А Кадзуха… Был для него тем самым «всем».
Вся его нынешняя жизнь, сердце, чувства… Всё было связано и переплетено с ним столь плотно и крепко. И ради него он готов был стать слепым дураком. Наблюдающим, изучающим, ищущим ответы самостоятельно, но дураком. Воспоминания более не его единственная цель. Кадзуха и его тайны стали новым смыслом; тем, что Скарамучче хотелось понять больше всего на свете. Печально, но даже спустя несколько дней события с Праздника морских фонарей не поднимались и не обговаривались более: оба вели себя обыденно, словно бы того тяжёлого разговора и вечернего инцидента не было и в помине. Обыденно на фоне того, что Скарамучча изводился от множества вопросов и предположений за всем этим умиротворённым и собранным фасадом. Кадзуха же вёл себя открыто и эмоционально, что важно, будто бы помогая справиться с этими капающими чувствами; изолировался реже, чем обычно, проводя с ним большинство вечеров. В тишине или за беседой - не сильно важно, главное, что рядом. Это отвлекало.Лишь тихое завывание ветра по ночам и лёгкие сердечные боли выбивались из красивой отполированной картинки.
Удобно устроившись за столом на кухне, Скарамучча бегал глазами по сводке новостей в свежей газете, попивая каркаде. Кадзуха тоже читал что-то из своей «колдовской» литературы, кушая приготовленные к завтраку Скарамуччей блинчики. Они не разговаривали, но вместе с тем отрицать очевидное было так глупо; уют в такой, казалось бы, мелочи: Кадзуха кушал блинчики, которые он ему приготовил; Кадзуха сидел совсем рядышком, разделяя с ним эту утреннюю трапезу. Снова такой уютный, родной; с распущенным волосами и лёгким-лёгким домашним образом. Дуальный, фамильяр не уставал для себя подчёркивать.Будто совершенно не он недавно напоминал подобие человека.
Резко внимание парочки привлёк тихий-тихий звук: звонкое постукивание по оконному стеклу из гостиной. Скарамучча, опустив газету, глянул на Кадзуху, который тоже моментально отвлёкся от чтения. — Как рано, я рассчитывал на более поздний визит, — Кадзу вздохнул, разочарованно прикрыв глаза секунду. Захлопнув книгу и неспешно встав из-за стола, он хрустнул пальцами. Скарамучча внимательно наблюдал, периодически бросая взгляд то на Кадзуху, то на недоеденные им блинчики. — Я доем, не переживай, — он ласково улыбнулся, отворачиваясь и направляясь в гостиную. Было видно, как Кадзухе хотелось потянуться, как сонливость всё ещё окутывала его тело, часть движений. Дёрнувшись вбок, Скарамучча заглянул в комнату, задумчиво навострившись. Кого могло занести в такую рань? У кого вообще есть доступ к их изолированному…О нет. Только не этот красноглазый придурок.
— Давно не виделись, Невермор, — Кадзуха приветственно произнёс, открывая окно; ветерок с поля моментально прильнул к нему, слегка взлохмачивая и вплетая в пряди парочку цветочных лепестков. Скарамучча чуть прищурился, стараясь разглядеть, кто же там прячется за оконной рамой (радуясь, что это не Дотторе); у кого такое странное имя; кто такой наглый, чтобы… А вот и ответ. Крупный, такой величественный на вид чёрный ворон уселся на предплечье Кадзухи, слегка перебирая обсидианово-чёрными, поблескивающими под лучами солнца крыльями. Скарамучча недовольно нахмурился, замечая, как Томо сразу же побежал к нему впопыхах из гостиной, проскальзывая и прячась под кухонным столом; почувствовав, как пушистое тельце кота прижалось к его ноге, фамильяр приподнял одну бровь, не спуская взгляда с их незваного гостя. У них с Томо частенько бывали глупые домашние конфликты по поводу и без, но в обиду он его точно не даст; и дело не только в кошачьей солидарности. — Что… Кто это? — Скарамучча спросил, замечая, как спокойно Кадзуха зашагал обратно на кухню с этим громоздким созданием на руке. Ворон, удивительно, вёл себя послушно и тихо, с интересом рассматривая окружающую обстановку, слегка покачивая головой. — Фамильяр Дотторе. Скарамучча театрально вздохнул, показательно закатывая глаза. Достав всё ещё жавшегося к оголённой лодыжке Томо из-под стола, он аккуратно взял его на руки, принимаясь успокаивающе поглаживать. Томо тихонечко мяукал, но с рук не вырывался, что было просто удивительно на фоне их взаимоотношений. — Он нервирует Томо, — Скарамучча колко бросил. — Что вот «это» вот вообще тут забыло? Раз он фамильяр и пришёл - точнее прилетел - по делу, то пусть хоть соизволит сменить облик на человеческий. Возможно, так бедному малышу Томо будет полегче. Взор ворона сместился уже на него, стоило Кадзухе пересечь кухонную арку, и Скарамучча, не отрывая ответного изучающего взгляда от чёрных глаз-бусинок птицы, поймал себя на странноватых мыслях: этот ворон не выглядел осознанным. В его поведении не проскальзывало чего-то характерно человеческого; ни одна из повадок не цепляла. — Вероятно, у Дотторе есть ко мне дело, — отодвинув кухонный стул и усевшись, Кадзуха, закинув ногу на ногу, аккуратно приподнял воронье крыло; стоило ему слегка коснуться перьев - его кисть окутала тёмная, слегка густоватая на вид материя. Пара секунд, и между его пальцами оказалась аккуратно свёрнутый в трубочку пергамент, выуженный, судя по всему, из-под смольных птичьих перьев. — У Дотторе? — Скарамучча прищурился, внимательно следя за тем, как Кадзуха, невозмутимо развязав милый голубой бантик, принялся раскручивать записку. — К тебе?Милый голубой бантик. В записке от Дотторе. Ну какой же придурок.
— У Дотторе. Ко мне, — Кадзуха спокойно передразнил, бегая глазами по бумаге. — Я никогда не говорил тебе ранее, но скажу сейчас, чтобы отбросить ряд вопросов: я его должник, Скара. — Должник? — Скарамучча нахмурился и, заметив, как Кадзуха тут же усмехнулся, отрывая взгляд от записки, переводя его прямо на него, сразу же дополнил: — Нет. Не передразнивай. — Я немного ошибся. Дело не ко мне одному, — принимаясь складывать записку, Кадзуха, чуть улыбнувшись на просьбу Скарамуччи, невозмутимо произнёс, отпуская ворона на пол. Тихое топанье птичьих лапок по плитке забавно разбавляло разговор. — К нам. Куда я без тебя. — Ну естественно. Я бы и не отпустил тебя одного, причём дело не только вот в этом нашем, — Скарамучча вздохнул, поглаживая макушку и ушки уже успокоившегося Томо, продолжая спустя небольшую заминку, — правиле. Кадзуха посмотрел на него плюшево-удивлённо. Лёгкая улыбка расплылась на губах спустя мгновение, моментально выбивая Скарамуччу из колеи; многозначительный взгляд и нежный-нежный тон лишь добили, выстреливая в сердце дробью: — Да? А в чём тогда? Скарамучча моментально нахмурился, принимаясь пилить Кадзуху наигранно-раздражённым взглядом молча, чувствуя такое показательно тепло в районе щёк. Ну не мог он ответить честно, совершенно не мог. Кадзуха поддерживал зрительный контакт с большим удовольствием; его улыбка даже не дрогнула, скорее наоборот: становилась ярче и ярче, грозясь вот-вот ослепить ворчливо-смущённого фамильяра. — Я… Переживаю за тебя, — Скарамучча выдавил из себя, чувствуя, как каждое слово, каждая буковка будто бы сопротивлялись и не хотели покидать чертоги его неловких чувств. — Всё, отстань, — разорвав зрительный контакт, дёрнув головой вбок и прикрыв глаза, Скарамучча поджал губы, смущённо выговаривая: — И блинчики доешь. — Ты такой милый, о Архонты, — Кадзуха не сдержал ласкового смешка. — Я не устану повторять: тебя так красят чувства и искренность; как красиво ты расцветаешь, стоит хоть немного им поддаться. Каждый раз такой особенный, — тихий вздох, — и как же мне мало…Чувства…
Мало…
Как многозначительно; слова, внушающие надежду на взаимность, в которой он так нуждался, чтобы приоткрыться чуть больше.
— Ешь. Чёртовы. Блины, — Скарамучча, обхватив пальцами чашку своего недопитого каркаде, произнёс с показательными строгими паузами. Кадзуха, не сдержавшись, снова так нежно усмехнулся, провоцируя появление ещё парочки морщинок на мордашке старающегося казаться невозмутимым фамильяра. Внезапно объявившийся на кухне ласковый ветерок принялся тискать Скарамуччу за щёчки, так и вынуждая надуться; каким же прохладным он казался на фоне его разгорячённых щёк. ㅤ──────── ✦ ────────
— Какого чёрта? — всё, что Скарамучча смог выдать, пялясь на массивные резные двери огромного заснеженного особняка снизу-вверх. — Нет, правда, чего ты от нас хоче— Скарамучча был единственным непосвящённым в детали. Всё, что Кадзуха выдал ему, пока собирался второпях: «ничего особенного, просто работа по нашей специальности». У их работы была специальность? А почему он не в курсе? Какого чёрта они вообще торчат в Архонтом забытой части Снежной, ещё и по внезапной просьбе, мать его, Дотторе. Это что же за должок такой, раз Кадзуха так спокойно взялся за его поручение, откладывая столь необходимый им обоим ленивый выходной. — Вам и предстоит выяснить, — перебив, Дотторе лишь усмехнулся, зажимая зажигалку между сложенных ладоней, пряча сигару от падающего снега. — Какого «черта» сюда занесло, — затянувшись, он слегка ухмыльнулся, поглядывая на насупленного Скарамуччу, прячущегося почти по нос в шарфе. — Что мне ещё такого мотивационного сказать, м? Желаю удачи, верю в вас, рассчитываю и прочее. Может, это хоть немножечко разгладит твою ворчливую мордашку, котик? — И ты не с нами, я правильно понял? — Скарамучча тактично проигнорировал очевидные подтрунивания, чувствуя, как изнутри прям чешется от негодования и желания возмущённо топать ногами. Какой к чёрту «котик». — Жаль-жаль, но у меня есть дела поважнее, — Дотторе покачал головой. — Работа, например. — Как давно происходит то, что ты описывал в записке? — Кадзуха вмешался в разговор, снимая с кистей кожаные перчатки. Скарамучча внимательно наблюдал за ним, подмечая несколько тревожную деталь: он будто бы совсем не реагировал на сильно кусающий холод, спокойно оголяя руки. — Ммм, — Дотторе незаинтересованно промычал. — Давно? Мой коллега особо не погружал меня в детали всей этой скучнейшей истории, — докурив, он бросил сигару на заледенелую плитку, придавливая её подошвой сапога. — Упоминал разве что то, что все покупатели этой безвкусицы пропадали без вести, что немного отталкивало… последующих желающих. И его это сильно волнует. — С каких пор тебе не плевать на чужие проблемы, — Скарамучча, шмыгнув от холода, цинично бросил. — Ой, какие мы колючие, — Дотторе ухмыльнулся. — Он финансирует некоторые… ответвления моей работы, так что это и в моих интересах тоже, давай сойдёмся на этом. Скарамучча посмотрел на Дотторе чуть непонимающе: вау, он так спокойно отвечал на его вопросы? Удивительно и странно, сразу вспомнились слова Тартальи. Отец Дотторе; Дотторе с отцовским инстинктом. Заинтересованный в них Дотторе. Скарамучча поморщился от одних лишь мыслей, прячась в пышном шарфе лицом ещё сильнее. — В любом случае, — Дотторе продолжил, но уже с нотками сухого прощания; несколько торопливо, — рассчитываю на вас, детишки. Ваш потенциал мне известен, не разочаруйте, — договорив, он бросил в руки еле-еле успевшего среагировать Скарамуччи связку громоздких ключей. — Ключ от главной двери декорированный, с каким-то там отличительным гербом, одним словом - найдёшь. Удачи, — он прощально помахал рукой, а после чуть мрачно добавил, уже разворачиваясь на каблуках сапог на все сто восемьдесят, — хотя на неё все же уповать не стоит. Удел дураков. Скарамучча пялился на уходящего восвояси Дотторе, держа связку ключей обеими руками, периодически кидая на них чуть недоуменный взгляд. — Ну какой же… — Придурок? — Кадзуха усмехнулся, договаривая фразу за Скарамуччу, который, слегка замешкавшись и не закончив её до конца, принялся разглядывать и перебирать ключи с хмуро-деловитым лицом. — Да. Терпеть его не могу. — Угу. Я успел запомнить, — Кадзуха подошёл поближе, принимаясь перебирать ключи взглядом вместе со Скарамуччей, чуть улыбаясь. — Кажется, пионы всё-таки уступают твоей неприязни к Дотторе. А ведь мне так нравилось и нравится твоё почти что ежедневное утреннее ворчание в их сторону. Жаль, что оно заметно поутихло после того чаепития… — Ты большую часть времени торчишь у себя в комнате, — Скарамучча подметил, хоть Кадзуха и был абсолютно прав. Оба это прекрасно знали. Скарамучча отвлёкся от связки, ведь на кону вновь стояли его честь и гордость. — И вряд ли что-то слышишь, не выдумывай. Вероятно, это галлюцинации из-за недоедания или обезвоживания. Последствия твоего халатного образа жизни, знаешь. Только вот маска непонимания, или, если говорить проще, - колкого «дурачка» - не самый лучший выбор против его хозяина. Потому что Кадзуха моментами понимал его лучше, чем он сам, что вгоняло в недоумение. — Ох, Скара, — Кадзуха, усмехнувшись вновь, поддел пальцем нужный ключ, слегка наклоняясь вперёд: их лица разделяла жалкая парочка сантиметров. Мгновение, и он перешёл на игривый шёпот, смотря в глаза Скарамуччи с лёгким лукавым прищуром. — Как наивно. Скарамучча, чуть нахмурившись, смотрел на Кадзуху в ответ неотрывно, гася все буквально вопящие чувства от такого… близкого контакта. Держать лицо, не вестись. Тёплый алый хоть и превращал его в глупого дурачка, но не настолько, чтобы он утратил лицо и самообладание окончательно. От Кадзухи моментами исходила эта лёгкая лисья аура: подтрунивающая, по-мягкому хитрая; изучающая, но вместе с тем знающая, что именно нужно сделать, что именно нужно сказать, чтобы получить столь вкусную реакцию. Нет, он не поведётся на провокации этого белокурого лиса. Он умел держать лицо, чувства не способны уязвить его настолько… — Но вместе с тем безумно мило, — Кадзуха провёл ноготками по румяной от мороза щеке Скарамуччи, заставляя его вздрогнуть, мысленно моментально споткнуться. Пальцы казались такими холодными, даже обжигающими; так и хотелось попросить надеть перчатки обратно. — Можешь сомневаться, можешь отрицать, но я всегда рядом; слышу тебя. Даже в моменты, когда тебе так не кажется. И ты это прекрасно чувствуешь, разве нет? Знаешь, что я всегда так близко, — вторая рука аккуратно коснулась груди; ладонь улеглась прямо на сердце, и никакие слои одежды не могли перекрыть этого яркого чувства. — Прямо здесь.Сердце Скарамуччи моментально участило стук, а губы так смущённо поджались.
— Но я подыграю тебе, — Кадзуха улыбнулся, причём так нечитаемо; Скарамучча вновь не мог распознать окрас его эмоций. — Ты прав, я ничего не слышал, — забрав из рук фамильяра связку ключей и отстранившись, он отвернулся и зашагал в сторону двери. — Идём, хвостик. Скарамучча застыл, чувствуя, как по всем его внутренностям прошлась волна щекочущего тепла, так показательно остановившаяся в районе рёбер. Какая острая реакция, фамильяр поразился сам: это ненароком обронённое ласковое обращение так сильно подцепило в нём что-то, что он не до конца мог выразить, объяснить. Не только его чувства, нет…Сколько неловкости. Он будто бы стоял на мелководье в шторм, попадая под новую и новую сбивающую с ног волну.
Тяжело выдохнув, Скарамучча зашагал за Кадзухой вслед, поглядывая на его всё ещё оголённые руки. Он всеми силами давил в себе это ворчливое: «надень перчатки». Нет, он не его мамочка, но господи, как же быстро он в неё превращался, стоило уличить хозяина в таком явном пренебрежении к себе. Громкий, слышимо ржавый звук открывающихся входных дверей прошёлся по ушам, вызывая лёгкое раздражение. Темнота, ранее объявшая большущее помещение, расползлась по сторонам, стоило лучикам дневного света пробиться в холл. Чуть прищурившись, Скарамучча не спешил переступать порог, почувствовав, как тяжёлый, пыльный затхлый воздух ударил в нос. Морозная свежесть Снежной сразу показалась такой приятной, более привлекательной в сравнении, но понятное дело, что выбора у него не было. Пойдут они вместе. Переступив порог, Скарамучча зашагал внутрь бок о бок с Кадзухой, стараясь не отставать. Маг, судя по всему уже осмотревшись, звонко щёлкнул пальцами и, следуя неозвученному приказу, тяжёлые шторы и ставни в комнате распахнулись, впуская побольше света; люстры и канделябры учтиво приютили небольшие язычки пламени даже несмотря на то, что большинство свечей походили на огарки.Ох, вау.
Какое красивое, выглядещее дорого-богато место: явно доминирующий стиль барокко, но словно бы несколько устаревший. Белоснежные лестницы с такой же декорированной балюстрадой, ведущие на второй этаж; хрустальные люстры и даже чистые на вид ковры. Каждая деталь интерьера казалась дорогой и идеально вписывающейся, но… …Но Скарамучче было тяжело до конца описать все свои неоднозначные ощущения. Помещение не казалось пустым или заброшенным, в нём просто как будто бы застыло время: мебель выглядела старой, но вместе с тем не потрёпанной, а именно антикварной и ухоженной; общий антураж будто бы выдержал в себе пару веков. Но самое выбивающее, необъяснимое: пол под ногами казался давящим на уровне внутренних ощущений; каждый шаг напоминал прогулку по толстому слою льда, под которым скрывалось что-то незримое, но определённо пугающее. Пол, будто бы способный треснуть и поглотить в себя; словно бы что-то давило на мраморную плитку из-под низа, стараясь угнаться за каждым его шажком, скользя за ним подобно склизкой тени.«Слышу тебя…»
— Ты хочешь сказать, — Скарамучча произнёс уже серьёзно, цепляясь за недавно обронённую фразу. И с желанием разбавить тревожную тишину и ощущения, и с желанием сразу же уточнить то, что волновало. Отчасти, это было и глупым желанием услышать его голос. — Что слышишь меня? В том самом смысле? Я не устану спрашивать, выражайся конкретнее. — Ох, мы снова возвращаемся к этому. Нет, Скара, в смысле буквальном. Ты громко ворчишь, тяжело не услышать, — Кадзуха вздохнул, принимаясь изучающе рассматривать окружение. Радужки слегка засияли. — Я рядом в понимании, которое ты пока просто не способен понять полноценно. Близок, связан с тобой, чувствую тебя, как и говорил ранее, но мои способности здесь ни при чём. Скарамучча нахмурился, чувствуя колючую неловкость. В смысле слышал? В смысле ворчит громко? И в смысле не способен понять? Опять эти мельтешащие, словно мушки, вопросы. Причём как глупые, так и не очень. — И почему же я не способен понять? — Потому что это то, что стоит выше твоего понимания прямо сейчас, как я и сказал, — Кадзуха произнёс отстранённо, направляясь в сторону лестницы. Расстегнув пальто, он принялся подниматься, проводя кончиками пальцев по перилам. Неспешно, будто бы ведя за собой, дожидаясь каждого шага со стороны своего фамильяра. «Потому что это то, во что ты не хочешь меня посвящать», — Скарамучча мысленно подметил, следя за хозяином краем глаза. Он снова упирался в эту невидимую стену носом. Зашагав вслед и не спеша расстёгиваться, он осматривался вместе с Кадзухой, постепенно погружаясь в их «работу» с головой, концентрируясь на окружении. Стоило им поднять на второй этаж и пересечь одну из арок - их встретил тёмный, не сильно широкий коридор. Все светлые тона остались позади и Кадзуха, пробежавшись глазами по стенам, ещё одним звонким щелчков пальцев зажёг настенные подсвечники. Свечи неспешно зажигались парно по очереди, развеивая спешащую разбежаться по сторонам темень, продвигаясь далеко-далеко вперёд; тусклое освещение мягко объяло окружение. Какой длинный коридор, Скарамучча мысленно подметил.Но… Что-то не так. Явно не так.
Странное наблюдение, но Скарамучча был уверен, что ему точно не показалось: стоило первой свече зажечься, осветить собой небольшой участок коридора - окружение словно бы так неестественно застыло. Нечто, похожее на полчище насекомых во тьме, которые тут же разбегаются, стоит впустить в помещение немного света. Даже тени казались пластичными, слишком гибкими и обволакивающими. Неестественными. Кадзуха двинулся вперёд, не теряя и толики присущего себе спокойствия, лёгкости; даже если он что-то и почувствовал (в чём фамильяр не сомневался), - вида не подавал, оставаясь расслабленным и невозмутимым. Скарамучча моментально зашагал за ним, вслушиваясь в цокот обуви о дорогую на вид чёрно-белую плитку. Оба шли неспешно, плечом к плечу и в полнейшей тишине. Тишине особенной. Здесь было слишком тихо. Внимательность и сконцентрированность вышли на передний план, придавая Скарамучче и его эмоциям особый окрас: холодный, серьёзный и собранный. — Запах здесь такой неприятный, — Кадзуха внезапно произнёс, разбавляя тишину и рассматривая висящие в коридоре картины; ярко алые радужки выделялись на фоне тусклого освещения. — Почувствовал с самого порога. — Запах? — Скарамучча спросил, проходясь взглядом по полотнам. Сделав показательный глубокий вдох, внюхиваясь, он перевёл взгляд на хозяина: — Но я ничего не чувствую. — Это тяжело объяснить на уровне человеческих органов чувств, — Кадзуха слегка улыбнулся, поймав взгляд Скарамуччи, разбавляя ранее исходящую от него сухую собранность. — Воздух здесь тяжёлый, пропитанный грязью, но не в её привычном понимании. Настолько испорченный и грузный, что не способен превратиться в свободный и независимый ветерок, — бросив взгляд на одну из картин с портретом женщины, Кадзуха чуть прищурился. — Такой же узник этого места. Скарамучча перевёл беглый взгляд на картину, а после на остановившегося Кадзуху, слегка тая под вниманием алых солнышек; теряя часть холодной собранности. — Дотторе рассказал тебе в письме что-нибудь? И если да - почему я опять не посвящён? — Ох, да, — Кадзуха неловко улыбнулся, смотря в уже выжидающую синеву нежно-нежно алым. — Рассказал. Не знаю, почувствовал ли ты, — он оглянулся назад, смотря в самое-самое начало коридора, — но этот дом кажется живым и осознанным, — вернув взгляд на Скарамуччу, Кадзуха посмотрел на него уже улыбчиво-вопросительно. — Уверен, почувствовал. У котят ведь такое хорошее восприятие. Скарамучча вздрогнул и застыл, а сердце предательски заныло, но вместе с тем застучало так быстро. Котят… Тепло разлилось по груди; ласка со стороны хозяина воспринималась с таким особым трепетом. Щемящее чувство боли и счастья впились в его внутренности, натягивая так сильно, так яростно, словно струны на нелюбимом инструменте.Котёнок…
Тревожно-яркое чувство того, что он уже слышал это обращение. Чувство дежавю, отсылающее на что-то, что он не до конца мог понять вновь; словно вкус, который он мог вообразить, но не прочувствовать до конца. Это не укладывалось, совершенно не укладывалось в голове, словно частичка совершенно другого пазла: лишняя и ненужная, чуждая именно ему. Но почему, почему это милое, казалось бы, прозвище так сильно резануло там, где он не понимал. Такая яркая, но фантомная боль. — Скара? Вздохнув, Скарамучча покачал головой, расфокусированным взглядом впиваясь в потрет совершенно не интересующей его женщины, пряча его от Кадзухи: проницательного, уже совсем неравнодушного, определённо способного зацепиться и найти то, что он так яростно прятал на лазурном дне. И вообще: что за… день таких открытых нападений? — Почувствовал, но по-своему, — Скарамучча сухо обронил, отвечая на вопрос с задержкой. — Что именно Дотторе тебе рассказывал, просвети. — Мм, с чего бы начать, — Кадзуха, словно бы заметив попытки Скарамуччи «спрятаться», чуть поменялся в лице, лишаясь былой улыбчивости. Некогда сияющие глаза потухли, а с губ сорвалось уже серьёзное: — Когда-то это поместье принадлежало известнейшей в местных кругах графской семье, и, если ты услышал то, что Дотторе сказал при встрече: люди исчезают в стенах этого дома. И та семья, неудивительно, стала первой в этом весьма длинном списке, — зашагав вперёд, Кадзуха бросил тише: — Женщина на внезапно ставшем тебе интересным портрете - жена графа, и меня искренне поражает то, что она до сих пор украшает стены. — Людям нравится коллекционировать всякую антикварную чушь. — Справедливо, но всё-таки несколько иронично, — Кадзуха усмехнулся, неспешно шагая вперёд, уложив руки в карманы брюк. Скарамучча послушно следовал за ним, пробегаясь глазами по веренице разнообразнейших картин, анализируя жалкие крупицы полученной информации. Пропадали семьями, значит… Изучающий взгляд Скарамуччи зацепился за серию картин, будто бы жавшихся к друг дружке: мрачные, не несущие в себе чего-то цельного, как ему казалось; лишь агрессивные, хаотичные мазки холодных красок на местами протёртой и повреждённой ткани. Нечто скомканное, чуждое его пониманию, не несущее в себе какой-то возвышенной задумки, как на ранее увиденных им произведениях. Быстро утратив интерес, он переключил внимание на другие полотна. — Что именно? — Скарамучча уточнил, пытаясь понять, в чём именно Кадзуха обнаружил иронию. Только вот… Стоило ему отвернуться, стоило зашагать вперёд - на одной из ранее разглядываемых им картин образовалась крупная выпуклость; нечто бесформенное будто бы надавило на неё изнутри, словно бы из самых стен. Из брешей в полотне показались маленькие-маленькие пальцы: бледные, изуродованные, так и желающие разорвать картину в клочья, чтобы протиснуться чуть дальше. Грубые, будто бы не до конца осознанные в своих же движениях.Отдай…
Кадзуха резко обернулся, впиваясь моментально засиявшими глазами за спину Скарамуччи, теряя ранее красящую его мягкость. Холодная сосредоточенность моментально привлекла внимание фамильяра и он, даже не мешкаясь, обернулся следом, не вздрагивая, но мысленно настораживаясь от увиденного. Кадзуха не отрывал от стены взгляда, спеша пояснить свои слова: — Какая слепая жадность. И иронично то… На некогда более-менее цельном полотне красовалась огромнейшая дыра; цветастые ошмётки ткани небрежно свисали вниз. И Скарамучче точно не показалось: они слегка дрогнули, стоило ему только-только успеть зацепиться за неё взглядом; словно бы что-то поспешно «всосалось» внутрь и это лёгкое подрагивание - ненароком оставленный след недавнего чужого присутствия. — Что эта женщина всё ещё является жительницей этого дома, — Кадзуха спокойно произнёс, подходя к Скарамучче ближе; желая полностью контролировать ситуацию. — Не только она. Тихий шорох откуда-то сбоку, из самой стены, заставил фамильяра навострить слух. Но не отвлечься. «Нечто» более не старалось быть тихим, но вместе с тем не рвалось к ним так, как совсем недавно. Заслуга Кадзухи? Вероятно. — Подожди, ты хочешь сказать, — Скарамучча не отрывал взгляда от картины, будто бы выжидая; по подушечкам неосознанно пробежался электрический ток. Выдохнув, он бегло сопоставил оброненные Кадзухой детали, собирая более-менее цельное предположение. Стоило «опасности» миновать - оба выглядели уже так невозмутимо; опыт работы сказывался, как никак. Кадзуха смотрел на задумчиво нахмуренного парня так мягко, не перебивая, не дополняя им сказанное, перегораживая собой испорченную картину; отгораживая самого Скарамуччу будто бы ненароком. Снова такой невозмутимый, с уже потухшими, естественного окраса глазами. Казалось, что он чуть играл со своим фамильяром, выжидая вереницу предположений и размышлений.«Не только она».
— Хочешь сказать, что пропавшие люди каким-то образом, ммм, — Скарамучча пытался подобрать подходящую метафору на излюбленный манер Кадзухи, — срослись с этим домом? Каким-то образом остались в нём? Это если опираться на твои очевидные намёки. Кадзуха, усмехнувшись, тихо-тихо обронил: — Умница. Скарамучча моментально нахмурился, сдерживая так и желающий вырваться тяжёлый выдох. Лёгкое чувство жара вновь прошлось по телу, так и норовя разморить его вновь. Ну почему Кадзуха такой. Почему он такой сейчас, в этом уже осточертевшем поместье, где происходит какая-то максимально отвратительная и тревожная чертовщина. Какого чёрта. Ну почему так неловко. — Предположение верное, но я немного дополню и чуть-чуть подкорректирую направление твоих мыслей, идём, — Кадзуха, поманив за собой, вновь направился вперёд; Скарамучча сразу же зашагал за ним, вызывая на губах мага лёгкую, совсем едва заметную улыбку. — Ты прав, и подобранная тобой метафора просто превосходна. Лучше и не опишешь то, что с ними произошло; действительно срослись, — Кадзуха замедлил шаг, равняясь с чуть отстающим Скарамуччей; стараясь держаться как можно ближе. — Только вот не все пропавшие, как ты предположил. Лишь одна единственная семья. Та, с которой всё и началось… Громкий удар послышался откуда-то сверху, но оба не придали ему особого значения, сосредоточившись лишь друг на друге. Даже когда он перерос в нечто похожее на поспешные, чуть размашистые и неуклюжие шаги - они всё также спокойно шли вперёд; Кадзуха лишь слегка приподнял голову, хмыкая. — Графская семья? — Верно, — Кадзуха, улыбнувшись Скарамучче по-особенному, на манер похвалы, остановился перед одной из дверей, расположившихся почти в самом конце коридора, у самой-самой арки. — И мне так интересно, что произошло в этом доме. Я чувствую их и они, неудивительно, прекрасно чувствуют нас. Особенно тебя. — Особенно меня? — Скарамучча приподнял бровь, внимательно следя за каждым движением Кадзухи; тоже так мило стараясь контролировать ситуацию. — И всё же какая милая привычка, — Кадзуха тепло произнёс; Скарамучча сразу же понял, о чём он: об этом его постоянное переспрашивании. — Ох, да, проклятиям ты очень уж нравишься, и даже моё присутствие не пугает их так, как стоило бы, — он бросил уже спокойно, открывая неприятно заскрипевшую дверь. — И я прекрасно могу их понять. И нет, дело не только в твоей очаровательности. Им ты кажешься таким манящим, вкусным… — Почему? — Скарамучча вопросительно приподнял бровь, мысленно радуясь, что он не переспросил на свой излюбленный лад, повторяя слова Кадзухи. А так хотелось: уж слишком любопытные формулировки он подбирал из раза в раз. — Суть в твоей необычной природе. Стоило двери приоткрыться - их встретила тёмная затхлая комната. Лучики света, моментально привлекая к себе внимание, так старались пробиться через плотно закрытые ставни, но, прискорбно, лишь застревали в трещинах трухлявых деревянных досок, не в силах протиснуться дальше; словно бы им были совсем не рады, держали поодаль. Скарамучча всматривался в темноту настороженно, не двигаясь с места, не отрываясь; будто бы надеясь углядеть в ней именно то, что «жило» в этом поместье. Лёгкий холодок пробежался по спине спустя пару секунд: тьма была слишком густой и плотной, напоминая неправильно приоткрывшуюся дверь их дома в тот неловкий день; очертания мебели не проглядывались, лишь застрявшие в трещинках ставней лучики света, неспособные развеять эту темень хоть немного. — Потому, пожалуйста, держись меня, — Кадзуха произнёс тише, резко зажигая магией один из напольных подсвечников в комнате.Почему ты пришёл не один. Мы были бы так рады…
Скарамучча моментально насторожился: какофония из голосов, умудрившаяся сложиться в цельное и членораздельное предложение… Детские, парочка женских, мужские, схожие в одной детали: они казались скрипучими, клокочуще-хрипловатыми; искажёнными и апатичными, лишёнными живых окрасов. Тревожно. Смесь из нескольких людей. Только успев заметить краем глаза малейшие шевеление в углу, стоило свету залить, судя по всему, спальную комнату, Скарамучча, даже не задумываясь, выпустил из пальцев точный заряд молнии, разбивая привлёкший его внимание декоративный горшок вдребезги. Осколки упали на плитку с гулким, режущим уши звуком, но Скарамучча, не сдвинувшись, пилил их холодным взглядом, держа кисть на манер пистолета всё ещё наготове; электрический ток перепрыгивал с пальца на палец, очерчивая костяшки.Ни капли страха, лишь быстрая и точная реакция.
Кадзуха, по-забавному наклонив голову набок, смотрел на него сбоку, никак не комментируя такой внезапный выпад. За него говорила лишь лёгкая улыбка, которая моментами выражала его чувства и эмоции ярче любых слов. Приподняв голову, он впился глазами в потолок, произнося с тихой усмешкой: — Не стоит посягать на то, что принадлежит не вам, — Кадзуха невозмутимо бросил, не сдерживая уже лукавой улыбки, замечая, как Скарамучча моментально перевёл на него уже совсем не собранный взгляд. — Нет, неверно. Я так хорошо чувствую здесь именно тебя, и я уже так близко. А бежать некуда, верно? Ты такой же узник, как и все люди, которых поглотил и запер в своих стенах, — тихий смешок. — И именно твоя жадность и ненасытность привели меня сюда. Тень Скарамуччи слегка зашевелилась, чуть растягиваясь и выворачиваясь. Резко оторвавшись от носочков его сапог, она заскользила по полу плавно и вёртко, словно змея, неспешно перебираясь на стену. Кадзуха, уложив руки уже в карманы пальто, следил за происходящим с любопытством и присущей невозмутимостью. Заскользив по буазери несколько хаотично, тень остановилась в центре, сжимаясь до маленькой-маленькой, едва заметной точки. Скарамучча следил за ней внимательно и неотрывно, но резкий шорох позади, со стороны двери, привлёк его внимание, вынуждая обернуться. Тихий скрип ржавых дверных петель снова так неприятно защекотал слух. — Кадзуха… — Скарамучча тихо произнёс, не отрывая взгляда от ещё одной тени, выглядывающей из-за дверного проёма: тени взрослой женщины, судя по внешним признакам. Он неосознанно подошёл к хозяину поближе, чуть ли не вжимаясь в него плечом. Не от страха, нет, скорее от потери контроля над ситуацией; её понимания. Тень наблюдала, издавая некое подобие тихих-тихих болезненных стонов. Слишком высокая, болезненно-худощавая; уродливо сгорбленная, дрожащая, впившаяся пальцами в деревянную перекладину двери, словно в столь необходимую ей опору. Криво сидящее на ней платье разглядывалось в ажурных узорах тени; оно казалось не то чтобы даже ей не впору, нет: оно выглядело растянутым, трещащим по швам, стараясь усидеть на угловатом теле хозяйки. Возможно, когда-то оно могло идеально сидеть на ней, но сейчас… — Нет, не нужно бояться. Тебе ничего не грозит, пока я рядом. И Кадзуха действительно выделялся, являясь островком света и лёгкости в этом доме: чистый и настоящий. Не такой вылизано светлый, какой старалась быть эта комната, стоило им переступить порог и зажечь свет. Контрастирующий всем своим лучезарным образом с окружившей их грязью. — Я не боюсь, я банально… не понимаю, — Скарамучча чуть нахмурился. — Не понимаю, что происходит. — И для понимания у тебя есть я. Пожалуйста, несмотря ни на что - верь мне. Верь в меня, — Кадзуха аккуратно взял Скарамуччу за руку, поглаживая большим пальцем нежную кожу на костяшках. Ветерок прошёлся по щеке, так и упрашивая Скарамуччу отвернуться, оторвать взгляд от наблюдающей тени; свежий, приятный, олицетворение того, чего не хватало в этом загнивающем месте. Отрезвляющий и успокаивающий. Скарамучча, чуть выпав, перевёл взгляд на сжимающую его ладонь руку Кадзухи, на что он, заметив такое милое внимание, лишь тихо и ласково усмехнулся, движением свободной руки тыкая фамильяра в нос воздушной магией. Будто бы его снова не волновало абсолютно ничего, кроме Скарамуччи: ни этот дом, ни наблюдающие за ними тени, которые лишь множились, собираясь вокруг и занимая места, словно публика после затяжного антракта; ни проклятие, ни просьба Дотторе. Словно для него прямо сейчас существовал лишь он и только он. Динамика их взаимоотношений не переставляла так искренне удивлять Скарамуччу из раза в раз: весь мир не имел значения, когда они оба вот так поддавались и тянулись друг к другу, причём не сильно важно, что именно происходило вокруг. Забавно. И так было всегда: с самого начала, с самых истоков.Вернув взгляд на стену, Кадзуха тихо хмыкнул.
Тень уже маленького ребёнка смотрела на Кадзуху с белоснежной поверхности буазери. Будто бы робко сложив руки, маленький мальчик стоял неподвижно, прилежно и ровно: словно бы он предстал перед долгожданными гостями или любимым учителем, которого хотелось впечатлить, подкупить своим учтивым поведением. Единственный не искажённый образ среди вереницы изуродованных и обезличенных. — Не стоит. Не заимствуй чужой образ, даже если он так сентиментально тебе близок: я всё равно вижу твою суть за любой оболочкой, — Кадзуха умиротворённо бросил. Действительно, как мягкий, но ощутимо строгий учитель, идеально дополняющий пресловутую постановку развернувшегося «театра теней».Сентименты? У проклятия?
На некогда лишённом деталей лице расплылась широкая ухмылка: острая и ехидная, зловещая. Ухмылка, которую «нечто» так хотело показать, используя свет, как средство выражения, разгоняя тени в районе губ и щёк. Тихий женский голос неуверенно пробормотал откуда-то позади:Уходи. Прочь.
— Ты так искренне привязался к людям? Привязал их к себе, поддаваясь своей природе? И каково это, — Кадзуха слегка прищурился, с ответной ухмылкой всматриваясь в уже подрагивающую, чуть пульсирующую тень ребёнка, — жить лишь с подобиями тех, кого ты поглотил из слепой жадности? Они ведь не такие, какими ты успел их запомнить, правда?Нет…
Несколько голосов обронили безмозглым хором, заставляя тень вздрогнуть.
«Лицо» ребёнка неестественно растянулось, а некогда казавшиеся хрупкими руки впились в него, растягивая и выворачивая сильнее; ухмылка не сходила с лица, превращаясь в нечто скомканное. Уголки губ так и тянулись вниз, словно бы тая, окончательно искажая некогда уверенный оскал. — И твоя жадность, голод пожирает тебя изнутри из-за него, — Кадзуха бросил взгляд на стоящего рядом Скарамуччу, руку которого он не отпускал, периодически поглаживая и очерчивая большим пальцем весь разговор. — Как долго ты сможешь держаться, м? Скарамучча посмотрел на Кадзуху непонимающе, сжимая его руку крепче, как бы привлекая к себе внимание. Но он, лишь усмехнувшись, обронил окончательно добившее: — Ну же, забери его у меня. Тень застыла, и всё вокруг погрузилось в мертвую тишину. Даже некогда издававшие разнообразные звуки наблюдатели, разделяя чувства своего покровителя, замерли, переводя внимание десятков пар глаз на Скарамуччу, который тут же сбился с дыхания.Хах. Ха-ха-ха!
Тени разразились хохотом, по-глупому перебивая друг друга. Лишь один единственный голос выделялся, перебивая другие: глухой и потусторонний, так старающийся походить на детский. Только вот его нечеловеческая грубость и острота прорывались, совершенно руша хрупкий образ.Что за…
По телу Скарамуччи прошлась колючая дрожь. Какого чёрта. Кадзуха, какого чёрта, придурок? Повышенное внимание всех «окружающих» лишь добивало и выводило из себя; в уже холодных синих радужках заплясало электричество, так и норовя хорошенько поиграться с окружением. С губ сорвалось грубое: — Какого чёр— — Шшш, — Кадзуха тут же перебил. В комнате снова воцарилась напряжённая тишина. Маг и тень смотрели друг на друга неотрывно, ведя какой-то лишь себе понятный диалог. Или не же не вели вовсе. Холодная улыбка расплылась на губах Кадзухи, стоило тени шевельнуться, дёрнуть маленькой ручкой будто бы ненароком, на манер разминки. — Ох, приношу извинения за несколько личные прикосновения заранее, Скара, только не злись, — Кадзуха тихо-тихо обронил, наклоняясь поближе к ушку Скарамуччи, на что он, выпав, приподнял бровь, только-только собираясь выдать что-то очевидно колкое, но…Мой старший брат тоже такой раздражающе озорной. Давай поиграем!
…Но из стены резким выпадом вырвалось огромная когтистая рука, целясь прямо в Скарамуччу, и Кадзуха, среагировав моментально, притянул его к себе за руку поближе, помогая увернуться, сбивая с ног шквалом ветра, дабы он чуть пригнулся. Уродливая конечность, состоявшая из совершенно непонятной неоднородной субстанции, пронеслась прямо у Скарамуччи над носом, пробивая противоположную стену с громким грохотом. Щепки некогда красивой и целостной фуазери посыпались на пол, а тени, словно безмозглое стадо, принялись смещаться в центр комнаты, неуклюже перебирая руками. Скарамучча, словно сбитый с толку несуразный котёнок, пытался угнаться за происходящим, но получалось у него… откровенно говоря так себе. Кадзуха и его ветренность играли против него, а ведь координация, внимательность и реакция были его достоинствами: отточенными и почти-что идеальными. — Готов к любому выговору, очаровательный, — Кадзуха произнёс с мягким смешком, вовремя подхватывая и придерживая Скарамуччу руками, дабы он не упал на пол. Алые глаза ярко засияли, разгоняя полчище теней у двери, словно мешающую туманную дымку, стоило Кадзухе перевести на них быстрый и острый взгляд. Приподняв и схватив Скарамуччу за руку покрепче, он выбежал из комнаты, утягивая фамильяра хвостиком за собой. Ветерок поддувал в спину Скарамуччи, аккуратно помогая и направляя даже несмотря на то, что Кадзуха вёл его за собой. Как будто превращая в лёгкое-лёгкое пёрышко. Выбежав в коридор, Кадзуха заскользил глазами по стенам, словно бы всматриваясь в нечто, прячущееся за ними; ярко сияющие радужки так и говорили за него. Дёрнув головой вбок быстрым движением, он, не мешкаясь, побежал дальше, прямо через массивную мраморную арку, которую они так и не пересекли в прошлый раз, останавливая внимание на той злополучной комнате. Из-под проёма одной из дверей впереди вытекла склизкая масса, пачкая некогда хоть и пыльную, но чистую плитку; дверь из дорого выглядевшего резного дерева темнела, гнила прямо на глазах, и, не прошло и пары секунд, сорвалась с петель прямо перед лицами парней, моментально поглощаясь «нечтом», так отчаянно рвавшимся через неё именно за ними. Тёмная субстанция, объявшая и испачкавшая собой комнату, как Скарамучча успел заметить, оставшаяся в виде чёрных паутинок и разводов на углах и стенах, будто бы «смотрела» прямо на них. Пульсирующая, движущаяся и сокращающаяся: кусочки мебели, деревянных досок и утвари выглядывали из массы, которая, судя по всему, готова спокойно пожертвовать внутренним убранством и красотой ради них, грозясь разрушить всё на своём пути. Залитое болью человеческое лицо показалось из «брюха» существа, шепча на грани агонии:Пожалуйста…
Кадзуха, не теряя концентрации и умиротворённой собранности, разбежавшись и хорошенько оттолкнувшись от словно бы невидимой воздушной ступеньки (для лучшего разгона), побежал по стене, держа окончательно выпавшего от происходящего Скарамуччу крепко-крепко, поддерживая его потоками воздуха и притягивая к себе за талию, спокойно удерживая в воздухе. Тёмно-синие локоны пронеслись так близко, почти что в парочке сантиметров от не успевшего среагировать уродливого создания, сквозь неоднородную массу которого он успел углядеть… десятки сросшихся тел? Так вот почему он был прав и точен в той своей метафоре, о боги. Ловко протиснувшись между ним, парни побежали дальше, вновь соприкасаясь с полом ногами. Скарамучча следовал за Кадзухой чисто на автомате, почти что отключив мозг и эмоции, ибо всё, что кипело в нём в первые минуты погони - ругательства, причём острейшие и грязные. Проклинающие, как бы иронично не прозвучало. Проклинающие этого горячо любимого засранца, белокурые локоны которого моментами хлёстко били его по щекам; тёплая рука которого так ловко вела за собой, моментами выстраивая под его ногами необходимую воздушную опору чтобы он, не дай бог, не споткнулся или запнулся. Поддерживал в каждом шаге и движении, думая за них обоих.Отдай-отдай-отдай.
Голоса вторили в унисон, не в силах выдержать одной конкретной эмоции. Лишь ярость одного из тембров выделялась и глушила остальные, привлекая к себе внимание: говор проклятия. Главного хозяина дома. Обернувшись, Скарамучча сбился с дыхания: склизкая на вид материя поглощала коридор за ними, окутывая собой всё свободное пространство, тянясь, гонясь именно за ними. Десятки дрожащих человеческих рук тянулись вперёд, так и надеясь ухватиться, и Скара, не сдержавшись, выпустил из пальцев заряд молнии, стоило ему хоть немного прочувствовать это раздражение вновь. Тень болезненно застонала, рассосавшись в месте удара, но скорости не растеряла, почти моментально затягиваясь.Скарамучча впервые видел нечто подобное. «Прекрасный» рабочий опыт, иначе не скажешь.
— Нет, это не поможет, но очень милая попытка, — Кадзуха тихо бросил, уклоняясь от толкавшейся под ноги мебели, помогая и Скаре; маневрируя и используя его моментами, как живой противовес, чтобы увернуться. Помещение спешно поглощалось за ними, обрубая любой шанс на ошибку и путь отхода, но Кадзуху, кажется, это нисколечко не тревожило. Он с лёгкими, даже озорным смешком выбежал в зал, скользя вниз по лестничным перилам, ведя за собой несуразного и расфокусированного фамильяра, который так старался подстраиваться под движения хозяина. Масштабы и богатство поместья поражали, единственное, что Скарамучча более-менее понимал: Кадзухе есть где развернуться, дабы воспользоваться своими способностями вдоволь, потакая воображению, только вот… Что он вообще творит? Какая у него цель? Эта его загадочность и пребывание себе на уме сейчас были ой как некстати. Скарамучче так хотелось ругаться, но его голова ощутимо кружилась, пытаясь угнаться за темпом хозяина; ругань, очевидно, была не в приоритете. Кошки-мышки с проклятием. Буквально догонялки. Какого. Чёрта. Стоило Кадзухе почти что приблизиться к полу - выскользнувшая из теней огромная рука проломила одну из ближайших к парням стен, так и надеясь задеть его и столь желанного Скарамуччу обломками. Кадзуха, будто бы предсказав такой ход заранее, отпрыгнул и уже неспешно зашагал по воздуху, бросая в сторону тени руки по-лисьи озорной взгляд. Скара, обрадовавшись маломальской заминке, выдохнул, чувствуя, как учтиво воздух поддерживал его. Передышка. Архонты, спасибо. Одна из самых крупный каменных глыб застыла в воздухе недалеко от парочки, будто бы не в силах протиснуться дальше; как ягодка в плотном-плотном слое желе. Сгущённый воздух удерживал её с лёгкостью, словно один из бумажных фонариков на недавно посещённом ими празднике. — Я ведь вижу каждое твоё движение, — Кадзуха усмехнулся, всматриваясь в застывшую когтистую кисть ярко горящими алым глазами. — Вижу тебя через стены. Мои чувства глубже и острее человеческих, так как ты собираешься поймать нас? Ты не настолько силён, чтобы запереть нас в доме или же поглотить его целиком. Так много слепых зон. — Кадзуха. — Обещаю, совсем скоро ты всё поймёшь, — мгновенно изменившийся тембр мага словно погладил Скарамуччу по макушке: нежный, тёплый и ласковый. — Помни о моей просьбе: верь мн— Не успел Кадзуха договорить, как потолок пугающе затрещал, моментально привлекая его внимание. Утянув фамильяра на себя, слегка вжав в ключицы и шею, он отпрыгнул назад, вставая на лестничные перила. Яркий аромат мяты, исходящий от кожи за тонким одеянием, ударил Скарамучче в нос, моментально успокаивая и заряжая неловкими чувствами: раздражение и некогда душащее ворчание тут же утихомирилось, не в силах устоять перед свежестью и сладостью любимого аромата. Яркое желание поурчать зачесалось в горле: он так сильно напоминал мартовского кота, почуявшего влекущий аромат кошачьей мяты. Так. Стоп… Какого чёрта на Кадзухе настолько тонкая рубашка. Они на курорт выбрались, или же на чертовски холодную и недружелюбную северную часть Тейвата? Как он, Скарамучча, вообще умудрился проглядеть. Ещё и так спокойно расстегнулся, ходя нараспашку, ну какое пренебрежительное… Стоило Кадзухе вновь так резко утянуть его за руку, прерывая мысленное ворчание, фамильяр, не выдержав, трансформировался в кота, моментально впиваясь в руки хозяина-засранца острыми коготками. Он не вынесет такого унижения вновь: маг таскал и вилял им, как тряпичной куклой, убегая и хихикая, как полнейший идиот. Позорище, нужно было поступить так намного раньше. — Ой, а я и не подумал, — Кадзуха, неловко улыбнувшись, глянул на пилящего его холодным взглядом кота. — Прекрасное решение. Буп, — он тыкнул Скарамуччу во влажный носик, не сдерживая смешка, стоило ему ласково шлёпнуть его распушившимся хвостом по запястью.Громкий треск.
— Ох, быстрее, чем я думал, — всё, что сорвалось с губ всё ещё столь подозрительно уравновешенного Кадзухи. Не выдержав давления, потолок прорвало, и через огромную брешь меж треснувших деревянных панелей в помещение закапала тёмная жижа, разбиваясь о плитку с противным «шлёп» крупными упругими каплями, принимаясь собираться в то тревожное нечто, от чего они так старательно убегали последние минуты. — И всё же даже так: прекрасно, — Кадзуха произнёс тихо-тихо, любопытно прищуриваясь, внимательно следя за каждым движениями существа, сгоняющегося в нечто цельное, скользя по полу; он словно бы учтиво дожидался, смотря на проклятие сверху-вниз, тиская тёмно-синее ушко фамильяра. — Иди же сюда. Стоило нечту собраться, обретая уже знакомую уродливую форму - потустороннее скрежетание не заставило себя долго ждать; сорвавшись с места, проклятие поползло к лестнице, пачкая пол тёмными разводами. И Кадзуха, не мешкаясь, перепрыгнул через него с лёгким смешком, ведя уже в противоположную часть, судя по всему, обеденного зала; волосы выбились из хвостика, но его это нисколечко не волновало. Стоило поясу пальто почти что выскользнуть из шлёвок от таких пируэтов, Скарамучча, среагировав, впился в него лапкой, утягивая к себе. Нет-нет, он не позволит этому прекрасному атрибуту образа Кадзухи даже маленько испортиться, лишиться деталей. Зажав ткань между лапками, фамильяр обвил хвост вокруг кисти хозяина, продолжая следить за ситуацией и дальше. Маленький пушистый сторож, так старающийся скомкать пояс лапками, боясь даже маленько повредить его коготками. Очевиднейший минус кошачьей формы. Кадзуха, судя по всему, испытывающий явно облегчение от того, что ему более не нужно тягать Скарамуччу за собой, разошёлся, с присущей лёгкостью уворачиваясь от жадных рук и выпадов, не сдерживая улыбки. Выбив одну из дверей на пути грубым шквалом ветра, он, вновь так быстро сообразив и выбрав сторону на развилке, побежал дальше, сбивая подкидываемые препятствия на пути острыми потоками воздуха. Даже когда стены по бокам начали рушиться, превращаясь в каменную труху под яростными ударами извне, Кадзуха, пригнувшись и проскользив по полу, не утратил мягко-расслабленного выражения, крепко держа в очередной раз выпавшую от происходящего тёмно-синюю ушастую плюшку.Раздражаешь. Как же ты раздражаешь. Отдай. Прекрати. Перестань.
У Скарамуччи более язык не повернётся считать Кадзуху магом-домоседом, вся жизнь которого крутилась только вокруг книжек и пресловутых сеансов с помощью всяким бедолагам. Он был хорош, безумно хорош. Cтранное чувство, но Скарамучче так хотелось восхищённо ухмыльнуться (ухмылка и улыбка всегда шли бок о бок, являясь особенностью его эмоциональности), выказать хозяину ту степень уважения и восхищения, которая перекрывала собой даже столь саднящее ворчание.Он был. Чертовски. Хорош.
Комнаты рушились, коридоры трещали по швам: будто бы ребёнок, не в силах контролировать свою ярость, бил руками по кукольному домику. И Кадзуха, всецело подстраиваясь под обстоятельства, перепрыгивал с балки на балку некогда цельных деревянных панелей пола, даже не оборачиваясь. Зная, что позади, не отставая, нечто пожирает комнату за комнатой: так злобно, по-животному голодно, преследуя лишь одну волнующую его цель. — А ведь тебе был так дорог этот дом, — Кадзуха бросил, наступая подошвой грязных сапог на одну из, вероятно, дорогущих картин. Осколки стекла неприятно резали слух Скарамуччи, стоило хозяину пробежаться по ним, и он так ярко думал о столь сентиментальном: лишь бы только Кадзуха не поранился.Ты не знаешь. Ничего не знаешь. Не понимаешь.
— Хах, — Кадзуха усмехнулся, с ноги выбивая одну из дверей. Резко остановившись, он обернулся, окрашивая несущееся к ним создание уже тёплой улыбкой. — А вот здесь ты не прав. Мне жаль. Скарамучча моментально заелозил, замечая, как стремительно нечто сокращало расстояние между ними, цепляясь десятками уже почерневших рук за стены, будто бы проталкивая себя вперёд. Громкий, болезненный смех заполнил коридор; десятки клокочущих голосов разразились разговорами, которые, даже если бы Скарамучча захотел, точно не смог бы понять. Жалкое, уже действительно напуганное желание повторять: «Кадзуха-Кадзуха-Кадзуха» так и рвалось из фамильяра, но… — Покойтесь с миром. Сделав один единственный шаг назад, переступая порог комнаты, Кадзуха смотрел на существо уже сухо-безэмоциональным взглядом. Стоило проклятию приблизиться, почти что ворваться в комнату грубейшим рывком - Кадзуха громко щёлкнул пальцами, меланхолично улыбаясь на прощание. Громкий вопль и десятки завывающих голосов ударили в уши, как и яркий, буквально слепящий поток света. Последнее, что увидел Скарамучча перед тем как зажмурить глаза - острозубая, вот-вот готовящаяся сожрать его пасть у самой мордочки, вытянувшаяся прямо из смрадного брюха; пара корявых когтистых рук, уже готовящихся коснуться поджавшихся кошачьих ушей вместе с тихим и глухим: попался. Родной голос разогнал воссозданную в мыслях тревожную картинку: — Спасибо. Спасибо за доверие, Скара. Скарамучча всё ещё жмурился, чувствуя такое сильное облегчение от ласкового тембра. Всё хорошо. Этот голос так и говорил, что всё хорошо. — Можешь открывать глаза, всё закончилось, — прохладная рука прошлась по макушке, принимаясь приглаживать неосознанно распушившуюся шёрстку. — Всё хорошо, — Кадзуха произнёс так нежно, так ласково, что хотелось заурчать. Доверившись и открыв глаза, Скарамучча, моментально установив зрительный контакт с Кадзухой, который, судя по всему, и сам хотел его «поймать» как можно скорее, сразу же почувствовал, как сердце чуть участило стук. Уже по-хорошему. Он в порядке. С ним всё хорошо. Кадзуха цел и невредим. Грохот упавшей на фоне деревянной балки заставил обоих вздрогнуть. Свет пробился в комнату через выбитые ставни и окна, как ни странно, оживляя (на фоне всей разрухи, иронично) это ранее тёмное и пугающее место. И как им теперь… объяснять всё это Дотторе?А ещё Скарамучча так ничего и не понял.
И выговор Кадзухе определённо устроит. За тонкую рубашку уж точно. И недомолвки. За них особенно.
— Обсудим всё произошедшее позже, желательно за чаем, — Кадзуха устало бросил, запуская пальцы в спутавшиеся волосы. Вымотанная улыбка окрасила губы. — И Скара, ты ведь не думаешь, я отдал бы тебя ему? Скарамучча промолчал, перевоплощаясь в человека, наигранно-обиженно хмурясь. Не думал, конечно, но предупредить-то хоть можно было. — Ты ведь самое дорогое, что у меня есть, — Кадзуха вздохнул, нахмуренно прикрывая глаза, почти что шепча: — Я не променяю тебя ни на что на свете… Скарамучча застыл, резко переводя всё своё внимание на Кадзуху, силуэт которого был столь раздражающе залит лучами уже заходящего солнца, неприятно слепя глаза. Недовольное фырканье соскочило с губ, пробивая мага на тихий смешок. Скарамучче так хотелось увидеть… Увидеть, как красиво лучики путаются в его белоснежных локонах, дополняя ни на что не похожий оттенок глаз цвета спелого боярышника. Вглядевшись, фамильяр сбился с дыхания: как знакомо. Кадзуха так красиво смотрелся в лучиках заходящего солнца, но так… чертовски странно. Снова это яркое чувство дежавю. Устало отогнав мысли не к месту, Скарамучча протянул Кадзухе пояс его же пальто, не сдерживая усмешки на проскользнувшие в мимике хозяина лёгкое удивление: — Дурак.