Сегодня у Антона с самого утра было необычное настроение. Когда все построились в столовую, Оксана спросила, кто хочет пойти дежурным в столовую. Шастун же, даже не задумываясь, поднимает руку и с конца строя начинает подходить ближе, дабы его заметили. Хотя, как его можно не заметить, когда он ростом чуть ли не два метра?
И все бы ничего, но как же было обидно, когда Фролова демонстративно выбрала других, видя то, как сильно хочет Антон. Хоть та и была милой девушкой, которая, как и Арсений, тянула к себе, но эта ситуация очень огорчила.
Шастун — человек очень эмоциональный, поэтому, придя на зарядку, глаза норовились заслезиться. Он в целом может заплакать из-за какого-то пустяка, но это ни в коем случае не показуха, так как эти эмоции Антон старается изо всех сил подавлять.
После зарядки к нему вновь подходит Оксана:
— Пойдешь в столовую дежурить? — Антон, даже не задумываясь, кивает, ведь очень хотел этого. Но вот невезуха, желание пропало сразу после того, как его не выбрали в первый раз. Он вроде хочет, а вроде уже и нет, так как настроение испортилось.
Антон, оказывается, единственный парень в этой пятерке, что шел накрывать. Сразу после зарядки ребята бегут в столовую из другого корпуса. Запыханные они заходят в столовую, где даже теплее, чем на утренней улице, после чего нацепляют фартуки.
Здесь же Наталья Сергеевна, так как по правилам воспитатель должен помогать своим детям накрывать. Сначала они разносят хлеб, потом ложки и стаканы, а после уже начинают разливать какао и разносить тарелки с кашей. Бо́льшие обязанности кладут именно на Антона, так как он парень, что очень бесило. Все таки хозяюшки — это девочки, как, вроде, и принято считать в обществе, но здесь почему-то все иначе.
У Шастуна, вообще, есть некие проблемы с желудком и кишечником. Если гастрит ему давно известен, то что происходит с последующим органом — он не знает. Да и вообще, у него вечные проблемы: то живот болит, то тошнит, то аппетита совсем нет. Именно в лагерях Антон редко завтракает, ибо практически всегда дают что-то молочное, из-за чего может стать плохо.
Как и ожидалось, после завтрака у парня заболел живот. Ну, как заболел, Антону просто нужно в уборную, в связи с чем и появилась боль. Прикол в том, что у них в туалете нет замка, поэтому даже включённый свет и закрытая дверь могут игнорироваться, и внутрь все равно кто-нибудь да зайдёт. Потому появилась идея: сказать, что заболел живот, и остаться в комнате.
Арсения, как обычно, рядом нет, поэтому Антон подходит к Оксане. Ему сначала даже кажется, что та ему не верит, ведь после фразы «У меня живот заболел» она начинает расспрашивать причину. Это, на самом деле, очень глупо, ведь не все знают, почему у них болит живот. Даже на месячные не смахнешь...
Отряд направляется по своим делам, а вот Антон остается один. Сходив в уборную наконец-то в полном спокойствии, он возвращается в комнату. Так как смена только началась, открыто сидеть в телефоне страшно, поэтому было решено поспать. Тишина больше напрягает, ведь в лагерях не бывает так, не считая ночь.
Вновь расправив кровать, Шастун укладывается под одеяло, погружаясь в царство Морфея...
Спустя час
Антон просыпается в той же обстановке: вокруг ни души, будто он один в этом лагере. Крыша у него не едет только потому, что хоть иногда снаружи слышатся голоса. Скучно до безумия. Да даже если и сидеть в телефоне, то с какой целью? Что ему там делать? Никто не пишет, дел никаких нет, да и живот давным давно не болит. Эх, лучше бы со всеми пошел, скука ведь смертная.
Пролежав без дела с полякса, Антон слышит шаги, приближающиеся к его комнате. Идет кто-то один, при чем это явно не ребенок. Стало страшно, поэтому телефон быстро был убран пол покрывало, а владелец уже сидит сверху, чуть ли не дрожа. Вдруг, сейчас зайдёт какой-нибудь старший воспитатель и начнет гнать парня ко всем? Хотя, это было бы максимально глупо и странно.
Но не тут-то было. В комнату, постучавшись, заходит Арсений. Антон, если честно, думал, что про него так и не вспомнят.
— Проснулся, — увидев, что Шастун не спит, вожатый улыбнулся, проходя в комнату и усаживаясь рядом с парнем. — Ну что, как себя чувствуешь?
Сначала взгляд скользит по брюнету, что одет уже по-другому: серый костюм, состоящий из серых шорт и футболки, а также кеды такого же цвета. У Попова явно есть вкус и одеваться он умеет. Точно так же, как и выбирать парфюм.
— Да нормально, вроде. Немного еще живот болит, — дабы никуда не идти, врет Антон. Быстро он переобулся, хотя даже не задумался об этом.
— А чего он болит-то у тебя вообще? — сейчас Арсений кажется не вожатым, а обычным другом, который просто беспокоится о тебе.
— Да у меня гастрит там и всякая всячина. В общем, всё до кучи, — махнул рукой он.
— Вон оно что... И часто он так болит?
— Обычно после завтрака, а так, это в любой момент произойти может,— пожимает плечами Антон, меняя позу на более удобную.
— Я-я-ясно. Тебе не нужны никакие таблетки? — вожатый постоянно кусал губы изнутри, а Шастун поглядывал на это с прищуром. Нервы шалят или переживает за Антона? Вероятнее, первое.
— Да нет, не надо, у меня есть нужное, я не сдавал.
— Вот и молодец. Я тоже никогда такие лекарства не сдавал, а то вдруг резко понадобятся, а ты хрен их найдешь, — улыбается Арсений с белоснежными зубами, чей взгляд постоянно лежит на Антоне. Не сказать, что некомфортно, но явно необычно, ведь не все могут при разговоре всегда смотреть на собеседника.
— У тебя разве нет дел? — вдруг интересуется Шастун.
— Есть, но я же волнуюсь, мало ли, ты тут с пеной во рту валяешься, — Попов коротко смеется, немного поёрзав на месте.
Значит, все таки второе.
— Может и такое быть, — Антон вспоминает свою старшую сестру, которая так же отзывается о болячке брата.
— Ну, я тогда пойду, — вожатый встает, направляясь к двери. — Английский знаешь?
— Ну, не прям таки знаю, но базовые слова перевести могу, — стыдливо усмехается Шастун, опуская на пару секунд взгляд.
— See you, boy, — широко, лишь губами улыбается брюнет и покидает комнату.
Антон впервые слышит такой английский. Акцент не похож на чисто британский или американский, он будто индивидуальный, единственный. В нем слышатся нотки харизмы, и это сводит с ума. Остается надеяться на то, что на этом языке Попов говорит не в последний раз.
На часах только одиннадцать, а это значит, что обед еще не скоро. Делать совсем нечего, но не идти же ко всем. Поспав еще минут двадцать, Антон, как только пробуждается, слышит гул разговоров и многочисленный топот. Каким-то шестым чувством он определяет, что это именно его отряд.
Парни заходят в комнату, начиная то переодеваться, то пить, то есть. В общем, непонятно, зачем пришли и чего хотели. Лишь спустя пару минут к нему обратились:
— У нас сейчас урок будет на этом этаже в конце коридора, если хочешь — приходи, — говорит Егор, жуя яблоко.
Куда-куда, а вот на уроки Антон уж точно не хотел. Для того, чтобы попасть сюда, нужно было сдать экзамен в организации, где в основном учат английскому, минимум на двадцать баллов из ста. Шастун ходит на английский уже четыре года, поэтому совершенно не парился. Да, он знает этот язык далеко не на высокий уровень, хоть и ходит достаточно долго, но экзамены не такие уж и сложные, чтобы просто попасть в лагерь. Легко догадаться, что эта смена будет построена не только на фильме «Шерлок Холмс», но и на английском языке.
Когда все уходят, Шастун вновь залезает под теплое одеяло, накрываясь им по шею, и пытается уснуть. Но ничего не выходит по одной простой причине: он и так отоспал больше часов, чем нужно взрослому организму. Все, что оставалось делать — так это просто лежать и рассматривать комнату.
Уже через час у Антона начинает ехать кукушка: он не может перестать слышать звук тиканья часов. Этот будильник, что стоит на соседней тумбе, очень мешает и напрягает парня. Его Антон уже и в руки брал, и за стрелками следил, и ногой стучал каждую секунду. Не будет же он его разбивать или вытаскивать батарейки.
Хорошо, надо на что-то отвлечься... Еда? Все всё попрятали, так и не достав со вчерашнего дня ни одного снека. Играть на гитаре, что он привез с собой? Точно! Этим он и займется.
Музыкальный инструмент был небольшой: обычная акустическая гитара от популярной фирмы «Yamaha» с многочисленными наклейками своих любимых групп и блогеров. Купил он ее еще прошлым летом, поэтому играет довольно таки неплохо. Достаточно, чтобы сыграть несколько популярных песен около костра.
Она лежит в чехле и стоит за занавеской, поэтому о ее существовании знают все. Да и как можно было не заметить махину на спине парня, пока он вез ее с собой? В рюкзаке Антона также есть тетрадь, в которой записаны разные песни с аккордами и табы, чтобы не всё брать из головы. Конечно же, многое он играет на память, ведь записывать безумно лень. Так и сейчас: шатен сидит на кровати в позе лотоса и играет своими длиннющими пальцами на небольшой гитаре. Да, на большой было играть не так удобно.
Но и эта песенка, причём буквально, играла недолго: Антону наскучило. Он переиграл уже все, что только мог, и даже вполголоса спел пару песен, но когда никто не слушает — играть неинтересно.
До обеда остается двадцать минут, но Антон все больше сомневается, что пойдет на него, ведь отряд навряд ли ещё раз вернется сюда. Так оно и произошло. Через двадцать минут бездельничества, когда на том самом будильнике минутная стрелка начала двигаться к единице, а часовая стояла на тройке, Шастун уже отчаялся и принял свою учесть: сегодня он не обедает. Грустно и не вкусно, а печеньки уже надоели.
Конечно, можно и в одиночку пойти вниз, но непонятные стены ограждают от таких простых действий. Да, в этом нет ничего страшного, но барьеры не собираются покидать парня. Но услышав, как кто-то поднимается на этаж и бежит в сторону комнаты, Антон облегчённо выдыхает.
Внутрь забегают Макс с Егором:
— Антон, блин, ты чё на обед не идёшь? — начинает Старков.
— Да не знаю, я просто...
— Пошли быстрее, там все уже сидят, — перебивает его Булаткин.
Антон, почти не раздумывая, встает и накидывает шлепки, выходя из комнаты. У Макса шило в заднице, поэтому он решает, что они куда-то опаздывают, и срывается на бег. Даже Егор, что не менее активный, идет шагом вместе с Шастуном. Оба молчат, так как максимально неловко идти наедине с новыми знакомыми.
В столовой сидят уже все отряды, и лишь одно место за столом первого пустовало. Сегодня обед не радует: как обычно пересоленный суп с рисом, который он, соответственно, не будет есть по определённым причинам, и картошка с мясом, хотя мяса там как кот наплакал. Такое чувство, будто налит не компот с сахаром, а сахар с компотом, серьёзно. Почему нельзя не перебарщивать?
После обеда все встали в холле, так как им еще не принесли маршрутный лист на очередную вертушку. Антон стоит рядом с Ильей, что подошел к вожатой.
— Оксан, можно я пойду плакат дорисовывать? Только мне нужно взять еще одного кого-то.
После этого у Шастуна появляется большая надежда на то, что возьмут именно его, потому что он, как-никак, помогал рисовать. Макаров думает недолго, но берет почему-то Остапа. Теперь остается гадать, специально ли Илья взял не Шастуна или ему просто все равно на то, кто с ним пойдет.
На вертушке их отряд сильно облажался из-за Эльдара, что вел всех не по маршрутному листу, а наобум. В итоге все подсказки, что они получают, оказываются либо не в том формате, либо не в том порядке. А так, Антон вновь даже не вникает в суть, он лишь постоянно думает о том, как же он устал бегать.
В корпус все забегают, будто из пустыни, и направляются к кулерам, жадно хлебая оттуда воду. Стаканчики уже заканчиваются, так как не один первый отряд хочет пить после вертушки. Все будто бы из лесу: чуть ли не дрались за эти стаканчики.
Есть некое предчувствие, что спокойно этот тихий час не пройдет, так как в их комнате уже сидят девочки. Да, Антон против, но виду не подает, так как все равно сейчас собирается идти к Илье. В их комнате на полу лежит все тот же большой лист, где уже бо́льшая часть была нарисована. Макаров только недавно дорисовал Шлёпу и принялся исправлять книги, которые вчера были раскрашены малярной кистью на скорую руку, кстати, Антоном. Почему малярной? Да потому что все, что было выдано отряду — так это две маленькие кисточки, одна малярная, почти закончившаяся гуашь, четыре маркера, малярный скотч и ножницы. Набор небольшой, но, видимо, для лагерных дел этого достаточно. Как минимум, так считают организаторы смены.
По большей части парни не разговаривали. Антон, скорее, просто решает перекантоваться у них на этот тихий час, дабы не участвовать в стремных играх с девочками. Но вскоре, посмотрев на заряд батареи, он вновь подает голос.
— Это, Илья, а я могу щас сюда притащить и воткнуть удлинитель?
— Телефон зарядить?
— Да.
— Да, конечно.
— Только я еще по своим делишкам схожу, так что чуть позже вернусь.
Илье, по всей видимости, абсолютно фиолетово на то, когда придет Антон. Тот, в свою очередь, заходит в комнату, видя все тот же гарем, и сразу отправляется в уборную. Да, снова туда, таковы проблемы с ЖКТ. После этого Шастун заходит в комнату, дабы взять удлинитель и зарядку, но тут же следом входит Макар.
— Короче, Антон, к нам сейчас в комнату нельзя, там пацаны разговаривают.
После этих слов парень сразу выходит, оставляя после себя кучу вопросов. Оставалось лишь догадываться, что это значило. По телефону разговаривают? Между собой? С муравьями? Что там может быть такого, что Антону туда нельзя? М-да, очень интересно...
И что же ему остается делать? Правильно, сидеть в этом шуме и слушать то, как дают задания по типу «Поцелуй его/ее», «Шлепни его/ее», и вопросы в стиле «Кто тебе нравятся?», «Кого бы ты поцеловал?». Непонятно, выросли ли эти люди вообще до первого отряда. Складывается ощущение, что нет.
В такой обстановке сидеть жутко некомфортно, но и сказать об этом Антон не может. Да и как это будет выглядеть? «Эй, вы, давайте все на выход, мне надоело». Если и так, то с ним его комната и девочки разговаривать больше не будут. Лучше молчать и впитывать все в себя, как губка. Хотя, это навряд ли лучший вариант...
К огромному счастью, вскоре в комнату заходит Наталья Сергеевна:
— Ох ё-мое, что у вас тут происходит? — задает риторический вопрос она, хотя прекрасно понимает, что в лагерях это нормально. — Давайте сейчас все расходимся по своим комнатам и по кроватям, так как на этаже ходит проверка.
После ее слов все огорченно вздыхают и выходят из комнаты, дав наконец проникнуть кислороду с приоткрытого балкона. И только сейчас Антон замечает, что Позова все это время в комнате не было, но заходит он сразу после ухода толпы.
— О, а ты где был? — удивленно спрашивает Шастун.
— За стенкой, — как очевидное, отвечает Дима.
— А там что, кто-то был?
— Не-а, я там один сидел. Зато никто не мешает.
— Бляха-муха, почему ты меня не позвал? Я ж идиот, сам бы не догадался, ты знаешь.
— Я думал, что ты с ними играешь... — виновато качнул головой он.
— Ты обо мне настолько плохого мнения? Вон, Лёша тоже тут сидел, но это же не значит, что он играл.
— Антош, о нем я вообще не думал, — Воробьев на соседней кровати с какой-то тоской глянул на Позова.
— Обо мне, видимо, тоже, — фыркает Антон, на что получает очередную порцию закатанных глаз. Это не значит, что Дима согласен с этим, скорее ему просто надоело что-то доказывать этому мальчишке.
Весь оставшийся тихий час проходит тихо и спокойно, а Антон его проводит с музыкой в наушниках. На полднике дали слойку с яблоком и ряженку. Это шатен тоже безумно любит.
Вообще, еще на тихом часу Антона записали в список людей, которые будут сниматься в трейлере на вечерку. Изначально его задачей было просто пройтись с девочкой, будто они друзья, а там уже все пойдет-поедет и без него, но как только все пришли в актовый зал, начиная снимать видео в абсолютно разных частях лагеря, Антон понял, что его заменили и теперь он, получается, не участвует.
Он просидел без дела аж до самого ужина. Ну, а чем ему еще заниматься? Вместе с Эдом, другом еще с прошлой смены, он и попить сходил, и по этажам побегал, и на всех мягких диванах и креслах посидел, и дело, где были записаны роли всех вожатых, воспитателей и их биография, поизучал. Последнее, кстати, скука смертная. Он никогда не любил детективы, хотя логика, что помогла бы в каких-нибудь расследованиях, у него хорошо развита.
После ужина он вообще поник. Все остальные танцуют на сцене, причём даже пацаны, под музыку, что включает Саша — диджей. Он практически всегда сидит на своем месте, так как актовый зал редко пустует и нужно то музыкальное сопровождение, то какой-то фон на большом экране. Песни играют не такие уж и классные, но по тому, как танцуют ребята, можно было понять, что их все устраивает.
Почему же Антон при этом сидит на стуле, наблюдая за этим всем? Он и сам не знает. Скорее, у него просто пропало настроение, а то, что к нему никто даже не подходит, чтобы поговорить, просто добавляет масла в огонь. Даже Выграновский почему-то ушел и больше не подходил к шатену. Вроде вот он только общался со всеми, как казалось, и все было хорошо. Но на самом деле все не было хорошо.
Да, Шастун пытался общаться, но не получалось от слова совсем. Он как бракованная деталь в пазле: куда ни придёт — везде лишний. Ребята из собственной комнаты для него скучные, соседняя вообще не горит желанием общаться, а с девчонками так подавно не хочется.
Антон вроде сидит, за всем наблюдает, ничего страшного не случилось, но почему-то глаза вновь на мокром месте. Ему очень обидно, что ни один не подошел и не спросил, что произошло, ведь это говорит о том, что всем все равно на его состояние. Будь на его месте какой-нибудь Макаров — все бы к нему сбежались. Шастун, вообще, парень эмоциональный, и если у него появилось что-то, что нужно выплеснуть — сдержаться он не сможет.
Как и во всех мемах в соцсетях, у Антона польются слезы, только если кто-то подойдет и спросит, все ли хорошо. Этого он и боится. Вроде хочется, чтобы подошли, позаботились, показали то, что на него не всем плевать, но в то же время он понимает, что просто не сдержится и разревется. Плакать на публику страшно. Нет, он не считает слезы чем-то неприемлемым, скорее наоборот, он понимает, что эмоций стыдиться не надо. Но теперь страх в резких изменениях. Не хочется резко стать предметом для внимания всего отряда.
Только сейчас он замечает, что рядом снова нет Арсения. А вожатый, будто прочитав мысли, примерно через минуту заходит ко всем, садясь рядом с Шастуном. Тут и начинается паника.
— А ты чего не со всеми? — вдруг спрашивает вожатый, смотря на Антона, что изо всех сил держит эмоции.
— Да не хочу, — отмахивается он.
— Ну ладно... Все хорошо?
— Ага.
Ничего не «ага». Еще пару обращений и Шастун разревется.
— Точно?
— Да точно, точно.
Попов явно что-то заподозрил, так как даже по его простому «ладно» стало понятно, что ничерта не ладно. После, он достает телефон, начиная снимать ребят, что танцуют или играют. В его задачах, чуть ли не на равне с воспитателем, снимать всю жизнь детей и выкладывать в общую группу.
А Антон в это время уже всё, кирдык. После короткого диалога с Арсением он закрывает лицо рукой со стороны того, а слезы текут сами по себе. Он не может их контролировать. Да что уж там, он даже объяснить не может, почему сейчас ревет, как девчонка.
— Ты не плачешь? — вдруг настороженно спрашивает Арсений, смотря на парня под углом, дабы увидеть лицо. Ну и, как и ожидалось, все он видит, ахнув. — Боже, плачешь что ли? Пойдем выйдем, — положив руку на плечо, вожатый заметно начинает переживать. Подбородок предательски задрожал, не давая нормально разговаривать.
Они выходят на улицу, но по пути встречают достаточно много людей, которые замечают, что что-то случилось. Становится стыдно. Им не нужно видеть это. Не по-пацански, как говорится, без особого повода плакать. Арсений громко говорит, чтобы все ушли, за плечи ведя Антона дальше, где никого нет.
Сам Антон уже захлебывается в слезах, они текли таким ручьем, будто вся вода из его организма хочет выйти.
— Так, давай успокаивайся, ну, — не со злобой, а скорее с призывом к успокоению начинает Арсений, встав напротив парня, что закрывал лицо руками. — Давай так. Все живы? — парень кивает. — Тогда точно нет повода плакать. Давай, спокойно объясни, что случилось.
Шастун не успокоился до степени, чтобы говорить, но нужно же хоть как-то намекнуть на причину этого всего.
— Это... ну, из-за общения, — с заиканиями и глотанием воздуха еле выдает он.
— Какое? С ребятами? — снова кивок. — А почему так?
— Ну вот, как-то не выходит...
— Давай так, я тебе помогу, — говорит Арсений, кладя руки на его плечи и пытаясь заглянуть в глаза. — Мне как со всеми поговорить, вместе с тобой или без?
— Без.
— Хорошо. Боже, как хорошо, что я заметил это...
Антон вытирает очередные слезы, что мешают зрению, после чего все же поднимает глаза. Арсений смотрит не с равнодушием или жалостью, а с волнением. Но Шастун подмечает больше то, что эти глаза очень яркие. Издалека они кажутся бледными, но вблизи это далеко не так.
Вожатый убирает кудри Антона с лица, что стали мокрыми от слез, после чего подходит ближе и обнимает парня. В нос ударяет несильный, но приятный аромат одеколона вперемешку с, видимо, его гелем для душа. Он стоит молча, поглаживая Шастуна по спине, а тот, в свою очередь, лишь пальцами приобнимает вожатого в районе рёбер.
Спустя секунд десять Попов отстраняется и напоследок треплет Антона по голове. Оставив после себя улыбку и кучу совершенно новых эмоций, брюнет уходит обратно ко всем, давая время успокоиться.
— Так, парни, я думаю, что вы уже увидели состояние Антона. Ему сейчас очень тяжело с вами общаться, так что, пожалуйста, помогите ему. Проявляйте инициативу, берите его везде с собой и не оставляйте в стороне. Он потом начнет и сам с вами общаться, просто ему пока трудновато и он чувствует себя не в своей тарелке, — начинает он, собрав только мужской пол в одну кучу.
— А плачет то он почему? — спрашивает Илья.
— Это вы у него и узнайте, — говорит он, после чего заходит в помещение.
Парни же сразу направляются в сторону Антона, что стоит около ступенек и прячет лицо.
— Тебе дать время успокоиться? — Антон кивает, а вся компания вновь отходит. Вполне отчетливо можно слышать вырезанные из контекста фразы:
— Ну да, он всегда в стороне стоит один.
— Веселый же был в начале...
— Я и не думал, что что-то не так, вроде общался со мной, — это уже, сто процентов, говорит Позов.
Стоит он так минут пять, после чего все вновь подходят к Антону.
— Ты можешь говорить? — ответа не последовало, так как тот даже не успевает ничего понять. Илья вдруг говорит всем зайти внутрь, после чего подходит к парню уже наедине. — Со мной можешь сейчас поговорить? — Антон пожимает плечами. Только Макаров собирается что-то сказать, как тут же слышится крик Оксаны о том, что отряд строится. — Ладно, пойдем пока.
Антон не помнит, как дошел до комнаты, но помнит, что рядом шел Позов, приобнимая того за плечи и говоря, что все будет хорошо. В общем, знатно он поддержал друга, за что тот ему безмерно благодарен.
На вечерку, куда сейчас все собираются, Антон не идет, потому просто усаживается на кровать, вновь пряча лицо в руках. Спустя минут пять все уже строятся, поэтому комната начинает пустовать. В тот же момент заходит Фролова, сев на корточки напротив парня и беря его руки в свои.
— Можешь мне рассказать, что случилось? — спрашивает она, смотря своими ярко-зелеными глазами на парня. Те, кстати, более выраженные, нежели Шастуновские. Даже по цвету можно понять, насколько человек счастлив в этой жизни.
Спустя несколько секунд, пока подбородок пытается успокоиться, Антон дает ответ:
— Я... Трудно говорить, не могу, — он снова глубоко всхлипнул, прокашливаясь. Вожатая же просто продолжает сидеть прямо над душой. — С общением... трудно, — все таки озвучивает причину шатен.
— Угу... Давай так, ты сейчас отдохнешь, успокоишься, а я позже приду и мы поговорим, хорошо? — на самом деле Антон уже устал от того, что все с ним хотят поговорить, поэтому желанием беседовать с Оксаной не горит. Но отказываться было бы странно, поэтому, чтобы от него быстрее отвязались, он кивает, хотя уже побыстрее остаться в одиночестве. — Дай я тебя обниму...
Девушка обнимает парня заботливо, но коротко. Все таки не так приятно, как это было с Арсением. Так...
Спустя минуту Шастун наконец-то остается один и, боже, как же он рад этому. Как только весь отряд уходит и на этаже царит та самая тишина, он достает телефон, дабы успокоиться.
Слезы идут еще долго, так как не плакал он давно, но все же минут через пятнадцать удается хоть чуть-чуть прийти в себя. Хочется спать, поэтому Антон выключает свет и заваливается на заправленную кровать, отворачиваясь к стене.
Через время
Антон просыпается ближе к одиннадцати, так как слышит возвращение отрядов в комнаты. Сев в кровати, он начинает потирать заспанное лицо, молясь на то, чтобы его сейчас не трогали. Но нет же, всем нужно разобраться именно тогда, когда человек в таком плачевном состоянии.
До отбоя полчаса, парни собираются в комнате у Шастуна вместе с Арсением, что начинает говорить первым.
— Так... Я даже не знаю, с чего начать. Лучше скажу то, что вам всем так надоело слушать, но оно должно вбиться вам в голову. Вы — одна семья на целые две недели. Кто-то такой, кто-то сякой, но всех нужно принимать такими, какие они есть. Если кто-то ходит один — это не значит, что он плохой или всем все равно, — теперь вожатый уже обращается к Антону: — Тебе, как и всем остальным, нужно проявлять инициативу. К тебе не будут все бежать, дабы поговорить, потому что это лагерь. Тут все зависит только от тебя. Вот скажи, в чем именно у тебя проблема в общении с парнями?
— Ну... Я не знаю просто как с ними общаться. Они ходят компаниями, а я, как изгой, в стороне стою.
— А почему ты не попробуешь с ними поговорить?
— Они просто уже о чем-то друг с другом разговаривают, а я не могу к ним влезть, да и не знаю, о чем речь идет.
— Так а ты подходи и спрашивай. Жизнь намного проще, чем тебе кажется.
Беседа в этом стиле была недолгая, но Антон молчал, а это значило, что он согласен со словами Арсения, который ушел уже через пять минут, оставив парней поговорить наедине.
— Ну, ты может расскажешь, почему так эмоции проявил? Что вообще случилось? — начинает Макаров.
— А по разговору не понятно?
— Не знаю, просто в начале все хорошо было, а тут резко мы оказываемся виноватыми в том, что не общаемся с тобой. Расскажи, в чем проблема, чтобы мы ее решили, — Шастун снова молчит. Сейчас его голова варит плохо, поэтому он помнит только свои эмоции, а не их причину.
— Да блин, Антон, давай быстрее, всем надо купаться и готовиться ко сну, — ноет Макс, а все остальные начинают с ним соглашаться.
— Серьезно, Антон, говори уже, — подхватывает Илья.
— То есть вы считаете нормальным зайти ко мне, когда я в таком состоянии, а потом свалить вину, мол я ничего не говорю. Вы мне с мыслями собраться не даете.
— Собирайся с ними быстрее, у нас мало времени.
— Спасибо за то, что давите. Зачем вы тогда вообще пришли, если вам для галочки надо со мной поговорить?
— Да боже, Антон, если бы нам было все равно, мы бы даже не пришли. Но, как видишь, мы здесь, но ты-то молчишь, и я понятия не имею, как проблема будет решаться.
— Давай потом...
— Супер, — Илья явно недоволен этим ответом, а Антону обидно из-за того, что на него так налетели, хотя у него и так не лучшее состояние.
Нет, он не давит на жалость, не строит из себя фиг пойми кого, чтобы его пожалели. В этом нет смысла. Это обычные эмоции и давнишние проблемы с общением в социуме, которые еще давно надо было решить. Сейчас же он чувствует себя девчонкой, ведь обычно такие ситуации происходят именно у них, а пацаны очень часто всегда друг за друга. Хотя, это только стереотипы. На самом деле и в мужском кругу бывают глобальные ссоры.
Все уходят из комнаты, а Антон придвигает чемодан, в кармане которого хранит телефон, дабы написать маме. И вновь слезы, боже, как стыдно... И Позов сидит, поддерживает. Если честно, сейчас хочется поддержки не от него.
Антон Шастун
«Я больше не выдерживаю»
«Если в той смене я понимал, что все будет хорошо, то сейчас понимаю, что не будет»
«Я очень хочу домой»
«Спроси, вернут ли деньги, если я уеду раньше»
Майя Шастун
«Пипец...»
«Деньги не возвращают»
Антон Шастун
«В инете пишут, что возвращают»
Майя Шастун
«Тут гроши в лучшем случае вернут, говорили уже»
Антон Шастун
«Хоть что-то»
«Я не выдерживаю»
Майя Шастун
«Давай так, это твой последний лагерь, но ты останешься до конца»
Антон Шастун
«Я разревелся при всех»
«Они пришли поговорить, а в итоге сказали, чтобы я говорил быстрее, мол им идти надо»
«В общем, наорали и ушли»
Майя Шастун
«Антон, ну соберись, не загоняйся»
«Пусть орут»
«Ты справишься»
«Я за рулем, спокойной ночи, целую»
Антон выключает телефон и засовывает его обратно, после чего вытирает слезы и встает, потянувшись. Голова трещит, поэтому хочется скорее уже лечь спать. Расправив кровать, Шастун залезает под одеяло, но из-за света уснуть не удается. Он попросил, чтобы его выключили, но даже после отбоя все гнут свою палку, мол им нужен свет. То выключат, то включат, надоели.
Повезло, что к ним из-за бесконечного шума зашел вожатый второго отряда, что был дежурным, который своим жестким характером наконец-то уложил всех и выключил свет. Теперь можно и поспать...
