Империя кошмара

      Я родился в семье дочери главы мафии и директора инвестиционной компании. Моим воспитанием занималась мама. Отец в семейной жизни практически не участвовал. По факту, мои родители состояли в гражданском браке. Это было выгодно для бизнесов моего отца и дедушки по маминой линии.       Отношения между родителями были крайне напряжёнными: они часто ругались — практически каждый раз как возвращались домой. В конце концов, когда мне исполнилось шесть, отец ушёл из дома. Мама, которая и без того усердно работала, начала трудиться ещё больше, чтобы обеспечить меня. Мы начали видеться с ней крайне редко. Выезжали куда-то вместе только по праздникам или большим выходным.       У неё была единственная подруга, которую звали Пак Джиён. Она приезжала к нам погостить на Рождество. Это был самый любимый наш праздник. Мы собирались все втроём, дарили друг другу подарки и ели приготовленные тётей Джиён угощения. Я всегда старался сделать красивые открытки для мамы и её подруги, а они постоянно радовали меня сладостями и игрушками. Другого Рождества я и представить не мог!       Однако когда мне исполнилось девять, тётя Джиён не приехала к нам на новогодние праздники. Ни я, ни мама не знали тогда причины. Хотя мне кажется, что мама всё-таки знала, но рассказывать об этом не хотела.       Стоит ли говорить, что то Рождество было не таким радостным, как другие. Без тёти Джиён не было ощущения праздника. Еда, заказанная мамой из ресторана, была не такой вкусной, как еда, приносимая её подругой.       Но я и предположить не мог, что спустя восемь месяцев глубокой ночью она с маленьким свёртком на руках начнёт стучаться в двери нашего дома. Стоило маме впустить её внутрь, тётя Джиён крепко прижалась к ней и начала рыдать.       — Они не должны узнать, о том, что Чимин уже родился. Иначе, они найдут его и станут использовать в своих целях! — с болью прошептала она.       — Джиён, успокойся, мы что-нибудь придумаем! — мама успокаивающе пропустила пальцы сквозь прядь её длинных волос и, забрав младенца, повернулась к мне.       — Намджун, подержи пока Чимина! Мне нужно успокоить Джиён!       Я взял его на руки. Чимин тогда крепко спал, даже не подозревая о том, что происходит и произойдёт с ним в дальнейшем. Я тогда тоже ничего не понимал. Но три года назад мне открылась завеса тайны. У Пак Джиён была одна интересная способность, которая по наследству передалась Чимину, Джину и Тэхёну. Дело в том, что наша душа непосредственно связана с телом. А наше тело способно на большее, чем мы можем предположить. Тело — это, своего рода, тоже душа. Третья душа, если брать в расчёт душу человека и Кошмара. Проще говоря, наш разум сдерживает все возможности тела, подчиняя его законам физики ради безопасности окружающих. А тётя Джиён могла приглушить разум и дать волю телу, что делало её машиной для убийств, и что ты, Ви, и мог лицезреть сегодня на примере братьев. Ты не мог связаться с ними, потому что их разум был отключен или работал очень слабо, предоставляя возможность действовать телу. Такая способность сильно заинтересовала сохранившихся членов ДИСа. Сама тётя Джиён понимала, что эта способность может пойти не во благо и отказалась от предложения вступить в организацию. Однако при до сих пор неизвестных мне обстоятельствах она забеременела, о чём узнали ДИСовские. Вполне возможно, что именно они и виноваты в появлении Чимина. В ту ночь тётя Джиён пришла к нам за помощью, перед этим побывав у сестры и предупредив её о том, что у Джина также может быть эта способность. Однако та отнеслась ко всему скептически, и тёте Джиён ничего не оставалось, кроме как просто уйти. Она попросила нас отдать Чимина в приют. Мы втроём отправились туда на машине. Мамина подруга крепко прижимала сына, которого собиралась отдать во благо человечества, к груди. Когда мы подъехали, она расплакалась. Мама, видимо что-то почуяв, поручила отнести Чимина мне. Я, напуганный и ничего не подозревающий, понёс младенца в приют.       Там меня встретила пожилая женщина, которой я сообщил коротко, не вдаваясь в подробности:       — Его зовут Пак Чимин. Теперь он будет жить у Вас.       Стоило женщине перенять у меня ребёнка, меня окутала дрожь. Ощущение того, что что-то вот-вот должно случится начало активно циркулировать по всему моему телу. Я в спешке вышел на воздух. В машине, на которой мы все втроём добрались в приют, лежали трупы двух женщин. В ту минуту, как я увидел застывшие тела мамы и тёти Джиён, эта мысль дошла до меня моментально. Я открыл дверь машины с маминой стороны и вытащил из кармана её пиджака телефон.       Как только мои пальцы начали вводить номер полиции, деревья вокруг зашевелились. Мне казалось, будто жуткие тени, скрывающиеся за их листвой, в упор смотрели на меня. Стоило мне выключить телефон, чувство страха угасло. Тогда я вновь осторожно заставил экран телефона вспыхнуть в темноте и набрал номер дедушки. Позвонить в полицию я так и не решился.       Тот ответил быстро. Судя по его бодрому голосу, он не спал. Выслушав мою слегка дрожащую речь, он приказал мне ждать и отключился. И только тогда мысль о потере наконец дошла до меня полноценно. Я сел на холодную землю, прижавшись спиной к ближайшему дереву. К горлу начали подкатывать слёзы. Я прижал колени к груди и обнял их руками. Глаза старались смотреть куда угодно, кроме знакомой мне машины.       Дедушка ехал примерно двадцать минут, которые для меня прошли довольно быстро.       Он отвёз меня к себе домой, и с тех пор я стал жить у него.       Стоит сказать, что никто с тех пор со мной не церемонился и времени своего на меня зря не терял. Дедушка был занятой человек, и сейчас я отлично понимаю, почему он не мог активно участвовать в моей жизни. В общем-то, можно сказать, что я был свободным человеком. Даже слишком для своего возраста. Единственной, кто хоть как-то следил за мной, была горничная, устроившаяся в дедушкин дом, когда мне было четырнадцать. Ей было около тридцати, и она вечно устраивала мне допросы, когда я поздно возвращался домой. К слову, она знать не знала, кем является мой дедушка, и считала, что подобная заинтересованность моей личной жизнью была одной из основных её задач как работницы дома. Помимо уборки она также играла роль моей няньки, видимо считая, что подобная «забота» непременно вознаградится. Но стоило ей только заикнуться перед моим дедушкой о том, что она готова непосредственно участвовать в жизни нашей семьи, как какой-нибудь дворецкий, служащий семьям несколько поколений, мой дедушка со скандалом уволил её, сказав, что сувать нос в дела нашей семьи она не имеет право, также как и в чём-то меня отчитывать. Дедушка, более того, считал мои ночные гуляния вещью весьма даже полезной. Как он говорил: «Никто не научит тебя жизни и её ценности лучше, чем улица». На меня и впрямь однажды напали. Из вражеской мафии. Кошмары для них абсолютно не были никакой помехой, поскольку почти в каждой более-менее известной бандитской группировке находился хотя бы один член ДИСа. А ДИСовские с Кошмарами на «раз-два-три» договариваются. Кошмары-то и созданы были, чтобы их на фоне толпы разглядеть, сослать на нижние этажи, а на играх, где они находятся под угрозой смерти и не имеют лучшего варианта, кроме как воспользоваться силой, выловить. Вот вам и работа верхних, если кто вдруг не знал. Мы являемся оружием государства, которое последних ДИСовских и отлавливает.       Но что-то мы отвлеклись от сути! Когда мне исполнилось шестнадцать, в нашем классе появилась новенькая. Симпатичная девушка настолько привлекла моё внимание, что я начал проявлять к ней знаки внимания. Но не цветочками с конфетами, как вы можете подумать. Я, в котором текла кровь мафиози, не нашёл ничего лучше, чтобы начать подшучивать над ней, причём довольно грубо. Надо сказать, она сама не слабачкой была и давала отпор на все мои выходки. Возможно, именно этим она меня и зацепила. Любви большой я к ней не ощущал, лишь симпатию и желание добиться от неё хотя бы поцелуя, прижав к стенке школьного коридора. Но жизнь такая штука, что в итоге это не я поимел её, а она меня, затащив однажды в пустую раздевалку. Так и появилась Эрика.       Сама девушка не то чтобы сильно хотела ребёнка… Просто делать аборт из-за возможных побочек ей не хотелось, да и родители её отговаривали. От дедушки я скрывал беременность своей одноклассницы довольно долго. Он до последнего не знал, что в нашей семье будет пополнение. А когда узнал, на удивление, не стал кричать на меня и обвинять в безответственности. Он связался с семьёй девушки по телефону и долго с ней разговаривал.       Где-то полчаса. Их разговора я слышать не мог, так как меня он заставил сидеть в своей комнате. Как только разговор был окончен, он зашёл ко мне и спокойно спросил:       — Любишь ты эту девушку?       — Нет, — честно ответил я. Дед нахмурился и, пораздумав, задал ещё вопрос:       — А ребёнка ты хочешь? Готов взять за него ответственность?       — Думаю, что я должен понести ответственность за этого ребёнка. Но женится на Тэхи, — так звали мою одноклассницу, — я не намерен.       — Тебя никто и не заставляет. Девушке не нужен ребёнок, и родители планируют сдать его в приют после рождения. Но если ты и правда готов стать отцом в столь раннем возрасте, тебе нужно повзрослеть. До рождения ребёнка осталось три месяца. Докажи мне, что имеешь на него право.       Слова дедушки прозвучали тогда весьма странно для меня. Я готов был к ответственности, потому что ситуация и совесть обязывали этому меня. Но доказывать, что я достоин быть отцом ребёнка, которого не ждал? Для меня это ощущалось дико. И тем не менее, я спросил:       — Что именно мне нужно сделать?       — Что хочешь. Но твой поступок должен доказать твою зрелость. Иначе, ребёнка ты не увидишь.       Я тогда долго думал, нужен ли мне вообще этот ребёнок. Не проще ли отпустить ситуацию и отправить его к Чимину? Но когда я вспоминал о малыше тёти Джиён, что когда-то мирно посапывал у меня на руках, что-то мерзкое шевелилось во мне. Будто это я был виноват в том, что в тот день мне пришлось отдать Чимина в приют. Тепло его маленького тела до сих пор ощущалось у меня руках. И мне тогда пришла в голову мысль, что я хочу ощутить это снова. Пусть я и испортил, хоть и неосознанно, жизнь одному ребёнку, со вторым я не мог поступить точно также. Мне становилось тошно от мыслей о расставании со своей кровью. И то, что я просто обязан стать отцом, несмотря на столь юный возраст, вскоре стало для меня чем-то большим, чем просто обязанностью. Но это чувство должно было подкрепиться моими реальными поступками, а не твёрдой уверенностью в голове. Тогда появился логичный вопрос: как доказать дедушке, а, главное, самому себя, что я достоин стать отцом?       Сначала я думал над тем, чтобы устроиться на работу. Но такого было явно мало, поскольку я знал, что дедушка в любом случае будет обеспечивать и меня, и ребёнка. Деньги не помеха из-за большого семейного состояния. А те копейки, которые я мог бы получать на работе, не были бы хорошей причиной, чтобы дать мне ребёнка. И тогда я подумал, чего бы хотел от меня дедушка? Какой поступок по-истине можно считать зрелым? И я принял решение. От него, правда, дед водой поперхнулся.       — Намджун, ты сбрендил?! Какая тебе мафия?! О воспитании ребёнка думай!       — Я и думаю над тем, как самому перестать быть ребёнком. Дедушка, позволь мне вступить в группировку и дай задание! Только достойное.       — Хорошо. Я подумаю над этим.       Так, я и примкнул к мафии. Дедушка сделал так, как я хотел. Однако он строго-настрого запретил мне говорить о том, что я являюсь его внуком. Первое время мне было нелегко. Надо мной главенствовал тридцатилетний мужчина с сигарой в губах и с раздутым пузом. Его причёска мне особенно пришлась не по нраву. Лысина в его горшке из редких волос жиром серебрилась на свете. И командовал он своими подчинёнными жёстко, давая подзатыльники и отчеканивая деревянной палкой по спинам. Наконец, немного освоившись, я дождался от него своего задания:       — Джун и Килла, — моя помощница, — Вам сверху прислали заданьечко. Надо бы вам убить одного человечка, который с вражеской группировкой возится. Я, конечно, не знаю всей полноты картины, но это задание может быть проверкой на верность. Так что думайте сами: убить этого человечка или же нет.       — Что за «человечек» такой? — поинтересовалась девушка.       Наш командир показал чёрно-белую фотографию беременной девушки. И я понял: эта задачка реально с подвохом. Если я убью женщину, то докажу верность группировке, но при этом провалюсь как отец, ведь загублю и ребёнка. Если же оставлю её живой, то провалю тест на верность, а это будет значить мою незрелость, и ребёнок мне также не светит. Что же мне делать?       Моя напарница тоже была в смятении и вопросительно посмотрела на меня, видимо, ожидая, когда я приму решение.       — Давай посмотрим на нашу цель и разберёмся на месте? — предложил я. Килла согласилась.       Мы подошли к дому, возле которого сидела наша цель. Она удобно разместилась на лавочке. Настолько, насколько ей позволял её огромный живот. Он внезапно вздрогнул и она заливисто захохотала.       — Ну же! Не пинайся! Чего возмущаешься?       В целом, женщина вела себя прилично. Правда, это длилось всего пятнадцать минут. Я не буду вдаваться в подробности того, что она начала делать, сидя на лавочке посреди улицы, хоть и пустой. Скажу лишь, что этот процесс вызвал у нас с напарницей отвращение и явно не являлся поведением адекватной беременной женщины.       — Я могу вытащить ребёнка и этим избавить его от страданий, — внезапно заявила моя напарница. Её слова пришлись мне по душе. Я вытащил из кармана пистолет и выстрелил в цель, особо не задумываясь. Моя напарница подошла к мамаше и довольно быстро вытащила малыша.       — Нужно скорее ехать в нашу больницу! А затем отдадим ребёнка в приют.       — Займись этим. А я замету следы, — произнёс я, и мы, договорившись о деталях, разошлись.       Ребёнка я в конце концов получил. Девочку назвал Эрика в честь розового цветка и начал активно заниматься ей, параллельно осваиваясь в мафии. У меня даже получилось слегка подняться в иерархии. Однако через год меня встретило новое испытание — дедушка умер, а место главы мафии освободилось.