***
— Рон? — зовет она, но стены дома созвучно отвечают ей эхом ее же голоса. — Ро-о-он? — ступни оказываются на холодном кафельном полу кухни и она морщится от запаха горелого кофе. Раковина переполнена водой и грязной посудой. Возле плиты валяются обертки из-под шоколада, который она намеревалась попробовать, но, видимо, Рон посчитал иначе, решив разгромить её запасы. — Рон, ты дома? — Гермиона предполагает, что он мог снова напиться и уснуть перед ее приходом. Следы оберток приводят ее в спальню, где он сидит на постели и щелкает суставами пальцев. Что-то нехорошее наливается опухолью в горле и мешает вздохнуть. — Ты купила корм Глоту? — хрипло спрашивает он, и это звучит не как уточнение. И еще она ненавидит, когда он так называет ее кота. Рыжый кот, услышав свое имя и слабо мурлыкнув, потирается о ее лодыжки. — О господи, нет! Живоглотик, — Гермиона опускается на колени, потянувшись к коту, и это слишком опрометчивый поступок, так как Рон быстро преодолевает два шага до ее фигуры и хватает за пушистые волосы, потянув ее голову вверх. — Где ты опять была, я спрашиваю? Ты забыла купить корм третий раз за неделю, и твой кот почти что сдыхает, а ты зарываешься в своих отчетах на работе, верно? Твоя семья для тебя вообще ничего не значит? Живоглот оказывается за дверью, которую резко захлопывает Рон. Гермиона скулит, стараясь не дергать голову в сторону и сжимается от боли. Это чертовски больно. — Рон, отпусти мои волосы, пожалуйста. Она почти рыдает на этих словах и тянется к его запястью, но он успевает дернуть ее на себя и приближается к мокрой щеке. — Долбаная трудоголичка, — его паршивое дыхание касается скулы, и он толкает ее обратно на ковер. — В следующий раз оставайся там, в своем сраном Министерстве. — Я больше не буду, — виновато хныкает она, пока улавливает его движения. Он ослабляет хватку. Звякает пряжка джинс. Гермиона подавляет всхлип и начинает отползать к двери, но спотыкается об упаковку чипсов и снова оказывается на полу. Как жаль, что ее палочка сейчас там, внизу. Она совершенно беспомощна. — Нет, только не сейчас, — жалкая просьба только выводит его из себя еще больше, и Рон подтягивает ее мощными руками под колени. — А кто тебя спрашивал? — выдыхает он пьяным дыханием и выдергивает ремень из петель джинсов. Хлестанув ее по рукам, он улыбается, пока она корчится и сворачивается в комок. Дернув Гермиону за руку, он бросает ее на кровать, как раз напротив туалетного столика. Зеркало отражает Рона с полуспущенными штанами и очень напряженным пенисом, торчавшим головкой вперед. Он готовится ее изнасиловать. Рон возбужден ее беспомощностью. Гермиона вновь предпринимает попытки вывернуться и уползти с кровати на противоположную сторону комнаты, но он грубо притягивает ее за лодыжки так, что в суставах слышится хруст. Он бросает ее как куклу к основанию кровати и толкает коленом, выставляя на четвереньки. Несколько хлестких ударов кожаного ремня приходятся на ее позвоночник и бедра. Гермиона сгибается пополам от саднящей острой боли и прислоняется щекой к рыхлому ворсу. Запах пролитого пива тошнотворно бьет в нос, а ощущения его омерзительных пальцев на ее заднем проходе скручивают всё внутри в жгут. Она пытается его лягнуть, но Рон придавливает ее своим телом, затягивая запястья ремнем. Головка члена с силой упирается и разрывает девственный анус, осыпая ее тело искрами режущей боли. Плюнув, он входит полностью за раз, и тем самым будто выдавливает своим членом все ее внутренности. Боль кислотой разъедает тело. Слезы брызжут из глаз, и Гермиона только сдавленно мычит в ковер. — Умоляю, Рон! Пожалуйста прекрати, — но он кряхтит над ней, игнорируя мольбу, входя бесцеремонно. Ему всё равно на кровь, которая проступает при разрыве нежной кожи. — Фригидная шлюха, — выплевывает он, ударяясь о её ягодицы. — Рон пожалуйста, не надо! — кричит она когда, он толкался в неё и тянет за грудь, не боясь показаться чересчур грубым. — Пожалуйста, что? — Рон давит на ее поясницу и рассматривает, как фигура Гермионы безвольно обмякает под его жёсткими и требовательными фрикциями. — Остановись, пожалуйста, — просит она сквозь слезы, подмятая под его тело. Рон лишь криво скалится, хватая её за шею. — Я не остановлюсь, пока не кончу в тебя, Гермиона. — Не-еет, — вырывается она со сдавленным стоном. Он лапает ее грудь, скручивая соски грубыми пальцами. — Пожалуйста, прекрати! Перехватив ее горло, он снова надавливает так, чтобы жилы на ней вздулись, а сама она начала биться в его руках, как рыба без кислорода. — Терпи меня в своей заднице, раз забыла вовремя прийти. Разодрав ее чуть ли не надвое, несколько минут спустя он сливает в нее сперму и толкает от себя ногой. Хлопок двери спальни разрывает барабанные перепонки. Гермиона сидит на полу, оскверненная собственным мужем и не смеет выйти. Глубокой ночью она всё-таки приходит в себя. Шипя от боли и стараясь не шуметь, она выбирается в темный коридор. Добравшись до ванной комнаты, она запирается на хлипкую щеколду, вместо того, чтобы использовать заклинание, потому что палочка где-то на кухне. Очередной рвотный позыв принуждает ее нагнуться над унитазом и Гермиона сплевывает вязкую слюну. Кислота скапливается в горле и разъедает слизистую. Гермиона кривится и плачет. Очень тихо, чтобы Рон ненароком не услышал. Стены ванной поглощают глухие всхлипы, а поток воды под струями душа, очищает ее от мужских касаний. Она больше не оправдывает его грубость количеством выпитого. Но утром всё не будет как прежде. Гермиона не будет желать от него рыжее семейство, уютные вечера возле камина, его улыбку и милые веснушки на коже. Она не нужна ему, и понимает это слишком поздно. Утром она на цыпочках крадется через гостиную, чтобы уйти из собственного дома. Храп Рона раздается в спальне для гостей на первом этаже. Тугой узел боли давит где-то внутри: магия облегчила физические страдания, но не душевные. Живоглот смотрит на нее внимательно будто понимая, что происходит в этом доме. Ее рука зависает над их с Роном парным фото на портале высокого камина. Желчь подбирается к горлу и она, сморщившись, переворачивает рамку стеклом вниз. С остальными она поступает точно так же, вместо того, чтобы разорвать или сжечь. Сжечь все годы с ним, как мост позади себя. Если бы только она сама не стояла посредине этого моста, держась за вяло натянутый канат. Гермиона не говорит ничего Гарри и Джинни, чтобы не беспокоить их лишний раз. У Джиневры страшный токсикоз даже на последнем месяце, и обуза в виде нее им ни к чему. Она, пожалуй, поживет на работе. В кабинете есть место, где она сможет сносно переночевать. Когда-нибудь она вернется домой. Когда мост между ними сгорит. Когда она сама будет охвачена пламенем.***
— Миссис Уизли, вам нехорошо? — спрашивает ее секретарь. Гермиона следует мимо, опираясь на любую подвернувшуюся ей поверхность. Возле двери она не выдерживает и прислоняется к косяку. Секретарь быстро отвлекается, бросает свои бумаги и спешит к ней со стаканом воды. Гермиону трясет. Так сильно, как будто она схватила драконью лихорадку. Вода не попадает в рот и струйкой неприятно бежит к ее лифу. Маленькая теплая ладошка касается ее лба и желудок по новой скручивает. — Держитесь, я сейчас, — стук каблуков отдаляется и приближается снова к ней. Гермиона выпадает из сознания, но распахивает глаза, когда Райна взмахивает палочкой. Она хочет прокричать «нет», но диагностирующие чары уже расползаются по ее телу вибрацией, впитываясь в кожу под одеждой. — Кажется, вас можно поздравить? — удивленная Райна сидит напротив нее и улыбается искренней улыбкой. — Сегодня нет никаких праздников, — бурчит Гермиона и отталкивает добродушную девушку от себя. Собираясь с мыслями, она делает то же самое и с собой, поднимаясь с пола. — Мистер Уизли будет, вероятно, так рад, — ее веселый взгляд блекнет под хмуростью Гермионы, и она помогает ей встать на ноги. — Беременность — это же целое чудо, — не унимается она и щебечет дальше, а Гермиону окатывает вначале полнейшее замешательство, потом сомнение, и только спустя секунды ледяное понимание. Она молится, чтобы это оказался ребенок не от Рона, но в ту же секунду болезненно борется с мыслями о Драко. Что если ему это и вовсе не нужно? Ошибка в работе зелья выбивает ее из привычной колеи. Скорее всего, оно было просрочено. — Райна, какой там срок? — Как хорошо, что моя практика целителя хоть где-то пригодилась, — замечает она и продолжает накладывать чары. — Диагностическое показало две недели, — Райна говорит это так буднично, словно ничего и не произошло. — Это очень важный период формирования эмбриона. Вы должны поберечь себя, миссис Уизли. Чем быстрее она узнает от кого ребенок, тем быстрее всё это разрешится.***
Гермиона так спешит с бумагами вдоль холла к лифтам, что не успевает опомниться, когда руки Драко затягивают ее в только что раскрывшиеся двери, а его горячие губы накрывают ее. Заклинанием он тушит освещение и останавливает лифт где-то посередине. Она неловко вырывается, но Драко старается задержать ее нежными поцелуями, от которых она всегда тает, как весенний снег под лучами яркого солнца. Но не сегодня. — Грейнджер, — обжигает он ее новыми поцелуями возле губ. Знает, что она вновь замыкается и сжимается под его трепетными касаниями. — Я не могу, — отвечает она, и, опустив голову, сбегает из кольца его рук. Ее запах ускользает от него как и она сама, едва она поправляет одежду. Лифт открывается на безымянном этаже и Драко остается один на один с темным коридором. Но только решетка лифта начинает съезжаться по сторонам, он вырывается наружу из сдавленного пространства, в котором всё еще витают их запахи. Будто одержимый, Драко несётся за ней по пятам и ловит в нише, скрывая ее своим телом от непрошеных взглядов. Гермиона вся трясется и, утыкаясь в его полурасстегнутую рубашку, плачет навзрыд, разрываясь в душе от скопленной боли и унижения, испытанного с Роном. Больше нет смысла сдерживаться. Она хватается за мокрую от собственных слез ткань и ложится на его грудь. Драко старается не дышать, робея под ее слезами, и только и делает, что поглаживает ее хрупкие плечи. Ему хватает нескольких минут ее всхлипываний, прежде чем он опускается перед ней на колени и заглядывает в полные отчаяния такие красивые карие глаза, которые он бы никогда не развидел, засыпая только с ее именем на губах. — Не закрывайся от меня, Гермиона, — он умоляет, впервые называя по имени. А ей так противно на душе. С таким грузом, как у нее, давно можно было утопиться в бурлящем океане, но она на плаву, и взгляд его небесно-серых глаз не отпускает ее ни на минуту. В них что-то невысказанное и глубокое. Гермиона хочет мгновенно пожалеть о своих слезах, но не успевает. Драко встает, его руки обвиваются вокруг нее, и он аппарирует их в Мэнор.***
В сухом теплом воздухе ощущается аромат зеленых цитрусов. Никаких цветов. Окна наглухо занавешены, поэтому она видит только очертания его лица. Слабые блики рассеиваются по бледной коже и тают в полупрозрачных глазах, которые ее безумно манят. Огонь, что он разжигает, коснувшись ее щеки, так стремительно сметает все стены, которые она старательно возводила. Мягкие длинные пальцы нащупывают ее виски, превратив ощущение реальности в космический непроглядный вакуум. — Позволь мне сделать это. Ей постыдно так открываться перед ним, словно нагой предстать у всех на виду. Но теплое и ровное дыхание и тихий шепот, в котором она еще раз слышит «пожалуйста» и свое имя, дает ей шанс попытаться. Гермиона кивает, безропотно вверяясь его легилиментным способностям. Облизнув кончиком языка пересохшие от волнения губы, она замирает. Жжение, вызванное поиском воспоминаний нарастает, и она сбегает от его языка пламени, пряча это всё дальше в себя. Но когда он настигает, она безоружно опускает плечи и роняет соленые слезы. Его пальцы постепенно ослабевают, и Драко отнимает руки, каменея всем телом. — Он больше никогда не прикоснется к тебе, Гермиона, — вторит Драко, касаясь подушечками пальцев ее щеки. Он осторожно прижимает ее к себе, путаясь в локонах. — Не бойся, я с тобой. И Гермиона всецело верит ему и поддаётся его объятиям, утопая в них. Его ладонь ложится на ее еще незаметный ни для кого живот, и Гермиона сжимается от смущения, но после тянется к Драко. Он вдруг улыбается ей той самой улыбкой, которая предназначается лишь ей одной, и всё его лицо сияет. Именно в этот момент с ее души спадает, наконец, тяжелый груз, который давил на нее все эти дни. Под своим сердцем она носит ребенка с его магией. И он нужен ему так же, как и она. Ей невдомек, что он бы принял ее в любом случае. Он не позволил бы ей калечить себя. Вина спадает с ее плеч. Проблема никогда не была в ней, и Гермиона непременно хочет подарить ему счастье. Проведя так много дней и ночей с отчаянием прошлого на губах, она забывала жить, дышать, надеяться. Разве ее сердце хотело слишком многого? Сегодня она запрет прошлое и выбросит ключи, для того, чтобы ступить босыми ногами на звёздную пыль, что рассыпает он своим взглядом, рассматривая ее. Вместе они подходят к краю его постели и он садится, заводя ее между своих коленей спиной к себе, и очень медленно снимает с нее офисную одежду, откидывая ее поодаль. — Ближе, — просит он и она делает это незамедлительно. Гермиона с тревогой в груди встает вплотную. Его ладонь сразу же опускается на ее спину, а после и на ягодицы, сохранившие на себе кровоподтеки от небрежных касаний и ударов ремнем от Рона в ту ночь, которые она так и не смогла достаточно зачаровать. — Я убью его собственными руками, — он произносит это так, будто в эту самую секунду ведет Рона к гильотине. Пальцы мягко дотрагиваются до синяков, а внезапные прикосновения его губ к ним заставляют ее вздрогнуть от неожиданности. Она сконфужена и густо краснеет, прикрывая оголенную грудь, хотя он этого и не видит. — Теперь ты только моя, — шепчет он, продолжая целовать ее кожу. — Повернись ко мне. Она делает оборот, пока его ладонь не ложится на низ ее живота. Драко целует ее там, а она дрожит. Словно что-то постыдное из их прошлого перекликается с настоящим. Но сейчас это не важно. Драко отдаляет ее от себя и смыкает колени, усаживая ее на себя, не переставая целовать и вдыхать запах ее кожи. Он бы убил весь мир за нее. — Привет, малыш, — его рука прижата к животу, и Драко слегка улыбается. У них еще всё впереди, а он уже не может надышаться их единением. Таким интимным кажется ей этот момент, ведь он впервые касается ее живота и прислушивается к зарождающейся магии внутри нее. Ему до сих пор не верится в то, что она рядом, и в то, что он может всецело находится с ней здесь и сейчас, без боязни вновь остаться наедине с самим собой. Гермиона ни на секунду не закрывает глаза. Она рассматривает его, следит за прекрасным и совершенным телом Драко рядом с ней в полумраке. У нее непреодолимое желание перезаписать свою память: стереть и выжечь все старые воспоминания о боли, что ей когда-либо причиняли. С ним боль, наконец, притупляется. И на исходе этой ночи она понимает, что бескрайне любит его.