***
Чуя вглядывается на себя в зеркале, размышляя о том, что ему всё же стоило бы позвонить и узнать у Йосано, пригласила ли она Дазая, но... Но любой ответ может не оправдать возложенных ожиданий. Теперь, когда он обнадежил сам себя, ответ «нет» лишь разочарует. А если всё же «да», то подозрений и косых взглядов от перевозбуждения явно не избежит. Лучше занять голову чем-то иным. Например, внешним видом. Чуя с сомнением засовывает телефон в задний карман шорт. Он поправляет свою федору и кардиган на плечах, судя по размеру, характерному стилю и запаху, несложно предположить, что этот элемент гардероба один из тех, что он угнал у Дазая. Еще через несколько минут глядя на себя в зеркало и глубоко вздохнув, Чуя наконец набирается смелости выйти из комнаты, взяв с собой только кошелек. Ему не понадобится много. Он кладет бумажник в свободный задний карман, а затем спускается по ступенькам, нервничая, как под напряжением электричества. — Чуя, ты? Рыжий останавливается у подножия лестницы. Он поворачивается к отцу, который лежит на диване с банкой пива в руках и слегка прищуривается, глядя на сына. — Угу, — отвечает Чуя, стараясь не выдать жалости при виде такого отца, ленивого и апатичного. — Тебе что-то нужно, или я могу пойти? Кэнсуке качает головой, а затем торжественно делает еще один глоток из банки. — Ничего не нужно. Развлекайся... куда бы ты там не шёл. — Конечно. На секунду он смотрит на отца. Чуя действительно любит своего отца. Потому что он может быть никудышным мужем и отцом, человеком, который понятия не имеет, как проявлять привязанность или быть рядом с близкими, и пусть он повадился пить дешёвый алкоголь время от времени, пусть он и не принимал активную роль всю сознательную жизнь Чуи, он всё же был рядом… Он никогда не уходил. Не покидал дом в порыве ярости, так и не вернувшись. Не бросал. Поэтому Чуя не может его осуждать или ненавидеть, он просто не хочет быть в обиде на отца. — Увидимся позже, пап, — бормочет Чуя. Его сердце слегка сжимается при осознании того, насколько даже слово «папа» стало натянутым и таким ...неловким. Кэнсуке просто кивает. — Увидимся, — ворчит он. Через мгновение веки его тяжелеют и он засыпает. Чуя какое-то время наблюдает за ним, а затем оглядывается в поисках второго родителя. Он замечает Кое, стоявшую чуть поодаль, скрестив руки, одетая в юбку-карандаш, белую блузку и черные туфли. — Доброе утро, Чуя. Чуя слегка сжимает челюсти. — Доброе, — бормочет он в ответ, направляясь к входной двери. Кое моргает и смотрит, как ее пасынок распахивает дверь, готовый выйти. — Хорошо выглядишь. Он медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на нее. И хотя улыбка, которой она его одаривает, всё ещё отдает неискренностью... В ее взгляде отчётливо видно заботу и нарастающее беспокойство. Рыжий кивает в ответ. — Спасибо, — отвечает он. — Я... я вернусь до наступления темноты. Я обещаю. Кое кивает. — Я буду ждать, — заявляет она. Через мгновение женщина смотрит на мужа, лежавшего на диване, во сне не заметившего, как пролил пиво. — Отвратительно, — ворчит Кое. — Кэнсуке, вставай, слышишь? Жалкое зрелище, это… Чуя уходит и закрывает за собой дверь. У него нет желания видеть, как они спорят. Не то чтобы это можно было считать полноценной ссорой, учитывая, что отец подчиняется всякому капризу своей жены, хоть в конечном итоге не изменяя своим привычкам. Чуя всё равно не может на это смотреть. Он уходит. Идёт к тем, с кем ему по-настоящему хорошо.***
— Эскимо, Чуя-сан. Чуя вздрагивает. Он поворачивается и видит улыбающегося Ацуши. На нем так же надета шляпа, хоть та и соломенная, она напоминает как сильно он склонен к солнечным ожогам. Бедолага и солнцезащитный крем не пожалел. Когда он попросил Акутагаву намазать ему спину, тот лишь поморщился и грубо отказался, однако же нехотя подчинился, когда вмешался уже Чуя. — Спасибо, — говорит Чуя, забирая мороженое. — Где ты это взял? Ацуши усмехается и указывает на ближайший ларек. — Оттуда. Они стоят всего сто йен каждая, поэтому я купил по одной для каждого из нас. Чуя оглядывается вокруг. Их десять, так что, если бы Ацуши действительно купил по одному каждому из них, это обошлось бы в тысячу иен. Он быстро вытаскивает бумажник из заднего кармана и хватает монету в пятьсот иен. — Вот, — говорит, протягивая его мальчику. — Я покрою половину. — О, не стоит, — отнекивается Ацуши. — Всё в порядке, правда. Чуя усмехается и пихает монету дальше мальчику. — Бери пока дают, идиот. На убеждения уходит полминуты, но, в конце концов, Чуя добивается успеха, и Ацуши робко берет монету, последний раз одаривая своей улыбкой, прежде чем тот вскакивает на ноги и идет туда, где сидят Тачихара и Куникида, вероятно, чтобы передать им их порцию. — Так жарко, — ворчит Акутагава, валяясь с Чуей под зонтиком на клетчатом пледе. — Но жара такая чудесная! — Кенджи восклицает; он сел на угол простыни, подальше от тени. — Некоторые говорят, что от солнечных ожогов возникает рак кожи, но они ведь такие приятные! — Ты псих, — говорит Чуя. — Нет! — Заявляет Кенджи. — Просто у меня дома всегда так холодно, даже летом, потому что моя мама из Канады, поэтому она предпочитает холод! О, а я вам говорил, ребята, что у нее есть ферма в Канаде? Возможно, ее было сложно содержать из-за температуры и условий, но бизнес был довольно успешным, и она заработала много денег! У нее даже есть целый фотоальбом! Она показала мне несколько фотографий их коровы Поппи и, честно говоря, я просто влюбился… Удивительно, но ни Чуя, ни Акутагава не возражают. На самом деле приятно слышать, как кто-то отзывается о чем-то с таким блеском в глазах, как Кенджи. Акутагава смакует каждое предложение, которое говорит мальчик, и история его жизни довольно тривиальная, но то, как именно мальчик обо всем рассказывает заставляет невольно вслушаться и удивиться. Чуя пытается сосредоточиться, но он немного отвлекается, поэтому не может не пропустить несколько слов и предложений то тут, то там. Через несколько минут Ацуши вперевалку возвращается к ним троим и устраивается, скрестив ноги, на свободном месте на простыне. — Боже, вот же погодка-то, — восклицает он.— Понятно, почему все волнуются о глобальном потеплении. — Вот же идиот, — бормочет Акутагава. — Эй, зачем оскорблять-то? — жалуется Ацуши, толкая локтем ногу Акутагавы. — Почему тебя вообще уступили место в тени? Ты, что вампир? Акутагава усмехается. — Именно. И первым делом я обескровлю тебя. Чуя ухмыляется. — Ну, у каждого свои фетиши, — смеётся он, на что глаза Акутагавы распахиваются, а его щеки заливаются румянцем. — В этом не было подтекста! — громко отрицает он, заставляя себя сесть и пристально взглянуть на Накахару, который только разражается безудержным хохотом. — Не смешно, Чуя-сан — А мне кажется это очень забавным, — радостно говорит Кенджи. — Варежку прихлопни. На подобный выпад со стороны Рюноскэ, Чуя и Ацуши начали огрызаться с ним. Кенджи хихикает в плечо Ацуши. — Все в порядке, — уверяет он, отстраняясь от Ацуши и улыбаясь Акутагаве. — Ты тоже забавный, Акутагава сэмпай. Акутагава лишь фыркает, покидая их, дабы ответить на зов природы. — Ребята, мы собираемся купаться, не? — Интересуется Чуя. Даже на другом пледе, где сидят Йосано, Рампо, Тачихара, Куникида, Хигучи и По, никто из них еще даже не коснулся моря. — О, конечно, — говорит Ацуши, — думаю, мы сначала дождемся, когда придут все. Чуя нахмурился. — Все? — скептически спрашивает он. — Разве мы все не здесь? Ацуши смотрит на рыжего, а затем качает головой, слегка улыбаясь, прежде чем его взгляд цепляет что-то позади Чуи, и он поднимает руку, чтобы помахать. — А вот и он, — отвечает он тем временем. — Опоздал, как всегда. Пока Ацуши машет рукой кому бы то ни было, Чуя нерешительно поворачивает голову, его сердцебиение ускоряется. Нет, этого не может быть... Он пришёл сюда, а шатена здесь не было. Прошло уже около получаса, так что Чуя практически отказался от мысли, что он придет, но ему следовало учесть, что этот засранец всегда опаздывает, и неизвестно, опоздает ли он на пять минут или на два часа. Но вот глаза Чуи встречаются с его глазами, и когда Дазай осознает, на кого смотрит, останавливается. Чуя понимает, что оно того стоило. Стоило нарядиться, стоило сказать «да», стоило прийти сюда. Чуя ничего не может с этим поделать, правда. Лицо его светлеет, смягчается, сто эмоций сразу, во взгляде появляется что-то такое бурное, и губы намекают на улыбку, но улыбающимся его тоже нельзя считать. Он чувствует необыкновенное спокойствие. Одной рукой он придерживал шляпу, в другой покоилось мороженое. Даже солнце, кажется, оказывает ему услугу, падая на его лицо, освещая его, как свеча в кромешной тьме комнаты. И его волосы... Точно языки пламени. Дазаю многого стоит пересилить себя. Но разве можно его винить? Его руки тут же хватаются за камеру на шее, и хотя он все еще находится в нескольких шагах от своей музы, он не может позволить этому моменту пройти мимо него. Он подносит камеру к глазу, лишь немного увеличивая масштаб и не теряет ни секунды, чтобы сделать снимок, его сердце трепещет от приятного и такого родного ощущения. А после улыбается. — Дазай! — кричит Йосано со своего места, небрежно прислоняясь к Рампо. — Перестань улыбаться, как влюбленный щенок, и тащи свою задницу сюда! Итак опоздал. Дазай кладет фотографию в карман брюк, как только та распечатывается, глядя на Чую почти три секунды, прежде чем обратить внимание на девушку. — Я опоздал на автобус, — заявляет он, позволяя камере повиснуть на своей шее. — Ну, тогда иди сюда! — кричит Йосано. Дазай лишь качает головой. — Я ухожу, — объявляет он, разворачиваясь на носках. Кажется, Чуя ощущает, как его сердце ухнуло вниз, а кровь лишь сильнее закипает в жилах. — Что? — Йосано визжит. — Вернись сюда, идиот! Дазай не слушает. Он поднимает руку и машет на прощание. В груди Чуи разжигается пламя. Оно кусающее и горячее, и от него сводит сжатые до боли челюсти, а глаза стреляют молниями. Ему требуется несколько секунд, чтобы идентифицировать это как ярость. Чистейшую ярость. Ярость, от которой он уже отвык за этот месяц. — О нет, только посмей, — шепчет Чуя себе под нос. Ацуши слышит это и уже готовиться к надвигающейся разборке. Но прежде чем он успевает открыть рот, Чуя уже встает на ноги и бежит вслед за Дазаем. — Ты чертов мудак! — Кричит он, пока Дазай оборачивается с широко раскрытыми от шока глазами, сидевшая неподалеку семья быстро закрывает уши своим детям. — Ты не можешь просто так уйти! Дазай удивленно смотрит на приближающегося рыжего. Говоря объективно, Чуя многим проигрывает ему. Шатен, конечно, подонок, но он раздражающе умен, манипулятивен и чертовски хорошо скрывает эмоции. Поэтому всё, что требует тактического мышления или всякой изощренности является коньком Дазая. Однако же, когда дело доходит до атлетизма? Чуя хоть и невысокого роста, но он не хилый, и с детства был достаточно активным. В ловкости, выносливости и силе Дазаю с ним не сравниться. — Хватит меня преследовать! — кричит Дазай, быстро уклоняясь от подбежавшего ему ребенка с пляжным мячом в руке. Чуя лишь фыркает. Когда пляжный мяч начинает лететь в его сторону, он пригибается и кувыркается в своем решительном безумии, а затем, не теряя ни секунды, поднимается на ноги и снова начинает бежать. — Дазай! — Кричит он сердито. Шатен уже задыхается, бедра сводит судорогой, глаза затуманиваются. — Просто остановись! — Нет, ты буквально гонишься за мной! — Тогда хватит бежать! — Что ты имеешь в виду?! — кричит Дазай, задыхаясь и хватая воздух, он замедляется. — Просто уйди. Прочь! — Нет! Осталось пять метров. У Дазая больше не остаётся сил. Четыре метра. Три. Два. Один Чуя прыгает в последнюю секунду, инерция подталкивает его вперед, и он приземляется на спину Дазая, внезапная атака и он падает наземь. Вместе они с глухим ударом падают на горячий песок. — Ох, черт, — бормочет Дазай, как только они приземлились. Немного песка попадает ему в рот, и он быстро его выплевывает, морщась от сухого, зернистого вкуса. — Ты… придурок, — тяжело дышит Чуя, приподнимаясь настолько, что у Дазая выходит перевернуться на спину. Их глаза встречаются, и грудь рыжего снова наполняется яростью, и он преисполненный гневом замахивается на друга. — Ты думаешь… ты думаешь, что можешь просто убежать от меня?! Дазай выжидает немного, а затем лениво ухмыляется, его волосы растрепаны и теперь усеяны песком. — Нет, — прямо заявляет он. — Ты всегда был быстрее меня. — Тогда какой смысл было бежать? — недоверчиво спрашивает Чуя. Дазай хихикает, как девчонка, хватает пригоршню песка и слабо швыряет его в подтянутую грудь Чуи. — Было весело, — отвечает он. Чуя выжидает паузу. Дазай... Он весь светится. В его глазах отчетливый блеск, а лицо... Такое счастливое. Он не был таким с тех пор, как умер Одасаку. Он никогда не светился так. — Ты… — шепчет Чуя, опуская кулак и прижимая его к груди шатена. Их глаза снова встречаются, и кажется, что дыхание вот-вот прервётся. — Ты… такой чертов тупица. Дазай не может сдержать улыбку. — Мне тоже приятно тебя видеть, Слизняк. Сердце Чуи замирает. Он на секунду закрывает глаза и слегка двигает ногой. И чувствует, как голая кожа трётся о чужую. Глаза рыжего распахиваются, когда он смотрит вниз. — Что? — спрашивает Дазай, глядя вниз. — О, ты не заметил, что сидишь верхом на моей талии? Нравится быть наездником? Глаза Чуи слегка расширяются, его щеки зарделись. — Ты… заткнись, черт возьми! Я вообще об этом не думал! Дазай медленно кивает. — Угу... ты поэтому так завис? — Боже, я правда… — Чуя спрыгивает с талии Дазая. Он ощущает сильный жар, сосредоточенный на лице. — …я чертовски ненавижу тебя. — Я тоже тебя ненавижу, Чиби, — со вздохом бормочет Дазай. Он заставляет себя сесть, а затем поворачивается к Чуе, который просто смотрит на песок, сминаемый под тяжестью его руки. — О, а ты покраснел. — Да, потому что здесь адское пекло! — Огрызаются в ответ. Дазай ухмыляется. — Верно, — недоверчиво заявляет он. — Твою мать, просто захлопни пасть. Зачем она вообще тебя пригласила? — Мне напомнить, кто только что буквально гнался за мной? — Да, чтобы убить, — угрожает Чуя. Он вскакивает на ноги, глядя на шатена резким взглядом. Он вздрагивает, а затем ему внезапно становится противно думать, что к концу дня ему, возможно, придется провести еще месяц с Дазаем, просто избегая его. Снова. — Хочу задать один вопрос. — Валяй. — Ты собираешься… — начинает Чуя, его сердце на секунду болезненно сжимается, — …и дальше меня избегать? Дазай делает паузу, встречаясь с беспокойством в голубых глазах. Затем он отворачивается, задумчиво кусая внутреннюю сторону щеки. — Это было глупо с моей стороны — думать, что я смогу избежать тебя, — бормочет он в ответ. Губы Чуи растягиваются в легкой улыбке, и он приседает. — Так и есть, — соглашается он. — У нас слишком много общих друзей, чтобы ты мог… — Нет. Чуя не понимающе вскидывает брови. — Не поэтому. — Дазай хватает Чую за руку и тянет его немного ближе, а левая рука рыжего автоматически сжимается в кулак, готовясь ударить засранца прямо в лицо. — Разве ты не понимаешь, Чуя? — бормочет он, чуть наклонившись вниз, улыбаясь краешком губ. — Нас нельзя разлучить. Ох, блять. Дазай, поистине, единственный человек, способный заставить Чую потерять дар речи. И испытывать ... Такой дискомфорт. Раз за разом он вынуждает ощущать себя больным на голову, с адской температурой и жаром во всем теле. Хоть солнце всё ещё смертельно палящее, Чуя сомневается, что дело уже в нем. — Я… — шепчет Чуя, его голос отстраненный и приглушенный. — Ты сейчас серьезно? Сам-то веришь в то, что говоришь? С его лица не спадает свойственная ему ухмылка. Однако Накахара не может не заметить появившийся румянец на его щеках. — А ты нет? — Я не верю, а знаю, — бормочет Чуя. — И уже давно, а ты только это понял. — Чтож, пожалуй, я маленько тормоз. — Маленько? — Это мой кардиган? — Как видишь, — чересчур самодовольно признается рыжий. — Тебе настолько меня мало? Не можешь насытиться? — Дразняще воркует Дазай. За это и получает удар в грудь. — Не шути со мной, — рычит Чуя, закатывая глаза. — Теперь, когда мы разобрались с твоими тараканами, вернемся к остальным. Но как только Чуя пытается встать, Дазай тянет его назад, вынуждая сесть. — Что ты, блять, на эт... — Давай останемся здесь, — просит Дазай с мягкой улыбкой на лице, глядя на Накахару. — Только мы вдвоем. Ненадолго. Чуя не смеет отказать. Эта просьба столь мягкая и нежная. Такая несвойственная Дазаю, оттого так и тянет её выполнить. — Хорошо, придурок, но лишь ненадолго А затем они оба ложатся на песок, и пока они разговаривают – и спорят… в основном спорят – Чуя обнаруживает свою голову на плече Дазая, обнимающего его, и они оба вновь нашли то самое душевное единение, которое и отличает их от других. И прежде чем кто-либо из них успеет это заметить... «Ненадолго» превращается в десять минут. А потом тридцать. И потом час. Два.***
— Ну..? Чуя плюхается на свободное пространство между Рампо и Хигучи. Наклонив голову, он смотрит на Йосано, сидевшую по другую сторону от Рампо. — Что «ну»? — невозмутимо спрашивает он, в то время как Дазай садится между Ацуши и Тачихарой. Йосано поднимает брови, сделав короткие глотки из бокала с коктейлем. — Так чем вы там двое занимались? — спрашивает она, взглянув на Дазая, который ведет себя совершенно беспечно, откинувшись на ладони, с притворным выражением скуки на лице. — Вас двоих не было так долго. Мы уже решили, что вы ушли. — Он похитил меня, — говорит Чуя. Дазай усмехается, закатывая глаза. — Ты будешь последним человеком, которого я бы похитил, — ворчит он. — Это говорит парень, который запер меня в гараже более чем на два часа? — Это говорит парень, который только что прижимался ко мне меня на песке? Чуя замирает, как и все остальные. — Дазай… — шепчет он тихим, но смертоносным тоном. Но шатен лишь ухмыляется, его глаза мерцают под сиянием солнечного света. — Вообще-то, мне понравилось, — говорит он, от чего щеки Чуи в очередной раз вспыхивают. — Ты! — Накахара изображает гнев, словно вот-вот готовый наброситься на шатена. — Скотина паршивая! — Ой, да ладно, ты можешь лучше, — перебивает Рампо, мягко подталкивая рыжего толчком локтя. — Не подначивай! — ругается Йосано, щёлкая того по лбу, на что он просто хмурится, пока она не смягчается. — Не стоит поощрять их драки, от них столько нервотрёпки. — Но я так давно не видел, чтобы они спорили, — жалуется мужчина, доедая плитку шоколада. Чуя пристально смотрит на Рампо, который подмигивает ему в ответ без всякой причины. — Наши споры не для твоего развлечения, — цедит он. — Тогда… — начинает Рампо, поднимая брови, — …зачем вы вообще ругаетесь? — Он просто идиот. — Потому что он подонок. Ответы, что приходят моментально и одновременно, заставляют всех замолчать, а затем Чуя и Дазай раздражённо смотрят друг на друга, сверля взглядами. — Не то чтобы я знал, что происходит… — начинает Тачихара, поворачиваясь к Чуе с любезной улыбкой. — Но ты же новый сотрудник, верно? Приятно познакомиться, Чуя-кун. Накахара отвечает на рукопожатия, в то время как на лице Дазая расцветает удивление. — Да, это я. Мне тоже приятно познакомиться, Тачихара. И, пожалуйста, зови меня просто Чуя. Тачихара добродушно улыбается и услужливо кивает: «Конечно», — отвечает он — Сотрудник? – растерянно спрашивает Дазай. Йосано смотрит на неоо, а затем усмехается. — Ты не знал? — спрашивает она с любопытством. — Чуя подрабатывает летом в нашем кинотеатре. Дазай щурится и разворачивается к Чуе. — Зачем? — Потому что мне нужно было чем-то заняться, чтоб не дать мозгу полностью сгнить — ворчит рыжий, закатывая глаза. — Когда я целый день торчу дома, работа кажется спасением. — Боюсь, твоему мозгу уже ничего не поможет, Чиби. — Ха-ха. Да по тебе стендап плачет, молодец. — Рад, что ты смог оценить мою шутку по достоинству. — Жаль, оно есть только у шутки. — Ну-ну, Чуя, не комплексуй. Уверен, у тебя там всё не так плохо. — Сука! — Ладно, ребята, хватит с вас спорить! — Вмешивается Ацуши, широко улыбаясь. — Как насчет того, чтобы мы все пошли купаться? Акутагава закатывает глаза. — Как насчет того, чтобы утонуть? — Здесь слишком много негатива! – взволнованно восклицает Кенджи, вскакивая на ноги. — Давайте все будем добры друг к другу! Давайте говорить приятные вещи! — Ладно, — бормочет Акутагава с того места, где он снова лежит, с закрытыми глазами. — Накаджима, надеюсь, ты утонешь. Но приятно. Куникида не мог не хмыкнуть, притворяясь спящим, чтобы его никто не беспокоил. Кенджи ярко сияет . — Спасибо за сотрудничество, Акутагава сэмпай! — радостно говорит он. — Это всё равно грубо! — Пищит Ацуши. — Боже, здесь так много тестостерона, — бормочет Хигучи себе под нос, глаза снова скрыты солнечными очками, хотя в этот раз это уже уместно. — Солидарна с тобой. — Посмеивается Йосано. Чуя делает паузу, понимая, что Хигучи буквально сидит рядом с ним. Он поворачивает голову, чтобы взглянуть на нее, и она оглядывается в ответ, даже улыбаясь ему — небольшой вежливый жест, на который он отвечает, а затем отводит взгляд. Сейчас самое время спросить...? Он не хочет спрашивать при всех, но оттащить ее будет подозрительно, и у него не будет возможности связаться с ней снова, пока они не вернутся на работу, где они, возможно, даже не смогут нормально поговорить. Чуя сглатывает, а затем наклоняется ближе к девушке. — Хигучи, — начинает он тише, так что все остальные остаются погруженными в разговор и не обращают на них особого внимания. Хигучи поворачивается и смотрит на него, слегка наклонив голову. — Да? — Всё ещё улыбаясь, спрашивает она. — Ты... — осторожно начинает Чуя, — ...гомофобка? Вопрос заставляет брови блондинки взлететь вверх, а губы растянуться в забавной улыбке. — Это неожиданный вопрос. Что привело тебя к такому выводу? — спрашивает она с любопытством. — Иван, — отвечает он и улыбка ее исчезает, лицо выпрямляется. — Он сказал, что ты назвала его засранцем, потому что он бисексуал. Я хотел убедиться. Хигучи какое-то время остаётся полностью неподвижной. По истечении этих нескольких мгновений она тихо вздыхает и выпрямляется, глядя на рыжего из-под солнцезащитных очков. — На самом деле нет, — отвечает она, снимая очки. — Честно говоря, я ведь тоже не совсем по мальчикам. Чуя делает паузу, слегка наклонив голову. — Ты... серьезно? — он спрашивает. — Лесбиянка? Да. — Несмотря на подобное откровение, её лицо всё ещё мрачное. Она поворачивается к нему, и, насколько он может видеть, ее карие глаза немного ввалились. — Я не поэтому считаю его засранцем. — Тогда почему? Девушка снова вздыхает и откладывает сложенные солнцезащитные очки в сторону. Ее мешки под глазами стали гораздо менее заметными, чем раньше, либо потому, что ей действительно удалось заснуть, либо потому, что ее макияж хорошо справляется со своей задачей, но и без них видно, как та устала. Хигучи требуется несколько секунд, чтобы ответить. Чуя в предвкушении чешет колено, пытаясь придумать, что она может сказать. Может быть, он изменяет своим партнершам? Может, он со всеми флиртует? Может быть, он изменил Хигучи ? Подождите, но она лесбиянка. Может быть, у него просто такой же невыносимый, как Дазай? (Здесь появляется TW!) — Из-за домогательств. Такого он точно не ожидал. — А?! — восклицает он, его глаза расширяются, лицо бледнеет. Их диалог привлек всеобщее внимание. Однако Ацуши и Акутагава продолжают ругаться. Хигучи поднимает взгляд и встречается взглядом с Чуей. — Его уже много раз обвиняли. К нам приходят девушки и рассказывают, что он хватал их за задницы или гладил по волосам даже после того, как они прямо давали понять, что не заинтересованы ни в чем. В основном это такие мелкие детали. В этом году к нам также приходил один мальчик… он рассказал, насколько Иван был «липучим», когда его попросили показать ему дорогу до уборной. Сказал, что он трогал его локоть, бедро, задницу и ещё кое-что… У Чуи ощущение, будто его легкие сдавлены. Он провел с ним почти час в пустой комнате. Конечно, он совсем не оценил силы Ивана, если не считать легкости, с которой тот нес пылесосы, но Чуя тоже переносил их легко. Его регулярные посещения спортзала не напрасны. Может быть, отсутствие каких-либо поползновений в течение этого часа означает лишь то, что Иван не интересуется им? Он чувствует как у него пересохло в горле. — … В основном мелкие детали? — спрашивает он неохотно. Хигучи вздыхает и пожимает плечами, отводя взгляд. — Я могу уверена, что он сделал бы гораздо больше, если бы вокруг не было постоянно столько людей. Я могу это полностью гарантировать. Этот засранец даже однажды запустил руку мне в юбку. Йосано возмущённо глядит на неё, наклоняясь вперед. — Ичиё, — Отрезает она, — Ты даже мне не говорила… Блондинка качает головой, отводя взгляд. — Меня это не особо беспокоило, — бормочет она, хотя взгляды, которые она обычно посылает на Ивана из-под своих солнцезащитных очков, говорят сами за себя. — Не волнуйся об этом, Акико. — Не беспокойся об этом? Йосано не перестает возмущаться. Чуя сжимает челюсти. Он чувствует, как его тело уже дрожит от пронизывающего до костей отвращения. — Почему, черт возьми, его не уволили? — спрашивает он с сильным оттенком раздражения в тоне. Поскольку Хигучи немного притихла, Йосано заговорила, ее лицо все еще было бледным, как бумага. — Есть причины, — отвечает она с насмешкой. — По словам менеджера, у нас не хватает кадров, а Иван работает уже два года, так что, видимо, «хорошо» справляется со своими обязанностями. Кроме того, нет никаких доказательств — хотя я думаю, что если достаточное количество людей говорят, что подверглись сексуальному насилию со стороны одного и того же парня, значит, они, блять, подверглись сексуальному насилию со стороны одного и того же парня. Хотя в прошлом году я обнаружила занятную деталь. Иван — двоюродный брат менеджера. Чуя вздрагивает. Впервые Дазай наклоняется вперед, снова прищурившись, нахмурив брови. — И он… бисексуал? — Спрашивает он. — ...Да, — отвечает Йосано. Это заставляет шатена на мгновение напрячься, его лоб покрывается морщинами, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на Чую. Их глаза встречаются, и Дазай открывает рот, колеблясь на секунду, прежде чем неохотно спросить: — Он…? Чуя некоторое время смотрит на него в замешательстве. А затем его глаза расширяются, челюсть отвисает. — Нет! — Он активно мотает головой, размахивая руками. — Он мне ничего не сделал При этом Дазай немного падает, расслабляясь, а затем кивает. Он смотрит на Йосано, который все еще выглядит расстроенной — вероятно, из-за Ивана, и особенно из-за того, что он сделал с Хигучи. — Повтори, как его зовут? — спрашивает он. Йосано моргает. — Иван. — И вы сделали все возможное, чтобы его уволили? — Все, что было в моих силах. — Девушка вздыхает и трет рукой свои голые ноги, все еще бледные. — Я даже прочитала лекцию менеджеру и все такое… он пригрозил мне увольнением. — Вам, ребята, следует просто уйти! — Говорит Кенджи. — Не-а, — начинает Рампо, слегка качая головой. — Ваше присутствие там, пожалуй, единственное, что удерживает Ивана от того, чтобы зайти слишком далеко. Дазай хмурится, призадумавшись. — Но… — Через мгновение шатен снова смотрит на Чую, который вперил взгляд себе под ноги, глубоко размышляя. — Чуя. — Что? — Уходи оттуда. — Что? С работы? Дазай кивает, на что Чуя усмехается, закатывая глаза. Услышав об Иване, рыжему действительно стало не по себе, но теперь он еще больше не решается уйти. Потому что Йосано — его друг . И даже Хигучи, и По, и Кенджи, и Тачихара — они все такие хорошие люди, что оставить их там, а затем уйти в отставку — все равно, что сбежать. Это все равно что оставить их позади, чтобы они вернулись к своему циклу, в то время как Чуя заползает обратно в дыру, из которой он вышел. Вдобавок ко всему, Чуя знает, как защитить себя. Большую часть своей жизни он занимался боевыми искусствами не для того, чтобы позволить приставать к себе или кому-то еще. Он всех защитит, Ивана уволят, а то и того хуже. Он позаботится о том, чтобы этот засранец получил то, что хотел. — Нет, — отвечает Чуя. — Прости, но я не уйду. Хигучи поворачивает голову к рыжему. — А следовало бы. Поверь мне, то, как он посмотрел на тебя в первый день, было звоночком. — О, так он уже проявил интерес? — недоверчиво восклицает Дазай, наклоняясь вперед, нахмурив брови. — Вряд ли, — усмехается Чуя. — Некоторое время мы были буквально одни, и он ни черта не делал. — Потому что вы были в зале. У них там камеры, — заявляет Тачихара, слегка нахмурившись. — И кроме того, — начинает Йосано, — не стоит отменять того факта, что он мог специально наладить с тобой связь, чтобы после залезть к тебе в штаны. (TW заканчивается здесь!) (Краткое содержание разговора: Хигучи объясняет, что Иван прикасается к людям без их согласия. Чуя в шоке. Ивана не уволили из-за оправданий менеджера, поскольку они двоюродные братья. Хигучи признает, что он сделал это и с ней. Дазай просит Чую уйти с работы, но он отрицает это, несмотря на то, что Хигучи говорит, что Иван явно выразил интерес. Йосано говорит Чуе, что Иван, вероятно, пытается развить эмоциональную связь, чтобы залезть к нему в штаны.) Дазай смотрит на рыжего. Хотя он явно чувствует отвращение и ему определенно некомфортно, он может видеть это на его лице, столь же яркое, как солнце в полдень: решимость. Шатен, конечно, любит спорить с Чуей, но это уже не просто подколы к его росту. Это другое. Настоящий спор с Чуей — битва, которую, как он знает, он не сможет выиграть. — Тогда… — начинает Дазай, переводя взгляд на Йосано. — Позвольте мне тоже подать заявку. — Да ты не серьезно! — Удивлённо говорит Чуя. — Вполне себе серьезно. — Я не маленький ребенок, Дазай; Я могу позаботиться о себе. Какого черта ты думаешь, что я… — А что, если он сильнее? — спрашивает шатен, его голос звучит строже . — А что, если у него черный пояс или что-то в этом роде? Что тогда? Чуя об этом не подумал. Это довольно ясно видно по тому, как рыжий замирает, тело медленно опускается вниз. — Но… — Чуя сжимает руки в кулаки, плед застревает между его пальцами. — Я не хочу втягивать в это тебя… или кого-то еще. — Именно в этот момент Чуя смотрит на него. На часть предплечья Дазая, которая кажется, более перевязана, чем остальные; двойное, нет, тройное обертывание. Когда Чуя видит это, его сердце словно замедляется, его челюсть слегка сжимается, лицо бледнеет. И по тому, как Дазай агрессивно отталкивает свою руку и прячет ее от поля зрения Чуи, совершенно очевидно, что он заметил, как Чуя обострил на этом свое внимание. — Можем ли мы… — впервые начинает По, его голос неуверенный и дрожащий, — …перестать говорить об этом сейчас? Хигучи кивает в знак согласия. — Да, мне бы тоже этого хотелось. — Прости, что поднял эту тему, — бормочет Чуя, пытаясь установить зрительный контакт с Дазаем, который внезапно нашел мокрый песок в нескольких метрах отсюда, несомненно, очаровательным. Как всегда, Йосано берет на себя ответственность разрядить обстановку. — В любом случае! — взволнованно кричит она, вскакивая на ноги. — Кто пойдет со мной в воду? — Я! — Ацуши и Кенджи взволнованно восклицают в унисон. Акутагава с ворчанием садится. — Я пойду, — ворчит он, и внезапно Куникида тоже просыпается, говорит: «А, конечно» и поднимается на ноги. Когда Рампо встаёт, потягиваясь, По следует его примеру. Чуя замечает, как Рампо небрежно обнимает По за плечи, когда они идут бок о бок к берегу, и на мгновение впечатляется тому, как По не отстраняется, не съеживается и не замыкается в себе. Кажется, он действительно расслаблен . Хигучи, Тачихара и Дазай тоже встают. Блондинка слегка зевает. — Давай, — говорит она, поглаживая Чую по голове, проходя мимо. — Пойдем искупаемся. Рыжий поднимается на ноги и смотрит, как они все направляются к берегу. — Дазай! Дазай останавливается и поворачивает голову. — Что?— спрашивает он, его голос лишен эмоций. Взгляд Чуи скользнул вниз к его руке, а затем снова поднялся к глазам, таким же пустым, как всегда, тёмно-коричневым и почти жутким. — Зачем ты...? — спрашивает он, его сердце сжимается от боли. Дазай какое-то время просто смотрит на него. Затем его губы растягиваются в улыбке, он разворачивается и уходит. — Я здесь, чтобы веселиться, — говорит он. — Мы можем поговорить об этом позже. Чуя слишком хорошо его знает. "Мы можем поговорить об этом позже" равноценно "Я никогда не буду об этом говорить." И он не станет. Ни за что. Но Чуя упрямая сука, и когда он решает добиться чего-то, он этого добивается. Даже если это означает пойти против Дазая Осаму.