Гарпия на тëмном силуэте

В подземелья дома Слизерин проникло утро. Мутная вода за окнами чуть прояснилась, растворяя в себе солнечный свет, и теперь чётко давала понять, что пора просыпаться. Вдобавок ещё и этот металлический будильник в виде канюка на прикроватной тумбе Берку́ты, завопивший на всю комнату, выпучивая топазовые глазки. — Тихо! — скомандовал злой заспанный голос. Канюк повиновался, перестав орать и бить крыльями. В комнате теперь слышалась возня: шуршание одеял, сонные зевки, скрип кроватей. Первой поднялась Брунгильда Лоу и зашагала тяжёлыми ступнями занимать всем троим душевую. Маргарет Хок, как всегда встала пораньше, чтобы быстрее всех пойти намываться и заодно не застать троицу в мизантропном утреннем настроении. Ей это ой как не на руку. Винсента Уорик поплетётся последней из всех пяти сожительниц, еле продирая глаза, и, скорее всего, сразу на урок, минуя водные процедуры. Ей тяжело давались ранние подъёмы. Конкретно сегодня Беркута её понимала. Вставать было невыносимо тяжело после всего лишь трёх часов сна. Но привычка не давала разойтись лености и завлечь в послепробудную дремоту, поэтому староста со всей ответственностью своего статуса поднялась с кровати. Подхваченная под локоть Гильбертой, которая уже почти полностью ободрилась и застелила постель, слизеринка с недовольным кряхтением зашаталась, точно шхуна на волнах, и поковыляла туда, куда её тянула рука подруги. Беркута не помнила, как дошла до ванной комнаты, стянула пижаму, и как её впихнули в свободный душевой отсек. Но теперь, когда на коже растеклись прохладные капли, к ней наконец вернулась ясность ума. Деревянная комната была довольно просторной для одного человека, но троим подругам приходилось немного тесно. Берти и Бруни уже натирались душистым гелем, когда Баки продолжала залипать на мыльницу, за что ей прилетело локтем под ребро. — Ты тренируешь беспалочковое невербальное? Мойся давай, мы тебя ждать не будем, — прохрипел низкий недовольный голос. — Ага, мы еще сегодня ночью исчерпали свой запас ожидания, — поддержал голос высокий, но такой же негодующий. — Канис сказал, что вы разминулись у входа в кухни и он больше тебя не видел. В гостиную ты так и не вернулась, даже когда я закончила переписывать конспект. Ну чего молчишь? — Да что тут сказать? Зря время потратила, — привычный тяжёлый взгляд девушки сейчас казался ещё более увесистым, а интонации играли вычурно-монотонной гаммой. — Увидела Снейпа у статуи мантикоры и увязалась… Таким подозрительным был… Вертелся кру́гом, оглядывался по сторонам, и как-будто выжидал. Но, похоже, он просто придавался ностальгии. — Неужто он сентиментален? Не поверю. В следующий раз просто пошли за ним говорунью и не трать столько времени. — Догадалась уже, — рыкнула староста, чувствуя себя по-дурацки из-за своего решения, и принялась активно намываться. «Действительно ли это было глупо?» Слизеринка не первый год выслеживает профессоров, зарвавшихся гриффиндорцев, подозрительных тихонь и просто любопытных экземпляров. Она всегда находила на это время, когда не училась, не тренировалась и не устраивала авантюры с подругами. Даже навалившиеся обязанности старосты и подготовка к СОВ не уняли её страсть вынюхивать чужие секреты. Хотя, не в секретах суть. Наблюдать человека, находящегося наедине с собой, думающего, что на него никто не смотрит — то ещё наслаждение. Сидеть под дезиллюминационными чарами неподвижно в одной позе несколько часов; незаметно пробираться в запретные места, под возбуждённое уханье сердца, боясь обнаружения и последующих за этим последствий; ступать след в след всю ночь из-за призрачной надежды что-то вызнать и в итоге ничего не узнать — всё это издержки любимого дела, а потому нет причин винить себя в бессмысленной растрате времени. Через десять минут трое девушек вышмыгнули из душевой, надели школьную форму и направились завтракать в Большой зал. Погашенные свечи летали между пушистых облаков в свете тусклого ноябрьского утра. За столами редкими рядами сидели юные представители школьных факультетов: кто-то увлечённо набивал рот овсянкой, кто-то болтал о повседневных пустяках или предстоящих занятиях, кто-то пытался освободить свой нос из тисков кусачей кружки. За столом учителей всё тоже выглядело привычно за исключением дополнительного обеденного места, которое, к слову, пустовало. Беркута задумалась, скольким из присутствовавших было известно, кому оно предназначалось. Она бы точно знала, если бы предупредили кого-то помимо слизеринцев: обсуждений и суеты вокруг этой темы было бы достаточно. Значит, сказали только её факультету, что довольно странно. Чуть менее странным, но всё-таки вызывающим вопросы, было отсутствие профессора зельеварения. «Интересно, что послужило этому причиной? Как сказала Берти, он просто нелюдим? Избегает кого-то? Может, придёт позже?» — всё думала девушка, жуя яичницу с беконом. — Эй, Рунеспура! Говорят, у вас новый декан, — с ноги ворвался в голову голос знакомого когтевранца. Похоже, кто-то вне Слизерина всё-таки был осведомлен о замене, но узнал о ней гораздо позже. Троица слизеринок лениво повернулась на звук, признав своё прозвище. Рунеспурой их как-то обозвал один мерзкий гриффиндорец, но слово пришлось девушкам по душе, и они начали использовать его в своё удовольствие. Разве сопоставление их с пугающей трёхголовой змей не чудесно? — Ты всё правильно понял, Томас, — пропела Гильберта, которая лучше остальных была с ним знакома. — Наше первое занятие как-раз будет у него. — Он, похоже, решил сегодня не завтракать. — Успеешь ещё насладиться его приятным обществом, не гони фестралов вперёд событий. «Приятным обществом? Это точно сарказм. Больше стоит предполагать, где проходят границы его ядовитости и угрюмости. А вообще, как-то несправедливо так думать… Он может оказаться весьма интересным собеседником, как минимум. Всё-таки, я знаю его всего одну ночь. Интересно, как много существует людей, с которыми ему нравится вести непринуждённые светские беседы?» — О чём задумалась, Баки? — спросила в пол голоса Брунгильда, помешивая в тарелке луковый суп, когда Гильберта с концами потонула в беседе с Томасом и уже всем туловищем развернулась к когтевранскому столу. — Да вот вспомнила, как на третьем курсе левитировала овсянку Маргарет на голову. Она её еще долго вычёсывала из волос, — подсев поближе и говоря также тихо, ответила Беркута. Почему-то ей не захотелось рассказывать правду о своих мыслях – покажется ещё подруге подозрительно увлечённой. Сохранять равнодушный облик в непонятных и непродуманных ситуациях было чем-то в роде защитной тактики. Позже она решит в какой пропорции вкраплять разговоры об их новом декане в их привычные беседы. — Было бы приятно поучать её и сейчас, будь она с другого факультета. Но мы уже не дети, чтобы бездумно дискредитировать Слизерин. — Но можно же налить в её кровать гноя бубонтюбера, чтобы она провалялась в больничном крыле с обожжённой задницей хотя бы недельку. — Жестокая ты, — Бруни усмехнулась и налила им двоим тыквенного сока. — Просто отношусь подобающе к треплу. Кстати, было ли что-нибудь интересное сегодня у говоруний? По-моему, трое должны были вернуться на обновление чар, пока я дежурила. — Да ничего особенно интересного. У Дуроуди снова помер родственник. На этот раз бабушка и своей смертью. — Было бы его даже жаль, не будь он таким придурком, — на этих словах взгляд устремился на компанию из четырёх парней за гриффиндорским столом, которые вели бурное обсуждение. Один из них размахивал над собеседниками вилкой и напористо что-то доказывал. «Ну, он явно горем не убит». Тут Беркуте вспомнился второй курс, кабинет Макгонагалл и выходящий из него знакомый хулиган с красными глазами, держащий своего декана за руку. Он тогда по-особенному зло посмотрел на девочку, словно обвиняя за все свои муки и слёзы. Она ведь слизеринка, и именно её факультет чаще прочих пополнял ряды Волдеморта. Может даже думал, что её близкие имеют отношение к гибели его матери и отца или что она тоже станет Пожирателем смерти. Его к ней неприязнь могла зайти даже так далеко. — Сегодня же гриффы нам компанию на зельеварении составляют? Вот уж радости им прибавит наш мрачный крючконосый приятель. У них там каждый третий кого-то потерял в Первой магической. — О чём шушукаемся? — наконец подключилась обратно Берти. — Что, уже наговорилась со своим зубрилой? Мы просто обсуждаем насколько весело будет профессору Снейпу первые годы преподавания. Память о его роде деятельности во время войны ещё лет пять будет на слуху, — после этих своих слов Баки посетила догадка: скорее всего, именно поэтому информацию о новом профессоре Хогвартса доносят с осторожностью. Однако… — Да уж. Об этом сразу слухи поползут по коридорам замка, как милые маленькие змейки. — Думаете, Дамблдор правду говорит, — будто бы невзначай начала Лоу, — что он работал на него ещё до падения Врага? — Намекаешь, что Дед мог бы его за грустные глаза выгораживать? — сощурилась Хамильтон. — Не думаю, что он настолько наивен или добродушен. Но с расчётом на возвращение Того-кого-нельзя-называть, ему мог бы понадобиться лазутчик в стане противника. — Это уже больше похоже на Дамблдора. Но не думаю, что он выбрал бы на эту роль кого-то, кому не мог бы достаточно сильно доверять, — рассудила Беркута. — Так что, полагаю, наш новый декан и впрямь предал Тёмного Лорда, — прозвучал вывод. — Большинство не станет также рассуждать. И прощать ошибок, как наш добрый Старец, — малость удручённо пробормотала Бруни. — Профессору зельеварения веселье обеспечено, Баки. Думаю, уже через неделю кто-нибудь сорвётся. Веселье… Да. Эту отсылку к своей фразе, её обладательница моментально узнала, и в её мозгу вспышкой сверкнуло осознание — она незаметно для самой себя свела разговор к Снейпу. Эта бестолковая ночная слежка хоть и не дала плодов, но сладким запахом цветения одурманила. Однако не стоит зацикливаться на этом — у неё уже случались подобные сдвиги на объектах своего излишнего внимания. И этот вслед за ними постепенно растает, когда насытится любопытство. — Идёмте в аудиторию, мне ещё нужно закончить домашку по рунам, — позвала подруг Беркута, поднимаясь с места. Ещё один взгляд на учительский стол — профессор на завтрак так и не явился.