Губы Паука незаметно дрогнули, прежде чем он неловко отвёл взгляд, чтобы не потеряться в чужих глазах, голодно блуждающих по его собственному лицу.
Если бы Сорок-второй сказал, что ответ не заставил его долго ждать, то он бы соврал. Именно по этой причине он молчит и может лишь поражаться собственной глупости, которая, как ему казалось, тонко граничила с добротой и желанием узнать побольше о самом себе, увидеть со стороны поступки и прошлое, глубоко внутри кусающее его за мягкие ткани.
Майлзу потребовалось действительно свыше пары минут, чтобы совершить такую, казалось бы, несложную для его склада ума, логическую цепочку действий — оторвать взгляд от чужих губ и подумать, порыться в голове. Он точно знает ответ, надо просто сделать первый шаг и успокоиться.
Озарение дошло довольно быстро, но этому сильно помогли старания старшего. Его большие пальцы нежно гладили чужие ладони, сжимая и грея их. И пусть у Бродяги они почти всегда ледяные из-за вечной тревоги и чувства вины, которое он старательно прячет, Пауку стало тепло именно из-за внимания. Ведь даже в такой момент на него не вешают всех собак, не орут, не дерутся…
— Я думаю, что знаю, куда нам надо…
Тихий, но уверенный голос воодушевляет, а особенно дает надежду не менее уверенная улыбка и легкий блеск в непривычно темных — из-за освещения — карих глазах.
Портал открывается, озаряя комнату своим, уже довольно отвратным для уставших глаз мерцанием ярких цветов, — но делать нечего. Они уже не дети. Как бы не хотелось думать иначе. Да и семья у них всегда была на первом месте, несмотря на разногласия и ссоры — они всё-таки подростки, и часто в таком возрасте все вокруг ощущается как должное — хорошая еда, дом, одежда, учеба… семья. К сожалению, старший и младший двойник получили слишком серьезный урок по поводу того, как важно ценить все хорошее своевременно, контролировать эмоции и слова.
Цена, которую они заплатили, была достаточно огромной. Но теперь они есть друг у друга — старший и младший. С хорошим опытом у одного и пока что с маленьким багажничком знаний у второго.
Заскакивая в портал Сорок-второй еще раз оглянулся на то, что оставляет позади свой мир. Такой, какой он есть… это довольно тяжело понять, даже ему самому, но. Ему не хотелось бы менять что-то. Наверное… ах, нет… он не знает, его душа в душной буре, которая замораживает трезвые мысли, сбивает с толку и обессиливает перед лицом очередного выбора.
Он не знает, где они сейчас окажутся, — это не пугает его, слишком уж много они вместе прошли, он просто следует за своим двойником, надеясь, что тот не ошибся, хотя печаль съедает всякую надежду, словно это невозможно — найти родню в огромной паутине вселенных.
Но Паучок попадает в точку с первого раза, он и сам удивлен. Сначала радость появляется в его глазах мимолетной искрой, но быстро гаснет, когда понимает, что работа выполнена только наполовину, если вообще не на одну треть. Его пугает мысль о том, что им обязательно предстоит разговор, ещё один… и вердикт, который они вынесут, скорее всего, станет окончательным. Сорок-второй рискнул всем ради Майлза, но не жалеет ли он? Что он чувствует? Страх? — задаётся вопросом младший, пока они передвигаются и молчат. — Ну естественно он чувствует страх. Возможно, вину… Он явно не хотел, чтобы так вышло. Не думал, что напарник его подведёт…
На этом мысли Майлза обрываются, так как они приблизились к Гвен, которую он сразу же и почуял издалека, как только они прибыли. Девушка опускается рядом со «своим» Майлзом и виновато смотрит на него и неловко улыбается. В её голове — она помогла, сделала всё верно, оберегла тех, чью смерть Паучок не смог бы вынести, словно эти двойники — родные. Возможно, супергерой и сам так сделал бы… спрятать всех подальше от хаоса, ведь он больше не намерен терять, сколько же можно? — Но вот Бродяга был против. Схватив за плечо младшего, он грубо отодвинул того, вставая на передний план перед девушкой. На его лице была маска, но даже сквозь нее взгляд его резал нежную кожу.
— Где они?
Четко спросил он. Казалось, в его голосе читалась угроза, хотя он вряд ли причинит вред Гвен. Как никак, он все еще в глубине души понимает, что наверняка это из каких-то «геройских» побуждений. Все протагонисты с какой-то шизой на его взгляд. Да и… не то, чтобы его так воспитывали — ударить девушку. Он себя считает выше этого. И хоть кулаки его сжаты — чего он сам не замечает, он ждёт ответа не размахивая ими.
Гвен же вздрогнула, хотела пошатнутся, отступить на шаг, но осталась на месте. Она заглянула через плечо Бродяги на разочарованное лицо Майлза и, отведя глаза в нижний угол, показала рукой, тут же разворачиваясь и молча провожая двойников.
Аарон и Рио находились в запертой комнате, но уютной. Рио сидела в кресле, а Аарон блуждал туда-сюда, будучи просто в шоке. Он-то видел чуточку больше, с трудом веря во всё это.
— Прекрати, Аарон… твои шаги выводят меня из се-
Начала говорить Рио, как дверь распахнулась, и она тут же встала с кресла, всматриваясь в проём.
Гвен не стала проходить внутрь, сразу запустив туда старшего, который заранее скрыл маску. Он сразу же, быстрым шагом — хотя хотелось бежать, но он же «не малыш» — прошёл к маме и обнял её, к ним также подошёл Аарон.
Майлз стоял в дверях, как не родной, а потом решил время зря не тратить и, прикрыв дверь, перевел свое внимание на Гвен, хватая её за запястье и отводя в сторону.
— Зачем ты это сделала, Гвен?
Майлз говорит без злости, правда. В его голосе тревога, непонимание, разочарование. Он, кажется, понимает её, вопрос скорее риторического характера и все-таки. Почему она возвращается, пытается что-то сделать? Его бровки характерно стоят домиком и он без понятия, как им разойтись, чтобы уже точно — навсегда. Не мучиться, не видеть друг друга, зажить новой жизнью…
— Я… Я думала, что так я вам помогу. Если что-то случилось бы в том городе, ты бы не меньше того, ненастоящего Майлза, переживал бы за их жизнь!
Оправдывается Гвен, разводя руками, а потом драматично хватаясь за волосы, по привычке, когда нервничает. Она набирает в легкие воздуха, чтобы продолжить, но Паучок не даёт.
— Он настоящий… он такой же настоящий Майлз Моралес, как и я.
Строго говорит он, теперь сведя брови, с хмурым видом. Своей серьезностью он защищает двойника, который стал так близок ему, так приятен… Чем-то родным.
— Да брось, Майлз, ты понял, что я имею ввиду!
— Нет, Гвен! Я не понимаю тебя! Не понимаю, зачем ты все это продолжаешь…
Майлз срывается на крик, начиная также активно жестикулировать, что пугает девушку.
— Тебе было мало проблем?! Чего ты добиваешься? Пытаешься исправить
какие-то ошибки?!
— Да я люблю тебя, Майлз! И всегда любила… Просто, просто я всегда везде была проблемой, даже для собственного отца, я боялась!
Кричит она и в ответ получает лишь сердитый взгляд. Речи о любви никак не затронули Паучка, словно для него это был самый отвратный блеф, оправдания. Он на эмоциях, он не может посочувствовать.
Гвен это расстраивает и она, используя паутину и немного ловкости, притягивает Майлза и целует в губы, впиваясь в них, жадно и страстно.
И именно в этот момент из комнаты выходит семья Дэвисов с 42 Земли и ошарашенно смотрит на это. Майлз стоял к ним спиной и не видел, как его двойник запечатлел «романтическую» обстановочку, как его зрачки дрогнули, а брови невольно поднялись на лоб от удивления и непонимания.
Правда Паучок не стал целовать Гвен, лишь оттолкнул её, хоть и было неприятно так поступать. Но почему-то сердце ёкнуло ещё раз, второй, но уже не из-за неё. Он оборачивается и видит лицо Сорок-второго… Это уже, конечно, не та реакция, которая была в моменте, но она все ещё кусалась, показывала только негативные чувства.
Гвен стало стыдно, словно она что-то поняла в этих глазах. Да и… толчок Майлза был как ножевое ранение, куча ножевых ранений в одно и то же место. Она открыла портал обратно на 42 Землю и показала рукой.
— А теперь уходите, вам пора…
Пробормотала она, сдерживаясь, стараясь не нагрубить и не усугубить снова всю ситуацию.
Сорок-второй не стал медлить, не хотел задерживаться, поэтому уверенно пошёл к порталу, ведя за собой свою семью. Прежде, чем он успел подойти слишком близко, младший схватил его запястье, но тут же почувствовал, как его оттолкнули. Словно какой-то механизм, защита… Словно теперь Сорок-второй отдалился настолько, что собственные рефлексы командовали им. Он грозно взглянул, но не на двойника, а в пол, а потом гордо поднял голову и зашагал дальше, не проронив ни слова. Также сделали его родственники, опечаленно и испуганно смотря на Паучка. Много, наверное, хлопот это принесёт?
Теперь злодеи на 42 Земле видели какого-то супергероя, который имеет способности паука, они не оставят этого просто так, обделив вниманием. Также является проблемкой Рио, которой придётся рассказать очень многое, что не должно было выйти за рамки, чтобы не волновать, итак, достаточно потрёпанную жизнью вдовы и работой матушку. Её реакция не будет спокойной, как и дальнейшее влияние на деятельность дуэта дяди и племянника.
Тяжёлый вздох, когда портал закрывается. Майлз закрывает, жмурит глаза, чтобы сдержать слезы. Смотрит в потолок, зрачки мечутся по нему, — всё размыто, так как эмоции не поддаются контролю.
Гвен молчит, просто смотрит на Майлза, а потом натягивает капюшон, словно он спасёт от ответственности, и сваливает, теряясь в лабиринтах. Это ли не подлость? Как можно было только что говорить о любви и… вот так выглядит твоя любовь, Гвен?
Майлз находит дорогу к себе в мир. Он не стремится идти за старшим, словно, его что-то пугает. Ответственность? Оправдания? Это же будет выглядеть как в тупых сериалах, но почему оно действительно так произошло?! Именно с ними…
***
Сорок-второй сидел на чердаке, прислонившись к кухонному столу, который удобно располагался напротив окна. Он с удовольствием смотрел за надвигающейся на город тьмой. Ночь — его частая, прекрасная спутница, которая отчасти успокаивала его нервы.
Рио решила поспать, как только они вернулись домой — уж больно много эмоций, словно, ещё чуть-чуть и это был бы обморок. А Аарон молча направился из квартиры. Если он ничего не сказал Майлзу — значит, так надо.
Кружка горячего какао остывала, пока запах все-таки не добрался до носа Бродяги, заставляя взять кружку и отпить немного. В отличие от двойника — он не плакал. Он словно, пытался оправдать всё то, что видел:
Майлз влюблённый подросток, который не управляет эмоциями. Это было явно видно за все их приключения. Поэтому тут никакого удивления.
Гвен он любил, — это тоже будет отрицать только глупец. Но разве… разве они не стали гораздо ближе? Разве между ними нет этой теплой связи, которую не описать словами?
Да… да… точно. Мы, скорее, как братья, не так ли? Близнецы или что-то в этом роде?
Или нет?
Мы не обсуждали ничего и официально мы — один человек. Глупо было поддаваться чувствам. Они только делают слабее…
Бродяга ставит кружку обратно на стол и выбирается через окно на пожарные лестницы, чтобы немного проветриться на улице. Несвойственно для себя, он спускается пешком, не используя примочек. Видел бы его Аарон… хотя, что тут видеть? Дядя, итак, знает, что чувствует его племянник, как он дорожил тем, что нашёл кого-то дорогого. Конечно, он вряд ли понимает масштаб этих чувств… Сорок-второй сам не понимает. Его тошнит от самого себя, от того, что он повёлся на своё любопытство.
***
Паучок тоже вернулся домой, к маме, проведя с ней время. Он держался молодцом, оказывал поддержку как мог — все-таки, он редко уделяет ей внимание, хотя остался единственной опорой. Это тяжело, действительно тяжело: заходить в эту квартиру, а потом и комнату. Словно всё не то. Теперь телевизор редко включен — Рио не часто им увлекается. Тишина, словно с отцом умерло и всё счастье здесь. Будто слабые улыбки мамы выдавлены из последних сил, лишь бы не расстраивать сына.
Нельзя так… надо… надо поставить точку.
***
Портал открывается и — о чудо! — прямо рядом с Бродягой. Какое совпадение. Или это чувства, которые направляют «волшебные» часики?
Неразлучники пристально смотрят друг на друга, Бродяга не решается первым проронить слова. Он горд и, пожалуй, ему уж точно не надо объясняться. Он вздыхает и складывает руки на груди, показывая, что он хотя бы готов выслушать.
Хотя в глубине души он рад, что Паучок пришёл, чем бы не закончился этот диалог…
— Я хотел сказать…
Начинает младший, но не хочет оправдываться. Это будет звучать глупо, никаких доказательств. Да и, казалось бы, зачем ему оправдываться за
поцелуй? Они же не пара, это не
измена. Точнее… это измена. Измена себе и своим чувствам! Именно поэтому следующим шагом он резко сокращает дистанцию, а далее робко целует Бродягу, хватая его запястья и сжимая их, словно больше не за что держаться. Словно земля уходит у него из-под ног… И вот, он замечает, что не так уж и страшно. Ведь его не оттолкнули, он почувствовал ответ, более решительный, более страстный и жадный. Руки Бродяги обвились вокруг талии Паука, прижимая к себе и сжимая его одежду, гладя спину кончиками пальцев…
Пошёл снег… Крупными хлопьями, которые падали неспешно из-за отсутствия ветра, он украшал землю и забавно ложился на пушистые, кудрявые волосы младшего. Они отвлеклись на это, молча, не смотря в глаза друг друга — притворяясь, будто не чувствуют смущения. Было действительно приятно наблюдать за танцем снежинок.
Но от ответа не убежишь, поэтому их взгляды все же пересекаются, а губы вновь сливаются в поцелуе.
Спустя какое-то время…
Они лежат в кровати, обнимаясь и все также молча. Их эмоции должны слегка устаканиться после того, что произошло. Это так странно — надо столько всего серьезного обсудить, оба двойника думали, что это вообще конец их общению, но… всё сложилось иначе.
Бродяга накинул на себя зипку и подал в кровать горячий шоколад им двоим.
— Знаешь, я… я не виню тебя ни в чём.
Начинает старший, пока объект его обожания отпивает немного и пытается сохранять спокойствие.
— Просто… ты же сам говорил, что все вы — пауки, разные. Так вот и я… мой мир, такой же как и ваш. Здесь не было Человека-паука и не должно быть. Понимаешь? Мы дополнения друг друга… Но это не значит, что ты должен что-то менять. Я просто… хехе, так сказать, перевёртыш. Это моя особенность и я привык.
Паук смотрел с досадой, но и уважал всё сказанное. Оно так просто дошло до него, что не описать словами… Он кивнул, отставляя кружку в сторону.
— Прости. Я об этом не подумал из-за того, что хотел уберечь тебя… Я видел мир Павитра и… это было страшно.
Тёплые объятия успокаивают тревогу Паучка по этому поводу… Чужие губы касаются его шеи и усмехаются, обжигая кожу горячим дыханием…
