Новое перерождение

      После той ночи однообразие моей жизни понемногу менялось. Там все еще были пытки, но я поняла, что ситуация переломилась, когда однажды ночью вместо того, чтобы кликнуть охрану, Он просто вошел в мою камеру и закрыл за собой дверь, чтобы молча встать в отдалении, уставившись на меня.       Когда Он наконец прошептал: "На колени. Сейчас же", я уже прекрасно понимала, что должно было произойти. И на этот раз я была к этому готова.       Я подошла, опустилась перед ним на пол и сама расстегнула ему штаны, мои руки лишь слегка подрагивали от волнения.       Лучше, чем пытки. Верно?       Он уже был наполовину возбужден, когда я взяла его тесно в свои ладони и медленно провела по влажным губам, прежде чем всосать с тем же неторопливым ритмом. Его руки снова ухватили меня за волосы, и я услышала, как его затылок прислонился к стене камеры. — Даже не вздумай кусаться, — прошептал Он жестко.       Ничего подобного у меня на уме не было. Я действительно не намеревалась его сердить. Если бы я попыталась приложить усилия... может, мне бы удалось увлечь его своим языком больше, чем криками боли.       Поэтому я старалась изо всех сил, собрав воедино весь опыт, что у меня был накоплен, каждую крупицу фантазии, на которую я была способна. Я лизала, посасывала и гладила, а иногда даже легко покусывала, и была взволнована, разбирая его участившееся дыхание, то, как его пальцы погружаются в мои волосы, и в конце концов сдавленный стон, вырвавшийся из-за стиснутых зубов.       На этот раз Он отстранился прежде, чем выплеснуть семя, испачкавшее мне платье, а затем снова оделся и ушел, не сказав ни слова.       С тех пор его ночные визиты в мою клетку стали происходить чаще, а сеансы пыток сократились. Кроме того, во время них Он уже не выглядел таким восторженным, и, кажется, мои страдания и вправду перестали вызывать в нем прежний энтузиазм. Наказание стало походить на рутину и быстрее заканчиваться, будто его сердце больше не было расположено к этому занятию.       В любом случае я делала все возможное, чтобы заинтересовать его своим новым служением, хотя Он никогда не притрагивался к моему телу каким-либо другим способом. Я догадывалась, что его посещения случались лишь тогда, когда его одолевали мысли о Джайне, но, признаться, мне было все равно. Я просто радовалась тому, что мои мучения сменялись этим.       Я также заметила, что Он все больше и больше расслабляется в моем присутствии. В основном, Он лежал на кровати, а я стояла над ним на коленях, играя с ним, не торопясь, пытаясь разнообразить развлечение. И совершенно не желала думать о том, что мне начинает это нравиться, и я наслаждаюсь чувством, когда он у меня во рту, и проникаюсь звуками, когда Он тихо стонет, или тем, как его руки зарываются в мои волосы, уже не наматывая их на кулак, а лаская пряди.       Я потеряла всякое представление о времени, не зная, как давно я заточена здесь, в этой цитадели изо льда, сколько месяцев прошло с тех пор, как я испытывала что-нибудь похожее на любовь или дружбу, или хоть какой-то социальный контакт.       Правда заключалась в том, что я начала жаждать этих визитов, нуждаться в его прикосновениях как единственных и самых близких к человеческому теплу вещах.       Я могла пропасть на этом. Иногда Он уходил не сразу, а задерживался на пару мгновений, все еще поглаживая меня по волосам.       Я понимала, что меня охватывает безумие, но в те моменты я действительно чувствовала себя счастливой.       Затем наступил день, когда опять все изменилось.       Я все еще не знаю, что на меня нашло. Полагаю, всему виной было мое страстное желание получить немного тепла и близости. До сих пор я всегда делала только то, что Он мне говорил, а именно — доставляла ему удовольствие с помощью языка.       В тот день мне показалось, что этого недостаточно. После того, как Он приподнялся на кровати, а я склонилась над ним, как всегда расположившись между его раздвинутых коленей, я внезапно не смогла устоять перед желанием увидеть его ближе.       Недолго думая, я задрала ему тунику, обнажая его до ключиц. Пару минут я разглядывала его, и странное тепло разливалось по моей коже вместе с мыслью, насколько Он на самом деле был красив.       Я позволила своим пальцам обвести мышцы его груди, а затем медленно проследить за тонкой белой линией волос, что сбегала по твердому животу вниз к пупку.       У эльфийских мужчин на теле не было волос, и я обычно представляла людей волосатыми как обезьяны, грубыми и уродливыми. Сейчас, глядя на него, я понимала, что ошибалась. От него захватывало дух.       Не в силах отвести глаза, я продолжила водить руками по его телу, и мокрый жар начал скапливаться у меня между ног. Я осознала, как сильно его хочу. Все это долгое время я не испытывала никаких схожих позывов, игнорируя даже саму себя, чересчур глубоко утопленная в собственных страданиях, чтобы помыслить о чем-то вроде этой дерзости.       Даже когда раз за разом я ласкала его языком, все, о чем я могла тогда думать, так это то, что удерживала его от причинения мне боли, но теперь мне нужна была частичка той близости, что приносили эти моменты.       И сейчас...       Вздохнув, я наклонилась вперед и провела губами по его животу, постепенно поднимаясь выше. Там меня задержала туника, и вне терпения я принялась избавляться от нее, пытаясь перекинуть через его голову.       К моему удивлению Он подчинился, сел и стянул остатки одежды, бросив их на пол. Затем откинулся на подушки, разглядывая меня с непроницаемым выражением на лице.       Я не стала тратить время на размышления о том, что могло твориться у него на уме, а просто поддалась своему голоду, потянулась вперед и начала целовать и покусывать его шею, спускаясь к правой ключице, возвращаясь вверх и обратно — к маленькой впадинке возле горла. Его плечи были такими широкими. Все человеческие мужчины были устроены так же возбуждающе, как Он?       Мгновение Он напрягался, вероятно ожидая, что я разорву ему глотку зубами или что-нибудь в этом роде, но затем снова расслабился, и я почувствовала, как его руки хватают меня за бедра, притягивая к себе. Конечно, я не могла не послушаться. Его ладони были мозолистые и шершавые, и было приятно ощущать их на своей коже.       Я уже настолько была готова к нему, что Он проскользнул внутрь без сопротивления, и я застонала от этого тугого, наполняющего ощущения. Мои ногти непроизвольно впились ему в грудь будто в отместку. Он прерывисто выдохнул и начал двигаться во мне, лежа снизу. Его руки крепко сжали мои бедра, но сейчас это была боль другого вида и добавляла огня.       Он двигался все быстрее и быстрее, и я не могла ничего сделать, кроме как держаться и пытаться подавить свой крик. Это было так сладко, что я не хотела, чтобы оно прекращалось. Но когда Он сел и захватил ртом мою левую грудь, посасывая самый ее кончик, сокрушительный жар у меня между ног, казалось, взорвался, и я, не выдержав, все-таки закричала, вцепляясь ему в плечи.       Тогда Он откинулся назад, еще больнее перехватил меня за бедра и несколько раз вошел крупными толчками, пока не застонал и не содрогнулся, и лишь затем отпустил, глубоко вдохнув и пытаясь успокоить дыхание.       Мне ничего так не хотелось, как тут же прижаться к его груди, но я не осмелилась, поэтому просто сидела, тяжело дыша, пока через несколько мгновений Он не столкнул меня в сторону, чтобы встать и одеться. И вновь Он ушел, не взглянув на меня.       Я провела остаток ночи, стараясь не думать о том, что только что набросилась на своего тюремщика, своего мучителя, практически умоляя его о взаимности. Что у меня была интимная близость с монстром, Королем-личем, врагом всего живого.       И это было чудесно.