, с нуля. Было в этом что-то личное, что-то своё. Когда растешь в семье, в которой твоя судьба расписана ещё до рождения, начинаешь с малых лет дорожить любой мелочью, которая принадлежит лишь тебе самому.       Своё оружие. Свой дом. Пусть и маленький, где рядом с небольшой спальней умещалась лишь кухонька со столом и двумя стульями, да чуть дальше по коридору ванная. В самой комнате кое-как разместились две кровати с проходом в метр между ними, да одно окно.       И лишь её рабочий кабинет, в который вела неприметная дверь у другой стены спальни, представлял собой полное хаоса и понятного лишь ей беспорядка пространство. И резко контрастировал с минималистичным стилем, если отсутствие мебели можно назвать стилем, остальных комнат. Нагруженный чертежами и листами исписанной бумаги массивный стол из красного дерева занимал большую часть кабинета.       Стол дополнял удобный резной стул с сидением из мягкой ткани, который сам подстраивался под её позу, и в нем можно было работать хоть полулежа, хоть полусидя, хоть головой вниз, когда попадалось особо муторное и трудновыполнимое дело, например как минимизировать затрату магии на работу магических светильников, или заставить их гореть в руках неодаренных. Над разгадкой таких задачек она могла биться сутками, ходить туда-сюда по кабинету, размышлять вслух, спорить с самой собой.       И иногда переворачивалась на стуле вниз головой, пытаясь посмотреть на этот вопрос под другим углом. Тогда стул мягко обхватывал широкими ремнями её талию и подмышками, оставляя свободными руки, которые она обычно подкладывала под голову, пока ручка, подчиняясь её мыслям, сама расписывала формулы и рисовала схемы на висящем в воздухе перед глазами листе.       Вдоль стен до самого потолка высились шкафы, на сотнях полок которых расположились тысячи книг, учебников, свитков…Потолок висел так высоко над головой, что рассмотреть его без ущерба для шеи можно было разве что лежа.       А книги на полках будто жили собственной жизнью, перелетая с одного места на другое, рассыпая и вновь собирая в себя бесценные страницы. Иногда такие страницы-потеряшки хватала другая книга, и тогда между томами начиналась битва ни на жизнь, а на смерть. Благо магическую бумагу нельзя было ни порвать, ни смять, а уничтожить крайне сложно, и такое перетягивание листов между книгами, в конце концов, заканчивалось лишь взаимными оскорблениями из эльфийских букв или рунических символов.       От всего этого хаоса у Алинн быстро начинала кружиться голова, и она предпочитала вообще не смотреть наверх, чтобы не отвлекаться. Если ей нужна была книга по какой-то теме или свиток с конкретным чертежом, стоило только попросить об этом вслух, и нужные рано или поздно спускались с самой высоты сами, теряя и вновь собирая на ходу страницы, ругаясь друг с другом и ворча.       Всё это напоминало Алинн её уголок в библиотеке Дарктраксара. Сама библиотека была такой огромной, что занимала целый этаж Цитадели, но вдоль стен делилась на небольшие ниши и секции, специально предназначенные для каждого из Дарков и некоторых других родовых магов, чьи семьи веками служили этому Дому.       Все эти уголки подстраивались под характер и предпочтения своего хозяина, и создавали уютную, часто лишь для него самого, атмосферу. Самая большая секция библиотеки принадлежала, конечно, Владыке Димитрию. Раньше это было место бабушки, Владычицы Клавдин. При ней эта секция выглядела, как и вся общая библиотека, уютно, просторно за счет мебели кремового, светло-коричневого и красного цвета и светло из-за большого количества парящих светлячков с теплым спектром. А ещё там полукругом стояли несколько глубоких кожаных кресел с выдвижными подножками, на которых было так приятно дремать в детстве, пока бабушка читала им, своим внукам и внучатым племянникам, сказки.       Бабушка не любила заточать созданные ей огоньки в ажурные светильники из металлических креплений, поэтому свет свободно летал по всему пространству комнаты, и когда кто-то садился в мягкое кресло с книгой в руках, желтый огонёк тут же подлетал и зависал над левым плечом, бросая приятный мягкий свет на волшебные страницы. А сами книги постоянно шуршали, болтали, скрипели обложками, будто смеясь. Они резко пикировали с высоты полок к посетителю и выстреливали тому в лицо потоком букв, важно цитировали сами себя, вырывали из контекста какие-то предложения и в буквальном смысле заставляли отвечать из какой главы и о чем была эта фраза и не отставали, пока не получали правильного ответа.       Владычица Клавдин считала, что это лучшая тренировка памяти, и такие издевательства со стороны книг только со смехом поощряла.       После того как бабушка умерла, всё изменилось. Главная секция располагалась посередине светлой библиотеки, но при этом стала самым мрачным местом в этом книжном мире, да и, пожалуй, чуть ли не во всем Дарктраксаре. В неё было негласно запрещено заходить и, когда Владыка находился там, его старались не беспокоить. Но Алинн, проходя мимо, иногда мельком видела пространство комнаты через открытую дверь. Там практически отсутствовал какой-либо свет, только несколько одиноких магических светильников висели в углах комнаты под самым потолком, внутри которых горело зловещее зеленое пламя дара Владыки. Вся мебель же и стены состояли из иссиня-черного дерева, будто поглощающего в себя любой случайно заглянувший желто-оранжевый лучик. И книги там не двигались, даже, кажется, не дышали, словно боясь неосторожным движением или шорохом нарушить покой хозяина.       Секция Алинн была почти точно такой же, как в домике – беспокойной, хаотичной, головокружительной. Но она, едва научившись читать, могла сидеть там днями и ночами, закопавшись в схемах строения магических артефактов и механизмов.       Из секции Нат, почти такой же большой, как у дяди Димитрия, постоянно лилась музыка: тонкий перелив скрипки, перебор гитарных струн, ритмичные удары барабанов и объемный звук клавиш массивного, занимающего половину комнаты, рояля. А среди книг о магии, истории и боевых искусствах кружились в вальсе учебники по музыке. И периодически очередная нотная тетрадь решала попробовать себя в роли дирижёра, вылетала на середину комнаты и командовала инструментам играть по своим нотам.       А среди всего этого оркестра доносился голос самой Нат, кажется, постоянно напевающей что-то, от эльфийских колыбельных до человеческих баллад о ночных чудищах и могучих Охотниках. Голос сильный, глубокий на низких нотах и пронзительный на высоких.       Нат…       Алинн вновь подбросила нож, но на этот раз её рука чуть дрогнула, и пальцы лишь мазнули по рукояти. За мгновение до того, как лезвие коснулось пола, она остановила оружие взглядом. Она ещё немного задумчиво рассматривала нож, глядя будто сквозь него, а потом со вздохом раскрыла ладонь, и он послушно взлетел и лег в руку.       После «того инцидента» Алинн на несколько лет пришлось покинуть Дарктраксар, и вернулась она лишь в двенадцать, когда поступила в Академию Охотников на нечисть при Цитадели. В то время, в поместье отца, она и начала рисовать планы и схемы домика, принадлежащего лишь ей одной. Долгие месяцы она планировала его строение, и долго билась над тем, чтобы сделать его способным по желанию сворачиваться до карманного размера. Сколько бессонных ночей и магии ушло на то, чтобы создать такой дом, Алинн даже боялась припоминать.       Но, в конце концов, у нее получилось, и Алинн воздвигла домик на опушке леса недалеко от поместья. Весь его вид и пространство внутри состояло полностью из энергии её дара, мебель тоже пришлось создавать, иначе её приходилось бы уменьшать каждый раз в отдельности. Зато в ящиках кухоньки всегда было полным-полно еды, а из крана тек нескончаемый запас питьевой воды. Всё это тоже поддерживалось её даром.       Поначалу такие затраты магии выматывали её полностью, и возвращалась в поместье она едва ли не ползком. Но Алинн росла, и сила росла вместе с ней с каждым годом, и вскоре она уже пропадала в домике сутками.       Это место стало её убежищем. Никого она не хотела пускать сюда. Даже Наст, которая буквально умоляла Алинн показать его, когда та вновь вернулась в Дарктраксар. Ни Наст, ни Роммен, её родной старший брат, не бывали здесь. Никто, кроме…Натан. Младшая сестра не уговаривала, не просила и даже не говорила ничего. Просто как-то раз разговор вновь зашел об этом месте, и Нат посмотрела на неё снизу вверх большими синими глазами. И Алинн сдалась. Она так и не научилась сопротивляться этому взгляду.       Нат, Нат, Нат…       Всё в жизни Алинн, так или иначе, рано или поздно, сводилось к Нат.       С самого детства она только и слышала раздраженный возглас матери: «Алинн, к тебе опять Нат пришла!», язвительное хмыканье брата: «Смотри-ка, Нат скоро поселится под твоей дверью!», полный вселенской муки стон Наст: «Да не бери ты её с собой опять!» и твердый голос отца: «Пусть играют вместе, Алинн полезно будет».       До «того инцидента» для неё, родителей и брата в Цитадели было выделено целое крыло с размещенными друг напротив друга открытыми покоями. И почти каждый день Нат приходила туда, буквально ужом протискиваясь в щель между массивными створками двойной двери, стоило какому-то слуге не захлопнуть её за собой. Нат словно часами караулила в коридоре, когда кто-нибудь выйдет или зайдет. И Алинн ни разу не видела, чтобы младшая сестра самостоятельно открывала дверь.       Всё в ней было вот такое странное. Наследная принцесса, будущая Владычица, которая боялась быть хозяйкой своих же владений.       И, войдя в покои Алинн, Нат буквально застывала в проеме, ожидая пока та почувствует чужое присутствие и взглянет на неё. Алинн отчего-то была уверена, что сестра готова хоть целый день безмолвно стоять так, пока она, наконец, не обратит на неё внимание. А стоило Алинн обернуться, как Нат едва слышно шептала «привет» и улыбалась. Так ярко и искренне, что она невольно отвечала ей точно такой же улыбкой.       Всё в её жизни, так или иначе, сводилось к Нат.       Настаси́я считала, что Алинн должна была злиться. И она злилась. В те редкие моменты, когда Нат не было рядом, при одной мысли о ней внутри Алинн вспыхивало раздражение.       Но стоило Алинн услышать доставшимся от матери чутким слухом шорох шагов Нат, когда та вновь умудрялась проникнуть в крыло их покоев, или случайно наткнуться на неё в одном из коридоров Цитадели, или увидеть в обеденной зале за семейным застольем, как она забывала, почему вообще должна злиться. Едва их взгляды пересекались, сестра будто расцветала, глаза её разгорались синими огоньками, а широкой улыбке невозможно было противостоять.       А ещё Нат заставляла Алинн смеяться. Всегда. Она даже не помнила из-за чего, но она, рано или поздно, оказывалась лежащей на полу и задыхающейся от смеха. И сестра, распластавшись там же рядом, продолжала хохотать так заразительно, что на Алинн вновь и вновь накатывали приступы, пока живот не начинало буквально сводить от боли, а дышать становилось совсем уж невозможно.       Алинн не видела, чтобы Нат смеялась так при ком-то другом. Только когда они были наедине, сестра будто, наконец, по-настоящему расслаблялась. Но стоило кому-то войти в комнату, хоть Роммену, хоть родителям Алинн, Нат вновь замыкалась в себе и, словно, застывала изнутри. Даже при Настасии она вела себя так. Когда они играли втроем, Нат практически не участвовала ни в разговорах, ни в самих играх, лишь молчаливо наблюдая за ними, сидя в обнимку с Сумраком.       Да и на общих встречах и совместных обедах, Нат всегда вела себя отстраненно, будто и вовсе находясь не там, а вечно блуждая в своих мыслях. Но взгляд её всегда внимательно следил за происходящим вокруг, а не менее чуткий слух, чем у самой Алинн, ловил каждое слово. Она была, словно, полуприрученным зверенышем, уже достаточно смелым, чтобы брать еду из человеческих рук, но всё ещё настороженным и готовым сорваться с места при любом неосторожном движении.       Алинн не знала, это влияла вампирская кровь в её жилах, или Нат сама по себе была такой. Только когда их взгляд, время от времени, пересекался друг с другом, плечи младшей сестры чуть расслаблялись, и лицо озарялось робкой улыбкой.       Мысли Алинн прервало изменение в атмосфере маленькой комнаты. Она втянула носом воздух и обернулась на одну из кроватей, на которой посреди вороха одеял спал Темиен.       Изначально в спальне была одна кровать, лишь для неё самой, но когда их с Темиеном выбросило посреди непонятно чего, и она вновь развернула домик до его изначального размера, последними остатками сил она-таки чуть расширила комнату и создала ещё одну кровать.       Детеныш уснул беспокойным сном лишь час назад, но вновь завозился, задрожал под одеялом.       Опять кошмар.       Алинн со вздохом соскочила с подоконника, отбросив нож на свою кровать.       — Мама…мамочка…– тихий умоляющий шепот заставил её вздрогнуть, затем Темиен и вовсе вскрикнул. — Натти, не отдавай меня!       Брат со всхлипом резко сел. Темный силуэт Алинн, видимо, напугал его, и мальчик отпрянул от её протянутых рук.       — Тише, детеныш, это всего лишь я.       Алинн села рядом, и Темиен, расслабившись, тут же бросился ей в объятия. Она спиной уперлась в стену, вытянув ноги поперек узкой кровати, и младший брат уткнулся ей куда-то в шею, продолжая всхлипывать.       — Ты в безопасности здесь, — тихим голосом заверила Алинн, запустив пальцы в его взмокшие непослушные светлые пряди волос, другой рукой погладив по спине. — Никакие чудища тебя здесь не найдут, обещаю.       — Я скучаю по Натти, — шмыгнув носом, прошептал он в ответ.       — Я знаю, детеныш, знаю, — она положила подбородок ему на макушку, и со вздохом добавила. — Я тоже.       Все в жизни Алинн сводилось к Нат. Всегда.