Мы.

      В их руках могло бы быть мороженное, они могли бы гулять по парку и дальше, а могли бы покинуть его в любой момент и быть на высоте вместе с пушистыми облаками. Могли бы соревноваться и выпендриваться друг перед другом, хотя в душе каждый из них восхищался своим двойником. Каждый видел не себя, как отражение, а другого человека — уникального, со своей историей. Да, их судьбы примерно одной природы и ключевые события порой совпадают. И есть в этом что-то завораживающее… можно сказать, романтичное — герой и злодей. (Хотя сам Бродяга себя не считал прям злодеем.)       Но вместо этого парни обсуждают планы по поводу Пятна, отца и спасения других пауков. Ну, как обсуждают… Майлз без умолку болтает, рассказывает то, что уже нашёл и вкидывает новые гипотезы, ожидая от двойника ответа, но тот загадочно молчит и подозрительно не смотрит на него. Он всегда был холодным, это факт, но Майлзу казалось, что в последнее время всё изменилось. Он думал, что Бродяга понял его внутренний мир, боль и обиды, а поэтому хотел быть ближе. Но сейчас так не казалось. Наступила тишина. Они провели так весь остаток дороги, остановившись на середине моста через реку. — Майлз. У меня есть кое-что важное, что я должен сказать тебе. — Я слушаю?       Майлз ошарашен тем, что теперь слышит своё имя от Бродяги вместо прозвища и это почему-то больно подогревает его сердце. И он не менее удивлён тем, что старший молчал-молчал, а теперь у него внезапные новости. Он не понимает, что чувствует сам, не говоря уже о поведении старшего. Это ведь просто имя… просто вслух… просто вместо привычного «Паук.», просто после такого пофигизма к эмоциональному рассказу.       Сорок-второй выдыхает воздух из лёгких, заставляя их потяжелеть в груди, а потом делает новый, свежий глоток. — Я виделся с вашим… этим… Пятном. И заключил с ним сделку.       Он, на удивление, говорит это до ужаса холодным голосом, будто не боится, не сожалеет, ничего не чувствует. Но это лишь на вид так кажется. Он смотрит в сторону и хрустит пальцами на руке. Потом он снова смотрит прямо, на поверхность воды, которую рябит ветер. Но по-настоящему его внимание приковано к иному. — Ничего не говори, дослушай меня.       Он заметил краем глаза испуганные глаза Паучка и то, как у него пропал дар речи. В его голове одним мигом поселилась тонна душераздирающих мыслей, готовых разорвать сердце изнутри и вскипятить мозг. Бродяге знакомо это чувство, на его месте он, наверное, тоже застыл бы. Он видит, как младший поджимает губы и молчит, позволяя продолжить. — Он не знает имя твоего отца. Кажется, знает только внешность и может быть фамилию. Я договорился, что он отдаст мне Джефферсона, в обмен на то, что я приведу тебя ему прямо в руки.       Майлз не смотрит больше на своего двойника, не восхищается чертами его лица, осторожной причёской. Даже новые части костюма, о которых он совсем недавно хотел расспросить побольше, кажутся мелочью и забываются. — Он хочет убить твоего отца на твоих глазах. Но если я его вовремя заберу… Он не пострадает. — А как же я? Ты собираешься забрать моего отца и свалить? О да… я ведь дал тебе эти часы.       Он указывает серьёзным взглядом на запястье Бродяги. На удивление, тот ухмыляется, и Паучку так больно смотреть, как поднимаются уголки чужих губ. Ухмылка сейчас кажется неуместной, а поэтому напрягает и отталкивает. — Послушай. Он в конце концов твой враг. Я помогаю тебе спасти отца, как ты и хотел, разве этого недостаточно?       Эти слова звучат более низким голосом, он не поворачивая головы смотрит на Майлза, а тот прям не верит, что этот тот человек, с которым он был знаком. Его словно подменили на ещё одного, ещё более мрачного. Хотя если подумать — их договор в действительности звучал как «Ты поможешь мне спасти отца, а я попытаюсь помочь тебе». Ничего другого в него не входило, да и кровью его не подписывали. Бродяга продолжает. — Паук, я думаю, ты справишься с ним и без меня, разве нет? — Ты хочешь спасти или украсть?       Бродяга молчит, не может быстро среагировать на внезапный вопрос. Он не скрывает, что хотел бы увидеть отца, обнять его и всё такое, но он не хочет ради этого красть чужого, отнимать чьё-то счастье, особенно Паука. Да и вырос он уже из родительской любви — ну, или пытался себя этим успокоить. — Послушай, Бродяга. — тихо начинает Майлз. — Мигель… ну, тот стрёмный чел, о котором я говорил, пытался заменить самого себя в другой вселенной, когда умерла его дочь. Он хотел быть с ней и в итоге потерял всё… И пока ты был с Пятном, у меня появилось немного времени проанализировать…       Бродяга, наконец, поворачивает голову в сторону двойника и с неподдельным интересом заглядывает ему в глаза, но чужие зрачки прячутся под густыми ресницами и устремлены вниз. Рукой Паук поправляет воротник костюма — ему тяжело даётся разговор по душам, — и пожимает несколько раз плечами, чтобы куртка лежала удобнее. Он понимает, что доверять слишком опасно, — он играет в чертовски азартную игру сейчас, хотя не хочет, но язык расплетается сам по себе. — Я понимаю, почему он не хочет, чтобы я наступал на те же грабли, что и он: я могу лишиться не только отца, но и тех, кто ещё жив. А также могу подвергнуть опасности другие вселенные. Но я Человек Паук… я должен защищать всех, если знаю об опасности. И защищать до конца. И всегда подниматься на ноги.       Голос парня начинает заметно дрожать и он отворачивает голову, создавая неловкую паузу. Бродягу это не смущает, он продолжает молча стоять и пялиться тому в затылок. Его рука в моменте дрогнула, словно должно было последовать какое-то действие, но он лишь переступил с ноги на ногу, опираясь на парапет моста. — Может я и не должен был быть героем, не должен был заменять «оригинального» Питера. Как сказал Мигель — я «Ошибка». И на меня вообще могут не подействовать эти тупые правила. Поэтому я обязан бороться. А ты… а ты должен постараться защитить тех, кто жив у тебя за Земле-42. Почему-то мне кажется, что твой дядя Аарон был бы недоволен тем, что ты пытаешься вернуть того, кто на самом деле лишь фальшивка для утешения.       Слеза медленно скатилась по шоколадной щечке. Он понимал, что его мысли звучат несобранно, непонятно и очень лирично, что аж вырезать хочется этот кринжовый момент, но ему стоило высказаться по этому поводу. Он закрыл глаза и секунд тридцать прошли в полной тишине. Лишь сердце стучало в груди, подобно тиканию бомбы, грозясь взорваться в любой момент.       Но спина его потеплела. Под тканью его куртки оказалась чужая рука, прижимающая его ближе. Бродяга не был уверен в том, что он делает, но он прислонился своей щекой к щеке Паука, почти незаметно, очень осторожно, и тоже закрыл глаза. Майлз же, наоборот, распахнул их и, не поворачивая головы, перевел взгляд на соседа. Он ничего не ответил, а просто решил… обнять? Можно ли считать это за объятие?       В любом случае, теплое касание Сорок-второго заставило сердце младшего плавиться и трепетать. Он боялся, боялся слов. Он не хотел слышать того, что могло бы быть. Именно поэтому он напрягся, когда рука Бродяги поднялась выше — к лопаткам, а сам он вздохнул, предвещая какой-то монолог. — Я не знаю, почему ты ТАК распереживался. Я не планировал забирать твоего отца… возможно, я бы хотел увидеться с ним от своего лица и имени — тебе все равно придется объясниться, что ты Паук, что за чел этот Пятно, который его стащил и кто я. Помня своего отца, ощущение, что он не поверит, пусть и видел этот жестяк собственными глазами.       Бродяга улыбнулся, и Майлз, наконец, посмотрел на него. Теперь улыбка эта была более уставшая или, правильнее сказать, обреченная. Он выдохнул воздух, словно это действие было его привычкой, дабы успокоиться. — Может я и обещал, что доставлю тебя ему готовеньким, но это не значит, что мы играем по его правилам. И… если ты понимаешь о чём я, то вот ещё одна новость — у меня есть план. План, которым я и хотел поделиться, но ты, черт возьми, прервал меня своей лирикой и растрогал!       Он сразу же розовеет от своего спонтанного признания и отстраняется, кашлянув в кулак. Он не хочет, чтобы из-за одного раза его считали мягким и заботливым.       Паук смотрит на Бродягу в шоке и лишь спустя несколько секунд расплывается в улыбке и заливается звонким смехом. В ответ он получает весьма смешную мордашку: Майлз'42 брови нахмурил, губы поджал и взгляд его на момент стал угрожающим, аж смертью повеяло, будто она рядом ходит. — Понял, прости.       Майлз поднял руки, якобы сдаваясь, но стоило лицу старшего немного расслабиться, а его глазам потерять лишь каплю бдительности, потому что в душе он всё же мягкий рядом с этим арахно-сорванцом, Паучок быстро бросился на него с объятиями, зажимая руки и лишая единственного шанса оттолкнуть. — ЭЙ! Эй, эй! Пусти сейчас же, Паук. Я тебе не друг.       Заявляет Бродяга, а в мыслях начинает сразу же корить себя за такие слова, хоть и не показывает виду, оставаясь серьезным и несущим в своем взгляде мгновенную смерть. Майлз отпускает его и словно отдирает кусок души, отстраняясь. Старшему страшно увидеть разочарование на чужом лице после того, что он ляпнул, но нет — на него смотрят игривые и хитрые глаза. В них читается каждая мысль, в них видно искры радости. И это успокаивает, хоть и очень смущает.        — Я с радостью выслушаю твой план.       Сообщает младший Моралес и хватает Сорок-второго за руку, настраивая часы. Его хватка сильная и довольно неожиданно видеть, как Паучок становится властным и больше ничуть не боится своего, казалось бы, врага. Это немного обижает Бродягу, будто он потерял контроль над ним, но в душе он смеётся и даже, кажется, умиляется? Ведь все равно понимает, что он — как был, так и останется ответственным и ведущим. Ему не охота отправляться никуда, особенно в Паутину Вселенных, но он вздыхает и расслабляет руку, давая «малышу» направить их.       Ещё один просто отвратительный, головокружительный полёт сквозь грёбаный портал заставляет идти по этому, — о-Боже-мой какому яркому измерению, где походу всегда полдень — держась за живот. Хотя хотелось и за рот схватиться на всякий случай, мало ли, чего Бродяга не знает о своём организме. Не каждый день приходится пользоваться таким способом перемещения.       В лифт он не заходит, смотрит на Майлза, как на идиота. Напоминаю, что паучий лифт для человека не подойдёт — он ведь вверх тормашками! Майлз хихикает и протягивает руки Бродяжке, чтобы тот тоже мог прокатиться, а не идти пешком, если тут вообще существует лестница. Тот недовольно шипит и жмурится, показывая своё упрямство. — Вы, Пауки, просто конченые выпендрёжники.       Заявляет он и подпрыгивает, хватаясь за чужие ладошки, которые крепко держат его в ответ. Спокойный подъём, без всяких приключений продлился не дольше десяти секунд, потому что потом Майлз посчитал его скучным. Паучок начал раскачивать своего двойника, а потом подкинул так, что тот перевернулся. — Что ты творишь, Паук?! Тебе жить надоело?!       Теперь Сорок-второй вниз головой, также как и Майлз, а тот держит его за лодыжки и хохочет, пропуская угрозы мимо ушей. — Классные кроссы. А что это за… — НЕТ, НЕ ТРОГАЙ!       Бродяга не успел отойти от прошлой выходки Паука, как он уже нашёл новую проблему! Дело в том, что кроссы Сорок-второго улучшены, также как и всё остальное его снаряжение и в них довольно высокий ток, который нужен для сцепления, прыжков, да и вообще многим помогает носителю. И лезть прямо в механизм, это всё равно, что ребенку полезть в розетку пальцами! Только Майлз уже не пятилетний малыш, и пусть он не знал этого устройства — как ему пришло в голову пихать пальцы?! Проблема усугубилась тем, что ладошки Паука отреагировали тем же током и хоть эту вспышку не назвать взрывом — хлопок получился звонкий, даже причинил боль, заставив Майлза отпустить чужие ноги. — Чёрт…       Ругается Бродяжка и теперь ему не нужно прикидываться слабым. Он тянется за своими примочками, но осекается, когда паутина Майлза ловит его и притягивает чересчур близко. Их взгляды: удивлённый, быстро меняющийся на злой или, пожалуй, разъярённый и милый, щенячий, полный сожаления и неловкости, поддерживаемый такой же неловкой улыбкой — встречаются и замирают, пока не слышится звук оповещения, означающий конец поездки на лифте.       Все остальные пауки, сидя в главном офисе слышали этот крик о помощи и безумный ор, причем одного и того же голоса. — Ну ты у меня получишь, Паук!       Орёт Бродяга, натянув свою маску и когти. Ощущение, что он несётся за Майлзом, чтобы действительно прикончить. А тот и верит, убегая с испуганным лицом, но поддаётся, позволяя намеренно себя поймать, ведь это чертовски интересно! Его лопатки быстро прижали к полу, рыча на ухо, словно дикая кошка. — ТЫ ИСПОРТИЛ МОИ КРОССЫ. ТЫ ЗНАЕШЬ КАК ТЯЖЕЛО ИХ ВОССТАНОВИТЬ?! — Прости! Прости, я помогу тебе позже! Т-ты не забыл, что у нас дела?! План?! Твой гениальный план?!       Майлз не то чтобы сильно боится — вряд-ли обычному человеку получится долго противостоять супергерою, но припугнуть своим безумием Бродяжка умеет.        — Эй, мелкие. Я смотрю Вам весело?