Вдох. Выдох. Заминка. Вдох. Выдох.
Тишина, откровенно говоря, затянулась. Скарамучча не считал, но, если судить по ощущениям - прошло минут десять-пятнадцать точно. Чувство неловкости, повисшее в воздухе, казалось осязаемым. Между гостьей и Скарамуччей, стоит отметить; тяжело дышащего Кадзуху ничего не волновало, молчание с его стороны - главный показатель. Гостья, скорее всего, даже не догадывалась, что в этом доме Скарамучча играл роль главного наблюдателя, умело сливающегося с интерьером; вероятно, даже не подозревала о его существовании. Фамильяр мог бы отмалчиваться и дальше, но покой и одиночество он ценил в разы сильнее. Терпеть гостей он не любил, особенно когда они «засиживались» после полноценно оказанной услуги. Ещё и о Кадзухе «позаботиться» хотелось; в подобном состоянии выпроваживать гостей он не мог. Судя по внешнему виду, судя по поведению - ему действительно необходим покой. Не выдержав, Скарамучча спрыгнул с комода, моментально перевоплощаясь в человека с характерным «пуф», как только лапки коснулись пола. — Не стоит благодарности, — Скарамучча ответил за Кадзуху, внезапно нарушая тишину. Девушка, слегка подскочив, перевела на него всё своё внимание, крепко вцепившись пальцами в кружку; ещё чуть-чуть, и она бы её уронила, не успев среагировать.Последний вдох и… тишина. Самая долгая заминка. Словно маг перестал дышать вовсе.
Фамильяр повернулся в сторону хозяина на момент произношения фразы, слегка нахмурившись. Неестественная тишина, исходящая от Кадзухи, основательно его обеспокоила. Очень зря. Он был совершенно не готов к представшей перед ним картине.Тихий хруст суставов, шуршание одежды; холодный ветерок пробежался по комнате, пробирая до самых костей.
Кадзуха, услышав голос Скарамуччи, резко повернулся в его сторону, слегка неестественно выворачиваясь и выгибаясь в спине, наклонив голову набок; всё так же не проронив и слова, моментально лишаясь былой одышки. Казалось, что он, наконец, вернулся в реальность. Казалось. Тусклые алые глаза смотрели на Скарамуччу сквозь слегка разведённые пальцы: ни тени чувств, хладнокровная серьёзность, поглощающая всю его суть. Нечитаемое выражение. Тревожно нечитаемое. Самый настоящий эффект зловещей долины: мягкие человеческие черты не сочетались с этим жутковатым выражением; на него определённо смотрел не человек. Рука, соскользнув с лица, аморфным балластом свисла с кресла, уродливо выворачиваясь. Ни тени боли. Ни тени эмоций. Ничего. Если ранее алый цвет его глаз ассоциировался с нежным закатом, осенью, плодами рябины и боярышника, то сейчас - с кровью: тёмно-алой, густой, неестественно холодной. Скарамучча сглотнул, чувствуя, как всё его нутро сжалось от неописуемого, неведомого ранее чувства. Установленный между ними зрительный контакт больше напоминал паутину, в которой фамильяр грозился запутаться без возможности выбраться.Кто, чёрт возьми, вообще был перед ним?
— Благодарю за гостеприимство и помощь, я никогда не забуду оказанную вами услугу. А вы… не подскажете, — девушка напомнила о себе, с показательным скрипом вставая с кресла; её ожидание, очевидно, затянулось. Скарамучча, с трудом оторвавшись от глаз Кадзухи, обратил на неё внимание, чувствуя, как сердце участило стук; он совершенно потерял счёт времени, — как отсюда выйти?Неужели она не видела, неужели не заметила? Неужели лишь ему было так безумно тревожно?
— Открыть дверь. Ту самую, через которую ты вошла. Держи в голове место, в котором хочешь оказаться в итоге, — Кадзуха внезапно заговорил, не отрывая взгляд от Скарамуччи. Каждое слово, каждый слог произнося тягуче медленно. Тон хозяина напоминал острое холодное лезвие, всё его внимание сконцентрировалось на фамильяре, словно он говорил только с ним. Скарамучча старался не смотреть в глаза Кадзухи, намеренно отводя взгляд. Алый оттенок всё ещё застилал его поле зрения лёгкой пеленой. С большим усилием отвернувшись, он направился к входной двери, рукой поманив девушку за собой. — Благодарю, Скарамучча, — тембр мага ощутимо смягчился, когда он произнёс его имя. Сопроводив гостью до выхода и натянуто попрощавшись, Скарамучча провожал стремительно удаляющуюся фигуру девушки взглядом, не торопясь закрывать дверь. Звуки суетливой городской жизни и залитая вечерними солнечными лучами улочка на секунду отрезвила фамильяра; он задержался, рассматривая аккуратную кирпичную кладку соседнего здания. Свежий воздух сейчас был очень кстати, как удачно, что девушка вышла в столь чистом и ухоженном районе. Скарамучча прекрасно понимал: всё это - провальная попытка отвлечься, провальная попытка прогнать душащие чувства. Оттянуть неизбежное. Стоило ему закрыть дверь и вновь погрузиться в эту мёртвую тишину - тревожность моментально вернулась. Фамильяр буравил взглядом узоры на двери, рассматривая каждую линию, каждую трещинку на покрытии. Ему так не хотелось оборачиваться. — Ты не отдал ей талисман на прощание, — Скарамучча произнёс, с запозданием вспоминая о столь важной и значимой детали, уцепившись взглядом в вырезанные на двери кленовые листья. Не получив ответа, он, собравшись с силами, всё-таки обернулся. Зря. Зря-зря-зря. Душа в ту же секунду ушла в пятки.Кадзуха стоял у него за спиной.
Их взгляды моментально сцепились. Скарамучча вздрогнул, резко выдыхая; тёмно-алые глаза приковывали к себе, поглощали и обволакивали. Холодок пробежался по всему телу, дыхание сбилось; чувствовалась каждая пульсирующая от страха венка. Когда Кадзуха вообще успел подойти? Скарамучча был уверен в своём, несомненно, остром слухе: ни звука шагов, ни характерного потрескивания пола; лишь мёртвая тишина, в которую он вслушивался всё это время с особой внимательностью. Сердце Скарамуччи значительно участило стук, так и норовя выпрыгнуть из груди. Кадзуха тут же опустил взгляд ниже, по-странному пристально всматриваясь в грудь фамильяра; тусклый алый слегка, совсем едва заметно засиял. — Успокойся. Твоё сердце бьётся слишком громко, — внимание Кадзухи спустя каких-то пару секунд вернулось к его лицу; последняя яркая искорка алого погасла прямо у Скарамуччи на глазах. — Талисман? Не думаю, что это сильно важно, — Кадзуха холодно и отрешённо произнёс, не отрывая взгляда от фамильяра. Скарамучча сглотнул, заметив, как глаза мага начали тягуче-медленно скользить по его лицу, разрывая зрительный контакт: по каждому сантиметру, каждой детали, каждому элементу; его взгляд казался осязаемым на коже, глубоко проникающим. Мурашки пробежались по телу новой волной; ещё одно странное, совершенно нечитаемое чувство поселилось в груди.Сердце не спешило успокаиваться.
— Я скажу больше: ты даже с ней не попрощался, не сопроводил. Хотя меня за любой подобный «невежливый» проступок отчитал бы, Кадзуха, — Скарамучча слегка нахмурился, уже серьёзным взглядом буравя лицо хозяина. Незаинтересованное, очевидно. Снова себе на уме, снова на своей непонятной волне. Вся неуютность, всё чувство дискомфорта намеренно скрывалось фамильяром где-то глубоко-глубоко внутри, но скребущийся страх и тревога продолжали душить, фантомными ледяными пальцами блуждая по всему его телу. Алый цвет знакомых глаз был всё таким же холодным, отрешённым; таким же противоречиво чужим.Нет, это вовсе не алый. Бордовый. Тёмно-тёмно бордовый, не такой тёплый, как так ему знакомый алый.
Уже лихорадочный стук сердца отдавал в ушах.
— Скарамучча, — Кадзуха произнёс заметно громче, привлекая к себе внимание, обхватывая нездорово-холодными пальцами подбородок фамильяра, слегка его приподнимая и как бы вынуждая посмотреть себе в глаза, — успокойся. Лёгкая, совсем едва заметная ответная хмурость мелькнула на лице Кадзухи; его брови слегка свелись к переносице, расписывая ранее пустое выражение хоть и тусклыми, но красками. Красками жизни, тем самым недостающим оттенком человечности. Глоток свежего воздуха после того, как грудь Скарамуччи намеревалась сжаться от образовавшегося в лёгких вакуума. Всё, что мелькнуло в голове - один единственный вопрос: — Что… Что с тобой? — Скарамучча произнёс едва слышимо, не отрывая взгляда от тёмно-бордовых радужек, ответно устремлённых на него; каждое выскальзывающее слово отдавало непониманием и характерным беспокойством. Кадзуха и ранее бывал обжигающе холоден; бывал бесстрастным, излишне серьёзным. Но, сейчас, сейчас это не шло ни в какое сравнение с прошлыми, самыми что ни на есть, отголосками. Отголосками чего-то более масштабного. — Не стоит задавать вопрос, ответ на который ты не готов услышать, — Кадзуха провёл большим пальцем по щеке фамильяра, не разрывая зрительного контакта: гипнотизирующего, поглощающего. Казалось, что в нём действительно возможно утонуть; тьма и пустота виднелись где-то глубоко-глубоко на дне, под этой холодной бордовой гладью. — Вопрос, ответ на который тебе знать не стоит, — палец начертил невидимую линию от щеки до губ, задерживаясь на них. Холод чужих прикосновений остановился на нижней губе, слегка поглаживая её. Почти невесомо. По телу Скарамуччи пробежали сотни мурашек, причиной которых был уже вовсе не страх, а нечто более непонятное, неведомое, нетрактуемое. Фамильяр не мог найти в себе сил оторвать взгляд от чужих хоть и холодных, но всё таких же проницательных глаз. — Ответ, способный тебя уничтожить.«Уничтожить?»
Кадзуха, словно услышав этот немой вопрос, резко одёрнул руку и отвёл взгляд, делая аккуратный шаг назад. Только Скарамучча хотел внимательно изучить выражение его лица, чтобы найти хоть малейшую подсказку, малейшее объяснение всему происходящему - маг отвернулся. Кадзуха, словно задумавшись на секунду и придя к какому-то лишь ему понятному решению, зашагал в комнату, взглядом окидывая царящий в ней беспорядок. Лёгкий выдох, взмах руки, и книги полетели к книжным полкам, а все разбросанные предметы - на свои законные места. Скарамучча наблюдал за всем этим молча, снова так характерно насупившись. Его мысли путались друг в друге, напоминая запутанный клубок. Взгляд тёмно-синих глаз безучастно наблюдал за тем, как Кадзуха наводил порядок в комнате: словно дирижёр, управляющий оркестром, жестом рук направляющий вещи по своим местам. Былая злость казалась Скарамучче такой ребяческой на фоне всего происходящего; на фоне того, что он испытывал прямо сейчас. Скарамучча знал, что как только Кадзуха закончит - они не увидятся ближайшие дни. Маг исчезнет за дверьми своей комнаты, оставив после себя десятки тревожных вопросов, от которых сердце фамильяра снова будет сходить с ума.Что, чёрт возьми, это вообще было?
──────── ✦ ────────
— Доброе утро, Скарамучча. Скарамучча поднял взгляд, на секунду отвлекаясь от чтения еженедельной газеты. Вау, как пунктуально, почти столько же, сколько и в прошлые разы: двое суток с половиной; шестьдесят часов без еды и воды. Удивительно, но вместе с тем уже так привычно. Если закрыть глаза на недавнее странное поведение Кадзухи, конечно же: мрачный нюанс, преследовавший его все эти дни перед сном; преследовавший во время готовки, уборки, чтения, прогулок в саду. Тёмная тень, от которой фамильяр не мог сбежать, как бы ни старался. Хуже и страшнее мучавших его кошмаров. Что-то реальное. Реальное ведь?Ответ, способный тебя уничтожить.
Сердце снова слегка участило стук. Пальцы фамильяра сжали газету в неком нервном жесте, но взгляд, в противоречие, ничего не выражал.
— Доброе. Вопрос, очевидно, глупый, но всё же: завтракать будешь? — Скарамучча вопросительно посмотрел на Кадзуху, мысленно облегчённо выдохнув, замечая почти невесомую улыбку, мелькнувшую на губах хозяина на мгновение. Тёплую, такую лёгкую; безумно красивую и так ему подходящую, даже если мелькнула она всего на секунду. Проблеск света, которого так не хватало все эти дни. Только вот вопросы никуда не делись, а тревожные чувства и воспоминания - тем более. Прямо сейчас перед ним стоял совершенно другой человек: ни единой схожести с тем «подобием», что Скарамучча видел буквально пару дней назад. Казалось, что холодная аура, холодный образ того… Кадзухи оставил в его сердце острый осколок льда, из раза в раз напоминающий о себе; а его тембр, его прикосновения отпечатались на душе тонким слоем инея. И даже исходящая от Кадзухи прямо сейчас светлая, тёплая и солнечная аура не могла его растопить. Всё это лишь напоминало о контрастности, некой дуальности его хозяина; твёрдом ощущении того, что он, на самом деле, ничего не знал о Кадзухе. Не знал самого Кадзуху.Нет. Не думать. Отвлечься. Полностью абстрагироваться.
Скарамучча окинул мага быстрым изучающим взглядом: Кадзуха, судя по всему, только-только вышел из ванной. Аккуратно скрученное на голове хозяина полотенце, со стороны больше напоминающее громоздкий головной убор, мысленно позабавило Скарамуччу, слегка отвлекая; было нечто забавное, нечто особенное в этом его приземлённом, слегка небрежном домашнем ампула. Стоп, он что, снова сушит волосы полотенцем? Занимательная деталь, которую Скарамучча заприметил давненько, буквально спустя неделю с момента заключения их контракта: Кадзуха не любил злоупотреблять магией в бытовых мелочах, прибегая к более естественным и обиходным решениям. Любопытно, бесспорно, но вместе с тем, по мнению Скарамуччи, так глупо и непонятно: зачем отказываться от того, что могло в разы упростить жизнь? Избавить её от всей этой скучной бытовой заурядности? Высушил бы себе волосы буквально за пару минут, например, не мучаясь в лишний раз. Столько пользы, столько возможностей, и все мимо. — Умираю с голоду, ты совершенно прав, — Кадзуха, раскрутив и пройдясь полотенцем по мокроватым волосам напоследок, повесил его на спинку стула, подходя к Скарамучче поближе, бесцеремонно нарушая его личное пространство. Влажные локоны изредка задевали и игриво щекотали щёку Скарамуччи, отчего последний показательно вздыхал, нарочито-умиротворённо попивая свой чай. Алые глаза с лёгким любопытством пробежались по новостным сводкам, а после, буквально спустя минуту, их внимание сместилось к той самой кружке чая, которым фамильяр наслаждался всё это время. Брови Кадзухи слегка нахмурились, вопрос не заставил себя долго ждать. — Что пьёшь? — Чай, очевидно? — Скарамучча перелистнул страничку газеты, причём даже не удостоверившись, дочитал ли Кадзуха заинтересовавшую его статью до конца. Фамильяр еле-еле сдержал желание чихнуть, когда влажные белоснежные волосы хозяина прошлись совсем рядышком с носом, слегка раздражающе щекоча кожу; лицо Скарамуччи ворчливо нахмурилось. — Чёрный чай, важно уточнить, — Кадзуха положил свою ладонь поверх ладони фамильяра, что обхватывала чашку чая, как бы выражая мягкое подобие запрета, граничащего с беспокойством, — тебе нельзя, ты ведь знаешь. Стоило оставить тебя всего на пару дней - как ты сразу забыл о моей просьбе. Просьбе беречь своё сердце. Как досадно и грустно, Скарамучча. Их взаимоотношения состояли из множества вот таких маленьких просьб, исполнение которых выстраивалось на добровольной основе. Никаких требований; что-то очень мягкое и учтивое. Просьба Кадзухи не пить чёрный чай - одна из них, и Скарамучча, что забавно, старался её придерживаться, не в силах устоять перед чужим шквалом едва читаемой заботы. Трепетное отношение хозяина к его сердцу - особая, очень деликатная тема, в которую Скарамучча старался не погружаться, прекрасно понимая: он снова уткнётся лицом в занавес, что скрывал за собой ответы на все так интересующие его вопросы. Занавес, намеренно повешенный Кадзухой. — Кадзуха, — Скарамучча нахмурился сильнее, прекрасно понимая, что замечание хозяина, как бы не хотелось признавать, справедливо; только вот был один маленький нюанс, полностью его обеляющий, — каркаде и фруктовые чаи закончились. Мне кипячёную водичку пить? Одуванчики и васильки с поля заваривать или, может, твои прекрасные вонючие пионы? О, эти пионы. Прекрасные пионы. Словами не выразить, как Скарамучча их недолюбливал; пахучая яркая гадость. И нет, он любил цветы, но вот с пионами у него не заладилось с самого начала. В голове фамильяра всплыли слова Кадзухи, сказанные им с лёгкой усмешкой, что Скара отчётливо помнил: цветы, запах которых оказывает расслабляющий и успокаивающий эффект. Фраза, сказанная в ответ на ворчливую тираду Скарамуччи с вот этой его лёгкой, невероятно мягкой улыбкой. Завуалированная усмешка, обронённая так уместно и аккуратно. — Справедливое замечание, — Кадзуха усмехнулся, аккуратно отодвигая чайную чашку Скарамуччи в сторону, ласково поглаживая ладонь фамильяра пальцами, словно выражая некую, только ему понятную похвалу за отсутствие сопротивления: неспешные, очень осторожные прикосновения, чем-то напоминающие его магию, его стихию. Лёгкий, приятно окутывающий ветерок. Скарамучча слегка выдохнул, внимательно следя за чужой рукой. Такая тёплая, такая мягкая и нежная; внушающая спокойствие и умиротворение. Полная противоположность тех ледяных и безжизненных прикосновений. — Не уследил и был уверен, что его ещё достаточно. А в итоге оставил тебя без чая... Ох, — Кадзуха бросил взгляд на две их соприкасающиеся руки; взбалмошный ветерок пробежался по комнате, так показательно выражая утаённые магом эмоции. Резко убрав руку, Кадзуха отошёл, тяжело вздыхая. — Мне нужно выбраться в город завтра. Прекрасная возможность купить тебе чай, верно? Какое удачное совпадение, — маг улыбнулся фамильяру напоследок, а после - резко отвернулся. Тихий звон посуды слегка оживил кухню спустя каких-то пару минут неловкого молчания. Никаких дополнений к словам, никаких вопросов с обеих сторон. Убрав газету в сторону, Скарамучча встал, прекрасно понимая молчаливый намёк хозяина. Аккуратно закатав рукава рубашки, он вклинился в процесс, принимаясь помогать. Совместное приготовление завтрака напоминало некую медитацию, общение через жесты и молчаливые просьбы. Что-то по-тёплому потустороннее, совершенно не требующее слов. Что-то безумно успокаивающее и отвлекающее. Чувство умиротворения впервые разлилось в груди фамильяра за все эти сумасшедшие и напряжённые дни. Пришедший на звуки бытовой суеты белоснежный кот, изредка мяукающий, чтобы привлечь к себе внимание, стал идеальным дополнением ко всей этой домашней уютной картине. — Я его кормил, не ведись, — Скарамучча обронил, замечая, как старательно кот подлизывался, ласково вытираясь о ноги Кадзухи, так хитро, так подло выпрашивая вкусняшку. Кадзуха лишь усмехнулся, утвердительно кивая. Едва заметная улыбка мелькнула на лице, когда он внимательно следил за тем, как умело Скарамучча возился с тестом для будущего киша, перекатывая и сминая его руками. Мука так мило осела на его тёмной рубашке, а тихое мяуканье Томо на фоне и ответное ворчание Скарамуччи на него лишь добивало, пробивая мага на лёгкий смех. Как жаль, что Томо был самым обычным котом, что был не в силах понять всех нравоучений и попыток Скарамуччи достучаться до него и его бесстыдного кошачьего разума.Идиллия.