***
Чуя ухмыляется, от него так и пышет довольством. — Ну, — начинает он с неким нетерпением, когда поворачивается, чтобы посмотреть на темноволосого парня рядом с ним. — Думаю, вполне очевидно, что я выиграл. Дазай вовсе не старается скрыть недовольный взгляд и сведённые брови. Он смотрит на свою гору награбленного, печально осознавая, что она гораздо меньше, чем у Чуи. — Нет! Давай посчитаем, — восклицает он, усаживаясь по-удобнее и начиная считать. Рыжий закатывает глаза. — Не позорься, — говорит он, присаживаясь на корточки. — Я выиграл. Прими как данность и отдай наконец мой приз. Дазай прекращает счёт, поворачивается и смотрит на Чую. — Это несправедливо~! — раздраженно протягивает он. — Ты такой маленький, что продавец тебя даже не заметил. Очевидно, ты легко ускользнешь, а мне пришлось уронить какую-то часть, чтобы сбить его. Чуя безразлично смотрит на него. — Звучит очень интересно, а теперь гони мой приз. — Зануда! — Зануда? Потому что я требую своё, честно выигранное? — Ты мошенник! — Дазай, ты жульничал. И тебе нужно было просто наполнить грёбаный пакет, а ты все равно проиграл! Это просто позорище. — Не называй меня позорищем! — Отдай мне мой гребаный приз! — О, ради бога, — ворчит Дазай. Не теряя ни секунды, он хватает подол своей драгоценной бирюзовой толстовки, что была всё это время на нём, и стягивает ее с головы, бросая к ногам Чуи. — Возьми свой дурацкий приз. Чуя замирает, а после вовсе не может отделаться от накатившей улыбки и волны счастья. Наконец-то. Он мигом хватает толстовку, и даже не удерживается снять с себя рубашку, просто накидывает новорожденный элемент одежды поверх неё. Он чуть ли не буквально утопает в ней, но это вовсе не недостаток. — Ура, — тихо бормочет Чуя, падая на один из пуфиков в гараже. Дазай закатывает глаза. Сейчас до него доходит, что было весьма опрометчиво не надеть ничего снизу толстовки. Наверное, он был просто убежден, что Чуя никак не мог выиграть, а когда бы он проиграл, то начал бы подшучивать над ним, ведь сам он даже рубашки не надел, настолько был уверен в своей победе. А сейчас просто до невообразимого стыдно. — Ты украл все мои толстовки, — заявляет Дазай, вставая и направляясь к маленькому рыжему, удобно устроившемся на пуфике, подбирая по пути случайный пакетик со сладостями. И когда Чуя смотрит на него с горящими глазами и дерзкой улыбкой на губах, у Дазая перехватывает дыхание на добрых пять секунд. — Ну, купи еще, — легко бросает Чуя. — Потому что я буду воровать у тебя гораздо больше. Это память обо всех моих победах, о каждом разе, когда я смог надрать тебе твою жалкую задницу. Дазай усмехается. — Жалкая задница, — повторяет он, все еще немного злясь из-за отнятой одежды, садится рядом с Чуей. В гараже ещё три пуфика, но по какой-то причине Дазай возжелал усесться именно на тот, на котором уже сидел Чуя. — Чиби, — говорит Дазай, поворачиваясь к рыжему. — Подвинься немного. — Зачем? — Недоумевает он. — Давай смотреть на звёзды вместе. — Я выиграл, так что ты не можешь... — Пожалуйста? Чуя недолго раздумывает и двигается, позволив Дазаю усесться и облокотиться об его спину. Брюнету повезло, что пребывает во всё ещё хорошем расположении духа после победы и полученной драгоценности. — Эта штука не предназначена для того, чтоб на ней сидели двое. Слишком тесно... — бормочет Чуя, пока к нему приходит осознание, что Дазай тут вообще-то без рубашки перед ним. Буквально. Не то чтобы они не видели друг друга в подобном виде, но они явно не были настолько близки в эти моменты, чтоб ощущать друг друга. Что уж там, Чуя был из тех немногих, кто видел Дазая без его дурацких бинтов. Не то чтобы это было красивое зрелище. Не то чтобы он хотел об этом вспоминать. Дазай согласно кивает. — Ага, на нем даже половины моего тела нет. — Ага, потому что ты слишком толстый, — рявкает Чуя, но отодвигается еще немного, а потом еще больше, а потом просто решает разрешить ситуацию, ложась на свою правую руку. Это не очень хорошая идея, потому что теперь он может видеть лицо Дазая, и они так чертовски близки, и он чувствует, как все его тело нагревается, и он даже немного потеет, и ему, вероятно, следует снять толстовку. Но он не станет. Он скорее останется в ней и сдохнет от теплового удара, чем снимет ее. — Держи, — говорит брюнет, протягивая пачку со сладостями Чуе, пока он смотрит в люк на потолке. Рыжий вздыхает и принимает ее, раскрывая и хватая одну из конфет. Запрокидывает ее себе в рот и протягивает немного Дазаю, чтобы тот тоже мог взять, если захочет. Он выглядывает из просвета. Чистое небо, не скрытое облаками. — Ты не увидишь никаких звезд, — заявляет Чуя, поворачиваясь, чтобы взглянуть парню в глаза. — Световое загрязнение никто не отменял. Дазай пожимает плечами. «Не имеет значения». Они оба молчат несколько минут. Дазай берет только одну конфету, воздерживаясь от остальных, и они просто смотрят за окно в крыше, хотя небо просто черное и темное и на нем нет звезд. Они даже не видят луну из просвета. Через несколько мгновений Чуя чувствует, как Дазай ерзает под его рукой, а затем понимает, что он просто лезет в карман, чтобы что-то вытащить. И то, что вытаскивает Дазай, Это фотография Чуи, которую он сделал ранее днем. Он поднимает изображение вверх, загораживая им окно в крыше, и они вдвоем какое-то время просто смотрят на него. Чуя моргает. Он выглядит... мило. Половина лица Ацуши в кадре слева, а вдалеке видна школа. В центре картины, конечно же, рыжеволосый, с улыбкой на лице, с открытыми во время разговора губами, слегка порозовевшими щеками и волосами, усеянными ярким светом, проникающим сквозь листву. Можно даже разглядеть некоторые из его небольших веснушек, которые трудно заметить, если на них не направлен свет или вы не находитесь достаточно близко. Как всегда красивая картинка. — Звезд не видно, зато мы увидели маленького, неприятного слизняка, — бормочет Дазай в уютной тишине комнаты. Чуя усмехается и хлопает Дазая по животу, а не по груди, как обычно, потому что шрамы там все еще могут причинять ему боль, хотя они уже давно зажили, и он это знает. — Заткнись, — бормочет он, его голос менее ядовит, чем в присутствии других. — Что ты собираешься с этим делать? Дазай моргает. Он немного вертит фотографию в разные стороны. Когда Чуя отводит взгляд от фото, чтобы взглянуть на лицо брюнета, на его губах появляется самая мягкая улыбка; он чувствует внезапно накатившее тепло. — Я повешу это на стену, — через некоторое время отвечает Дазай. Чуя поднимает брови. — Настолько хороша? — Они все хороши, — отвечает Дазай, не колеблясь ни секунды. — Некоторые просто лучше других. Я бы повесил все те, что в коробке, если бы мог. О, что насчёт веревок для сушки белья? Мы могли бы повесить на них кое-что. — Это не чертова прачечная. — Ну а куда мне ещё вешать! — возражает Дазай, преувеличенно хмурясь. Чуя фыркает и закатывает глаза. — У нас нет бельевых веревок, — огрызается он. — И это достаточно жутко, входить сюда и видеть свое лицо повсюду. — Тут есть и мои изображения! — Восемьдесят процентов из них — мои! — говорит Чуя, глядя на него. — И лишь десять процентов — это ты, а остальные десять — пейзажи. — Зануда. Рыжий слегка толкает парня, а затем скатывается с кресла-мешка. Он направляется к школьной сумке Дазая, расстёгивает молнию и достает камеру. Он не первый раз использует ее. И иногда у него действительно получались довольно хорошие снимки, но он далеко не так искусен в этом, как Дазай. Чуя поворачивается к Дазаю, который с любопытством наблюдает за ним. — Дазай, — говорит Чуя, немного продвигаясь вперед. — Ты чертовски уродлив. Брюнет фыркает и закатывает глаза. — Это определенно отличается от мнения большинства... Щелк. Когда фотография напечатана, он как всегда встряхивает ее, а затем терпеливо ждет, пока фотография появится. Это забавно. Каждая фотография, которую они когда-либо делали друг с другом, была спонтанной. Никаких поз, никаких натянутых улыбок или красивой стильной одежды. Их естественность — то, что делает их лучше. Естественные выражения. Будь это сердитость, счастье или страсть, решительность. Что бы не отражалось в их глазах, жестах, мимике это именно то, что завораживает в каждой отдельной фотографии. В позировании нет живости. В выдавленной улыбке нет того тепла. И когда фото напечатано, Чуя не может не улыбнуться. На нем Чуя сумел запечатлеть раздраженного и оскорбленного словами Чуи Осаму. Рыжий признаёт, что брюнет очень даже хорош собой. Однако он никогда бы не признался в этом ему самому, потому что нет нужды увеличивать его и без того постоянно растущее эго. У него самая острая линия подбородка, самые нежные губы, самый красивый нос. А глаза...карие, блестящие и глубокие, будто вцепились в тебя когтями и уже никогда не отпустят. Чуя тут же подходит к столу в углу гаража и вытаскивает кусок синей скрепки, прикрепляет его к задней части, а затем вешает на стену. Недостаток места на стене означает, что фотографии теперь начинают накладываться друг на друга, но это не имеет значения, потому что они по-прежнему выглядят красиво. И они оба практически запомнили, как выглядят все картинки. — Дерьмовая картинка, — заявляет Дазай, садясь на пуфик. — Освещение такое же паршивое, как и твое чувство стиля. Чуя оборачивается с молниеносной скоростью. — Блять, и что это должно значить, ты, вобла сушёная? — вопит он, хватая подушку и резко швыряя ее в него. — Мое чувство стиля точно лучше твоего будет! Дазай ловит подушку до того, как она ударит его по лицу, а затем ухмыляется. — Мы оба знаем, что это ложь, Чуя~, — заявляет он, тоже вставая. — Закройся! — огрызается рыжеволосый, пока брюнет подходит к столу, рядом с которым стоит Чуя. Дазай хихикает и тоже вытаскивает какую-то голубую ленту, прежде чем прикрепить ее к обратной стороне фотографии Чуи. — И это я слышу от парня, который все время ворует мои толстовки, словно по уши влюбленная дурочка? — спрашивает он дразнящим голосом, прикрепляя изображение к ближайшему пустому месту, которое находит. Чуя делает паузу, его глаза немного расширяются. Кровь приливает к его шее, поэтому он быстро затягивает завязки толстовки, чтобы скрыть ее, стискивает челюсти, чтобы избавиться от тепла. Уже почти лето. Ему не нужно такое тепло. — Влюбленная ..? — с отвращением повторяет Чуя, даже немного заикаясь. — Не смеши меня. Я не из тех девушек, которые цепляются за тебя. Черт, я даже не девушка. Я беру их только потому, что они удобные. Когда Дазай снова поворачивается к нему лицом, его бровь поднимается, а на губах играет легкая ухмылка. — Я уверен, что ты можешь купить толстовки такого размера самостоятельно. В Интернете, — просто заявляет он. Чуя ошеломлен этим, потому что… ...Он прав. Чуя мог бы. Но что-то в том, чтобы просто навсего заказать худи подобного размера, без выуживания её у Дазая...Кажется неправильным. Вдобавок оно никогда не будет пахнуть, как толстовки Дазая. От такого худи будет переть фабричным материалом, будет свежим и чужеродным. Оно бы не пахло так, как пахнет бирюзовая толстовка Дазая. Ничто и никогда не пахло бы так. — Может, мне просто нравится брать у тебя вещи, — бормочет Чуя, еще сильнее затягивая шнурки, когда тепло начинает подкрадываться к его щекам. Дазай выжидает мгновение, а затем хихикает. — Это хорошее оправдание, — говорит он, снова направляясь к пуфику. Чуя делает паузу. А потом заводится пуще прежнего. — Э-это никакое тебе, черт возьми, оправдание, ублюдок! — Угу, — соглашается Дазай, но его тон нарочито недоверчив, и Чуя уже готов ударить его в ответ, когда Дазай вновь что-то говорит. — Когда тебе нужно спать? Рыжий вздыхает и идет вперед как раз в тот момент, когда Дазай снова располагается на кресле. — Не знаю, через час или около того? — Хорошо. Давай, посмотрим что-нибудь. Чуя пожимает плечами, ведь делать действительно остаётся нечего. Проходя мимо кучи барахла Дазая, он берет одну из упаковок чипсов, а затем открывает её, садясь на противоположное кресло. Пока Дазай включает какое-то случайное шоу, о котором никто из них никогда не слышал, он говорит: — Я бы не дал вам быть вместе. Чуя от внезапности давится чипсами в горле, а затем быстро проглатывает их. — Что, черт возьми, ты только что сказал? — спрашивает он смущенно. Дазай поворачивается, чтобы взглянуть на него. Чуя не привык к такому взгляду. Ни оскала, ни улыбки, ни дерзкой ухмылки. Нет блеска в его глазах. Такое невозмутимое лицо, как на похоронах его брата. — Если бы ты когда-нибудь встретил девушку, которая тебе действительно понравилась бы, — отвечает Дазай, и Чуя напрягается, вспоминая вопрос, который он задал почти час назад, но Дазай откровенно проигнорировал. — Я бы оторвал тебя от нее. Не позволил бы быть вместе. У Чуи точно челюсть отвисает при услышанном. — Так не делается, Дазай. Это нечестно. — огрызается он. Дазай выжидает мгновение, а затем снова поворачивается к телевизору и нажимает «Старт». — Мне плевать, — отвечает он. Они смотрят две серии. Чуя не замечает многого из того, что происходит на экране. Он проводит пятьдесят минут, поглядывая на брюнета, задаваясь вопросом, чем же он мог заслужить встречу с таким сумасшедшим, как он.***
Чуя возвращается домой чуть позже, чем через час. То есть, через два часа. Главным образом потому, что Дазай решил, что было бы забавно положить сладости в открытый рот Чуи, пока тот спокойно дремлет, а затем, когда он вскоре проснулся, из за того, что почувствовал что-то сладкое во рту, он давился конфетами в течение добрых трех минут. Было немного приятно видеть слегка испуганное лицо Дазая и чувствовать его похлопывания по спине, но, очевидно, Чуя не даст этой проказе так просто сойти ему с рук. Он должен отомстить. Он может пойти по классике и пролить что-нибудь ублюдку на голову, когда тот войдёт в комнату. Это их самая безопасная и самая стандартная шутка. По этой причине они оба приучили себя упаковывать дополнительный комплект школьной одежды в свои рюкзаки, ведь ни один из них никогда не может сказать, когда другой собирается вылить на них воду, или лимонад, или порошок, или молоко посреди дня. Порой в своих розыгрышах они демонстрируют крайнюю изобретательность. Как когда Дазай стянул стяжкой активатор спрея духов, который он бросил в комнату Чуи, а затем смеялся каждый раз, когда Чуя жаловался, что в его комнате особенно резко стало пахнуть розами. Настолько едким был запах, что даже после проветривания комнаты, он едва ли стал менее заметным, и так Чуя провел три дня, спя на диване в своей гостиной, чтобы не повредить легкие, придумывая способ отомстить брюнету. До сих пор ему иногда мерещиться этот запах на стенах. Также однажды Чуя взял пачку чипсов Pringles, осторожно ополоснул их в воде, так, чтобы избавиться от всякого аромата и лишних специй, а затем подождал, пока они полностью высохнут, что заняло несколько дней. После чего он предложил их Дазаю. Конечно, когда Дазай ел их, они были несвежими, пресными, на вкус сравнимы с песком. Ему было противно. Чуя воспользовался замешательством товарища и запихал в его пасть как можно больше чипсов, которые Дазай поспешил выплюнуть, а затем Чуя повалил его на пол и задремал у того на груди. Однако Дазай вскоре вернул рыжему должок, начинив пончик майонезом. Поэтому можно с уверенностью сказать, что когда того требуют обстоятельства, они вполне себе способны проявить фантазию. Хотя за последние двенадцать лет они испробовали всякие виды пранков и вспомнить хоть что-нибудь, что они ещё не пробовали провернуть друг над другом было сложно. Однако, когда вдохновение так и посещает их, Чуя не может сдержать безудержного смеха, по крайней мере, когда он сам не становиться подопытным новой проказы. И сейчас, за чисткой зубов, Чуя пытается придумать что-нибудь интересное. Испортить еду? Будет некстати, если посторонние люди станут свидетелями такой шутки, а то мало ли, надумают себе лишнего про сам способ порчи блюда. А свидетели в этот раз точно должны быть, ведь удачный розыгрыш при зрителях сушит двойное унижение для "пострадавшего". Так что, возможно, ему стоит пойти на шалость с проливом. Но проливом чего? Вода слишком скучно и просто, но на что-то большее попросту не хватит карманных денег. Может быть, он мог бы стащить муку из кухни, разбавить ее с водой и изготовить тягучую жижу, что упадет на Дазая. Да. Так он и сделает. — Ты поздно пришел домой. Чуя подпрыгивает от неожиданности. Он поворачивает голову и видит свою мачеху, прислоненную к дверному косяку, ее глаза такие же скучающие и тяжелые, как всегда, руки скрещены на груди. Она одета в ночной халат. Ее розово-рыжие волосы были собраны в небрежный пучок. По этим прямым губам и равнодушному выражению лица Чуя понимает, что у него проблемы. — Я был в гараже, — отвечает он, поворачиваясь к раковине, чтобы прополоскать зубную щетку. — По сути, это тоже считается домом... — Гараж не дом. Дом здесь, с твоей семьей. Чуя раздраженно вздыхает и кладет зубную щетку в чашку, прежде чем повернуться лицом к женщине. — И что мне здесь делать? — С любопытством спрашивает он. — Ты была бы на работе, папа готовил бы ужин, а я бы всё равно сидел в своей комнате, бил баклуши так же, как и в гараже. — Чем тебе тогда так не сидится дома? Чего там такого в этом гараже? Чуя закатывает глаза. — Я и Дазай просто… мы смотрим телевизор или что-то в этом роде. — Что-то в этом роде..? — Хорошо, мы просто сидим там. Этого ты ждёшь? — Чуя. Я разве заслужила того, чтоб со мной так разговаривали? Чуя немного зевает, а затем закрывает рот и покорно качает головой. — Нет, извини, — бормочет он, немного вздыхая. — Но серьезно. Какая разница? Коё наблюдает за Чуей. — Я просто хочу для тебя самого лучшего, приятель, — тяжело вздыхает она. Когда она наклоняется вперед и берет Чую за руку, он не ускользает от нее, как обычно, потому что что-то в ее лице подсказывает ему, что он может получить одну из ее болезненных пощёчин, если попытается и дальше ломать сцену. — От этого мальчика сплошь головная боль! Давай, ты должен спать. Завтра в школу. — Мгм, — бормочет Чуя. Коё кивает и отпускает его руку. — Увидимся завтра, — говорит она. С одной из своих фирменных идеальных улыбок она поворачивается на пятках и уходит в свою комнату. Не ту, которую она когда-то делила с отцом Чат, Кэнсукэ. Всё таки за один год многое изменилось.***
Смесь получилась достаточно тяжёлой. Чуя бы явно не смог притащить её всю в огромном ведре, поэтому он протащил её в небольшом кувшине, предусмотрительно взяв с собой дополнительное количество воды для разбавления смеси. Весьма утомительно стоять на балконе над дверью столовой с кувшином в руке в ожидании брюнета. Все, кто его видит, просто отворачиваются и продолжают заниматься своими делами — в конце концов, испытание происходит между Дазаем и Чуей, и они знают, что лучше не вмешиваться и не смотреть слишком долго. Эти ожидание, розыгрыши и мучения стали нормой для большинства старшеклассников в школе. А если кто-то и рассматривает это как нечто странное, то вскоре всё равно привыкнет к этому. Это неизбежно. — Чуя-сан! Чуя резко опускает голову, чтобы взглянуть на Ацуши, который машет ему рукой с доброй улыбкой, широко раскрытыми глазами. — Что ты там делаешь? — Спрашивает Ацуши. Чуя моргает — Это мой ответ Дазаю. А теперь перестань махать мне рукой! Ты меня выдашь! Ацуши смотрит на кувшин в руках Чуи, а затем его глаза немного расширяются, а рот приоткрывается. — Ты собираешься сбросить это на него? — визжит белобрысый. Рыжий поднимает брови. Как бы спрашивая, что в этом такого. — Угу, — отвечает он. Мальчик все еще немного ошарашен. — Н-но это нехорошо, и…и он будет…и учителя, они… — Они к этому привыкли, — огрызается Чуя, немного перегнувшись через балкон. — Теперь исчезни! Ты меня жёстко палишь! Глаза Ацуши расширяются еще больше. Он только намеревается открыть рот, дабы вразумить Чую, но не успевает, как двери в буфет распахиваются и рыжик замечает знакомую копну темных волос. Конечно, Чуе не требуется лишнего подтверждения, что входящий был Дазай — было слишком много случаев, когда он принимал за Осаму какого-то другого тощего брюнета, но когда он замечает бинты, обмотанные вокруг его рук, Чуя усмехается и легко опрокидывает кувшин, и добрая половина толпы в столовой мигом оглядываются. Все заворожены на мгновение, когда падает бежевая вялая смесь. Дазай поднимает голову за долю секунды до того, как до него доходит. Чуя тоже старается быть на чеку каждый раз и оглядываться повсюду, когда сам заходит в столовую — в конце концов, это их самое любимое место для розыгрышей, поэтому у них есть проблемы с доверием. Но то, что Дазай рефлекторно смотрит вверх, работает в пользу Чуи, потому что масса падает прямиком ему на лицо... И Чуя тут же закатывается заливистым смехом. Половина смеси расточительно падает на пол, но другая половина остается на лице Дазая и на передней части его одежды. По крайней мере, это лучше, чем в тот раз, когда Чуя пытался облить его мёдом, и весь он пролился на пол, полностью пропустив Дазая. Это было чертовски стыдно. А потом дамы за ужином заставили Чую убрать весь мед с пола после окончания занятий — и Дазай, очевидно, сидел на одном из стульев в кафетерии, наблюдая за рыжиком, и время от времени шутил, подначивая того. В тот раз, на просьбу Дазая принести ему воды, Чуя определенно не просто сполоснул свою грязную тряпку в стакане, что у Дазая глаза на лоб полезли после первого глотка. — Получай, придурок! — Кричит Чуя застывшему на месте Дазаю. Один из учителей смотрит на представившуюся сцену, а затем смотрит на Чую. — Накахара-кун! — кричит он. — Теперь уборка под твоей ответственностью! Забавно, что даже учителя не вмешиваются в их…разборки? Соперничество? Как хотите, так и называйте. Чуя снова смеется и так же роняет пластиковый кувшин, но тот не попадает на Дазая и просто плюхается на пол, откатываясь. Дазай поднимает руку и стряхивает с лица как можно больше смеси… И выражение его лица... Непередаваемо. Злой, чертовски злой, с нахмуренными бровями и смертоносными, темными глазами. Это лучшее, что Чуя увидит за весь месяц. — Беги, Чуя, лучше, блять, беги! — Громко объявляет Дазай. И когда Дазай бросает свою сумку на пол, чтобы избавиться от веса, и начинает бежать на полной скорости, Чуя не может не визжать, как чертова девчонка, его сердцебиение учащается, а адреналин бьет, когда он изгибается на пятках и уносится прочь. Они оба отлично ориентируются в школе, потому что, ну… они не в первый раз гоняются друг за другом по коридорам. Обычно преследует Чуя, но если Дазай достаточно разозлится… Тогда он практически неудержим. — Накахара-кун! — кричит учитель, когда рыжеволосый проносится мимо. От того, как быстро тот бежит, учитель успевает заметить лишь размытый силуэт. Чуя бежит без оглядки, ведь знает, что при всём сильном желании, Давай способен потягаться со многими спортсменами в школе, а сейчас он почти что его нагоняет. — Простите, Танака-сенсей! — кричит Чуя позади. — Я сделаю домашнее задание на завтра! Нет, он не сделает. Но сенсею лучше об этом не знать, пока что. Пока что Накахаре хватает одного разгневанного преследователя. Чуя бежит по коридору, чуть не натыкаясь на невинного первокурсника с широко открытыми глазами, а затем чудом не сбивает другого учителя, который тоже на него кричит, а затем он резво забегает за угол и едва успевает удержаться на ногах от резкого поворота. К счастью, ему удается восстановить равновесие до того, как он врезается лицом в землю, и продолжает нестись со всех ног. Он не может перестать улыбаться. Он никогда не сможет, когда делает что-то подобное. Чуя словно повёрнутый наркоман, а адреналин его личный сорт героина.* — Чуя! — кричит Дазай, и, Боже, он ближе, чем думал рыжеволосый. — Ты, черт возьми, думаешь, это смешно? Чуя злодейски смеется, чуть запрокидывая голову и убегая. «Это самое смешное, что я когда-либо видел!» — отвечает он в задыхающимся крике. — Ты испортил мне чёртовы волосы! — кричит Дазай. Чуя просто больше смеется над этим. Не только потому, что он подпортил Дазаю прическу, но и потому, что сам брюнет на самом деле не ругается так много за такой короткий промежуток времени, так что он, должно быть, злится, о, он точно должен быть в ярости. Что просто замечательно, конечно. — Не благодари! — отзывается Чуя. А потом он совершает самую глупую ошибку, какую только мог… Он бежит в мужской туалет. Туалет — худшее место, куда можно пойти, если за вами гонятся, если только нет эвакуационного выхода. А его нет. Если вы находитесь в туалете, а кто-то гонится за вами, вас наверняка поймают, даже если вы закроетесь в кабинке. Потому что в конце концов вам придется выбраться из неё, и когда вы имеете дело с кем-то настолько сумасшедшим, как Дазай, они наверняка терпеливо вас дождутся. И тогда уже можно созывать гостей на похороны. Как только эта мысль врезается в мозг, Чуя быстро поворачивается и пытается выбежать из туалета, пока может, но Дазай стоит прямо в дверном проеме, так что вместо этого он извивается и пытается убежать в самую глубь. И когда Чуя все таки решает забежать в одну из кабинок, дабы обдумать путь отступления, Дазай тут же сокращает оставшееся между ними расстояние, отрезая путь к спасению. А затем, заламывает беглецу руки за спину, пресекая всякое движение. — Отпусти! — кричит Чуя. Когда он пытается ударить Дазая ногой, тот легко избегает этого, потому что он полностью осведомлен о том, как атакует Чуя, как никак столько времени знакомы. — Неужели за ту невинную шутку с конфетами, за такую мелочь, я действительно заслужил быть облитым размокшим тестом? — недоверчиво спрашивает Дазай, крепче сжимая руку рыжика. Чуя фыркает и закатывает глаза. — Ой, бедняжка. А как насчет того времени, когда я лишь одну твою бровь натёр воском, а ты решил распустить обо мне слух о том, как меня заводят щенки?! — Это была достойная расплата! — Нихуя подобного! Дазай стонет и подталкивает рыжего под руку к зеркалу. Взгляд Чуи тут же останавливается на отражении Дазая, и он немного смущен. Неудивительно, ведь он всё ещё достает ему лишь до груди, с другой стороны это позволяет хорошо разглядеть его лицо. Когда тесто в его волосах начинает медленно стекать, Чуя вновь смеётся. — И над чем, скажи мне, ты сейчас смеёшься? — рычит Дазай, немного наклоняясь, пока его подбородок не упирается в волосы Чуи. — Ты только глянь. Моя бровь до сих пор ещё не зажила. Ты хоть понимаешь, что творишь? Всё это время я старался быть к тебе снисходительным, а ты портишь мне жизнь, как можешь. Чуя снова хихикает, на этот раз больше потому, что не может поверить в то, что говорит этот идиот. — Ты и снисходителен? — с любопытством повторяет он, прежде чем склонить голову набок, чтобы посмотреть на Дазая; и брюнет смотрит вниз, его глаза все еще немного темны, щеки слегка зарделись. — Ты шутишь что ли? Если это действительно так, то кончай сдерживаться. Самому не надоело? Он знает, что Дазай не отступит перед вызовом, а потому всеми силами пытается взять его на слабо. — Не боишься? — спрашивает Дазай, немного наклоняясь. — Даже если это поставит твою жизнь под угрозу? Чуя усмехается, но понимает, что не в силах оторвать зрительного контакта. — Ты можешь ненавидеть меня, Дазай, — начинает он, слегка улыбаясь, — но ты не станешь подвергать меня опасности. Давай не утруждается ответить. Он наклоняется еще ниже, немного больно кусает нос Чуи, а затем отпускает его. Отпускает, ведь скоро тот вернётся и поймет, насколько же ошибался.