Увядало без нужды хоть кому-то в этом жалком, безумно несправедливом мире.
Увесистые каменные двери блокировали любой звук извне. Если бы в них ударила молния - он бы не услышал даже малейшего отголоска. Ничего. Кромешная тьма и медленно затухающий разум; тающая свеча. Первое время он много думал, размышлял, погружался в мечты и воспоминания. Рисовал истории, воображал знакомые места, ощущения и эмоции, вспоминая рассказы так полюбившегося ему юноши. Только с каждым разом картины становились всё тусклее и тусклее, воображение изнашивалось, дрёмы и идеи заканчивались.Тяжёлая, опустошающая тишина перекочевала в сознание.
Глухой удар
«Праздником», но вместе с тем напоминанием о реальности всего происходящего служил изредка повторяющийся звук. Такой громкий, даже слегка оглушающий на фоне мёртвой тишины. Звук предмета, ударяющегося о пол. Как будто упавшего с небольшой высоты. Каждый раз в разных частях помещения; из раза в раз отличающийся по интенсивности. «Вещи» были разного размера, но из одного материала, он был уверен. Точно что-то из кожи: мягкое, словно плоть; падающее с характерным лёгким шлепком. Ему был… знаком этот звук. Его роль, его судьба вбила ему это знание в голову. Но здесь этот звук маломальски, но отличался от ассоциаций в воспоминаниях: звучал несколько твёрже, грубее. Как что-то нечеловеческое, но очень отдалённо похожее.Судя по звуку, это было нечто, обёрнутое кожей. Плотью, опять же. Но в сути - нечто другое.
Неизвестное.
Глухой удар
Он знал, с каким звуком падают отсечённые конечности, знал разницу в звучании в зависимости от поверхности. Это было выжжено в его мозгу. Это было его долгом. Но вместе с тем - грехом.Узник снова погрузился в воспоминания, пока разум не покрылся пеленой окончательно.
Всё изменилось. Изменилось, когда он услышал звук, пробудивший его разум ото сна. Барабанные перепонки как будто норовили лопнуть в любую секунду; разум метался, словно напуганная птица в клетке. Метался от неверия. Это был самый громкий, самый значимый звук из всех, что он когда-либо слышал.Звук открывающейся двери.
Лучик солнца прошёлся по лицу, даруя неописуемые ощущение тепла. Он так соскучился по солнцу, луне, ветру, дождю. По тому, что никогда не ценил ранее. Стоило двери приоткрыться - оковы были сброшены; к телу возвращались силы, контроль. Разум ожил, искорка вспыхнула. Подёргав пальцами, узник предпринял попытку открыть глаза, игнорируя слабость и тяжесть. Ему так хотелось увидеть того, кто открыл эту дверь. Уже не важно, с благой целью или нет. Ничего не имело значения. Хотелось увидеть хоть кого-то живого, настоящего, даже если напоследок. Любой исход, даже смерть - были спасением, ведь он снова мог почувствовать себя живым, неважно, надолго ли. Свет заходящего солнца ударил в приоткрытые веки, вынуждая нахмуриться. Взгляд узника вцепился в залитый светом силуэт. Черты стали потихоньку проясняться, стоило ему слегка прищуриться… — Доброе утро. Скарамучча открыл глаза, резко принимая сидячее положение. Не до конца проснувшись, он впился глазами в фигуру у двери, прищуриваясь точно так же, как и некто во сне. Внимательные алые глаза сразу же поймали синие в крепкую хватку; Скарамучча не мог прочитать эмоций, таящихся в них, как бы ни старался. И проблема вовсе не в сонливости. Кадзуха был для него ходячей загадкой: мягким, заботливым, успокаивающим, но моментами - слегка холодным, безэмоциональным, тревожно непостижимым. Себе на уме. Скарамучча не мог заглянуть за скрывающую его истинное «я» вуаль, как бы ни старался. Загадочный человек, что приютил его, большую часть времени проводящий у себя в комнате; восстанавливающийся днями после особо тяжёлых заклинаний, изолируясь у себя и запрещая как-либо контактировать с собой. Человек, улыбающийся ему моментами так мягко, так тепло, задевая что-то внутри. Человек контрастов. Непонятный, непостоянный, большую часть времени держащийся на определённом эмоциональном расстоянии, чтобы после самому же нарушить его, вытворяя что-то глупое и ребяческое. — Снова сны? — Кадзуха слегка наклонил голову, внимательно вглядываясь в глаза Скарамуччи. В его взгляде плескалось лёгкое, совсем едва заметное… беспокойство? Алые глаза не буравили его насквозь, хоть и могли бы. Не заглядывали туда, куда его не просили. Кадзуха не использовал свои силы, свою особую «проницательность» в общении с ним, соблюдая чувство такта и уважения. Их контракт, их связь строилась на этом особом доверии; у Кадзухи не было особых требований к Скарамучче, как и у последнего к нему. У них существовало лишь одно единственное правило, выдвинутое Кадзухой. Непоколебимое и твёрдое: не разделяться, не отходить друг от друга слишком далеко.И как бы Скарамучче не было любопытно - Кадзуха не раскрывал причину.
Скарамучча кивнул, прикладывая руку ко лбу. Откинув влажную чёлку назад, он тяжело выдохнул, закрывая глаза. Сны были чертовски реалистичными. Моментами возникало ощущение, что он не спал вовсе: всё казалось слишком реальным; вплоть до ощущений, запахов, вкусов и чувств. Будто он вселялся в протагониста каждого своего сна, каждого кошмара. Каждая мысль, переживаемая им во снах, укладывалась в голову, как часть недостающего пазла. Только полотно не складывалось, напоминая изодранный лоскут. Нечто очень тревожное, тёмное и обволакивающее, словно холодная, противная слизь. Крики агонии, хриплые, булькающие стоны; холодный женский голос, приходящийся по черепу гулким эхом и громом. Отдающий приказы. Безумный хохот, детские рыдания, заглушаемые звуками бьющейся друг о друга стали. Каждый снящийся кошмар хватал его сердце в крепкую хватку, так и надеясь раздавить его ещё бьющимся между ладонями. Всё это - его сны. Сны, посыл которых он не мог понять до конца.Ведь Скарамучча не помнил своего прошлого.
Кем он был до того, как заключил контракт с Кадзухой? Кому служил, будучи фамильяром? Как его звали? Были ли связаны снящиеся ему кровавые кошмары с его же позабытым прошлым? Кем, чёрт возьми, он вообще тогда был?
Связаны ли эти сны с ним? Может, связаны с кем-то близким ему? Возможно, они вообще не имели к нему какого-либо отношения, и это просто проделки его нездорового подсознания?
Кадзуха пообещал ему вновь обрести воспоминания. Пообещал развеять всю эту смуту.
Маг смотрел уже выжидающе, складывая руки на груди. Видимо, ожидая более конкретного ответа; взгляд отражал его лёгкую нетерпеливость. — Мне кажется, я схожу с ума. Скоро уже я буду сидеть в этом чёртовом кресле для «несчастных», пока ты будешь копаться в моих внутренностях, или что ты там делаешь, — Скарамучча нахмурился, отмахиваясь и замечая, как на губах Кадзухи моментально мелькнула лёгкая улыбка в ответ на его ворчание, разряжающее обстановку. — Ох, Скара. Для своего фамильяра я организую более комфортные и приятные условия, смотри шире, — Кадзуха, уже не стесняясь, зашёл в его комнату, распахивая занавески, чтобы запустить в тёмное помещение немного солнечного света. Недовольное бурчание сорвалось с губ Скарамуччи; только-только он собирался высказать хозяину всё, что вертелось на языке (очевидно колкое) - о его лицо поластился игривый, слегка прохладный ветерок, выпущенный из чужих пальцев. — Только, к сожалению, тебе придётся обратиться ко мне лично, причём напрямую, — Кадзуха повернулся в его сторону, всё так же улыбаясь; солнечные лучи купались в белых локонах, только подчёркивая всю чистоту его образа, Скарамучче хотелось закатить глаза. — Я специально не слушаю твоё сердце, ты ведь знаешь. — Ой, ну спасибо тебе большое, — Скарамучча встал с кровати, напоминая лохматое, выползшее из ада сонное создание. Кота, которого хорошенько вычесали против шерсти. Распушившегося и недовольного. — Только и ты знаешь, что так и должно быть, я благодарю с сарказмом. Копаться в местах, где тебе не очень рады - невежливо, ты обязан соблюдать рамки. Что за наглость вообще? Пришёл тут к нему, испортил всю атмосферу. Ещё и ведёт, как у себя дома… А, чёрт, это ведь действительно его дом. Да какая к чёрту разница! Раз приютил и выделили ему комнату - у Скарамуччи было право поддерживать её в любом понравившемся ему состоянии. Он и так мирился с запахом этих вонючих пионов в гостиной, мирился со всей этой «светлой» раздражающей аурой; ему нужен был свой тёмный уголок. Он, так-то, пёк ему печенье, готовил, делал чай, почти полностью следил за домом и его порядком. Когда они заключили контракт - он не рассчитывал стать домохозяйкой. Но каким-то образом стал, ведь Кадзуха не всегда мог позаботиться о себе. Он же маг, неужели нет магии, допустим… уборки? Магии, что приготовила бы поесть, испекла бы печенье, например? В любом случае никакое колдовство не могло сравниться со Скарамуччей и его навыками, что он прекрасно понимал, с головой погружаясь в новые «обязанности». — Я знаю, ты совершенно прав. Но правда, Скара, ты всегда можешь обратиться ко мне, — Кадзуха произнёс уже серьёзно, параллельно приоткрывая окно, чтобы проветрить комнату, всё так же не отрывая от фамильяра взгляда. Скарамучча, не выдержав такой наглости, слегка прищурился, снова высказывая ему что-то молча. Заметив, как уголки губ Кадзухи вновь потянулись вверх, фамильяр сразу же отвернулся. С тихим «пуф» он перевоплотился в кота, гордо задирая хвост; запрыгнув на тумбочку, он схватил в зубы свою сменную одежду, намереваясь поскорее направиться в ванную. Одежда волочилась за ним следом, так и норовя сбить с лап; Кадзуха не сдержал усмешки. — Ты забыл кое-что, — он отошёл от окна, подходя к тумбочке поближе. Кот замахал хвостом из стороны в сторону, внимательно следя за чужими руками. Он терпеливо ждал, пытаясь понять, что именно Кадзуха имел в виду. Все вопросы отпали, когда хозяин сел перед ним на корточки, протягивая чёрный жилет, который Скарамучча обычно носил с рубашкой, когда к ним приходили «гости». Взяв и её в рот, Скарамучча потопал в коридор, подёргивая ушками. Алые глаза провожали маленькую фигуру кота молча; тихий, но очень тяжёлый вздох сорвался с его губ напоследок.Ранее чистый, мягкий взгляд сменился на более серьёзный, но вместе с тем - растерянный.
──────── ✦ ────────
— З-Зд… З-Здрав-в-ствуйте. Резкий, заикающийся, чем-то напоминающий скрежет вилки об тарелку голос заставил Скарамуччу отвлечься от чтения. Купленная ранее в городе книга о выпечке неплохо скрасила несколько вечеров, открывая парочку новых рецептов. Результат его трудов, кстати, красовался в миске на кофейном столике; Кадзуха оценил его старания сполна, кидая благодарные взгляды. Мысль, мелькнувшая утром, снова всплыла в голове: когда он, чёрт возьми, успел стать домохозяйкой? Ладно, возможно, ему совсем немного нравилось видеть радость на лице Кадзухи. Совсем чуть-чуть. Скарамучча бросил взгляд в сторону двери. Худощавый, выглядящий откровенно жалко мужчина стоял на пороге, переминаясь с ноги на ногу. В комнату тянуло с улицы, воздух казался тяжёлым, грязным. Он укутался в плед сильнее, раздражённо хмурясь. На языке так и вертелось колкое: «да закрой ты за собой дверь, идиот», но Скарамучча сдержался, придерживая эти слова. Кадзуха умел отчитывать: монотонно, растягивая каждое слово, возвращаясь из раза в раз к одной и той же теме; Скарамучча точно не выдержит. Сбежать от него невозможно. Обрадовавшись, что дверь, наконец, закрыли, фамильяр принялся следить за гостем краем глаза. Он уже пожалел о том, что не заварил себе чашечку чая; намечалось что-то интересное. — Ох, не стесняйся, проходи, — Кадзуха, сделав последний глоток чая, поставил чашку на стол. Классическая приветственная улыбка окрасила его лицо; рука приподнялась, только-только намереваясь вновь придвинуть это чёртово кресло… и Скарамучча громко, очень показательно прокашлялся, умиротворённым взглядом вновь утыкаясь в книгу. Которую он уже даже не читал. Рука Кадзухи застыла в воздухе; прерванная буквально за долю секунды до того, как волшебство соскочило с пальцев. Тихий вздох сорвался с его губ, радуя Скарамуччу, невидимый хвост которого так и хотел завилять из стороны в сторону от внезапно накатившего удовлетворения. Сосредоточившись, Кадзуха снова взмахнул ладонью: кресло поднялось в воздух, аккуратно левитируя в сторону кофейного столика, следуя движению руки. Глаза снова засветились ярко-алым цветом, как и всегда, когда он использовал магию. Фамильяр наблюдал за всей этой картиной со стороны с нескрываемым интересом. Как только кресло приземлилось рядом со столиком максимально, как будто показательно аккуратно - Скарамучча не сдержал лёгкой усмешки, для вида перелистывая страницу книги: он не прочитал и буквы за всё это время. Как же мило, всё-таки. Как учтиво. Скарамучча долгое время пытался избавиться от этих злополучных царапин на полу; они били по его чувству прекрасного изо дня в день. Теперь у этого пола был шанс. Шанс на преображение. — О-Огг-о! П-Потр-рясающ-ще! — гость не скрывал лёгкого восторга, словно увидел магию впервые. Или просто подлизывался, что Скарамучче показалось более близким к правде. Магия - не такая уж редкость, так-то. — Присаживайся, — Кадзуха радушно улыбнулся, умиротворённо, даже обыденно реагируя на чужое восхищение; некогда серьёзное выражение сменилось дружелюбным. — И угощайся печеньем, оно ещё тёплое, — он показательно придвинул миску с выпечкой на другую половину стола. Мужчина неловко сминал снятую с головы потрёпанную кепи, как будто не зная, чем занять руки. Весь его образ был пропитан неуверенностью, суетливостью, дёрганностью; даже одежда сидела небрежно, несколько инородно. Мужчина закивал, судорожно дёргая шеей; казалось, что им овладел нервный тик. Плюхнувшись в мягкое кресло, гость неловко уложил руки на колени, краем глаза поглядывая на печенье. Брать его бедолага не решался. — Оно не отравлено и не заколдовано, — Скарамучча спокойно произнёс с другой части комнаты, заставляя гостя испуганно вздрогнуть от такого резкого обращения. Кажется, мужчина не обратил на него внимания ранее; Скарамучча определённо имел талант сливаться с мебелью. Его не намеренно холодные, чуть строгие глаза вновь вернулись к книге. Смущать, вгонять в ещё большую тревогу гостя не хотелось; особенно после того, как он убедился, что бедолага никакой опасности из себя не представлял. Мужчина, как будто смутившись, потянулся к миске подрагивающими руками. Словно ему не хотелось показаться неблагодарным, недоверчивым. Злоупотребить гостеприимством. Особенно под прицелом внимательных изучающих алых глаз мага. Пальцы бедолаги задрожали, отчаянно стараясь удержать печенье, и гость не заметил, как переборщил с силой, ломая сладость пополам; крошки посыпались на стол. Вместе с хрустом печенья изо рта гостя вырвалось тихое, очень тревожное «ой». Кадзуха всё так же молча наблюдал за ним, пристально следя за каждым движением, каждой всплывающей эмоцией. Взгляд снова выглядел особенно серьёзно, сосредоточенно; лёгкое свечение окутало радужки. Заминка с печеньем не привлекла и толики его внимания. Резко взгляд мага метнулся вниз, на горло гостя, цепляясь за что-то невидимое, прячущееся за кожей. Загадочная улыбка расплылась на губах Кадзухи; его взгляд оторвался от шеи гостя. — Оригинальный способ «наказать», и за что тебя так? — он установил с мужчиной зрительный контакт, в глазах плескалось лёгкое любопытство. Былая серьёзность вновь растаяла за долю секунды, вбивая гостя в лёгкий ступор; брови мужчины нахмурились, отображая запустившийся в его голове мыслительный процесс. — Н-Нак-Наказать? О ч-чём вы г-говорите? — мужчина отвёл взгляд в сторону, его пальцы принялись нервно оттягивать ткань мешковатых штанов. Произношение каждого слова давалось ему с большим трудом, тембр скакал вверх-вниз. Для полноты образа не хватало только безумного хихиканья. — Такие заклинания просто так не накладывают, — Кадзуха, всё так же мягко улыбаясь, подпёр голову рукой. Его взгляд не отрывался от лица гостя, как бы последний ни старался сбежать. — Слишком большая трата сил для того, чтобы создать случайному незнакомцу проблемы. Ты, вроде как, твердил мне, что обрекли тебя на такую судьбу незаслуженно? Скарамучча приподнял бровь, внимательно следя за разговором. Он никогда не сможет привыкнуть к тому, как спокойно Кадзуха проникал в чужие головы, заранее устанавливая контакт с ищущими помощь людьми. Почти весь сегодняшний день Кадзуха провёл в саду; когда, чёрт возьми, он вообще успел? Как он умудрялся общаться с кем-либо в подобном ключе, параллельно занимаясь обыденными бытовыми вещами? Ещё немного попрепиравшись, гость, наконец, сдался. Идиотская, откровенно жалкая и слезливая история полилась из него, как из сломанного крана. Кадзуха молча кивал, внимательно выслушивая тираду гостя. Скарамучча видел, как моментами его белоснежные брови подрагивали: сбивчивая, неприятная речь резала слух. У Скарамуччи же от таких всплывших откровений на лице мелькнула лёгкая, едва заметная ухмылка. Вот придурок. Как Кадзуха вообще на него наткнулся; ну просто самородок наглости и самоуверенности. Расшифровав и придав моментами бессвязной речи смысл, Скарамучча принялся анализировать рассказанную гостем историю. Прекрасная, фигуристая, бла-бла-бла, светловолосая женщина, в волосах которой застряли луна и звёзды. Как он там ещё сказал? Кусочек света в ночи? Какой, блин, романтик. Какие метафоры, ну просто прелесть; фамильяр сдержал так и желающую соскочить с губ усмешку. Честно? Скарамучча уже проникся симпатией и солидарностью к этой колдунье.Ибо этот придурок ещё мягко отделался. Ну что за свинья.
Этот невероятно умный, ну просто ходячий образец галантности пристал к, как он посчитал, прекрасной представительнице древнейшей профессии. Причём это была любовь с первого взгляда, как он подчеркнул, что заставило Кадзуху, олицетворение спокойствия, тихо вздохнуть. Пристал он к ней с очень «интересным», откровенно пошлым предложением. Причём не терпящим отказа, не скупясь на настойчивость и рукоприкладство.Только вот дамочка оказалась особенной.
«Ну что за мужчины пошли. В век моей молодости они были намного, намного учтивее»
И, как гость сам же подметил: он понял, что совершил ошибку, когда тёмно-фиолетовые глаза женщины угрожающе блеснули в ночи. Пальцы приблизились к его горлу; острые длинные ногти начертили ровную горизонтальную линию, проходясь по коже и слегка задевая кадык. Кадык, который она могла вырвать одним ловким движением. Ноготь как будто проникал под кожу, прикасаясь к пульсирующим от страха венам. Лукавая, но вместе с тем презрительная ухмылка окрасила её губы.«Каждое слово имеет свою цену. Помни об этом, прежде чем раскрыть свой грязный рот»
Упав на колени, мужчина вцепился в своё горло, нервно проводя по коже пальцами. Ни царапинки, ни капельки крови. Лишь зуд, раздражающий слизистую. Причём настолько сильный, что ему хотелось запихнуть ладонь в рот целиком, лишь бы усмирить его хоть на секунду. А после… после он осознал. Его прокляла ведьма, частично лишая дара речи. Ведьма, след которой вовсе простыл; осталась лишь парочка белоснежных голубиных перьев, подрагивающих под лёгким дуновением ветра на земле, как некая подпись. Насмешка на память. Напоминание о преподнесённом уроке. Скарамучча хмыкнул; ему было искренне любопытно, как поведёт себя Кадзуха. Люди, что приходили к ним за помощью, были объединены одной очень важной деталью: отчаянным, мучающимся от боли сердцем. Сердцем, обречённым на страдания из-за явной несправедливости. Но сегодняшний случай казался уникальным, ведь этот придурок, отчасти, сам притянул эту проблему к себе. — Я не снимаю проклятия подобного плана. Не вмешиваюсь в так называемое «правосудие», — Кадзуха вздохнул, потирая висок. Речь гостя изрядно вымотала его, что было заметно. — У твоего проклятия есть скрытое условие, которое ты должен выполнить, чтобы от него избавиться. В её фразе мелькнул намёк. — Н-Намёк? К-Как-какой? — Подумай над её словами, — Кадзуха взял чашку чая в руки, прямо демонстрируя гостю, что разжёвывать информацию дальше уже не намерен. Мужчина уткнулся взглядом в стол, вновь принимаясь теребить и подёргивать несчастную ткань штанов; выдёргивал пальцами торчащие из потрёпанного полотна нитки. С губ срывались нечленораздельные вопросы, обрывки фраз: «подумать?», «но я ведь не виноват», «я не знал», «не я один подумал бы так же», «какая к чёрту справедливость». Кадзуха спокойно потянулся к печенью, не отвлекая гостя от бубнежа и рассуждений; лёгкая улыбка окрасила его губы, когда он надкусил испечённую Скарамуччей сладость, запивая чаем. Даже спустя десять минут бормотание не утихало, Кадзуха каким-то удивительнейшим образом растягивал свою чашечку чая, изредка умиротворённо постукивая ногтями по фарфору, сочиняя какую-то незамысловатую мелодию; совсем-совсем тихонько. Его терпеливость и усидчивость поражали. — Я ни на что не намекаю, но, может, речь идёт об уважении к людям? Не знаю, вне зависимости от профессии? Не говори мне, что ты настолько тупой, — Скарамучча вмешался, уже заметно раздражаясь затянувшимся бубнежом. Голос сквозил сарказмом. Если раньше в груди теплилось лёгкое сочувствие, то сейчас - откровенное презрение. А если бы эта женщина не была ведьмой, если бы не смогла бы вот так постоять за себя? Что за сюр. Хватает же совести оправдываться. Кадзуха перевёл на него всё своё внимание, не скрывая удивления. Медленно жуя, он слегка улыбнулся, его взгляд так и говорил: «от тебя это слышать забавно». Никакого осуждения или показательного прокашливания; кажется, Кадзуха даже был солидарен. Слава Архонтам, никаких выговоров, судя по всему. — У-Уваж-жении? Р-Разве я… Разве я з-заслужил т-такое нак-казание? Я в-всегда относился к л-людям с уважением, н-но ст-стоило ош-шибиться один раз… Только-только Скарамучча собирался открыть рот, изрядно нахмурившись - Кадзуха поставил чашку на стол с громким стуком, резко привлекая к себе внимание. Очередная мягкая, но прячущая в себе так много, а именно - истинные эмоции, улыбка окрасила губы. Он резко прервал вновь полившуюся из гостя тираду: — Если бы это было правдой, если бы ты был учтив и уважителен - давно бы избавился от своего недуга. Оправдания ни к чему. Проклятие не обманешь, оно видит твоё сердце. Видит тебя. Как и я, — нечитаемое выражение мелькнуло в алых глазах. Мужчина снова отвёл взгляд, словно понимал, что они несут в себе. Глаза мага вызывали тревогу; воспоминания о той злополучной ночи снова начали просачиваться в голову. — Я ведь попросил тебя подумать.Радужки Кадзухи слегка блеснули, впиваясь в гостя.
Ранее прячущиеся глаза бедолаги, словно следуя приказу, устремились к лицу Кадзухи, устанавливая с ним напряжённый зрительный контакт.
Резко в голову мужчины ударила слабость, комната начала плыть перед глазами, превращаясь в сплошное размытое пятно; уютная гостиная таяла, больше напоминая растёкшуюся на мольберте картину. Всё, что он видел, на чём был сосредоточен - две чёткие алые точки; окружение менялось перед глазами, словно сцена, обрастающая декорациями. Где-то позади этой красноты всплывали дома, уже виднелся знакомый порт, скрашенный тёмным дымом выхлопных труб, корабли, вывеска знакомой таверны; слышался заливистый пьяный смех, крики чаек... Та самая улица, тот самый день. Луна в зените. И та самая женщина: прекрасная, неземная. Воплощение изящества, само великолепие. Детали стали чётче; дурман алкоголя, что туманил воспоминания раньше, исчез. Он как будто смотрел на всё происходящее со стороны: пьяного шатающегося дятла, хватающего женщину за локоть и утягивающего её за собой, осыпая гадостями и пошлостями. Окутывающий его прохладный ветерок помогал сосредоточиться, очистить разум. Наблюдал вместе с ним.Понимание стукнуло в голову. Глаза расширились от осознания.
Осознание, словно по щелчку. В его искажённых воспоминаниях всё выглядело совсем иначе, но сейчас... сейчас он, наконец, признался. Признался самому себе.
Этот нелюдимый темноволосый парниша был прав. Во всём.
Мужчина просидел молча ещё несколько минут, бегая глазами по комнате. Кадзуха и Скарамучча молчали, не смея отвлекать бедолагу от его размышлений. Спустя ещё пять минут стало даже несколько неловко, но им, справедливости ради, не привыкать. Скарамучча даже вернулся к чтению, изучая рецептуру и нюансы приготовления шарлотки. — С-Спасибо за помощь, — мужчина резко встал с кресла, стараясь не задеть коленями стол. Он разгладил свои небрежно мятые, несчастные (по мнению Скарамуччи) штаны; Кадзуха всё так же молча наблюдал за ним, ярко-алый свет в его радужках постепенно затухал. Решимость в глазах гостя заставила его удовлетворённо улыбнуться, — И з-за угощение. Печенье п-просто прекрасное. — Уверен? Ты хорошенько всё обдумал? Пути назад больше не будет, — Кадзуха вопросительно приподнял бровь; казалось, что этот вопрос он задал чисто из приличия. Его взгляд казался слегка расфокусированным. — В одну дверь дважды не зайти. — У-Уверен. Ниче-г-го объясня-ять не нужно. Кадзуха утвердительно кивнул, получив ответ на свой вопрос. Ещё одна лёгкая улыбка окрасила его губы. Скарамучча же был удивлён. Приятно удивлён. Вау. Это была самая быстрая «консультация» из всех, что у них были. Даже на чай не остался. Как замечательно. Комплимент приятный, кстати. Он пыхтел над этим печеньем всю первую половину дня. Фамильяр, отвлёкшись от мыслей, уже внимательно разглядывал штаны гостя, удивляясь тому, как долго они терпели все эти издевательства. Он даже посчитал, сколько ниточек бедолага выдрал из ткани; как они ещё не развалились вообще? Просто подвиг. Магия какая-то, не иначе. — Н-Не стану вас более отвлекать, — мужчина попытался улыбнуться; спустя секунду на его лице мелькнуло растерянное выражение. Он в замешательстве указал на дверь, заглядывая Кадзухе в глаза. — А… К-Как обратно? Просто выйти? — Мхм. Просто выйти, — он подтвердил, утвердительно кивая вдобавок. — Желательно её перед этим открыть, — Скарамучча добавил, вновь показательно утыкаясь в книгу. Кадзуха снова вздохнул, делая глоточек чая. Рука вновь потянулась к печенью. Скарамучча задавался вопросом, изредка поглядывая на хозяина: каким образом чай в его чашке ещё не закончился? Кадзуха пьёт его уже минут двадцать точно, какого чёрта? Мужчина, кивнув, направился к двери. Его походка казалась плавнее, менее дёрганной; даже его аура как будто прояснилась, лишаясь былой тревожности. Рука гостя легла на дверную ручку; потянув её, он переступил порог, кидая прощальный благодарный взгляд в сторону беловолосого мага и ворчливого парниши. Ноги коснулись вымощенной мостовой; именно здесь он и впервые увидел эту массивную кленовую дверь. В этом забытом Архонтом переулке.В голове резко всплыл вопрос, пропитанный нотками былой тревожности. Как он вообще мог о нём забыть?
«Подожди… Это ведь… Точно поможет?»
Мужчина резко обернулся, только-только собираясь схватиться за ручку двери, но рука схватила лишь воздух. Стена. Глухая, холодная стена. Ни следа, ни трещинки. Пустой переулок; ни намёка на былое волшебство.Всё зависит только от тебя.
Знакомый мелодичный голос прошёлся по черепу тёплой волной.
Разве ты ещё не заметил?
От него? Неужели...
Мужчина задумчиво нахмурился, прокашливаясь. Сосредоточившись, он принялся что-то бубнить себе под нос, игнорируя любопытные взгляды прохожих. Скороговорку. И каково было его счастье, когда она с каждым последующим разом шла всё плавнее и плавнее... Стоило спустить его с небес на землю - действие проклятия ослабевало. Не по волшебству, как могло бы быть, а несколько иначе: благодаря действительно усвоенному уроку. Пришедшему осознанию. Нужным выводам. ㅤ ㅤ──────── ✦ ────────
— Тридцать семь, — Скарамучча внезапно произнёс, нарушая тишину. — Что тридцать семь? — Кадзуха спросил, останавливаясь рядом с фамильяром, держа в руках пустую миску и чашку. — Тридцать семь ниток. Именно столько он выдернул из этих бедных штанов, — Скарамучча встал с дивана, захлопывая книгу. Кадзуха задумчиво нахмурился, краем глаза поглядывая на обложку выбранного Скарамуччей чтива. — О. А разве не сорок одну? — он слегка улыбнулся, уже заглядывая в синие глаза. Скарамучча лишь насмешливо хмыкнул, отводя взгляд. Настоящая улыбка Кадзухи всегда действовала на него по-особенному. — Скажи мне лучше вот что: почему ты вообще услышал его? — Скарамучча забрал кружку и чашку из рук Кадзухи, вопросительно заглядывая ему в глаза. — Ох. Замечательный вопрос, — Кадзуха вновь слегка задумчиво нахмурился, неспешно направляясь в сторону кухни, рукой поманив Скарамуччу за собой. — Думаю, из-за того, что он усердно обманывал своё сердце всё это время. Искренне считал, что с ним поступили несправедливо, что он не заслужил такой участи. Люди любят обманывать себя, искать проблемы и причины в других, а не в себе. Я догадывался, откровенно говоря. — Тогда зачем ты вообще открыл ему дверь? — Потому что он точно так же нуждался в помощи. Заслужил второй шанс. Я увидел это в его сердце, — тихий вздох вырвался из груди Кадзухи, он словно снова погрузился во всю эту противоречивую ситуацию. — Я почти ничего не сделал, что забавно. Всё получилось слишком... сумбурно.