Сказки под ивами

— Я же не прошу ее учить! — Ренгоку говорил так легко, будто речь шла о пустяке, о мелочи. — Просто присмотри за ней несколько дней, пока я буду на миссии! Пламенному Столпу все давалось с необычайной легкостью, будь то десяток бэнто, бой с демоном или обучение новичка. Для Шинадзугавы же каждый новый день становился вызовом: он просыпался уже готовым сражаться против мира — сечь и рубить. Привычка видеть врагов во всех и каждом въелась в подкорку давно и прочно. Исключение он сделал только для Ренгоку: сдался под напором искренности и тепла — его первое и последнее позорное поражение. — Пускай у тебя дома чай пьет или двор метет, — проворчал Санеми, уставившись на собственные руки — смотреть в глаза Кеджуро было чертовски страшно: вдруг снова не выдержит и сдастся? — Никто и не заметит. — Я не хочу оставлять ее одну у себя, — печально покачал головой Ренгоку. — Отец… снова за старое взялся. Шинадзугава нахмурился: о бывшем Столпе Пламени говорить было не принято — слишком уж тяжело. Кеджуро, как мог, скрывал пагубную привычку родителя: тайком выбрасывал бутылки с саке, уводил буяна с улицы, подальше от любопытных глаз, опуская свои — то ли со стыда, то ли с горя. Санеми очень хорошо представлял, какой кошмар способен устроить пьяный Шинджуро: в детстве регулярно наблюдал подобное в своей собственной семье. — К Кочо отведи, — Шинадзугава решил разыграть последнюю карту в надежде, что Ренкогу примет предложение и перебросит балласт на Шинобу. — Там готовить надо, за ранеными ухаживать. У Бабочек ей точно скучно не будет. Заодно и опыта наберется. — Думаешь, я пришел бы к тебе, имейся другие варианты? — Кеджуро улыбнулся, отбрасывая в тень печальные мысли об отце и гнетущей атмосфере, накрывшей их некогда светлое и полное радости поместье. — У Шинобу своя миссия, а без Кочо эта живьем съест и Аой, и девочек. К тому же… Я не уверен, что они смогут держать язык за зубами. А тебе я доверяю. В последние месяцы Шинадзугава слышал об «этой» регулярно и неодобрительно хмурился. В своих скупых рассказах Пламенный Столп никогда не жаловался, отзываясь об ученице с особым теплом, но по темным кругам под глазами мечника Санеми понимал — дело дается товарищу куда тяжелее, чем тренировки с Мицури. Чутье подсказывало: если бы на месте Ренгоку был кто-то иной, «эта» обзавелась куда более емкими и крепкими прозвищами. О том, где приятель откопал странную девчонку, Шинадзугава только догадывался: единственным, кому товарищ представил «эту» как будущую наследницу, стал Ояката-сама, а потому слухи ходили разные. Сплетники-вороны, первое время вившиеся над поместьем Ренгоку в безуспешных попытках разглядеть новенькую, даже поговаривали, что подопечная носит на лице какое-то уродство, вот и прячется то в тенях, то за маской. Подливал масла в огонь и сам Кеджуро, наотрез отказавшись показывать свою цугуко и отмахиваясь обтекаемым «еще рано». — Ладно. Но возиться я с ней не стану, — нехотя кивнул Санеми: крыть железные аргументы ему было нечем. И даже на собственную миссию не сослаться — сломанная в трех местах рука заживать не торопилась. — Выделю угол, пусть сидит тихо и не путается под ногами. Я и зашибить могу. Ненароком. — Она не глупая, понимает, к кому идет, — добродушно усмехнулся Ренгоку. — Мешать не станет. Ты только… — Неожиданно смутившись, Кеджуро пожевал губами, подбирая подходящие слова. — Не таращись слишком сильно. Я только недавно убедил ее открыть лицо для остальных, будет жалко терять прогресс. Шинадзугава никогда не пытался выпытать у друга подробности, понимая, что каждый имеет право на тайны: тоже хранил страшный секрет. Теперь необходимость в вопросах отпала сама собой: уже завтра увидит таинственную «эту» своими глазами. На шрамы ему было плевать: давно привык к уродливым полосам на собственном теле, и с косыми взглядами тоже смирился. Девчонка может быть хоть одноглазой — лишь бы не раздражала. Санеми вяло кивнул словам благодарности и отсалютовал довольному Ренгоку здоровой рукой, мысленно проклиная себя за слабость — нужно было слать подальше. Вот только любопытство вкупе с искренней привязанностью к единственному другу не позволили отказать. — Рохля ты, Шинадзугава, а не Столп, — проворчал себе под нос Санеми и пошел искать второй футон и самый дальний угол. Кеджуро появился ранним утром. Взглянув на товарища, Шинадзугава было подумал, что друг передумал и спихнул подопечную кому-то еще. Но надежды рухнули, когда из-за широкой спины Ренгоку робко выскользнула маленькая фигурка — казалось, можно запросто спрятать ее в рукав, да и забыть там. Лишь приблизившись к гостям, Санеми понял, что стал жертвой обмана зрения: крошечной девчонка выглядела на фоне рослого Столпа — мелочь, конечно, но в рукав не влезет. Не поднимая головы, цугуко коротко поклонилась и протянула большую коробку, дивно пахнущую свежими сладостями — хитрец Кеджуро знал, чем задобрить нелюдимого хозяина. — Санеми-сан, позволь представить тебе Ран, мою ученицу! — в голосе Ренгоку звучала неподдельная гордость. Шинадзугава перехватил короб, еще раз скептически взглянул на девчонку, упорно продолжавшую изучать землю под ногами, рассеянно махнул рукой — мол, проходите, и поспешил вернуться в дом, уже предвкушая чай со сладостями. Остановил его едва уловимый шорох за спиной: впервые за все время их знакомства Ренгоку говорил, понизив голос. — Слушайся его во всем, поняла? Не дерзи, не играй, не путайся под ногами. И держи при себе… характер. И не болтай лишнего, — строго шептал Кеджуро, обращаясь к девушке. — Знаешь… Лучше тебе вообще молчать. Шинадзугава усмехнулся и скрылся — наставления приятеля ему понравились. Лишь бы цугуко поняла, что учитель не шутит, и со Столпом Ветра лучше не связываться. Ренгоку от чая отказался — еще раз поблагодарил за помощь, попрощался и был таков. Так Санеми и странная девчонка остались вдвоем. Если быть точнее — он остался в гордом одиночестве: проводив наставника, «эта» тут же юркнула в отведенную комнату и не показывала нос до темноты. Пройдя пару раз мимо плотно закрытых сёдзи, Шинадзугава довольно улыбнулся, уже представляя, что ближайшая неделя пройдёт как по маслу: тихо, спокойно, без происшествий. Санеми еще никогда так не ошибался. Спал Шинадзугава всегда чутко: работа приучила оставаться настороже по ночам даже в собственном доме. А потому, уловив свист, мечник мгновенно открыл глаза и нашарил лежащий рядом клинок. Накинув хаори, истребитель выскочил наружу — туда, откуда доносились хорошо знакомые, но совершенно лишние звуки. Присмотревшись, Санеми понял, что стало причиной резкого подъема, и поглубже вдохнул, надеясь немного успокоиться. «Эта» кружила посреди тренировочной площадки, нанося быстрые удары по толстым стеблям бамбука, которые Шинадзугава с особым усердием накануне вбивал в землю. Работать одной рукой было неудобно, но мечник принял это за очередной вызов. И потратил добрую половину дня, вколачивая «снаряды» и представляя, с каким упоением будет сносить их — один за другим. Вот только долгожданная тренировка ему больше не светила — чертова девка забрала всю радость себе, оставив Столпу кривые пеньки. Шинадзугава по-честному постарался успокоиться — он не собирался «учить» подопечную Ренгоку, о чем твердо заявил еще вчера, вот только кулаки нестерпимо чесались, даже тот, сжимать который было больно. Досчитав до десяти, Санеми решил на первый раз простить наглую цугуко: во имя дружбы. А еще потому, что рассечены бамбуковые стебли были виртуозно. Почти такие же срезы оставляла и его собственная катана: идеальные углы, ровные линии — Ран не допустила ни единой ошибки. Но даже это не позволяло ей хозяйничать в его доме. Мягко, неслышно Шинадзугава подкрался к девчонке из-за спины и, не отказывая себе в удовольствии, рявкнул прямо в ухо: — А. Ну. Пошла. Отсюда! Истребитель ждал, что перепуганная цугуко отшатнется и со скоростью ветра умчится в комнату, где не шелохнувшись просидит всю неделю. Но вместо того чтобы улепётывать, Ран спокойно обернулась и прямо, без капли страха, встретилась с ним взглядом. И Шинадзугава захлебнулся собственным вздохом, осознавая, почему Кеджуро так ревностно охранял свою ученицу от посторонних глаз. Санеми редко обращал внимание на женщин: есть и есть. Все время и силы неизменно отдавались охоте, а потому замечал их только тогда, когда приходилось либо сражаться бок о бок, либо вырывать из когтистых демонических лап. И в обоих случаях они чаще всего мешались. Порой слушая болтовню товарищей о той или иной, даже ловил себя на мысли, что с ним что-то не так — ведь не могло быть такого, чтобы ни одна, даже самая расписная, не тронула сердце. А сейчас оказалось, что все с ним нормально — неправильный не он, а мир. Потому в мире, который он знал от и до, не могло существовать такой красоты. Описать Ран было невозможно: любое слово, приходившее на ум, казалось ничтожным, недостойным, слабым. Все в ней, начиная от глубоких глаз и заканчивая ровными тонкими губами, было безупречным. Словно высеченная из бесценного камня самой Аматэрасу, она сошла с небес. Санеми даже показалось, что девушка сияет изнутри мягким ровным светом. Все колкие едкие реплики, которыми он рассчитывал запугать цугуко, застряли в горле, и Шинадзугава молился богам, чтобы не задохнуться и не умереть прямо здесь, в окружении идеально разрубленных стеблей бамбука. Ран безошибочно поняла истребителя — вздохнув, коротко поклонилась и за долю секунды покинула площадку, оставив растерянного Столпа стоять столбом посреди собственного двора. Чтобы прийти в себя, понадобилось добрых полчаса. Рассеянно почесав затылок, мечник не придумал ничего лучше, чем прибраться — с одной здоровой рукой это дело заняло еще столько же. Признаться, он и не торопился. За проведенное в одиночестве на свежем ветру время Санеми остыл и в какой-то момент даже попробовал убедить себя, что все это ему почудилось — может, вообще во сне гулять вышел и попался в ловушку грез, присущих теплым летним ночам. Но сон как рукой сняло — помаявшись на улице еще немного, Шинадзугава решил засесть на кухне. Благодаря Ренкогу сладостей у него было предостаточно, но дело было в самом процессе: приготовление охаги всегда его успокаивало. В эти минуты Санеми забывал о крови и боли, о клыкастых прожорливых пастях и отчаянных глазах Геньи — все уходило на второй план, вытесненное плотными ароматными парами. К своему стыду, истребитель преследовал еще одну цель — выманить на запах девушку, спрятавшуюся в дальнем конце дома. Он просто хотел убедиться, что наваждение было не больше чем игрой разума, злой шуткой, глупостью, мелочью. Никакая она не уникальная, ни разу не удивительная — наверняка самая обычная, а еще лучше страшная. Он просто крепко приложился головой в последней схватке, а Шинобу напортачила на осмотре и пропустила тяжелое сотрясение. Так думал Санеми, умело замешивая клейкое тесто. Думал и снова ошибался. Девчонка выпорхнула из своей комнаты с первыми рассветными лучами — проскочила так быстро, что уставший после бессонной ночи истребитель не сразу понял, что случилось. Хотел было догнать странную цугуко, развернуть и хорошенько изучить при свете дня, но остановился на пороге — не будет он ни за кем бегать. Удовлетворенно кивнув собственной рассудительности, Шинадзугава вернулся в дом — впереди его ждала перепачканная посуда и регулярная уборка, которой он отдавал всего себя в короткие перерывы между миссиями. Но вопреки слаженной схеме на сей раз все выходило из рук вон плохо, и не потому что рука была только одна: чистота и свежесть не радовали, еда не лезла, а тренировка с бамбуком не представлялась возможным — не по пенькам же ему скакать. Стоило только подумать об испорченных планах, как со стороны двора послышался мерный стук. Натянув на лицо самое бесстрастное выражение, Санеми вышел наружу, размышляя, что ещё задумала «эта». И в тайне надеясь, что на площадке именно она, а не какая-нибудь надоедливая птица. Ран действительно вернулась, и не с пустыми руками. Всего за раз умудрилась притащить целую охапку бамбука, будто и не она, а Фудзин своим ветром принес. И теперь старательно вколачивала стебли в уже готовые ямки. Подлетала до небес и одним точным ударом всаживала голым кулаком. — Вот же! — прошипел Столп, подскакивая к ней. — Куда лезешь! Избегая встречаться взглядом, мечник грубо схватил ее за руки и притянул к себе. Внимательно осмотрев тонкие пальцы, сплюнул со злостью — Ренгоку переоценил умственные способности ученицы. — Инструменты же есть! — сквозь зубы процедил он и, не выпуская из хватки, потащил в дом. Ран молча шла следом, не пытаясь дергаться или вырываться, словно знала, что жуткий, как ину-гами , человек ей не страшен. Конечно, она была права. Вне всяких сомнений Санеми злился, но исключительно на себя. Усадив девушку на футон в хозяйской спальне и велев ждать, Шинадзугава вытащил с верхней полки увесистую аптечку. Пузырь с вонючим настоем и бинты быстро нашлись и перекочевали на гладкий пол у футона. — Не дергайся, — предупредил он, сев перед Ран на корточки. — Будет жечь. Цугуко лишь невесомо кивнула, старательно пряча лицо под длинной челкой, и безропотно протянула разбитые в кровь кисти. Кожа у Ран оказалась нежной. Такой у истребителя быть не могло: Санеми знал по себе. Ходи она в ученицах Ренкогу день, еще бы поверил, но Кеджуро тренировал ее полгода, если не больше. И полное отсутствие грубых мозолей, присущих постоянной работе с катаной, ломало все представления. Мицури в свое время таскала из лазарета Кочо несчетное количество склянок с мазями и связок плотных бинтов — наставником Ренгоку был строгим и непреклонным. — Вы там что, чай все это время пили и цветы собирали? Ты вообще клинок в руках держала? — нахмурился мечник, умело обрабатывая ребра изящных ладоней, и тут же осекся: еще как держала — своими глазами ночью видел. Все видел. — Эй, немая что ли? — Заметив еще один наклон головы, Шинадзугава растерял остатки терпения: — Отвечай нормально, когда тебя спрашивают! — Я держала в руках клинок, Санеми-сан. Ровно в ту секунду, когда она открыла рот, истребитель горько пожалел о требовании. Потому что голос у Ран был невероятный: спокойный, мелодичный, но наполненный удивительной силой. Будто сам Райдзин вложил в него небесные раскаты. Шинадзугава не сразу заметил, что просто-напросто замер с кончиком бинта в пальцах: все смаковал собственное имя, сошедшее с ее губ. — Тогда почему мозолей нет? — он был готов спрашивать любую чушь, лишь бы она отвечала. Вот только казаться дураком не хотел, а потому старался задавать вопросы по делу. — Ну? — На мне все очень быстро заживает, Санеми-сан, — после недолгой паузы проговорила она. — Как на собаке. Вам не стоило беспокоиться. — Неужели? Учить меня ещё будешь? — проворчал он, а про себя подумал: «Какая же ты собака?! Ты божество, по случайности попавшее в этот поганый мир». Заканчивать перевязку хотелось меньше всего, но Шинадзугава сделал над собой усилие и отстранился. Цугуко Пламенного Столпа становилась интереснее с каждой секундой, настолько, что не оторваться. Не знай о ней уже как полгода, он наверняка бы решил, что это ему лишь чудится. Но окровавленные марли на полу и стойкий запах медицинского раствора говорили об обратном — все взаправду. — Вставай, — поднявшись, Санеми сверху взглянул на светлую макушку. — Я есть хочу. И ты не завтракала. Заморю тебя голодом — Ренгоку потом не отвяжется. На бинты не смотри, сам потом уберу. Ран быстро выполнила указание и выпорхнула из комнаты, не дожидаясь новых словесных тычков. Вот только пошла она не к столу в главной комнате, а на кухню. Не проронив ни слова, деловито осмотрела плиту и полки и быстро собрала большой поднос: не ограничившись охаги, Шинадзугава приготовил еще и завтрак на десятерых. Ничуть не смущаясь взгляда мечника, вросшего в пол от такой наглости, поставила воду и достала лучшие листья из тайных запасов — словно унюхала, где он хранил чай для особых случаев. — Ты что делаешь? — придя в себя, прохрипел истребитель. — Тебе тут кто разрешал хозяйничать? — Вы сказали, что голодны, Санеми-сан. Сенсей велел во всем вас слушаться, — невозмутимо бросила она, проходя мимо с чайным подносом. — Я и слушаюсь. «Ты издеваешься», — догадка озарила Шинадзугаву, как молния небо: за показной покорностью таилась насмешка. Божественная, вне всяких сомнений, но самая настоящая насмешка. Сидеть напротив нее казалось невыполнимой задачей: поглядев на чашки, Ран вздохнула и заправила челку за ухо, открывая лицо. И вместо риса голодный Санеми пожирал ее — пышные ресницы, точеные скулы, искрящиеся глаза. Отрицать очевидное было глупо — такой красоты не видел, и точно больше не увидит. — Почему ты пошла в истребители? — с трудом проглотив то ли омлет, то ли салфетку, выдавил он. Она могла стать женой даймё, да какой там — самого императора, и купаться в лучах солнца. А выбрала темноту и кровь. — Простите, Санеми-сан. Сенсей запретил мне болтать лишнее, — потупила взгляд Ран. — Если вам настолько интересно, спросите у него. — А еще Ренгоку велел меня слушаться, — ухмыльнувшись, отбил он. — Говори. И чтобы больше никакого притворства. Довольный собой Шинадзугава наслаждался произведенным эффектом ровно до тех пор, пока не осознал, что натворил: неожиданно Ран улыбнулась. Лишь уголком губ, а он вновь забыл как дышать. От такой красоты нет защиты, не убежишь, катаной не отразишь. — Вы правы, Санеми-сан, — цугуко отложила палочки и серьезно посмотрела на Столпа. — Я пошла в истребители, потому не вижу иного способа принести пользу людям. Пока в мире существует такой враг, прогресс медицины и науки, просвещение, искусство… Ничто из этого не имеет смысла. Пока они есть, над людьми нависает смерть. Мы должны уничтожить всех грязных демонов. Каждого. Любого. Выкосить под корень, выжечь и посыпать солью. Шинадзугава смотрел и понимал: каждый миг до этого она играла, лишь теперь показав свое истинное лицо. Мягкие черты ожесточились, а глаза заискрили опасным пламенем. Шинадзугава слушал и понимал — до этого она не говорила с ним вовсе: утративший нежную мелодичность голос звенел холодной сталью. Перед ним сидела сама Шинигами, неумолимая и беспощадная. Будь на месте Санеми кто-то послабее, непременно завалился на спину, судорожно пытаясь усмирить рухнувшее в пятки сердце. У Ренгоку действительно была веская причина скрывать ото всех свою цугуко. — Я ответила на ваш вопрос, Санеми-сан? — как ни в чем ни бывало поинтересовалась девушка, вновь обернувшись теплым майским солнцем. Мечник коротко кивнул и указал глазами на стол. Ран без вопросов собрала посуду и скрылась на кухне. Заслышав шум воды и глухой перезвон тарелок и чашек, погруженных в мойку, Шинадзугава позволил себе выдохнуть. Поднявшись, задумчиво удалился в свою комнату — прибрал оставленный после перевязки беспорядок, задвинул на полку ящик с лекарствами и лег на футон, уперевшись немигающим взглядом в потолок. Цугуко Пламенного Столпа оказалась куда интереснее, чем он мог представить. До вечера Санеми и Ран не пересекались — Шинадзугава сам закончил вколачивать бамбуковые стебли, сам порубил их в труху и сам же привел площадку в порядок после тренировки. Возвращаться в дом истребитель не торопился — нужно было хорошенько подумать. Силой Столпа Ветра не удивишь, каждый в их организации обладал выдающимися способностями — по-другому не пройти испытание. Вот только в Ран эта сила чувствовалась совсем иначе — словно стоишь на берегу в ожидании цунами. Такое не привить упражнениями, сколько ни пытайся. Так он провел остаток дня — прогуливаясь туда-обратно и вспоминая каждый разговор, в котором Ренгоку упоминал свою ученицу. Говорил Кеджуро немного и общими фразами. Откуда взялась? Нашел. Талант есть? Есть. А больше Столп Ветра и не спрашивал, тогда ему было плевать на мелочь, что пригрел Пламенный: выживет, дорастет до ранга повыше — тогда и поинтересуется. И сейчас равнодушие играло с Санеми злую шутку — знай еще-то, мог бы разобраться и сам, а теперь вот… Придется прислушиваться и присматриваться, раз за разом балансировать на грани. — Санеми-сан, — Ран возникла за его спиной с приходом сумерек. Тихо подкралась — даже ауру не почувствовал. — Раз уж мы с вами… Нашли общий язык, может, согласитесь немного потренироваться со мной? Не хочу пропускать ни дня, пока сенсей на миссии. — Ты бессмертная? — резче, чем хотел, бросил он через плечо. — Я тебе ночью еще сказал здесь не показываться. — А вы представьте, что меня тут нет, — беспечно ответила она, встав прямо перед ним. Ран знала, какой силой обладает ее взгляд. И бессовестно этим пользовалась. — Словно меня не существует. Или представьте вместо меня демона, чтобы не давать поблажек. Так даже будет лучше. Честнее. — Думаешь, выстоишь? — от такой самонадеянности Санеми едва ли не рассмеялся, на миг разорвав мучительно сладкий зрительный контакт. «Как же я буду с тобой сражаться, если могу только любоваться?», — горько подумал он. Но назад дороги не было: она бросила вызов, а он — принял. Без труда найдя пару деревянных мечей, швырнул ей один и отошел на пару шагов, принимая стойку. Шинадзугава надеялся, что во время схватки, пускай и тренировочной, сможет вернуть себе контроль, сможет посмотреть на нее и не почувствовать предательского трепета сердца. Нет, не надеялся — молился. — Не жалуйся потом, — фокусируясь на тренировочном клинке, буркнул истребитель. — Сама напросилась. Ран лишь коротко поклонилась и приняла защитную стойку — правильную со всех сторон. Но Шинадзугава понимал — даже с одной рукой разнесет неопытную цугуко в щепки. Не будь он собой, может, и дал небольшую фору, но чутье подсказывало — она раскусит его, как орех, и оскорбится. Он бы точно оскорбился. Вопреки ожиданиям, нападать Ран не спешила: внимательно наблюдала и рассчитывала варианты. Ренгоку действительно был прекрасным наставником: вбил в голову ученице самое главное правило — сначала оценивать, а уже потом бросаться в бой. Но Шинадзугава не дал ей времени как следует изучить врага: демон не станет соблюдать правила приличия, не будет вести светские беседы и точно не подыграет. В руке у Санеми простой деревянный меч, но даже таким запросто можно покалечить. Знала это и Ран, уклонившись от удара. Отскочила, увеличив расстояние, и вновь закрылась, не отступив от намеченной стратегии для начала разгадать стиль боя Столпа Ветра. Они кружили по площадке: один раз за разом нападал, другая — неизменно уклонялась, пользуясь состоянием оппонента. Расчеты оказались верны — в запале Шинадзугава абстрагировался от бездонных глаз и тонких губ, длинных волос и изящных рук. «А ведь и правда зажили», — с удивлением заметил он: словно и не было глубоких неровных порезов. Но сама Ран изменилась: оценив, перешла в наступление. И теперь против Санеми билась не хрупкая девушка, а сам Хатиман. Цугуко мастерски использовала каты Дыхания Пламени — рубила и рассекала, наращивая скорость и силу, метя в слабое место Шинадзугавы. К своему стыду, он даже не сразу понял, откуда идет эта невиданная ловкость, и лишь едва не пропустив очередной удар, осознал: Ран одинаково хорошо владеет обеими руками, перебрасывая оружие то в правую, то в левую — оттого ему было так сложно предугадывать направление. Вот только теперь он ее раскусил, и, сделав ложный выпад, одним движением выбил меч. Дерево с треском разлетелось на щепки, возвестив об окончании боя. И лишь резкий звук вывел Санеми из транса: Столп понял, что стоит к ней вплотную, прижимая клинок к тонкой шее. Дыхание сбилось, а весь азарт испарился — он вновь тонул в глубоких глазах. Слушал ее сбившееся дыхание и мечтал растянуть момент до бесконечности. Просто стоять как можно ближе, ощущая тепло, исходившее от ее тела. Просто быть рядом. — Благодарю, — Ран не отступила, стойко выдерживая безумный взгляд. — Это большая честь. — Ты проиграла, — продолжая прижимать меч к тонкой коже, прохрипел Шинадзугава. — Какая в этом честь? — С чего вы решили, будто я стремилась выиграть? — прищурилась она и наконец сделала спасительный шаг назад. — Неужели? — Санеми отбросил клинок и почесал затылок освободившейся рукой. Еще никогда ему так открыто не дерзили. И вопреки ожиданиям, он испытывал не гнев, а совершенно искреннее любопытство. — И чего же ты добивалась? — Этого, Санеми-сан, я вам не скажу, простите, — спокойно ответила Ран после небольшой паузы. И, не дожидаясь новых вопросов, повернулась к истребителю спиной, лукаво подмигнув через плечо. Опешив от такой откровенной наглости, Шинадзугава даже не нашелся, что сказать. А когда сформулировал в голове устрашающую тираду о неблагодарных цугуко и каре, которая непременно последует за возмутительным поведением, было поздно — Ран скрылась в доме. Оглядев разнесенную в жаркой битве площадку, Санеми глубоко вдохнул, успокоил сердце и сделал шаг в сторону дома — нестерпимо хотелось пить, а еще — накормить нахалку досыта. Но внутрь он так и не зашел: уже на пороге понял, что Ран вновь его обманула. Ран хотела выиграть. И выиграла. Его жизнь разделилась на «до» и «после» — разлетелась щепками, как деревянный тренировочный меч. Шинадзугава не был дураком. И сейчас понимал — каждая клетка тянется в самый дальний угол, где после проведенного в абсолютной тишине ужина спокойно спала Ран. Остаток недели пролетел быстро: они завтракали, тренировались, обмениваясь лишь короткими репликами и долгими взглядами, обедали, снова тренировались, ужинали и расходились — по углам. Лежа у себя, Шинадзугава не сводил взгляда с темного потолка и пытался представить, что может сниться такой, как она. Придумывал для нее легкие волшебные фантазии о мире, где нет ни крови, ни боли. О мире, наполненном улыбками — то открытыми и светлыми, то лукавыми и озорными. Вспоминал цвета, потерянные в далеком детстве, и примерял тот или иной к ее глазам. Какими они были на самом деле? Голубыми, как быстрая горная река? Нежно-розовыми, как лепестки молодой сакуры? Или, может, темно-синими, как далекие звезды? Так, перебирая самые прекрасные оттенки, Санеми и засыпал: без одеяла, но с мягкой улыбкой на истерзанном лице. В их последнее утро Шинадзугава впервые бессовестно проспал, упустив рассвет. Весьма вероятно, мечник провалялся бы до ужина, но звон тарелок сделал свое дело, и он подскочил, дико озираясь по сторонам. К присутствию другого человека в неизменно пустом доме он еще не привык. Напомнив себе о гостье, Санеми успокоился. Но лишь на миг: до острого слуха донесся не один — два голоса. Сон как рукой сняло, и Столп вылетел из комнаты, ориентируясь на звуки и невероятный аромат. В его кухне, за его плитой, беззаботно переговаривались две девушки, одну из которых он совершенно не ожидал увидеть. Тряся толстыми косами, Канроджи промывала рис, то и дело прерываясь на смешки. А Ран, словно жила в его доме долгие годы, по-хозяйски шинковала овощи. — И что здесь происходит? — зловещим шепотом поинтересовался Шинадзугава, переводя бешеный взгляд с одной на другую. — Мы готовим обед, — посмотрев на него, как на дурачка, ответила Ран. — Будут не только традиционные, но и европейские блюда. Канроджи-сан рассказала рецепт… Как оно называется? — Повернувшись к Столпу Любви, переспросила цугуко: — За-пе-кан-ка? — Верно! — просияла Мицури, выйдя из-за плиты. — Мы будем есть запеканку! Как я рада, что наконец попала в гости к вам, Санеми-сан! Кандроджи вежливо поклонилась и, закатав рукава, вернулась к готовке: — Как хорошо, что Санеми-сан такой запасливый! Все нужные продукты нашлись! И как хорошо, что милая Ран-сан меня пригласила! Всегда мечтала здесь побывать! — Пригласила, значит… — Шинадзугава заскрипел зубами, осознав реальность происходящего. — Как хорошо… Кандроджи не раз пыталась напроситься в гости к нелюдимому Столпу Ветра под разными предлогами: то потренироваться, то миссию обсудить, то перекусить. Санеми ничего не имел против Мицури, но где-нибудь в другом месте, в любом, лишь бы не у себя дома, а потому оставался непреклонен. Теперь же правила приличия сковали его по рукам и ногам — выставлять за порог было поздно. Шинадзугаве только и оставалось, что глубоко дышать и придумывать изощренные способы мести нахалке, ловко раскладывающей тарелки по подносам. — А ведь я не с пустыми руками, — перейдя к чаю, спохватилась Кандроджи. — Я же и зашла к вам за тем, чтобы передать гостинец! — На стол опустилась увесистая янтарная банка. — Не бойтесь, Санеми-сан! Это от моих замечательных пчелок! Прекрасный мед, свежий. Как только я узнала, что вы сильно покалечились и восстанавливаетесь дома, сразу подумала — с медом и одиночество будет в сладость! Я честно-честно хотела просто оставить под дверью, но встретила вашу чудесную Ран-сан! Теперь-то я вижу, что вам совсем не одиноко! И это еще лучше! Вдвоем еще слаще! Недаром первый месяц совместной жизни называют медовым! Услышав этот лепет, Шинадзугава поперхнулся чаем и вытаращился на Ран. Цугуко, ничуть не смутившись, коротко кивнула, подтверждая бредовое предположение гостьи. «Выходит, ты не рассказала ей, кем являешься и что тут делаешь, да?» — вопросительно взглянул на цугуко Санеми и, получив еще один кивок, впился пальцами в переносицу. Поняв, что переубедить Мицури уже не выйдет, на остаток визита мечник ушел в глухую оборону, нечленораздельно мыча в ответ на бесконечный поток вопросов Столпа Любви. Канроджи долго радовалась за товарища, еще дольше корила за скрытность и бесконечно расписывалась в самых теплых пожеланиях, недвусмысленно намекая, что ждет приглашения на праздник. Ран, безупречно отыгрывая роль счастливой невесты, мягко улыбалась и, не задумываясь, выдавала рассказы: о первой встрече с будущим мужем, красивых ухаживаниях и планах по проведению скромной церемонии. Слушая складные истории, Санеми то и дело дивился воображению бессмертной, судя по наглости, цугуко. Но куда чаще ловил себя на мысли, что хотел бы стать тем Шинадзугавой из сказок Ран. В красках представлял каждое волнительное свидание, смущенные улыбки и взгляды, трепет первых объятий, сладость первого поцелуя и волшебство первой ночи. И вот уже сама Бэнтэн смотрела на него глазами Ран. — И как ты потом будешь объяснять этот спектакль? Уже завтра все Столпы будут знать. — проводив Мицури, уставший, как после затяжной схватки с демоническим выводком, спросил Санеми. — Когда пройдешь испытание, Ренгоку официально представит тебя перед всеми, как свою преемницу. — Не понимаю, как одно может помешать другому. — беспечно пожала плечами Ран и прикрыла глаза, наслаждаясь прохладным вечерним ветром. — К слову, пока вы спали, прилетал ворон. Сенсей не успевает забрать меня сегодня вечером, но очень торопится и прибудет к завтрашнему утру. Шинадзугава вновь сжал кулаки, оба с одинаковой силой — клятая рука наконец зажила. И эта рука больше всего на свете хотела схватить девушку за плечо и встряхнуть так, чтобы искры из глаз посыпались. Схватить и не отпускать. Ни сегодня вечером, ни завтра утром — вообще никогда. Шинадзугава не был дураком, трусом — тем более, а потому пришлось признать горькую правду — всего за несколько дней она вросла в сердце и пустила корни по венам. Словно божья кара — свалилась с небес и придавила к земле, лишив дыхания. И от этой напасти не было лекарства ни в его объемном коробе, ни на широких полках Шинобу. — С такими вещами ведь не шутят… — выдохнул он, окончательно смирившись с бессилием и вторым позорным поражением собственным чувствам. — Не играют… — А кто вам сказал, что играю? — Ран открыла глаза и внимательно посмотрела на мечника. Санеми не сразу поверил, что наяву услышал ее спокойный ответ. Но во взгляде девушки не было ни иронии, ни издевки — прямой, серьезный, он рассказывал куда больше, чем любые слова. Ран прекрасно знала, о чем говорила. И не шутила. — Не понимаю, — за всю жизнь Шинадзугава лгал лишь одному человеку, и ненавидел себя за каждое поганое слово, брошенное в лицо Генье. И дал себе слово больше никого не обманывать. Дал, а сейчас нарушил. — О чем ты? — Вы знаете, о чем я, Санеми-сан, — все так же легко, будто речь шла о пустяке, о мелочи, ответила она. — Если вы захотите меня спросить, я отвечу «да». Дайте знать, если решите. Когда решите. Поклонившись, Ран развернулась к приоткрытым сёдзи и уже сделала шаг внутрь, но была крепко схвачена еще недавно поломанной рукой. Запретив себе думать, Шинадзугава наклонился и коснулся приоткрытых губ. Осторожно, бережно. Но когда почувствовал, что Ран не пытается вырваться, осмелел. Он целовал так, как представлял в самых смелых фантазиях: жадно, глубоко, неистово. Отдавал всю нежность, что ревностно хранил, пряча от других, — словно знал, что придет день, когда даже толика тепла станет бесценной. А Ран следовала за ним, каждым выдохом отвечая согласием на немой вопрос. Остаток ночи Санеми провел странно: проводил Ран до комнаты и остался в темном коридоре сторожить ее сон, зная, что сам не сомкнет глаз. Утром сразу принялся за готовку: предполагал, что первым делом Ренгоку придет за своей цугуко, а значит толком не поест. Руководствовался не только заботой, но и простой истиной: говорить на пустой желудок — не дело. — У нее есть семья? — едва дождавшись, когда Кеджуро закончит с завтраком, нетерпеливо выпалил Санеми. — Нет, она сирота. Ее вообще монахи в горах растили, пока демоны на храм не напали… — опешивший от такого напора Ренгоку даже не понял, что как на духу выложил секрет. Решив, что за неделю цугуко все-таки довела Столпа Ветра, Кеджуро поспешил смягчить ситуацию: — Родителям ее выговорить хотел за дурное воспитание? Я за нее в ответе, она же мне как младшая сестра. Так что ругай меня. — Жениться хочу. — Заявил Шинадзугава без предисловий и утвердительно кивнул застывшему с открытым ртом товарищу. — Тебе после свадьбы выговаривать буду. Из-за тебя же на мою голову свалилась эта... Божья кара.