***
Когда темнота рассеялась, Генри с ужасом понял, что не может двинуть руками. Они были вывернуты за спину и связаны чем-то вроде толстой клейкой ленты, той же лентой был заклеен и его рот. Голова кружилась и пульсировала болью, отзывающейся во всем теле. Он подавил стон, услышав голоса. Похоже, разговаривали три или четыре человека. И два голоса были ему знакомы! Это те парни с последней заправки, что и указали ему эту дорогу! — Придурок, — и звук смачного плевка. — Лошок. Но обувка его мне по душе. — Машинка тоже ниче так. — И налички сколько с собой таскает, в нашей дыре даже в банке столько не держат! Ну лопух! Разговор прервался издевательским смехом. Сердце Генри застучало так сильно, что он испугался — они его услышат. — Денежки я приберу пока. Не тяни к ним свои лапы. — Ты че? Мы ж договорились, разделим по справедливости! — Разделим, все разделим, не ссы. Но сначала надо доделать дело. — Да успеем, он в полной отключке. Я его хорошо приложил. — Двадцать штук, чтоб пришить какого-то англичашку! Это ж сколько на нос выйдет?! С ума сойти! — Положь ботинки! Я тебе говорю! И часы не трогай! Дальше Генри не слушал. Он заерзал по земле, отползая за тот самый темный форд, что ехал за ним ранее и оказался машиной этих отморозков. Он сел, едва сдерживая стоны, а затем с большим трудом поднялся на ноги. На счастье Генри, бандиты продолжили громко ссориться, деля его вещи, а в сторону связанного даже не смотрели. Он, как мог тихо, отходил все дальше от импровизированного лагеря и своей смерти. Скрученные скотчем руки мешали, Генри в панике огляделся, стараясь рассмотреть хоть что-то в кромешной тьме. Его внимание привлекло старое дерево, такое, пожалуй и втроем не обхватишь. Как безумный, он прислонился к нему спиной и принялся изо всех оставшихся сил тереть связанные руки о грубую толстую кору. Кожа запястий горела, как от ожогов, из глаз полились слезы, он молился, чтобы дыхание не было слишком громким не привлекло их. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем скотч поддался. Кавилл израненной рукой рванул кусок клейкой ленты, закрывающий ему рот, и изо всех сил бросился бежать. Он бежал, помня правило охоты: заяц всегда должен петлять и только так он может избежать смерти от пули. И он петлял, петлял изо всех оставшихся после избиения сил, стараясь выбирать места потемнее, а опомнившиеся бандиты неслись за ним, кричали и стреляли. Страх подстегивал не хуже кнута, даже рана на голове и кровоточащие голые ступни отошли на задний план, в голове билась только одна мысль: «выжить любой ценой». Одна пуля всё же чиркнула по плечу и Кавилл чуть было не упал, вторая просвистела над ухом и обожгла его резкой болью. Когда впереди показался обрыв, Генри, не задумываясь, бросился к нему. Даже если там пустота, то лучше умереть так, чем в руках этих отморозков! Он разбежался и прыгнул. Бездна оглушила, а после был сильный удар об воду. От его силы Генри чуть было не потерял сознание, казалось, что те кости, которые не были сломаны при побоях, доломались от приземления. У него перехватило дыхание от холода, но его тут же подхватил бурный поток реки и мысли о холоде и боли улетучились, как дым. Он барахтался из последних сил, зато преследователи отстали, не рискуя броситься за ним в реку. Когда течение стало медленнее, ему удалось ухватиться за какую-то ветку и подтянуться. Генри с большим трудом выполз на сушу, выкашливая воду. Он дрожал, как в лихорадке, руки и ноги плохо слушались, а температура, казалось, упала много ниже нуля. Но ему нужно было идти. Остановиться — значит умереть. Он не знал, искали ли его еще преследователи, но ни погода, ни мокрая одежда, ни раны не располагали к остановке. Он поковылял вдоль реки, здраво рассудив, что где пресная вода, там должны быть и людские поселения. Судя по тому, что сумерки сменились темнотой, шел он не один час. Из глаз непроизвольно текли слезы, рук и ног он почти не чувствовал, но желание жить еще теплилось глубоко внутри и только оно и удерживало его от того, чтобы просто упасть от усталости и уснуть навсегда. Но даже жажда жизни, с каждым пройденным шагом, пусть и медленно, но верно угасала. Он заморгал и прищурился, когда впереди показались огоньки. Сначала он принял их за галлюцинацию измученного сознания, но огораживающий поле забор дал ему надежду. — Люди… ! — он хрипло рассмеялся и из последних сил поковылял в сторону спасительного света. Перед глазами все плыло, звуки доносились до него, как из-под толщи воды. Голова кружилась от усталости и боли. Он почти потерял сознание, когда дошел-таки до дома с широкой террасой, чуть не повалившись на ступени крыльца. Он заколотил в дверь из последних сил, смертельно боясь, что дом окажется пустым или нежилым, пусть грозный лай собаки и включившийся свет развеяли этот страх. Прием Генри ожидал не радостный, сначала его облаяла жуткая псина, больше похожая на собаку Баскервилей, чем на домашнего питомца. Затем хозяин дома, который виделся Генри размытым силуэтом, довольно грубо пытался его спровадить и даже угрожал ружьем. Кавилл и сам не понял, что он прошептал охрипшим голосом, но над ним сжалились, впустили в теплый дом, вручили какую-то одежду и, протащив на второй этаж по лестнице, затолкали в ванную комнату. Еле стянув непослушными пальцами остатки некогда дорогой одежды, он встал под горячую воду, болезненно застонав. Вода обжигала заледеневшее тело, принося с собой жгучую боль в замерзших и раненых конечностях. Кажется, что он простоял под душем целую вечность, смывая пот, грязь и кровь. Немного придя в себя, Генри, ко всему прочему, почувствовал сильный голод, но как же он был рад! Теперь он спасен! Тут наверняка есть телефон, он позвонит в полицию и отцу. Слезы облегчения непроизвольно потекли из глаз. Он попросит у папы прощения и больше никогда не сунется на эту проклятую землю, о которой еще недавно так грезил, что даже поссорился с семьей. Когда он закончил с мытьем и натянул на себя чистую одежду, то поморщился от досады: та была старой, застиранной и из грубой ткани, что натирала кожу. Но зато сухой и теплой, сейчас только это было важно. Мимоходом Кавилл отметил, что хозяин дома, видимо, был великаном, при высоком росте Генри в 185 сантиметров, одежду ему пришлось подвернуть в рукавах и штанинах. На раненых ногах он, чуть не плача, поковылял вниз по скрипучей лестнице. Плечо снова начало кровоточить, а шишка на голове пульсировала острой болью. Спустившись, он наткнулся взглядом на грубо сколоченный, но добротный стол с разложенными на нем нехитрыми медицинскими принадлежностями. — Сядь, тут больше света. Повернувшись на глубокий голос спасителя, Генри обомлел. Перед ним стоял настолько привлекательный мужчина, что он казался нереальным. Золотисто-русые волосы переливались в тусклом свете лампы, длиннющие пушистые ресницы отбрасывали тень до самых красивых губ, которые когда-либо Генри видел, а в глубоких синих глазах можно было утонуть. Кавилл замер, обозревая крепкую высоченную фигуру в клетчатой фланелевой рубашке и джинсовом комбинезоне. Его рот непроизвольно приоткрылся от удивления, что можно встретить подобное чудо в такой глуши. Арми же проигнорировал ошарашенный взгляд. На него всегда пялились, особенно незнакомые. Люди часто опасаются того, кто много выше и сильнее прочих, ничего удивительного. Парень, разбудивший Арми среди ночи, оказался примерно его ровесником, темноволосый крепыш. Голубые глаза так и впились в Арми пристальным взглядом; на одном из них было небольшое темное пятнышко, и это удивило Хаммера. Такого он ещё не видел. — Садись же, — повтори он и кивком указал на стул. Аптечка у Арми была небогатая: бинты, йод, спирт да пластыри. Он присел рядом и начал с шишки на голове. Протер спиртом, то и дело поворачивая голову незваного гостя за подбородок, намазал йодом, заклеил. Рана на ухе Арми не понравилась. Кому вздумалось стрелять на его земле? Затем он сел на пол и занялся ногами. Тоже ничего страшного. Пришлось наложить повязки, но кроме ушибов и неглубоких порезов об острые камни там ничего не было. — Ещё где-то ранен? — Арми поднял голову. — И я внимательно слушаю, что ты забыл на моей земле, да еще и в таком виде? А также, кто и какого черта стрелял? Охотиться здесь имею право только я, вам, городским пижонам, тут нечего делать. Интересно, как его сюда занесло? Когда Арми проснулся от громкого лая Герти и обнаружил на своем пороге почти потерявшего сознание незнакомца, ему не удалось получить внятного ответа на свои вопросы. У того зуб на зуб не попадал от холода. Сначала, Хаммер хотел было выкинуть незнакомца прочь, гостей он не жаловал, тем более забулдыг. К тому же, тот проигнорировал надпись о злой собаке и нагло пролез в дыру в изгороди. Но потом он пригляделся и заметил босые ноги, рваную одежду и запекшуюся кровь. Арми не любил людей. Вообще никаких. Они казались ему лишь источником шума, неприятностей и вечного раздражения. Но не помочь раненому тоже было нельзя. Вот он и решил: пусть отмоется, перевяжу раны, а дальше посмотрим. Его готовность помогать ближнему чуть было не испарилась, когда Хаммер понял, что придется дать свою одежду, ведь одежда незваного гостя была вся рваной и в крови. Арми с недовольной миной достал из шкафа то, что ближе висело и вручил трясущемуся парню, после чего буквально потащил его на второй этаж и сунул в ванную комнату. Обрабатывая раны, он не мог не отметить — а парень-то красивый, да еще какой-то благородной, аристократичной красотой. И акцент, будто в старых чёрно-белых фильмах, что любил иногда смотреть его дед в автокинотеатре. Но Хаммер сразу же отмел эту мысль. Во-первых, ему сейчас нужна только перевязка. Во-вторых, люди в массе своей существа очень неприятные и надоедливые, даже если они такие красивые. А учитывая характер ран незнакомца, Арми прямо чувствовал исходящий от гостя запах крупных неприятностей. Так что спровадить бы его побыстрее, да и дело с концом. Генри же так увлекся разглядыванием деревенского красавца, что почти забыл о своих злоключениях. — Телефон! Мне нужен телефон! — спохватился он. — Срочно! Меня пытались убить, угнали машину и украли документы, деньги и даже обувь! Стреляли в меня… Голос сорвался на хрип, а безумный страх последних часов вновь завладел телом и душой. Кавилл затрясся в приступе паники. — Вызовите полицию! И мне нужна нормальная квалифицированная медицинская помощь… — Телефон? — удивлённо переспросил Арми. — Так у меня его отродясь не водилось. И не вопи. Герти не любит резких звуков и движений. Я тоже. Его внимание привлекло маленькое алое пятнышко, пробивавшееся сквозь ткань рубашки незнакомца. Недолго думая, Арми распахнул ее, чем заставил того заткнуться. — Повезло тебе, царапина, вскользь задело, — констатировал он. — Но это и правда огнестрел. Значит, ты не врешь. Ладно… Арми нахмурился. Он очень не любил, когда что-то вклинивалось в его размеренную жизнь. Тем более если это "что-то" носило криминальный характер. — Завтра отвезу тебя в город. Сможешь тогда сразу поговорить с шерифом, а наш поселковый фельдшер осмотрит твои царапины. Вот только пикап починю и поедем. Генри настолько обалдел, что позабыл о хороших манерах, неприлично раскрыв от удивления рот. То есть как это, нет телефона?! Он взъярился на деревенского олуха, который его еще и оголил, оттолкнул его руки и вскочил. — Вы… ты совсем чокнутый?! Меня пытались убить! Стреляли в меня! Как это, в 21 веке нет телефона? А рация? Сигнальные ракеты? Ну хоть что-нибудь? И что с твоим драндулетом? А вдруг они найдут мои следы и придут за мной?! Страх снова завладел им, Генри упал на жесткий стул, крепко зажмурившись и обняв себя руками в детском защитном жесте. Он и сам понимал, насколько он сейчас жалок, но ничего не мог поделать с навалившимся ужасом. — А на кой мне телефон? — недоуменно спросил Арми, поднимаясь во весь свой высокий рост и нависая над гостем. — Если ярмарку отменят или будет штормовое предупреждение, об этом объявят по радио. А звонить мне некому. И не мельтеши! — его начала раздражать суета, которую привнес этот человек в его дом. — Ко мне никто не сунется, все знают, что я гостей не люблю и не промахиваюсь, — он показал на стоящее в углу ружьё. — А кто сунется, сам виноват. Парень, однако, снова начал трястись. Арми почувствовал себя неловко, как успокаивать заблудших красавчиков, он не знал. — Может ты голодный? — нерешительно предложил он, чтобы прервать неловкую сцену. — И выпить бы не помешало, чтоб успокоиться. Генри слушал всё это и не мог поверить ушам. «Радио? Ярмарка? Я что, умер и попал в 19й век?». Кавилл встряхнулся: — Ты не понимаешь! Те люди — убийцы! И их четверо! Если они придут, то твой мушкет XVII века и Тузик нас не спасут! Он обреченно прикрыл глаза. Никогда раньше Генри не испытывал такого ужаса и отчаяния. Как назло, желудок издал голодный рев. Сколько он уже не ел? Кажется, около суток. Но выпить хотелось еще больше, чем есть. Оглядев скромную обстановку большой кухни, он поморщился. — А кроме самогона и консервированного чили в твоей конуре что-то водится? Страх смерти и раздражение полностью заглушили благодарность за оказанную помощь. Ну почему он вышел именно к дому этого ненормального противника технологий? — Не нравится у меня — проваливай, — Арми равнодушно пожал плечами. — Можешь идти до города пешком хоть сейчас, всего-то пятнадцать миль, часов пять если нормальным ходом, но на твоих покалеченных ногах не меньше восьми. У него осталась от ужина половинка жареной курицы и, подавив раздражение от бесцеремонности гостя, Арми быстро отделил грудку от ножки и бросил на сковородку, которая сразу же весело зашкворчала, разогревая нехитрое блюдо. — Ну так что, будешь есть? — спросил он незваного гостя. — И не ругай дедулин самогон не попробовав, гарантирую, ты очень удивишься. Хаммер отдал всю еду городскому парню — сам Арми обычно ложился рано и давно поужинал. Вдруг он спохватился. Как он мог забыть! — Звать-то тебя как? — с опозданием поинтересовался Хаммер, с удивлением глядя на то, как гость почти не жуя глотает еду, лихо запивая ее из металлической кружки самогоном, будто это была ключевая вода. Генри устыдился своего поведения. Все же, этот красивый деревенщина спас его от смерти. Он робко кивнул, а почуяв запах курочки, чуть ли не зарычал. Он так сильно хотел есть, что плюнул на все вбитые сызмальства манеры. Еда была обжигающе горячей и очень вкусной, Генри накинулся на нее как дикий зверь, яростно поглощая. Самогон тоже оказался отменный, разбитое тело тут же окутало жаром и негой. Разморенный едой и алкоголем, Кавилл чуть было не прослушал вопрос и, сыто икнув, смутился. — Прости. Я Генри, Генри Кавилл. А ты? — Арманд, — Арми с усмешкой наблюдал, как расширяются странные голубые глаза с карей крапинкой. И почему незнакомые люди всегда так реагируют на его имя? — Вообще-то полностью Арманд Дуглас Хаммер, — уточнил он, вызвав ещё большее удивление. — Дед был Второй, а я Третий. Наелся? Ещё хочешь? Генри снова икнул. Арманд Дуглас Хаммер Третий? Серьезно?! Самогонка развязала мысли и язык: — Ну ничего себе имечко! Да ты никак голубых кровей? — усмехнулся он. — Пошёл ты, — обиделся Арми. — Имя как имя. И никаких графьёв у меня в роду не водилось! Почти все они работали на этой земле, как я теперь. Арми не стал рассказывать, что Первым был прапрапрадед, который и построил эту ферму. А далее имя осталось в их семье и передавалось по наследству. Но во-первых: это никого не касается, во-вторых: вот ещё, метать бисер перед свиньями. Кавиллу стало стыдно. К тому же, парень был красив настолько, что хоть сейчас на модельный подиум. С таким породистым лицом и статью он и вправду гораздо лучше подходил на роль графа, чем большинство знатных и титулованных приятелей Генри. — Прости, Арманд. Могу же я тебя так называть? А то мистер Хаммер ввиду ситуации звучит как-то глупо. Ты живешь тут один? А соседи ближайшие? — Зови просто Арми, Армандом моего деда кликали, — он поднялся и начал убирать посуду со стола. — Да, один. Раньше жил с дедом, но он уже умер. Соседи есть, но мы редко видимся. Ближайшие сто акров — мои, еще тут рядом заповедник, а до соседей ещё надо ехать миль пятнадцать. Генри явно расстроился, услышав это, поэтому Арми на всякий пожарный закрыл и убрал бутылку. — Да не парься, — неловко попытался он ободрить своего гостя. — Вот разберусь завтра с пикапом и отвезу тебя прямиком в полицию. Он поймал себя на том, что ему постоянно хочется смотреть Генри в глаза, уж очень интересным оказался этот странный двойной окрас. — И ружье поставлю рядом с твоей кроватью, чтобы ты не беспокоился. Ты стрелять-то хоть умеешь? — Хаммер с сомнением оглядел явно ухоженные волосы и руки с маникюром, не знавшие работы, припомнил также пижонский наряд, кричащий о дороговизне. — Вообще-то, я участник ежегодной королевской охоты на лис! — Насупился Генри и важно выпятил грудь, чем вызвал смешок у Хаммера. В воздухе повисла неловкая пауза. Арми не привык, что рядом с ним находится ещё кто-то и не знал, что делать. К тому же он никогда не отличался словоохотливостью. Присутствие ещё одного человека в его собственном доме было странным. — Ты чуднО разговариваешь, Генри. Точно не местный. Откуда ты? Не из Австралии? — Арми решил хоть что-то спросить, чтобы скрыть нервозность и заполнить неловкую паузу. Генри ухмыльнулся. Ну да, чистокровный австралиец. — Я англичанин, — и с грустью посмотрел на убранную бутылку самогонки и свой опустевший стакан. Страшенная дворняга Арманда подошла к нему и начала обнюхивать. Генри замер, когда она лизнула его руку. Зубы у животного, казалось, росли как у акулы — в два ряда. — Арманд, убери ее, — прохрипел он сдавленным голосом. Стоило ли избежать смерти от рук вооруженных бандитов, чтобы его сожрала демоническая собака спасителя? — Что за манеры, Гертруда? — Арми потрепал любимицу по загривку и погладил огромную голову, запустив пальцы в чёрную шерсть. — Это Генри, он наш гость. Давай на место, охранять, — и подтолкнул собаку к входной двери. Та послушно улеглась на старое одеяло, брошенное в углу. — Англичанин? — Арми очень удивился и даже присвистнул. — Эка же тебя занесло. Так кто и почему, говоришь, в тебя палил? — Понятия не имею, — Генри передернул плечами, как от холода. — Я отправился в путешествие на автомобиле по Америке, проехал несколько штатов. Все было прекрасно, мне все очень нравилось. Великолепная природа, отзывчивые люди, всегда готовые помочь. Но тут машина забарахлила в этой глуши, что на новый бугатти вообще-то непохоже, я вышел посмотреть, что стряслось, а затем боль в голове и темнота. Пришел в себя неизвестно где, избитый и босой, а они делили мои вещи. А затем обсуждали, как распорядятся деньгами, которые получат за мое убийство… При воспоминаниях об этих страшных минутах беспомощности в лапах бандитов, его снова охватила нервная дрожь. — Пока ты в моем доме, тебе нечего опасаться, — заявил на это Арми. — А если кто вздумает носиться тут и пулять в воздух, мне есть, чем ответить, — и кивком указал на стоящее у стены ружье. Он подумал, что надо бы сказать еще что-то, утешить, но черт возьми, как это делается?! Наверное, лучшее, что сейчас можно сделать — это лечь спать. Утро вечера мудренее. Дом Хаммера был большим: два этажа, внизу просторные кухня и гостиная, кладовки и прочие хозяйственные помещения, наверху несколько спален. Дед, когда строил его, рассчитывал на большую семью, да не пригодилось. Места, чтобы уложить гостя, было полно. Однако, осенью Арми отапливал только ту комнату, где спал сам, чтобы экономить. Он ненадолго задумался. Да нет, наверное, это ничего. Кровать-то родительская, большая. Уместятся как-нибудь, не мешая друг другу. Не стелить же гостю в нетопленой комнате? И самому как-то не очень хочется мёрзнуть. — Время позднее, завтра все решим. Пошли, я покажу, где спать. Генри жалобно шмыгнул носом. Только заболеть не хватало, но после его «прогулки» и такое не исключено. Алкоголь, усталость, нервное напряжение последнего дня и сытная еда сделали свое дело, ему очень захотелось спать. Он встал, пошатнувшись и чудом удержался за стол. — Покажи мне мои апартаменты и я отойду ко сну, — во хмелю Генри не мог сдерживать свои аристократические замашки и они дали о себе знать. — Смотри по дороге в мир иной не отойди, — Арми покачал головой от этой пафосной речи и, взяв шатающегося гостя под локоть, повёл за собой. В спальне было теплее, чем на кухне. Солидная кровать из крепкого дуба занимала почти всю небольшую комнату, кроме неё, из мебели имелись только тумбочки в изголовье и шкаф. Арми включил ночник и достал из большого встроенного шкафа ещё одно стёганное одеяло. — Устраивайся, — он указал на постель и занялся застёжками комбеза. — Здесь должно хватить места двоим. Остальные комнаты не топлены, не хочу мёрзнуть или заморозить тебя окончательно. Сейчас найду тебе пижаму. Сказать, что Генри охуел — это промолчать. Спать с хозяином дома в одной кровати?! Ничего себе американская непосредственность! Воистину говорят, что простота хуже воровства. Однако, когда тот начал раздеваться, мысли Кавилла унеслись в совсем ином направлении. Джинсовый комбинезон и клетчатая рубашка скрывали потрясающее тело: длинные, сильные руки, широкие плечи, узкие бедра, маленький упругий зад и просто бесконечные ноги. Генри так и ел все это глазами. «А спать в одной постели не такая уж и плохая мысль», он сглотнул, наблюдая за хозяином дома. Пожалуй, впервые с тех пор, как он смог сбежать от преследователей, у Генри получилось отвлечься на что-то иное, чем страх смерти и отчаяние. Даже захотелось пофлиртовать с неожиданным соседом по кровати, но наверное, это было лишним. Этот угрюмый фермер и врезать мог за такое, а драку Кавилл в своем нынешнем состоянии бы точно не потянул. Генри вздрогнул и вышел из задумчивого разглядывания всех прелестей хозяина дома, когда ему в руки упала синяя фланелевая пижама в мелкую полоску. Судя по фасону, покупал ее еще дедуля Хаммер, руководствуясь своими представлениями о хорошем вкусе и тогдашней моде. Генри поморщился, обозревая этот оживший кошмар кутюрье, и, прежде чем он успел сообразить, что и кому говорит, у него вырвалось: — Я привык спать обнаженным. — Ну, хочешь отморозить хозяйство — спи, — Арми добродушно ухмыльнулся, застегивая собственную пижамную куртку и наблюдая, как Генри тщетно пытается держаться прямо и не шататься. — Ложись уже, мне рано вставать и чинить пикап, чтобы увезти тебя в город. Да и мои коровы выходных и праздников не признают. Наконец-то они оба улеглись. Когда свет был погашен, Арми с удовольствием вытянул уставшие за день ноги и прикрыл глаза. Обычно Хаммер засыпал, стоило его голове коснуться подушки, ведь работу на ферме легкой не назовешь, а трудился на ней он один. Но сейчас сон никак не шел. На его земле редко что-то случалось. Каждый день был похож на предыдущий и заполнен тяжелой работой. Арми это устраивало, он никогда не желал для себя другой жизни. Здесь он знал каждое дерево, каждый ручеек и каждый камень. Дома у него возникало особенное, горько-сладкое, щемящее грудь чувство принадлежности к этой земле. Будь то Герти, его коровы и куры, ласточка, свившая гнездо под крышей, приходящие в гости енот или олени, ко всем ним он был привязан, как к родным. Уж точно больше, чем к людям. Животные, в отличии от людей, никогда не обзывали его, не смеялись над ним, не пытались обмануть и не говорили гадостей за спиной. От людей нельзя ожидать ничего хорошего. Дед всегда так говорил. Обладая жестким нелюдимым характером, Арманд Хаммер Второй сначала не обрадовался, когда обнаружилось, что ему придется взять внезапно осиротевшего маленького внука к себе. Старик не сказал ни слова сожаления, но мальчик чувствовал, что его не любят. Через несколько лет это изменилось. Каждый день тяжело работая бок о бок, родственники действительно стали ближе. Но манеру общения в таком возрасте изменить уже очень трудно. Арми редко хвалили, почти не дотрагивались, не обнимали, а о привычных для других детей днях рождения и прочих праздниках он и не мечтал. Но со временем привык. И был очень расстроен, когда вскоре после его двадцатилетия дед умер. Общаться с другими людьми у Хаммера не было потребности. В детстве он тянулся к ним, но его раз за разом отталкивали. Из-за немодной, изношенной одежды, его странного деда или внешности: в подростковом возрасте он как-то разом вымахал на полметра вверх и стал похож на неуклюжего нескладного жирафенка со своими длинными конечностями. Ну и любопытным людям не давали покоя подробности аварии, унесшей жизни обоих родителей Арми, но пощадившей его самого, о чем они не стеснялись все время его расспрашивать, выворачивая душу мальчика наизнанку и причиняя боль. С годами желание быть принятым обществом угасло, сменившись равнодушием, а затем и отчуждением. Он не вступал в отношения с другими людьми без крайней необходимости. Чужая болтовня и пустые расспросы действовали на нервы. Никакая потребность не стоила того, чтобы их терпеть. Вообще-то сама ситуация, что он пустил кого-то в свой дом, была невероятно фантастической. Арми прислушался и недовольно нахмурился: дыхание Генри оставалось неспокойным, а потом матрац начал ходить ходуном — тот начал вертеться, устраиваясь удобнее и постанывать, видимо от боли в избитом, измученном теле. Вот казалось бы, незнакомый человек бесцеремонно вломился в его жизнь, открыв дверь с ноги. Разбудил среди ночи, шумный, грязный, раненый, еще и молодчики за ним какие-то гонятся. По идее, Арми должен был испытывать непреодолимую досаду на Генри и желать, чтобы тот исчез как можно скорее. Но вместо этого Хаммер ощущал беспокойство за него. И это удивляло Хаммера, ведь такое чувство было ему совершенно несвойственно. Он, по примеру Генри, тоже поворочался, ища удобную позу, как вдруг к нему со спины прижалось дрожащее тело, а вокруг, будто клещами, обвились прохладные руки. Однако, вот это силища — Хаммер аж крякнул. — Замёрз? — Арми смешался. Как реагировать на такую близость, он понятия не имел. А Генри не просто подрагивал — его била крупная дрожь. — Ты как? Нормально? — Арми повернулся к нему лицом и заглянул в широко распахнутые в панике глаза. — Да что с тобой такое? Он и сам начал бояться, глядя на бледного, задыхающегося и дрожащего Генри. Блять, делать-то что?! — Да успокойся, что ты… — Арми неловко обнял его в ответ и начал поглаживать по спине, приговаривая, что завтра все наладится. Они поедут в город и шериф все решит. Генри не отвечал, лишь дышал тяжело и надрывно. Паническая атака настигла его совершенно внезапно. Несмотря на все усилия, воздуха не хватало, а грудную клетку сдавило, будто стальным обручем. Улегшись в постель и вспомнив сегодняшние события и то, как он лишь чудом избежал смерти, Кавилл уже не смог отделаться от страшных мыслей. Кошмары захватили его душу целиком, именно они сейчас не давали ему вдохнуть полной грудью. В панике и отчаянии он начал судорожно шарить вокруг. Неужели он снова один во тьме чащи, а по пятам за ним следует смерть? Нащупав рядом горячее человеческое тело, Генри с силой обвил его всеми конечностями, словно спрут свою добычу. Дыхание сперло паникой, оно вырывалось из груди с жуткими хрипами, все тело бил озноб. Когда человек рядом вдруг развернулся и неуверенно обнял его в ответ, он почти разрыдался от облегчения. Дышать все еще было сложно, хотя присутствие живого существа рядом и дарило толику облегчения, но воздуха все еще было катастрофически мало, а слезы лились по щекам беспрерывным потоком. От неловкого движения, Арми вдруг оказался сверху и прижал Генри к постели своим телом. Кавилл в ужасе забился под ним. Однако, обнимающие руки не были жестокими и не несли с собой боль ударов. А слова, которые ему шептали на ухо, не были угрозами смерти. Генри зашептал что-то в ответ, уткнувшись лицом в шею Арманда, о чем-то просил, прижимался к нему сильнее. Голос не слушался, то и дело сходил на судорожные всхлипы и рыдания. — Пожалуйста… пожалуйста, не оставляй меня… держи крепче, молю… Генри едва ли понимал, что делает и говорит. Ему было больно, было страшно, как никогда и единственный, кто был рядом и мог ему помочь — это этот человек. Чем дальше, тем сильнее Арми впадал в панику. Генри было плохо, очень плохо, но что же делать?! Как это, черт возьми, работает?! Арми попробовал просто обнимать его, поглаживать, уговаривать, как говорил бы с пугливым животным. Он гладил темные мягкие волосы, плечи и спину, отмечая про себя, что мускулы у Генри ого-го, а руки сильные, будто клещи — тот так вцепился в него, что стало больно. Пока что ничего не помогало. Арми интуитивно коснулся губами виска Генри, вдыхая запах его волос. Затем лба — тот замолчал и смотрел на него, с изумлением и вроде надеждой. Разноцветные глаза словно гипнотизировали. Помогает, что ли? Арми нерешительно дотронулся до его губ своими и отстранился. Поцелуй получился детским, просто ткнулся губами в губы, он и сам не знал, зачем. А внутри почему-то стало тепло. Генри все еще не мог надышаться, когда его губ осторожно коснулись горячие и нежные губы. Он было вскинулся, взбрыкнул, но потом приник к источнику ласки как усталый путник в пустыне, неожиданно нашедший оазис. Он целовал в ответ, жадно, страстно. В мыслях было только «не отпускай, умоляю, держи меня крепче!». Генри потянул на себя тяжелое тело и жадно целовал закрытый рот. Он беспорядочно шарил по широкой спине, сжимал своими бедрами одеревеневшие бедра Арманда и извивался под ним. Наконец неуступчивые обветренные губы раскрылись и Кавилл жадно приник к источнику спокойствия в этом безумном мире. Он целовал, ласкал языком, покусывал. Ему было нужно, нет, жизненно необходимо чувствовать кого-то сейчас. Кого-то сильного, надёжного, безопасного. Кавилл зашарил по торсу Хаммера, стаскивая с него допотопную пижамную куртку. Пижама самого Генри полетела на пол следом. Отрываться от Арманда было страшно, будто если они разорвут поцелуй, то Генри снова останется один во власти кошмаров. Арми перестал соображать, когда его поцеловали. Конечно, в свои двадцать три он не был девственником. Раньше он пробовал секс несколько раз, но это было совсем не так, как сейчас. Ему и не хотелось особо, люди в принципе вызывали у него неприязнь и желание уединиться. Когда подростком Арми понял, что девочки его вообще не интересуют, его поведение не изменилось. Люди всё ещё были для него источником раздражения и связываться с ними хоть и кратко, желания не было. Что же касается секса, то иногда он ездил в города покрупнее его собственного, на другом конце штата, пытался знакомиться, но весь этот процесс вызывал больше неприятия, чем желания. Чтобы хоть кого-то заинтересовать, надо было красиво одеваться, трепаться не переставая и смеяться чужим плоским шуткам, да и ездить на чем-то подороже старенького дедовского пикапа. В последний раз во время такого знакомства он подумал: да лучше б остался дома, правая рука всегда при нем. А так только бензин зря проездил. Поэтому его ошеломило все то, что делал Генри. Те несколько случаев, что у Арми были, не шли ни в какое сравнение с происходящим. Их пижамы оказались на полу, Генри жался к нему, о чем-то просил, а его поцелуи, казалось, накалили воздух в комнате так, что стало нечем дышать. Почувствовав руку у себя в промежности, Арми вздрогнул и хотел было отпрянуть. Но Генри смотрел столь жалобно, так умолял не оставлять его… — Я здесь, я тебя не брошу, — неуверенно забормотал Арми. — Только …. Генри, ты правда хочешь? Вместо ответа рука Генри переместилась с середины бедра на пах Арми, вокруг члена сжались пальцы и это разом остановило всю мыслительную деятельность. Хаммер прикрыл глаза, подаваясь навстречу ласковой руке. Член встал, как по команде и ему нисколько не мешал тот факт, что источник нежных прикосновений — незнакомец, даже иностранец, и сто процентов такой же надоедливый, как и прочие люди, а то и хуже, ввиду всех тех неприятностей, что тянулись за ним шлейфом. Генри же не понимал, что именно ему говорят, главное, его не отталкивали, он не один во власти этого жуткого кошмара. Дрожь все еще колотила его тело, но это была дрожь не только ужаса, но и возбуждения. Он прижимался вставшим членом к бедру своего случайного партнёра, терся об него, не переставая ласкать и не прерывая поцелуя. Они оба возбудились до предела и Генри безумно хотел… всего, всей той боли и того удовольствия, что он мог получить, только бы не быть одному, только бы его не отпускали. С трудом поняв вопрос Арманда, Генри торопливо кивнул и схватил того за руку. Он быстро сунул себе в рот длинные пальцы Хаммера и начал сосать их, обильно смачивая слюной. Тот задышал чаще, синие глаза стали почти черными из-за расширяющихся зрачков. Если бы Генри сейчас мог думать, он бы понял, что слишком торопится. Но голова наконец была восхитительно пустой, а тело требовало этот горячий твёрдый член немедленно. Оно жаждало ощутить хоть что-то, кроме сводящего с ума ужаса от пережитого. Генри согнул ноги в коленях, широко раздвинул их и дернул дрогнувшую руку Арманда вниз, к своей промежности. Когда тот застыл в нерешительности, Генри чуть не заплакал от разочарования и двинул бедрами, пытаясь сам насадиться на пальцы. Слава Богу, его поняли правильно и приступили к делу. Один, второй, третий, быстро и больно, но так было нужно, и хорошо было тоже. Генри тяжело дышал и морщился при слишком резких движениях огрубевшей от работы ладони, но когда Арманд пытался отпрянуть или что-то возразить, снова тянул его к себе, страстно насаживаясь. Из глаз все еще текли слезы, но дышать стало легче. Генри целовал уже податливый рот, неуклюже отвечающий ему, и извивался на трех длинных пальцах. «Ох… Да его пальцы длиннее, чем иной член», он плыл в горячем мареве удовольствия и боли и не желал останавливаться. Тело пронизывала сладкая дрожь, член стоял, как каменный, кожа стала будто в сто раз чувствительнее. На этом фоне постепенно притупляющаяся боль не имела ровно никакого значения. Ей можно было пренебречь. Ей можно и наслаждаться. Длинные пальцы дарили невероятное удовольствие, но этого было мало, слишком мало… Кавилл просунул ладонь вниз, слегка отталкивая партнёра и заставляя того выдернуть руку из его тела. Генри крепко ухватился за вставший член Хаммера, увлажненный своей слюной, а потом раздвинул бедра шире и приставил влажную головку к своему анусу. Арманд застыл, только дышал тяжело и часто, внимательно вглядываясь в лицо случайного любовника, будто искал на нем ответ на крайне важный для себя вопрос. Генри по-детски захныкал от разочарования и двинул бёдрами навстречу, охватывая его ногами за пояс и укладывая на себя. Боль от вторжения прошила все тело электрическим разрядом. И тут бы Генри прийти в себя, понять, что слюна и минута подготовки с такими размерами партнера совсем не помогут. Ему бы остановиться, но он наоборот, со стоном подался вперед, всеми нервными окончаниями чувствуя, как в его тело протискивается член. У Арманда на висках выступил пот, он сжал челюсти. Генри старался дышать глубже и расслабиться, к его досаде, любовник и не собирался помогать ему. Только смотрел, закусив губу, да сжимая ладони на его плечах. Когда головка с натугой прошла, Хаммер был все еще нахмуренный и одеревеневший. Кавилл, не в силах ждать больше, толкнул его в грудь. Они перекатились и поменялись местами. Хаммер был высоким и жилистым и его мужское достоинство оказалось ему под стать: длинный, толстый, с выступающими венками и крупной головкой. Генри, не медля, оседлал бедра Арманда и направил обжигающе-горячий член в свое нутро. Тело опять словно пронзило молнией сверху донизу и это заставило его быть немного благоразумнее, лишние травмы были ему ни к чему. Он принимал лишь чуть больше крупной головки и тут же приподнимался, выпуская ее наружу. С каждым новым движением бедер, Кавилл старался брать все глубже и двигаться сильнее. Хаммер лежал под ним с отсутствующим видом и лишь сжимал кулаки, когда незваный гость насаживался на его член. Генри схватил его ладони и положил себе на ягодицы, заставляя развести их сильнее, чтобы растянуть в стороны и дырку, которая пока не могла принять такой член на всю длину. Когда Кавилл наконец опустился на него, принимая целиком, из его глаз брызнули слезы, но останавливаться он не собирался. Он чувствовал обжигающую боль, яростно прыгая на своем случайном партнере, а еще безумное удовольствие и вкус жизни. Он чувствовал себя живым! Он был жив! Генри громко вскрикивал, когда Арманд наконец взял инициативу в свои руки и начал резко подкидывать бедра вверх, все сильнее разводя в стороны его ягодицы и мощно врезаясь. «Хорошо, но мало, еще, еще, еще!», стучало в голове, но мысли не складывались в слова, Генри мог только жалобно стонать. Хаммер будто угадывал его желания и трахал все сильнее и безжалостнее, до боли сжимая пальцы на его заднице. Оргазм подступил неожиданно. Генри с криком дернулся на члене Хаммера, откидывая голову назад и заливая своей спермой его грудь и живот. Он тут же без сил повалился на Арманда. Его глаза были уже сухими, но щеки все еще хранили следы слез. Как во сне, Кавилл почувствовал, как его перевернули на спину, а Хаммер врывается в его тело мощными и жесткими толчками, а затем с громким рыком наполняет его задницу горячей спермой. Когда тот вышел из растраханного тела Генри, тот мог лишь прислониться к горячему, потному и тяжело-дышащему Хаммеру и прохрипеть на ухо: — Спасибо…. — После чего, снова обвив всеми конечностями и уткнувшись в подмышку Арманда носом, просто отключился. «Спасибо?!», Арми все никак не мог отдышаться, он обнял Генри в ответ и прижал к себе, словно баюкая. Произошедшее не укладывалось в голове. Он поморщился, когда почувствовал влагу на своей груди и бережно вытер заснувшему Генри заплаканное лицо краешком одеяла. «Ему же было больно. Я сделал ему больно, какое на хер спасибо?!», Арми неверяще покачал головой. Генри даже спящий продолжал обнимать его и это после всего, что только что произошло. Хаммер и раньше не понимал, как взаимодействуют люди, а случившееся запутало его ещё больше. Несмотря на это, два факта были непреложными. Первый: ему понравилось, просто безумно понравилось, хотя Арми плохо представлял, что и как, просто позволил партнёру вести себя. И второй: похоже, именно этот человек раздражает Арми меньше прочих. Эта мысль испугала. Наверное, лучше не задумываться. Завтра он отвезёт Генри в город и жизнь вернётся в привычное русло. Так лучше. Так будет правильно.Часть 1
26 декабря 2023 г. в 00:31
Хайвей убегал куда-то за горизонт, светло-серый на фоне холмов, кое-где еще покрытых снегом. Из-под снега виднелась подмерзшая трава, какие-то дикие цветы. Генри сорвал один, растер в пальцах терпко пахнущие лепестки. Время перевалило за полдень, солнце так и сияло с ослепительно-синего неба, но уже не обжигало, как в Калифорнии или Орегоне.
Именно с Калифорнии он и начал свое путешествие. Уже давно Кавилл хотел осуществить мечту своего детства: своими глазами увидеть Дикий Запад. Бог его знает, откуда эта мечта взялась в голове обычного английского мальчика. Хотя, таким уж обычным Генри точно не был. Он вел свое происхождение от одного из приближенных Вильгельма Завоевателя и очень гордился историей своей семьи и длинной родословной. Генри Кавилл вырос в фамильном замке, учился в Итоне и Кембридже, вместе с членами королевской семьи и детьми других, не менее родовитых и состоятельных семейств. Он привык к тому, что по праву рождения достоин всего самого лучшего. Но вот почему-то запала ему в сердце именно Америка. Возможно, сыграли роль прочитанные в детстве книги или просмотренные вестерны, но с подросткового возраста Генри спал и видел, как отправится в автопутешествие по стране ковбоев и индейцев.
Что ж, когда ему исполнилось двадцать два года, мечта наконец начала осуществляться. Позади была долгая дорога по тихоокеанскому побережью, штаты: Калифорния, Орегон и Вашингтон. Десятки и сотни великолепных видов и забавных встреч с местными. Кое-что доходило до абсурда. Например, когда Генри захотел где-то на границе Вашингтона и Айдахо заказать в придорожной забегаловке чай, ему принесли огромный стакан холодного чая со льдом. Рассказывая об этом приключении отцу, Генри не мог удержаться от смеха над недалекими американцами. Его родитель, к сожалению, остался равнодушен к подобному юмору и лишь поинтересовался, как долго еще Генри намерен тратить время на эту авантюру.
Он вздохнул и вернулся за руль. Быстрая езда на дорогом автомобиле, что он взял в прокате, хорошо прогоняла грустные мысли. Не то, чтобы они с отцом были врагами или не ладили. Просто тот считал, что отпрыску пора бы проявить больше ответственности и благоразумия, активнее участвовать в делах семьи и в общем бизнесе, а не проводить все свое время в праздности, тем более, что колледж он закончил уже год как. Намекал, что после блестящего окончания Кембриджа Генри прямая дорога в одно из министерств, а уж оттуда — кто знает.
Перед отъездом они опять сильно поссорились по этому поводу. Пожалуй, впервые в жизни Генри пожалел, что был единственным ребенком. Ведь это означало, что рано или поздно ему придется пойти по той стезе, которая соответствовала бы его происхождению. Высокое положение в обществе, семейный бизнес, затем — создать собственную семью, все очень скучно и предсказуемо. Особенное сопротивление в нем вызывал последний пункт: девушки не входили в сферу его интересов от слова "совсем".
Он открыл окно, позволив ветру трепать кудрявые волосы. Был бы у него хоть один брат! Но планы Генри, свалить все неприятные обязанности на кого-то другого, а себе оставить только развлечения, тоже недавно потерпели крах. В последнем телефонном разговоре Генри сообщили, что после сложной мучительной беременности и длительных родов, у него появилась сестра - Аннабелл Мария Виктория, двенадцатая графиня Уинчилси. А ввиду немолодого возраста родителей надеяться на еще одного отпрыска не приходится.
Так что, возможно, эта поездка — его лебединая песня. Последний раз, когда он сможет делать только то, что хочет, а не то, что должен.
Тем временем его автомобиль въехал в штат Монтана. Именно это место притягивало Генри, как магнитом. Здесь тебе и прерии, и горы, и индейские резервации, и знаменитый национальный парк Йеллоустон.
— Классная тачка, — раздалось за спиной, пока Генри расплачивался за бензин и забирал свой сэндвич в шуршащем бумажном пакете.
— Бугатти, последняя модель, — он улыбнулся довольно непрезентабельному мужчине в грязных джинсах и клетчатой рубашке. Тот стоял как-то подозрительно близко к его машине.
— И как, много бензина жрет? — незнакомец сплюнул на землю, подходя чуть ближе.
— Я не жалуюсь. Хорошего дня, — Генри поспешил прервать этот странный разговор и поехал дальше.
За целый день в дороге он чертовски устал. Надо бы найти мотель, хоть какой-нибудь.
— Вот незадача, — сокрушался в ответ на его вопрос работник на следующей заправочной станции. — До мотеля еще миль тридцать. У нас тут места тихие, не туристические.
— А может, можно как-то сократить дорогу до ближайшего города? — нахмурился Генри, рассматривая купленную им тут же бумажную карту автодорог. Навигация из-за плохого интернета всё время сбоила, а потеряться в этих глухих местах ему совсем не улыбалось.
— Отчего ж нельзя, можно, — в их разговор влез еще один участник.
Кавилл подавил желание брезгливо поморщиться. Джинсовый комбинезон, донельзя засаленный, протертый до дыр в нескольких местах, такие же сальные волосы, неопрятная трехдневная небритость, да еще зубочистка в редких желтых зубах — вид незнакомца вызывал отвращение. Но тот мог помочь, поэтому пришлось стоять рядом и вежливо выслушивать советы. Генри кивал в нужных местах, сверяясь с планом, и был безумно рад, когда разговор закончился.
«Значит, свернуть с хайвея на проселочную дорогу…», он был весь в своих мыслях, когда внезапно обнаружил, что за ним следует темный форд, слепя его дальним светом фар. Или показалось? Места конечно глухие, но живут же здесь люди. Генри прибавил скорости, мощный спорткар взревел двигателем и унесся прочь, оставляя неизвестный автомобиль далеко позади. Вскоре Генри вновь остался на дороге один.
Дорога лежала среди засеянных полей, иногда он проезжал небольшие рощицы. Деревьев становилось все больше, и вот уже небольшие кусты превратились в лесочки. Небо постепенно темнело, и сколько же на нем высыпало звезд! Правильно Монтану называют «штат широкого неба».
Неожиданно мотор будто закашлялся. Бугатти тряхнуло — то ли на очередном пригорке, то ли от других причин. Только этого не хватало на ночь глядя посреди нигде! Генри со вздохом припарковался у обочины и склонился над капотом, а потом наступила темнота.