Song Henry: "Warriors" - Imagine Dragons
Song Karen: "The Calling" - The Amazing Devil
- Вы улыбаетесь. И вы так спокойны? Почему вы не кричите? - Я кричу. Только вы не слышите. Эрих Мария Ремарк, "Время жить и время умирать"
Пути назад больше нет. Это было первым, что пришло на ум, когда Генри открыл глаза. Конечно, никакого пути назад нет. Есть только грёбаное чувство неудовлетворения, хоть сегодня и не нужно было никуда идти. Один из желанных выходных от спортзала, и день, в течение которого можно сделать глубокий вдох и выдох. Бушевавший монстр внутри немного поутих, осталась лишь горечь, от которой хотелось скривиться. Он потянулся к полке, на которой лежала пачка сигарет и зажигалка. Организм настойчиво требовал новую дозу яда, чтобы наконец наступило расслабление, которого так желали всё его тело и разум. Совсем некстати на ум пришло, что Кристин сейчас недовольно сморщила бы нос и сказала, что нельзя курить в постели, потому что это неправильно. Заныла бы, что совсем недавно бросила, и он её искушает. А потом, после всех этих её любимых сцен, сама бы затянулась, подойдя к окну, и давая ему возможность полюбоваться своим обнажённым телом. Но Кристин не было, и поэтому Генри поджёг тонкую сигарету, затягиваясь и выпуская клубы дыма. Он ощутил удовлетворение, растекающееся по венам, и мог поклясться, что чувствовал себя практически хорошо. Упивался этим состоянием. Странно, что он практически не вспоминал о Кристин в последнее время, хотя она ушла совсем недавно из его жизни. Сама сделала этот выбор, и Генри до сих пор не мог понять, что послужило причиной. Она исчезла так же, как и появилась, - незаметно и молча. Бывшая девушка была моделью и сотрудничала с известными брендами. Их отношения нельзя было назвать идеальными, но и плохими они тоже не были. За смазливой внешностью голубоглазой блондинки не скрывалось большого интеллекта или добродушия, точно так же, как и у него. Она была пустышкой. Такой же, как и он сам. Такие, как Кристин, не задавали лишних вопросов и лишний раз не интересовались, как дела. Такие могли трахаться каждый день, сутками напролёт. У них не было лишних извилин, и они умели лишь крутить задницей и сиськами перед камерой, каждый раз меняя наряды. В этом заключалась суть всей их жизни, и назывались они одним некрасивым словом, хоть и упорно отказывались принимать этот факт. Ему не нужно было ничего другого, даже это бывало чересчур, и он пресекал все попытки девицы проявлять какие-либо нежности. Генри считал свою жизнь слишком удобной, чтобы что-то в ней менять, он не привык к другому. Слишком дорога была эта свобода, принадлежавшая лишь ему, и никому больше. Кристин была хорошей отмазкой для родителей, которые твердили, что к тридцати пяти годам он до сих пор не нашёл себе спутницу жизни. Она, блять, была ему не нужна. Хватало своего одиночества, вечно сопровождающего, словно верный телохранитель, вечно маячившего за плечами. И Кристин не мешала Генри пойти снять шлюх, чтобы разнообразить секс. Он знал, что, должно быть, у неё тоже есть любовник, и даже не один, но его это не трогало. Пусть будет так. Главное, чтобы она выполняла все требования, и встречалась со своими хахалями в скрытых местах, дабы не портить его репутацию, а в остальном пусть делает, что хочет. Он также знал и то, что она понимает его скептическое отношение ко всем этим "розовым соплям" под названием "любовь", и думал, что это её не задевает. До того момента, как в один прекрасный день его девушка не пришла и не заявила, что любит другого мужчину, а их отношения давно уже были обречены на провал. Он, блять, в тот момент чуть не снёс её пустую башку. О чём она думала?! Расставаться сейчас, когда у него появилась такая ответственная роль? Да если фанатки узнают об этом, то разорвут его на куски! Генри уже переживал подобное и надеялся, что такого больше не повторится. Где-то в глубине души чувствовалось что-то похожее на небольшой укол ревности, но он знал, что это не то, ведь закрывал глаза на все её измены, осознавая, что ему абсолютно наплевать. А когда она сказала, что хочет расстаться, что-то неприятное засаднило в груди. Это, наверное, называлось привычкой. Нежелание менять какие-либо обстоятельства. И, возможно, стоило бы подумать о чувствах Кристин в данный период, но подобное его никогда не заботило. Рядом кто-то заворочался, слегка застонав. Он вздрогнул, едва не поперхнувшись дымом, вставшим поперёк горла. Блять. Что это такое?! Рядом лежала девушка. Голая. Должно быть, пьяная. И рыжая. От этого хотелось зайтись в безумном хохоте во весь голос, потроша воспоминания прошедшего дня и вызывая желание схватить амнезию, чтобы всё исчезло из его головы раз и навсегда. Он помнил всё до мелочей. Волосы, фигуру, походку и глаза… Ненависть, льющуюся через край. Она ведь буквально хотела прожечь его насквозь своим взглядом. И что же так резко поменялось? Что делает эта незнакомка в его постели? Генри ничего не помнил. Абсолютно ничего. Она повернула свою голову в его сторону, и усмешка сошла с губ, превратившись в тугой ком раздражения, засевший в горле. Обычная шлюха. Просто рыжая шлюха. Ни намёка на какую-либо чистоту в глазах. Типичная пустышка, использованная и жалкая. И как подобные мысли могли посетить его голову? Мерзкая улыбка прошлась по её губам, и она уже открыла рот, чтобы произнести что-то по типу: «Доброе утро, дорогой», но Генри рявкнул: - Заткнись! Её глаза округлились, и она стала похожа на обиженную первоклассницу, которую дёрнули за косичку. Это, блять, чей-то грёбаный прикол. - Что ты здесь делаешь? – резко спросил он, отбрасывая тлеющую сигарету куда-то в противоположном направлении. Губы этой девчонки задрожали, и она пару раз хлопнула ресницами. Казалось, будто бы сейчас разревётся в голос. Это совсем не походило на ту, что сумела испортить весь его вчерашний день. Но не этот. Он не позволит испоганить и сегодняшний. Она ведь не победила. Ни в коем случае. Это не конец, ведь в конце он накажет её. Так, что она никогда не сможет оправиться от этого. Ещё никому не удавалось переиграть Генри Кавилла. Ни в этой жизни, ни в другой. - Мы ведь вчера познакомились в клубе, Генри… Ты мне постоянно говорил, что рыжие очень красивы и… - Помолчи. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Нет, блять, он не мог. Просто не мог и всё. Нельзя сильно напиваться, это делает чересчур уязвимым. Ёбаная… Как её там… - Я не помню этого, - Генри плохо слышал собственный голос. Всё было как в тумане. Голова раскалывалась и хотелось лишь одного - опуститься на самое дно бездны, чтобы никто не трогал. Но, быть может, дальше падать уже некуда, и он итак находится на самом дне. Медленно повернулся к комоду, чувствуя, как в тело буквально вонзаются миллиарды маленьких иголок. Чуть порывшись, он достал несколько купюр и протянул их своей случайной спутнице. Пусть возьмёт и свалит из его дома. Её лицо вытянулось ещё сильнее. Ну, это хоть какое-то проявление нормальных эмоций. Она резко встала с кровати, молча собрала вещи и быстро оделась. Ушла так же, как и появилась – очень незаметно. Лишь хлопнувшая дверь возвестила о том, что девушка покинула его квартиру. Генри устало кинул смятые бумажки на кровать рядом с собой и откинулся на подушки. Он абсолютно ничего не чувствовал, и делать что-либо не было никакого желания. Когда жизнь стала казаться абсолютно бессмысленной? Капли дождя стекали по стеклу прозрачными змейками, и он следил за ними, не отводя взгляда. Почему нельзя было вести себя вежливо с этой девушкой? Почему не поговорил с ней и не извинился? Дал надежду и даже не попытался загладить вину? Он чуть не рассмеялся в голос от таких мыслей. Где же ты, совесть, была последние полгода? Где ты была всю жизнь?! Раздался резкий звонок, и Генри дёрнулся. На экране высветилось имя Грегори. - Да, - он отметил, что его голос звучит очень устало. - Мистер Кавилл, вы готовы ехать на съёмочную площадку? – бодро спросил Грег. Иногда ему казалось, что ассистент никогда не устаёт, всегда рядом и готов делиться своей нескончаемой энергией; но в глубине души понимал, что каждый человек имеет ограниченный лимит сил, а для Грегори это просто работа. Каждая клеточка болела, и было чувство, что он развалится, если сделает хоть малейшее движение. Но нужно было брать себя в руки и идти работать… опять. Ведь похоже жизнь никогда не даёт людям передышек. - Грег, подожди меня пятнадцать минут, я сейчас закончу собираться и спущусь, - обречённо сказал Генри, понимая, что должен успеть за это время сделать слишком многое.***
- Спасибо, Грег. Ты свободен. Я позвоню тебе, как закончу, - Генри хлопнул ассистента по плечу, в очередной раз думая, что не выжил, если бы его рядом не было. - Конечно, мистер Кавилл. Удачного вам дня, - кивнул Грегори. Хотелось развернуть его к себе, посмотреть в глаза и сказать, как много он значит для него. Что он стал практически родным за всё это время, и Генри его должник, но… язык не поворачивался. Он не умел говорить такое людям. Поэтому лишь слегка улыбнулся в ответ и зашёл внутрь здания. В холле было пусто, и поэтому он сразу поднялся по лестнице и пошёл в гримёрку. Там тоже никого не было, но Генри смог окончательно привести себя в надлежащий вид и, вяло улыбнувшись отражению в зеркале, вышел в длинный коридор. Хотелось курить. Раздражение, ставшее в последнее время его ежедневным спутником, почему-то сегодня не ощущалось. Он чувствовал себя хреново, но лишь физически. Внутри по-прежнему была пустота, отличающаяся лишь тем, что волны злобы не накрывали с головой. Он прошёл до конца коридора, свернул за угол и… услышал крики. Кабинет Лорен. Его можно было узнать в любой ситуации, несмотря ни на что. Ручка, изящно отделанная позолотой, дубовая дверь с нелепыми узорами… От этого тошнило. За дверью спорили на повышенных тонах, и голос шоураннерши то и дело срывался на визг. Впервые за долгое время в его груди что-то шевельнулось. Что-то, похожее на любопытство. И это чувство он не был намерен пресекать, уж точно не сегодня. - Я буквально приютила тебя! Я с когтями выдрала эту работу, а ты так поступаешь! Как ты похожа на своего упрямого отца! – пищала Лорен, точно пытаясь своим противным голосом воззвать к чьей-то совести. Генри усмехнулся. Это было забавным. Он толком и не услышал, что она сказала, но и её тона было достаточно, чтобы вызвать скептический смех или простую ухмылку. - Ваши слова нелепы и неуместны. Во-первых, вы не имеете права говорить, что приютили меня. У вас, кажется, не было выбора. Во-вторых, я не желаю слушать ничего подобного про моего отца, и если вы его ни капли не любите и не уважаете, хотя он ваш брат, то хотя бы устыдитесь говорить плохое о покойном! И в-третьих, человек, к которому вы меня собираетесь приставить, абсолютно никого не уважает. Чем-то вы с ним схожи. И если он будет продолжать разговаривать со мной матом, относится так, как до этого, я действительно откажусь работать. А вы, похоже, не хотите этого. Даже ровный тон голоса уже начинал выводить из себя. Ненавистный до трясучки. Сравнила, блять, с Лорен. Его и Лорен. У неё совсем нет мозгов?! Раздражение, которое ненадолго затерялось, снова пробрало до костей. Он не мог воспринимать всё, что было связано с этой блядью. И вот у неё снова получилось довести его до бешенства. Генри точно не помнил, как её зовут. Смутно помнил, что как-то на К… Но не мог сказать точно. Как бы там ни было, он был уверен, что не сможет больше воспринимать это имя. - Да как ты можешь… - голос шоураннерши сорвался. Она была слишком слаба в этом поединке. Слаба, а вместе с тем и его тянула на дно, хоть Генри и знал, что никогда не примет тот факт, что их теперь объединяет общий враг. Соплячка, в два раза младше его, а Лорен и подавно. - Я имею право сказать это. И ещё раз вам повторяю, тётя, что вы подпишете этот договор, а иначе я отказываюсь работать. Договор? Какой к чёрту договор?! Она в конец рехнулась? Такому не бывать! Это уже чересчур, она, мать её, совсем ничего не понимает?! Дверь резко распахнулась, ударившись о стену. Он чуть дёрнулся, не успевая отступить. И… Снова эти глаза, как проклятье. Злость и ярость, окутанные пеленой ненависти и непримиримости с судьбой. Девочка, что с тобой? Почему ты не можешь быть такой, как все? Почему твои чистые, яркие глаза не затуманены похотью и расчётом? Что с тобой не так? Казалось, дальше падать некуда. Они будто бы отражали в себе весь земной свет и сияние. Он не был тем, кто достоин этого, но не собирался так просто покупаться. Потому что подобное никогда его не притягивало. Или... Она покачнулась, врезавшись в него, и Генри резко схватил её за талию, не давая упасть. Чёртов рефлекс. Он чувствовал, что на этот раз вздрогнула она, чуть дёрнувшись и широко распахнув глаза. Девушка аккуратно, будто бы в замедленной съёмке провела языком по пересохшим губам. Он осторожно перевёл взгляд ниже, наблюдая за её действиями. То, как побледнело лицо, и она напряглась, то, как её глаза стали на тон темнее, а может быть, это была случайно упавшая тень. В какой-то момент он почувствовал, что его руки плотнее сжали её талию, и понял. То, что в его брюках уже с минуту стало невозможно тесно. Простыми словами, то, что у него, блять, встал. И это не могло происходить в реальности. Просто, сука, в голове не укладывалось. Нет, это всё Кристин, это всё она со своими сраными красными каблуками и глубоким вырезом декольте. Это всё воспоминания сегодняшнего утра, потому что он ясно ощущал, что у него, блять, недотрах. Значит, вчерашняя шлюха была отвратительна, если сегодня он вспоминает о Кристин и её чёртовых каблуках. Разве может эта рыжая девка его возбудить? Да малейшее прикосновение к любой талии пробудило бы в нём желание. Поэтому… - Убери от меня свои грязные руки, ублюдок! – толкнула его в грудь, резко вырвавшись и отскакивая практически на два метра. Он ясно ощущал страх, внезапно охвативший её. Несколько секунд до него не мог дойти весь смысл произошедшего. Что вообще случилось за это грёбаное мгновение?! И когда осознание наконец навалилось, захотелось расхерачить всё, на что смотрели глаза. В том числе и эту сраную девчонку. Вот, значит, как. Он ей помог, хоть и не хотел, а она так. Элементарное «спасибо» ей, конечно же, неизвестно. Хотя, он больше предпочитал «спасибо» на коленях. Генри рвано вдохнул, стараясь сдержать клубы раздражения и злости, рвущиеся наружу. Мысленно поджёг сигарету и затянулся ядовитым дымом, вытравливая всё ненужное из головы, стараясь погрузиться в спокойствие. Лорен стояла у своего стола и выглядела очень напряжённой и тревожной. Ну ещё бы, блять. Эта пигалица посмела ставить ей условия, возомнив себя непонятно кем. Но с этой женщиной так не прокатит, даже если она и приходится ей тётей. Родственные узы никогда не волновали Лорен, насколько он знал, поэтому сейчас ему нужно сказать, что Грегори прекрасно справится с этой работой получше любой безмозглой курицы. - Генри, дорогой, не стой в дверях, проходи… - шоураннерша беспомощно взмахнула руками, не зная, что толком и сказать. – Прости, что поставила в такое положение… Карен, она… Она совершенно неуправляема… Значит, её зовут Карен. Карен. Чистая. Имя говорило само за себя. Она действительно невинна. Глядя в её глаза, как в отражение души, он видел непорочность, от которой становилось неуютно. Которой он так давно не видел ни в ком. Хотелось протянуть руку, чтобы коснуться этого. Хотелось окунуться с головой туда, чтобы отмыться от всей грязи, с годами въевшейся под кожу, чтобы почувствовать, как прозрачный воздух заполняет лёгкие. Генри быстро вошёл внутрь, закрывая за собой дверь. - Надеюсь теперь, Лорен, ты поняла, что мне не нужен никто, кроме Грегори, - твёрдо сказал он, глядя ей в глаза. Она быстро отвела взгляд, покачав головой. - Нет, тебе нужна эта девушка. И я даже не представляю, как всё уладить, - женщина вдруг как-то съёжилась и стала казаться жалкой. Он чуть не задохнулся от скепсиса, вставшего комом в горле. - Лорен, о чём речь?! Я не собираюсь унижаться и подписывать чёртов договор! Я не буду работать с этой идиоткой! Хватило доли секунды, чтобы шоураннерша вернулась в своё прежнее состояние. - Будешь, - она внезапно сжала губы в тонкую линию, пронзив его злым взглядом. – Мне надоело, что вы все ведёте себя, как дети! Она нужна тебе, Генри, и ты подпишешь этот договор, будь он неладен! Ты мог бы не оскорблять её тогда! Лорен резко взмахнула контрактом, бросая его на стол. В это не верилось. Хотелось подойти и задушить её, вцепившись в глотку. Взять и разодрать ей кожу. Им обоим. Старой суке и стервозной бляди. Потому что то, что сейчас сказала эта тётка, не укладывалось в голове. - Не забывай, с кем говоришь, Лорен, - он осторожно шагнул к ней, скрипнув зубами. Она расширила глаза, в которых отразились смесь гнева и растерянности, но в тот же момент взяла себя в руки. Шоураннерша сделала полшага в его сторону и негромко сказала: - Тебе тоже не следует забывать, что ты в любой момент можешь лишиться этого проекта. Что, блять?! Повторишь ещё раз? Лишиться. Этого. Проекта. Это было невозможным. То, о чём он никогда не думал. Что-то, что никогда не должно было случиться по всем прогнозам. И сейчас эта женщина, стоя здесь, утверждает, что сможет так просто выкинуть его из актёрского каста?! Он не заметил её ухода. Лишь отдаляющийся цокот каблуков наконец смог привести его в чувства. Ни в коем случае нельзя показывать свои слабые стороны. Держаться независимо. Знать себе цену. - Сука! – Генри с размаху опустил кулак на стол, услышав протяжный скрип дерева.***
С утра снова моросил дождь, навевая тревожные и грустные мысли. Природа еле слышно рыдала, и её прозрачные слезинки скатывались по щекам на землю, где непрестанно сновали люди, сетуя на плохую погоду. Настроения не было. Хотелось почувствовать хоть малейшую каплю тепла, и Карен обняла себя руками в безуспешной попытке согреться. Она не хотела ни о чём думать. Мысли путались и выскальзывали, смешиваясь друг с другом. Она знала, что ей не удастся решить все появившиеся проблемы сегодня, поэтому просто попыталась не думать об этом. Музыка в наушниках плавно лилась, перемешиваясь с энергетикой, окружающей девушку. «I tried, I really fucking tried, But the rain kept coming down… I watch that woman drown…» Почему именно эта песня? Неужели всё сегодня будет напоминать о её бессилии?! «Shoulder the sky, Open those eyes There’s a kind of calling… Calling…» Глаза были сухими, без единого намёка на слёзы. Хотелось просто укрыться с головой в своём маленьком мире, чтобы никто не посмел пробраться туда и уничтожить всё, что так долго строилось. Она не думала, что люди могут быть настолько жестокими, что могут растоптать единственное, что у неё оставалось – веру в хорошее. Карен кляла себя за наивность, за то, что так доверяла каждому из них, ведь всегда знала, что всё связанное с тётей – это грязь. Болото, в которое не стоит соваться ни по собственному желанию, ни по чужому наставлению. Это тот человек, которого следовало бы просто забыть, как ночной кошмар, отсечь, как гнилую ветку плодовитого дерева. Какая ирония, ведь Лорен так же думала по отношению к ней и её семье. То, что девушке пришлось столкнуться с подобным унижением, было ожидаемо. Она должна была почувствовать, понять это, и тогда ничего не случилось бы. Но мысли её были заняты лишь тем, как помочь матери, сестре и подруге, а о себе она не беспокоилась. Карен закрыла лицо руками, с ужасом осознавая, что это конец. Она не вернётся туда, да и её никто больше не ждёт, а значит, что у неё нет шанса устроить судьбу своих близких. Как легко можно сжечь все мосты, всего за несколько минут, и как долго и сложно строить их заново. Телефон завибрировал, прерывая очередную песню, и девушка подавила раздражение, отчаянно рвавшееся наружу. Вчера Лорен названивала ей весь вечер, но Карен даже не подумала хоть раз взять трубку. И вот сейчас эта женщина снова пытается добиться своего, чтобы отчитать её, как нашкодившего малыша и с громкими криками спровадить с этой работы после первого же дня. Она громко выдохнула, намереваясь сбросить звонок, как вдруг увидела маячившее на экране имя сестры. Девушка попыталась сохранить спокойствие и ничем себя не выдать. - Привет, сестрёнка, - послышалось в трубке. - Здравствуй, дорогая. Как твои дела? – спросила Карен фальшиво бодрым голосом, с горечью замечая, что притворяться у неё получалось не особо хорошо. - У меня всё в порядке. У тебя что-то случилось? – голос Изабеллы звучал настороженно. - Нет, милая, с чего ты взяла? У меня тоже всё отлично. Девушка кляла себя за неспособность более точно изображать различные эмоции, ведь это так пригодилось бы. - Правда? Ты всегда, когда что-нибудь случается, говоришь таким голосом, - сестра почему-то сказала это очень тихо. Карен рассмеялась, и её чуть не вывернуло наизнанку. Всё это звучало противно, и звук собственного голоса резал в ушах, неестественно повторяясь вновь и вновь. - Точно, Иззи, у меня всё хорошо. - Ладно, как скажешь, - Изабелла всё ещё не до конца верила ей. – Чем занимаешься кроме работы? - Я… - девушка задумалась над этим вопросом. Ведь на самом-то деле практически ничем. Ей не хотелось ничего делать, потому что работа забирала все силы. Раньше она мечтала учиться на дополнительных курсах, узнавать что-то новое, мечтала сесть за свою книгу, но… - Я сейчас пишу одну вещь, которая тебе точно понравится, - торопливо сказала Карен, чтобы не расстраивать сестру. - Ох, я бы безумно хотела это прочитать, я так рада, что ты не бросила писать! У тебя ведь талант! – Изабелла была счастлива за неё. А девушка прикусила губу, чтобы не закричать в трубку, что она так больше не может, что ничего давно уже не пишет и не собирается, что она вообще находится не в Сиэтле и что ей уже ничего не хочется. - Конечно, я обязательно отправлю тебе, как только доработаю несколько деталей, - хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать свой слащавый голос, так похожий на голос той, что была повинна во всём. - Ладно, давай не будем обо мне, - Карен с трудом сглотнула, закрыв глаза. – Как учёба? Изабелла помолчала. - Хорошо, - сказала она. – Мечтаю, когда покончу с этой скукотой и буду заниматься музыкой. Мама всё говорит, что если закончу без троек, то поступлю в престижный колледж. Говорит, что в будущем году сможет дать денег на моё образование. Девушка застыла. Таких денег у них в семье точно не было, да и не могло быть. Она начинала медленно осознавать. Значит, мать собирается взять ночные смены… Как-то ведь уже было такое время, и она потом сильно подорвала здоровье. Нет, этого нельзя допускать… Ещё одну такую попытку её сердце уже не выдержит. - Я смогу стать известной певицей, - Изабелла, казалось, не находила молчание сестры на том конце провода странным. – Слышишь, Кэр? - Да, поздравляю, - Карен рассеянно кивнула. Она не могла злиться на девочку, ведь это была её давняя мечта, но поневоле испытывала раздражение. Изабелла не видела, как плохо матери, и вместо этого думала только об известности и музыке. - Всё хорошо? – вкрадчиво спросила сестра, наконец почувствовав что-то не то. - Да-да… Всё в порядке, мне просто нужно уже спешить на работу, - быстро пробормотала девушка. – Я тебе вечером перезвоню, ладно? - Конечно, буду ждать. Удачи тебе, - сказала Изабелла. - Спасибо. И тебе. Карен отключилась. Хотелось рыдать от безысходности, зайтись в истерике, разрушить весь мир, спасаясь от судьбы. Это было слишком жестоко с её стороны. Если это шутка, которую она преподнесла ей, то никто не оценил. Девушка знала, что мир настолько бессердечен, что не прекратит издеваться, даже если она распластается на земле, искривив губы в немой мольбе и сложив руки у груди. Невидимые силы поднимут в воздух, а потом с силой ударят об асфальт, снова и снова, заставляя корчиться от невыносимой боли и терять рассудок в мучительных судорогах. Но она не сломалась бы, даже если какому-нибудь бесчеловечному монстру захотелось бы высосать её разум, переломать кости и швырнуть догнивать в придорожную канаву. Вчера ей причинили невыносимую боль и унижение. Вчера её растоптали, думая, что она не сможет подняться. Но не рассчитали. Впереди – острые кинжалы. А позади – пропасть. Можно сдаться, подписав смертный приговор и себе, и близким, а можно получить ужасные ранения, потерять много крови, но… выжить? И бросить спасительную верёвку всем утопающим, судьба которых зависит от неё. Ни того, ни другого делать не хотелось. Карен казалось, что она не сможет вывезти то, что внезапно навалилось, как камень, привязанный к ноге и неизбежно тянущий на дно. Она внезапно закричала. Молча. Вскрывая все гнойники, что долгое время саднили внутри, заставляя ощущать постоянный зуд в районе груди. Понимая, что другого пути нет и не будет, что она не может, а должна, хоть и ненавидит это слово. Эхо в голове, после долгого крика, возвестило о том, что это не сон. Что это никогда им не было. Что это происходит с ней, здесь и сейчас. И девушке настойчиво продолжало казаться, что все миллионы этих кинжалов, по которым она должна была пройти, разом вонзились ей в сердце. Пусть эта пытка прекратится.